Завеса Даркамара

Я добралась. Ложись спать, ладно?

Еще в Лондоне пообещав приемной матери написать, как только представится возможность, я торопливо напечатала сообщение и тут же закрыла мессенджер, стараясь случайно не зацепиться взглядом за ее аватар – счастливый отпечаток прошлого лета в семейном домике на озере. В обнимку с Роуэном, конечно.

– Вот мы и на месте, – бросила Нина, прервав молчание.

Машина затормозила у приземистого двухэтажного здания, втиснутого меж сверкающих стеклом и новизной соседей.

Цветочные барельефы у границы второго этажа, высокие окна, расцвеченные огнями, и резные сказочные двери привлекали внимание и навевали мысли об эпохе, которой давно уже нет.

Все вокруг будто дышало историей – настоящей, а не той, что принято показывать в музеях и на модных выставках – и каменный фасад, покрытый слоем мха и благородной патины, лишь усиливал это впечатление.

– Гостиница «Нимфалида[2]», – прочла я потемневшую от дождя вывеску.

Слово казалось знакомым, но я никак не могла вспомнить, где именно его слышала. Неужели на одном из забытых школьных уроков?

– Назвали в честь семейства бабочек, – сухо пояснила Нина, верно определив направление моих мыслей. – Отец нынешней хозяйки был увлеченным энтомологом. Говорят, частенько ездил в экспедиции и чего только не привозил.

Я кивнула и, получив из рук смущенного водителя чемодан, спешно прошла за Ниной в гостиничный холл.

Тот оказался маленьким и темным, но вполне приятным. Рассеянный свет, падающий от старомодных абажуров, расставленных по углам вместо часовых, и мерный шум дождя за окном создавали ощущение уюта и тепла. Убежища, в котором ничего не страшно.

– О, мисс Грант, мы как раз вас ждали.

Гадая, как она меня узнала, я получила ключи из дрогнувшей хозяйской руки, спешно попрощалась с Ниной и по длинному коридору прошла в номер.

Раскрыв чемодан на полу у высокого окна, занавешенного невесомым кремовым тюлем, я по очереди вытащила все черные водолазки, джинсы и футболки, которые привезла с собой. А потом разложила их по категориям, и, не удовлетворившись результатом, сделала это по цветам.

И только когда немного успокоила беспокойный разум, достала еще кое-что. Совершенно неожиданное в картине моего нового мира. Опасное и слишком хорошо знакомое, оно притаилось на самом дне чемодана, словно змея, грозящая броситься, едва я двинусь.

Бинты. Свежее лезвие. Наполовину пустой флакончик антисептика.

Набор, от которого я в ужасе отказалась еще несколько месяцев назад, но который все равно взяла с собой. И совершенно не помнила, как укладывала в чемодан. На самом деле не помнила!

Пожалуй, это пугало куда больше, чем видение, посетившее меня в аэропорту. И было куда хуже, чем старые шрамы, оставшиеся на руках напоминанием о прошлом срыве.

Меня замутило.

Я пообещала родителям, что больше не притронусь к лезвию и не стану резать себя, когда все в очередной раз пойдет не по плану, рожденному в голове. Так зачем? И как?

Дрожащими руками я вернула принадлежности на дно, застегнула молнию и, как следует наподдав ни в чем не повинному чемодану ногой, отправила его под кровать.

Хватит с меня ужасов!

Я не повторю ту ошибку, что совершила после первого крупного приступа и потери роли в серьезной театральной постановке, и вместе с ними – краха всех амбиций и надежд. Никогда или просто не сегодня?

Не раздеваясь, я легла на кровать и натянула покрывало до самого горла.

Лезвие и бинты продолжали будоражить и без того разворошенный улей разума. Мне не нравилось знать, что они рядом, но встать и выбросить все в ближайшую урну рука так и не поднялась.

И почему я всегда была такой слабой?

Меня разбудил утренний свет, который сочился в номер сквозь шторы.

Слепящий и как никогда далекий, он бил прямо в глаза, путая мысли и мешая уснуть снова.

– Отличный повод для прогулки! – сонно пробормотала я, вспомнив любимую отцовскую поговорку. – Что ж…

Накануне я готова была поклясться, что не посмею и носа высунуть в город, если только кто-то не выгонит меня из отеля силой. Но теперь, днем, когда ничего на свете не страшно, перспектива выйти к людям казалась даже соблазнительной.

