Завеса Даркамара

Мне снова почудилось, что вот-вот случится плохое. Или… уже случилось? Как же я не заметила?

– Помогите же ему! – подзывая стюардессу, я невольно сорвалась на крик и только после поняла, что мужчина рядом перестал шевелиться и будто – дышать.

Крики пассажиров, отрывистые и уверенные команды старшего бортпроводника и гул самолета слились в один отвратительный раздражающий слух звук.

– Он просто упал.

Не желая мешать экипажу, который участливо окружил притихшего соседа, я покорно пересела в конец салона, едва кто-то предложил.

Снова смотреть на чужую смерть, такую близкую и осязаемую, что, казалось, можно было коснуться ее скорбного одеяния рукой, оказалось уже чересчур.

– Ему обязательно помогут. Скоро все закончится, мисс! – женщина рядом ободряюще сжала мою ладонь, но я поспешно высвободила руку.

Столь жуткие вещи никогда не заканчиваются, в этом их главный секрет, о котором знают лишь те, кому пришлось столкнуться со смертью лицом к лицу.

Даже если попутчик выживет, его лицо, выпученные в панике глаза и губы, по-рыбьи хватающие воздух, мне уже не забыть.

Боги.

Пожалуйста, пусть в этот раз обойдется!

Привычно потянувшись к шраму на запястье, круглому, как монета, ожогу в обрамлении продольных царапин, я поняла, что продолжаю сжимать в руках чужое кольцо.

Проклятая, сводящая с ума игрушка. Зачем она мне?

Мне стоило бросить украшение на пол или незаметно подкинуть его в оставшуюся без присмотра кожаную сумку, но я не стала делать ни того ни другого. Хотя могла. Так почему же так и не решилась?

Нахмурившись, я убрала кольцо в карман жакета и пообещала себе вернуть безделушку законному владельцу, едва представится возможность. Или еслиона представится?

Прикосновение к шраму помогло вернуть мыслям ясность и чистоту.

Приступ соседа удивил меня, но не напугал. Я не чувствовала страха, хотя должна была. По правде, совсем ничего не испытывала, словно пострадал не живой человек, а кукла. Но было ли то лишь естественной реакцией организма на стресс?

Вздрогнув, самолет мягко коснулся взлетной полосы.

Старший бортпроводник подошел ко мне и, склонившись, чтобы соседи не могли нас услышать, полушепотом уточнил некоторые детали случившегося.

Я отвечала спокойно и по делу, и, кажется, моя собранность – или даже холодность – слегка его удивила. Не такого он ждал от двадцатичетырехлетней девушки, столкнувшейся с кошмаром наяву.

О, знал бы кто-нибудь, с чем мне пришлось столкнуться в детстве…

– Так все и случилось.

Не хочешь лишнего внимания – до последнего веди себя как все. Делай то, что другие от тебя ожидают. Плачь, грусти, бойся. Играй как в последний раз и на лучшем своем спектакле.

– С вами все в порядке, мисс? Вызвать врача в зал прибытия?

– Не стоит. Но благодарю за беспокойство.

Вспомнив простенький школьный этюд, я искусно изобразила грусть. Бортпроводника это устроило.

– Могу я узнать ваше имя? Вероятно, нам понадобится связаться с вами и уточнить кое-какие детали позже, – попросил он, завершая нашу короткую неприятную беседу.

– Ева. Ева Грант.

Самолет остановился.

Я дождалась, пока бортпроводник, проталкиваясь через вереницу спешащих на выход пассажиров, скроется в служебной зоне за шторкой, и только тогда выдохнула. А потом, скользнув взглядом в сторону, случайно заметила кое-что еще. Точнее, кое-кого.

Мираж. Фантазию. Человека.

– Не может быть!

Фигура, мелькнувшая в проходе, показалась мне знакомой и пугающе неожиданной в такой дали от дома и отцовской фирмы, где этой самой фигуре надлежало служить.

Неужели он?..

Или снова он?

[1] Венг. – Грязь. Огонь. Смерть.

[2]Волшебный народ из книги Джона Р.Р.Толкина «Властелин колец»

[3]Магический артефакт из книги Джона Р.Р.Толкина «Властелин колец»

Глава 3. Прибытие во мрак

Энжел следовал за мной от самого Лондона, а я даже не заметила. А еще считала себя такой наблюдательной!

Глупая и невозможно наивная девчонка.

И все же не будь странных событий так много, давно бы догадалась, что именно отец заставил его сделать ради должности. Господин Ривз, управляющий директор – и это в двадцать четыре года! Слишком впечатляющая история успеха даже для парня, выросшего бок о бок с хозяйскими детьми.

Я должна была понять и заметить неладное раньше и заставить его остаться дома.

Энжела с его ростом, ежиком колючих каштановых волос и щегольскими серьгами в обоих ушах, которые я сама и подарила на прошлое Рождество, трудно не заметить, а перепутать с кем-то еще сложнее, но каким-то чудом я смогла и то и другое.

Поверила, что господин Малкольм Грант выполнил обещание, оставил меня в покое и дал право руководствоваться собственной головой без родительских советов и указаний. Но с чего бы ожидать подобного от человека, контролирующего буквально все?

Сняв с верхней полки чемодан, уместивший всю мою жизнь на ближайшие семь дней, я заторопилась к выходу, желая поймать Энжела за руку, словно вора. Хотя, конечно, назвать его следовало скорее защитником, которого я никогда не просила.