Решиться пришло на удивление легко.

И десять минут под обжигающе горячим душем лишь укрепили мою уверенность.

Да и что мне было терять?

Натянув вчерашнюю водолазку и черные джинсы, заметно свободные в талии после последних пары нервных месяцев, я завершила образ любимой косухой, перехватила волосы резинкой, взяла сумочку и потянулась к двери. Чтобы секунду спустя понять, что та заперта.

Какого, собственно, дьявола?

Я дернула ручку снова, для верности навалилась на каркас всем телом, но и это не решило проблемы.

Секунду спустя в коридоре послышались осторожные шаги.

Я прижалась ухом к деревянному полотну и сбивчиво объяснила, что случилось, а потом попросила о помощи с заклинившей дверью. Гость из коридора не отозвался, то ли не услышав мою тираду, то ли не понимая ни слова по-английски. Постояв немного по другую сторону – близко, но невозможно далеко – он двинулся прочь, оставив меня в полном недоумении.

– Эй, мне правда нужна помощь!

Ответом стала тишина.

А если случившееся было не случайностью, какие порой случаются со старыми домами, и кто-то специально запер меня в номере?

Не желая верить, я в два шага оказалась у телефона.

В засаленном справочнике с содержимым мини-бара и пространным описанием местной кухни, нашелся только номер администратора, но, на счастье, он-то и был мне нужен.

Я набрала несколько двоек и застыла в ожидании.

Гудок, третий, четвертый, а за ними – протяжный металлический стон и тишина с полосой помех, что напоминали голоса привидений.

Дикость. Бред. Просто правда.

Ситуация казалась настолько абсурдной и глупой, что я быстро уверилась: кто-то безумный действительно запер меня в номере.

Неужели только чтобы не выпустить меня в город?

Но если так, выйти непременно надо, немедленно и прямо сейчас. Только как?

Я присела на край кровати и с яростью уставилась на дверь, словно надеялась, что та почувствует силу моего недовольства и отворится сама собой.

Конечно, ничего такого не произошло.

И все же оставалось окно.

Воздав короткую молитву богам за номер на первом этаже, я подергала шпингалеты, но те, намертво впечатанные в рамы, не поддались, оставив меня ни с чем.

Хозяева предусмотрели все или почти все. Но им ли я помешала уже в первый же вечер после возвращения?

Сдаваться, ничего толком не попробовав, точно не входило в мои правила. Я медленно выдохнула, окинула взглядом комнату и, подхватив тяжелую статуэтку коня, украшавшую единственную полку на свободной стене, в два мощных удара сбила обе задвижки.

А потом перемахнула через нижнюю часть рамы и спрыгнула на мокрую от дождя траву у дома.

И только там почувствовала себя лучше, словно прохладный воздух и стресс бодрили не хуже доброй чашки кофе.

Уйти было просто, и чем дальше оставалась гостиница с ее странностями, тем свободнее и живее я себя чувствовала.

За квартал от «Нимфалиды» все стало настолько хорошо, что побег едва не превратился в прекрасное приключение.

На мгновение я забыла о страхах и кошмарах из прошлого. Может, потому, что ничего не видела ночью. Отсутствие снов стало избавлением, которого я отчаянно желала, но о котором не смела даже мечтать.

Город годами неумело отпугивал меня жутью, но ослабил хватку едва я попала в объятия. Мы оба, казалось, были рады на время забыть о боли, что причинили друг другу.

– Ну здравствуй, Будапешт.

Я шла вперед, пока не уперлась в реку и набережную Пешти Альто[3] у Цепного моста Сечени[4]. И, кажется, узнала и то и другое.

Лучшие психиатры, нанятые отцом, почти заставили обо всем забыть… Но теперь, когда мне наконец удалось увидеть пейзажи из детства воочию, никто на свете не смог бы убедить, что я не бывала здесь раньше.

В другой, далекой теперь жизни. Жуткой, пугающей и несчастливой. И почему мне не запомнилось хоть что-то хорошее? Его ведь не могло не быть – до того нападения и пролитой на пол бальной залы крови. Так почему память отняла у меня и эти крохи?

Дунай поразил меня размахом и силой, и я на время задержалась на мосту, завороженно глядя вниз на темные, неспешно текущие прочь воды, пока кто-то не окликнул меня по имени.

Не тому, к которому я привыкла, получив фамилию Грант, а тому, что было до него… Удивительно, но я все-таки его вспомнила.

Эрис[5]. Богиня спора, разлада и зла.

– Эрис!

Окликнули, конечно, не меня, а красивую рыжую девушку, идущую впереди, но я была рада услышать старое имя вновь.

А вот встретить кого-то – уже не очень. Знакомых, которым я была бы рада, в Будапеште давно не осталось, а с теми, что мы могли встретиться, я бы предпочла никогда не пересекаться.

К счастью, и девушка, и окликнувший ее спутник оказались незнакомцами.

– Значит, Эрис? – сдержать улыбку было непросто, и я позволила ей коснуться губ. – Красиво звучит.

Надпись на кассе гласила, что билеты на яркоокрашенный речной трамвайчик закончились еще до моему прихода, и, быстро оставив идею посмотреть на город с реки, я перешла на западный берег, поднялась в горку и вышла к Рыбацкому бастиону[6].

Шатровыми башнями он будто грозил самому небу – суровый, каменный и прекрасный. Новодел из тех, что совсем такими не кажутся.

Новая, сотворенная из ничего история. Лучше, чем на любом фото.

– Так вот ты какой.

Я обошла монументальную статую святого Иштвана[7], сурово взирающего на город, который он когда-то пообещал защищать, и после, немного побродив по нижним балконам бастиона, купила билет на верхние галереи, где людей было заметно меньше.

С высокой смотровой площадки, открытой всем ветрам, город казался далеким, сказочным и прекрасным. Таким, наверное, я бы даже смогла его полюбить, будь у меня шанс.

Но прошлое можно только принять, а не изменить…

На верхней площадке я ненадолго задержалась у музыкантов, наигрывающих незамысловатую и смутно знакомую мелодию. Она согревала, но звучала так печально, что я невольно отошла в сторону – к уличным художникам, их исписанным яркими красками мольбертам и… собственному портрету на одном из самодельных стендов.

– Что за?..

С холста смотрело то же узкое лицо с огнями голубых глаз, что я привыкла видеть в зеркале: длинная шея, выпирающие от худобы хрупкие ключицы, темные волосы, небрежно заправленные за уши… Каждая деталь жутко повторяла мои черты.

– Чей это портрет? – спросила я, в суеверном ужасе замерев перед холстом. – Кто на нем?

– Это траурница, госпожа, – на чистом английском ответил художник. – Так называют портрет мертвеца.

[1] 9 район, или Фрэнсис таун – район Будапешта, расположенный в центре на восточном берегу Дуная

[2]Нимфалиды – семейство чешуекрылых (бабочек), включающее больше 6 100 видов

[3]Набережная на восточном берегу реки Дунай в Будапеште

[4] Мост через реку Дунай в Будапеште. Яркая достопримечательность города

[5] Эрис или Эрида – богиня раздора, споров в греческой мифологии

[6] Рыбацкий бастион – замок на вершине холма в Будапеште. Одна из самых узнаваемых достопримечательностей города, которая видно практически из любой его точки

[7] Святой Иштван – венгерский князь, позднее король Венгрии, святой покровитель и мифический защитник страны

Глава 5. Там, где все началось

Узнать себя в другом – пугающее и неприятное чувство. Тревожное, гадкое и неправильное. А уж когда этот кто-то – мертвец…

– Траурница, значит.

И почему, едва я позволила себе поверить, что все может сложиться хорошо, проклятый город вцепился в горло когтями, чтобы снова мучить и сводить с ума?

Какая злая ирония!

– Верно, госпожа.

Отложив краски, художник поднял глаза и, вероятно, только теперь заметив мое сходство с портретом, невольно отодвинулся вместе с переносной скамеечкой, на которой сидел.

– Эта девушка действительно умерла? – переспросила я, указывая раскрытой ладонью на портрет.

На холсте, несомненно, была изображена другая – хотя бы потому, что в отличие от нее я все еще бродила по земле, а не выжженным полям мертвых богов – но отчего-то хотелось, чтобы художник это подтвердил. Назвал имя несчастной и тем самым окончательно отделил нас друг от друга.

– Мне так сказали, госпожа.

Он отвечал неохотно, но я цеплялась за его слова, как за соломинку, словно они и правда могли все объяснить.

– Вы не сами нарисовали ее?

– Я срисовал, – быстро поправил он. – С оригинала галереи «Роза». Продавать копии не запрещено, иначе я бы не стал…

– Галерея находится где-то в городе?

Что-то внутри меня, темное и пока неназванное, отчаянно желало, чтобы «Роза» оказалась далеко-далеко, за тысячу километров от Будапешта. В месте абсолютно недоступном даже со всеми деньгами и связями отца.

Есть тайны, к которым не стоит прикасаться.

Что-то подсказывало: эта как раз одна из них. Незримая черта, заступив за которую уже не сможешь вернуться.

И все же…

– Хотите, я запишу для вас адрес, госпожа? – услужливо предложил художник. – Если любите современное искусство, вам точно там понравится. Красивое место и по-своему уникальное, мы им гордимся.

Я задержала взгляд на его тронутой сединой бороде и тонких губах, изогнутых в растерянной улыбке. Искреннее желание помочь настораживало, как и всегда, и я принялась нервно теребить молнию на куртке. Впрочем, после последних событий мне что угодно показалось бы подозрительным.

– Пожалуй, я возьму адрес.

Достойной причины для отказа не нашлось, и я медленно кивнула, подкрепляя слова резким жестом.

Едва листок с адресом непривычной тяжестью лег в карман, я попрощалась с мужчиной и пошла прочь, потеряв к прогулке и достопримечательностям всякий интерес.

До поездки к доктору оставалось почти два часа, и это время представлялось мне вечностью.

Я блуждала по старым улицам, будто призрак, и не могла найти себе места. Хотела напиться в одном из руинных баров – и неважно, что те еще закрыты – или позволить страху победить и броситься в аэропорт, забыв обо всем… И все глупая надежда избавиться от недуга не позволила мне сделать ни того ни другого.

– Мне нужен Балаш, кем бы он в итоге не оказался, – словно мантру повторяла я, силясь продержаться в этом городе хотя бы еще один день.

Отыскать отель, по жутковатой выцветшей вывеске и смутным внутренним ощущениям, так и норовившим обмануть, оказалось непросто, и я шагнула в знакомый холл буквально за десять минут до прибытия Нины.

Тени, разлитые по углам, качнулись мне навстречу, а вслед за ними из темноты выступила и мрачная хозяйка дома.

Если раньше у меня еще оставались сомнения в природе утреннего происшествия, теперь от них не осталось и следа.

Что бы ни сказала гостеприимная госпожа, по ее глазам было видно: заперли меня намеренно и с конкретной целью. Только вот какой?

– Мисс Грант! – произнесла она с такой строгостью, словно пыталась парализовать меня этим именем и накрепко припечатать к земле. – Кухарка не нашла вас в номере, когда принесла завтрак.

Я едва сдержала готовый сорваться с губ смешок. Злой и горький.

– Вероятно, к ее приходу меня уже там не было.

Мы схлестнулись взглядами и, вероятно, прочитав на моем лице слишком много, хозяйка первой отвела глаза в сторону. Не просто мне за плечо, но в пол, стараясь скрыть стыд и что-то еще, совершенно мне непонятное.

Да что же творилось в городе моего детства?

Происходящее все больше отдавало духом знакомого из детства кошмара, но пасовать и бежать было не в моих правилах, ведь дома засмеют, а то и вовсе не пустят на порог, если узнают. Умение решать проблемы самостоятельно дети Грантов, казалось, впитывали, едва научившись ходить.

– Вам следовало дождаться завтрака, госпожа. Таковы правила. Неужели вам обязательно было их нарушать в первый же день?

– Трудно было удержаться от вещей, о которых я даже не знала. Не припомню, чтобы вы озвучили мне хотя бы один запрет.

– Неужели?

Лениво прикинув, где искать место для ночевки на сегодняшний вечер и все последующие, подальше от подозрительной хозяйки, ее мрачного дома, бабочек и странных правил, которые мне не озвучили, но обязали соблюдать, я решительно шагнула вперед.

– Я не смогла открыть дверь утром. Может, потому, что кто-то запер ее снаружи?

– Вот как, – хозяйка совсем не выглядела удивленной. – Хотя я не думаю, что ее правда кто-то запер. Дом старый и иногда такое… случается. После дождя и бурь бывают неожиданности. Мы бы непременно решили эту проблему, но, кажется, вы блестяще справились с ней самостоятельно.

Ее глаза сверкнули.

– Вышла через окно, – холодно ответила я. – Вам стоило отдать мне номер на втором этаже.

– Да, в этом мы действительно ошиблись, – с готовностью кивнула хозяйка.

Чувствуя, как пальцы холодеют от страха и острого, как мороз, предчувствия беды, я кивнула и, не сказав больше ни слова, прошла в свою комнату.

К моим вещам кто-то прикасался.

Я поняла это, едва переступила порог крохотного номера, а может – и того раньше, когда в нос ударил терпкий древесный запах, не имевший ничего общего с моим любимым парфюмом.

Дурманящий мужской аромат, совершенно точно не принадлежавший ни мне, ни кухарке с завтраком, ни даже хозяйке.

Но зачем кому-то понадобилась моя комната, да и я сама?

Или не просто кому-то, а им?

Думать о плохих вещах, что невольно приходили на ум, отчаянно не хотелось.

Те люди, что совершили нападение на семью много лет назад, не могли найти меня так скоро, не стали бы следить столько лет и напоминать о себе сейчас. Ведь даже в тот страшный день я не была их главной целью.

– Успокойся, Ева. Если бы они хотели убить тебя, сделали это еще восемнадцать лет назад.

Быстрая ревизия показала: из вещей ничего не пропало. Одежду и туалетные принадлежности точно осматривали, перекладывали и трогали, но не унесли с собой даже мелочи.

Почему?

Призрачная девушка, мелькнувшая в зеркале старинного трюмо, удивленная и растерянная, как и я сама, не пожелала помогать с поисками разгадки. У них, отражений, ведь издавна так заведено?

– Ну и ладно. Сама разберусь, – ответила она моими губами.

Я забралась с ногами на кровать и подтянула к себе смартфон, забытый на тумбочке.

Ты здесь, правда? Где-то в городе?

Сообщение за милю отдавало отчаянием, тревогой и даже страхом, но ничего лучше придумать я не смогла.

Мне нужен был быстрый и честный ответ. Почему-то застать его врасплох казалось лучшей тактикой.

Энжел не отвечал долгих пять минут, но я видела, что он все прочитал.

Так и знал, что ты догадаешься.

Заметила меня еще в самолете, наверное?

Хотя я не особо шифровался…

Я попыталась сдержать победную улыбку, но не вышло. Уголки губ приподнялись сами собой, как всегда, когда дело касалось Энжела и его настойчивой и обволакивающей доброты.

Скажем, в аэропорту.

Ты остановился в «Нимфалиде»?

Мне хотелось угадать и в этом, но поймать удачу второй раз оказалось слишком сложно. Я ошиблась.

В местечке попроще ниже по улице.

Твое заведение мне не по карману, принцесса.

Я хмыкнула. Старая кличка, позаимствованная у сварливой колли, что жила с нами в детстве, обычно выводила меня из себя, но сейчас даже позабавила.

Неужели на должности, что дал тебе отец, так мало платят?

Или ради статуса ты готов работать за еду?

Энжел наверняка бросил крепкое словцо не для нежных девичьих ушей и закатил глаза к бесконечному и далекому небу, прежде чем ответить.

Правда хочешь знать?

Я не хотела, и он наверняка прекрасно это понимал.

Жаль, что ты не в моем отеле.

Мне стоило подвести к своей главной просьбе осторожней и мягче, но страх мешал думать и подбирать слова.

Ривз, конечно, быстро уловил мою тревогу.

Что-то случилось?

Честно говоря, я не думал, что помощь понадобится тебе настолько быстро.

Я благоразумно пропустила его шутку мимо ушей.

Отцу не стоило затевать слежку, но определенные плюсы в этом есть.

Он ничего не ответил, и мне пришлось продолжать самой.

Поможем друг другу?

Ты не мог бы проследить за мной прямо сейчас?

Скажем, до одной больницы за городом.

С арендованным Энжелом авто на хвосте мне было хоть немного, но спокойней.

Конечно, я не боялась, что доктор Балаш пустит меня на органы или сотворит еще что-нибудь ужасное – в таком случае ему проще подождать, пока недуг убьет меня без его активного содействия… Но всякое было возможно.

До сих пор я вела себя на редкость беспечно, и с этим пора было заканчивать. Стоило вернуть контроль, пока проблемы, накручиваясь друг на друга клубком из плотных черных нитей, не погребли меня с головой.

Странностей вокруг становилось чересчур много, чтобы посчитать их за простое совпадение. В Будапеште явно намечалось нечто масштабное и опасное, до чего мне только предстояло докопаться. Уже совсем скоро, если удача снова решит покинуть меня в самый нужный момент.

– Это вы приказали запереть меня в номере? – спросила я Нину, едва мы выехали на широкую загородную трассу и прибавили газу. – Зачем?

Она посмотрела на мое отражение в водительском зеркале – мрачное и почти незнакомое – и на ее лице промелькнуло выражение, напоминающее тревогу и даже злость, а может – всего лишь сожаление об упущенной возможности.

– Нет, – твердо ответила она, и я почти ей поверила.

Почти.

Но разве не сомнение – прямая дорога к истине? Губить его на корню глупо и неправильно, особенно когда причин сомневаться так много.

– Доктор Балаш не просил вас «позаботиться», чтобы я никуда не делась до приема? – продолжила напирать я.

Нина пронзительно рассмеялась, и ее смех напомнил крик дикой оголодавшей птицы, низко парящей над водой в поисках пищи, столь же отчаявшейся и одинокой, как и она сама.

– Смешные вещи говорите, госпожа Грант.

Водитель, все тот же, что сопровождал нас вчера, нахмурился, крепче обхватил руками руль, но промолчал, оставив спор только между нами.

– С чего вы взяли, что могли куда-то деться, дорогая? Я безупречно выполняю свою работу, и мне хорошо за нее платят. Доктору нужны его пациенты, и я доставлю вас, какое бы препятствие ни встало на пути.

Прикинув, во что выльется новая колкость, я благоразумно прикусила язык и рассеянно подумала о возможности в последний момент повернуть назад…

Открыть дверь, которая, конечно, не заперта, и на полном ходу выпрыгнуть из машины, надеясь, что Энжел подберет меня живой и здоровой, а не по кусочкам. Хотя последнее казалось куда более вероятным после подобного трюка.

Неужели путь к спасению проложен только через особняк доктора?

– А теперь дайте мне свою вещь, – окончательно отбросив игру в добрую провожатую, потребовала Нина, а потом обернулась ко мне вполоборота и протянула руку.

– Хотите меня ограбить? – не сдержавшись, пошутила я.

– Разве вам есть что мне предложить?

– Я думала, наличных денег будет достаточно.

Она с вызовом посмотрела мне в глаза, словно желала пронзить взглядом насквозь, и я невольно поежилась, всухую проиграв спор в самом его начале.

– Чего вы хотите?

А если бы она попросила ноготь, глаз или ногу? Как бы я стала выкручиваться и что – врать?

Вновь вспомнив о кольце из самолета, единственной ценности, которую зачем-то переложила в карман джинсов и взяла с собой, я подумала назвать его, но осеклась.

Странное чувство, необъяснимое и властное, не позволяло мне говорить о проклятой драгоценности, показывать ее и даже думать про кольцо в присутствии Нины, словно я была хоббитом из сказки, а она – могучим Сауроном[1], мечтающим заполучить «мою прелесть».

– Я не причиню вам вреда, барышня. Доктор Балаш придерживается древних традиций, и, если вы все еще хотите попасть к нему на прием, вам стоит научиться прислушиваться к моим словам, – процедила Нина, не убирая протянутой руки. – Желаете продолжить спор?

От сердца отлегло. Может, все не так плохо, как я успела себе напридумывать?

Да, сопровождающая мне досталась со странностями, а дверь в номер кто-то все-таки закрыл, но не могло ли это быть простым наслоением случайных обстоятельств, никак не связанных между собой?

– Я хочу увидеть доктора, – твердо сказала я и, подумав секунду, сняла из ушей любимые сережки-капельки. – Это подойдет?

Нина бережно приняла безделушку из моих рук, разместила ее на ладони и поднесла к собственному мертвому глазу, будто на миг позабыв, что тот больше ничего не видел.

– Чудно, – резюмировала она, а потом убрала сережки в карман и вместо них извлекла старую, потемневшую от времени монету. – Это вам. Честная цена за дар.