Неприятное слово и обязывающее, оно горчило на языке и заставляло делать глупости. Расталкивать пассажиров, гнаться за тенью и что-то объяснять, а может, и просить объяснений.

Мне хотелось посмотреть Энжелу в глаза и услышать, что он скажет и чем оправдает свою глупую слежку. Узнать его версию за рамками благих намерений, какими он прикрывался раньше, ведь в этот раз их будет мало.

Теперь ему придется сказать правду.

Ничего другого я точно не приму.

Терминал 2В оказался просторным прямоугольным помещением, по-своему красивым, но неуютным: россыпь магазинов, закусочных и новенькая машина, выставленная на вращающемся подиуме, настолько не вязались с воспоминаниями о моем далеком отлете, что невольно становилось некомфортно.

Словно меня обманули, и на пороге был не Будапешт, а совсем незнакомый город с ворохом сюрпризов в рукаве.

Найти Ривза в толпе никак не получалось.

Я быстро прошла паспортный контроль, обогнула людей в зоне выдачи багажа и миновала длинный холл до самых дверей, но так и не увидела нужную фигуру снова.

Теперь, зная, что Энжел рядом, я, будто сумасшедшая, ощущала его присутствие повсюду. И это злило куда больше, чем организованная слежка в угоду нашей общей семьи.

Конечно, отец ни за что бы не отпустил меня без надежного человека за спиной. Идея с врачом никому не понравилась, как и возвращение в город, принесший столько боли, но до этого момента я искренне полагала, что смогла убедить семью в собственной вменяемости.

Наш последний разговор вышел тяжелым и долгим, но отец дал свое благословение и позволил мне окунуться в авантюру с головой. Чтобы послать следом Ривза!

Будто я до сих пор не заслужила и капли доверия, что он щедро оказывал Роуэну, Энжелу, да и любому другому в доме.

Глупо было надеяться, что разговор все изменил, и Малкольм наконец увидел во мне взрослую, так почему же сердце верило в ложь до последнего?

Для него я всегда буду той же запуганной и странной девчонкой, не знавшей ни слова по-английски, которая, встретив его – такого безупречного и красивого даже в юности – в больничном коридоре клопом вцепилась в штанину и не пожелала отпускать, пока он, наверняка сотню раз пожалев, что связался с благотворительностью, не забрал ее с собой. К жене, сыну на пару лет старше и совсем другой жизни.

Домой.

Восемнадцать лет прошло, а я еще помню, как в тот день он укутал меня в плащ и донес до машины на руках, скрывая от моросящего дождя и всех бед на свете. Неужели продолжая защищать и теперь?

Я не сомневалась, что приемная семья любила меня ничуть не меньше, чем Роуэна или Рене, родившуюся через год после моего шумного появления в доме, и все же это… другое.

Я с первого дня слишком мало походила на остальных детей не только внешне, но и самой сутью, чтобы чувствовать себя на правильном месте. Или соответствовать высоким ожиданиям отца.

К тому же, как бы мне ни хотелось обратного, Роуэн был не братом, а другом и кем угодно еще. Драгоценным и совершенно особенным человеком в моей жизни.

И мне давно пора было об этом забыть. Выбросить его из головы, пока не случилось по-настоящему непоправимого и ужасного. А потом хотя бы на секунду притвориться, что все могло сложиться лучше.

Роуэн.

Одна мысль о нем заставила меня силой остановить новые размышления. Я тряхнула головой, отгоняя воспоминание о его лукавой улыбке, и пошла к ближайшему автомату с кофе.

Доктор запретил злоупотреблять кофеином, но я позволила себе эту маленькую слабость, чтобы не поддаться чему-то куда более разрушительному. Например, сожалениям о вещах, которым никогда уже не случиться. Да и должно же в поездке произойти хоть что-то хорошее?

Словно в ответ на мою невысказанную вслух мысль, рассекая толпу встречающих, в сторону выхода пронеслись врачи с носилками в руках. Лицо моего неудачливого соседа не было накрыто пожелтевшей простыней, а вид был куда здоровее, чем в нашу встречу в салоне, и я с облегчением подумала, что хоть кому-то сегодня повезло. Если приступ безумия и обморок можно назвать столь громким словом, конечно.

Автомат принял оплату картой, фыркнул, выбросил бумажный стаканчик и, бормоча, до самых краев наполнил его дымящимся и наверняка кислым кофе. Я подхватила напиток за секунду до того, как он перелился, и едва не расплескав все на сапоги, подняла глаза, чтобы снова отыскать взглядом носилки. Однако увидела кое-что другое.

Пальцы.

Длинные и чересчур изящные для мужчины. Из тех, что могли бы принадлежать музыканту. А за ними – удивительное, лишенное красок лицо новорожденного бога, рожденного из пены морской. Такое чудное и необыкновенное, что сперва я посчитала его ненастоящим.

– Ох… – выдохнула я и крепче перехватила норовивший выпасть кофе.

Молодой мужчина, замерший за стеклянной перегородкой чуть в стороне от меня, моргнул и приветливо помахал рукой, наконец оторвав проклятые пальцы от стекла.

Я мельком заметила три черных точки у него над бровью, издали напомнившие необычные тату.

А потом наваждение – или чем там была моя внезапная реакция – спало, и я словно проснулась.

Нет, он был не порождением воспаленного воображения или ожившим изображением с рекламного щита. Передо мной стоял всего лишь человек. С очень светлыми короткими волосами, какие редко встречаются у людей, бледной кожей и ясными серыми глазами в обрамлении густых черных ресниц.

Все еще немного завороженная его ленивой и царственной манерой держаться, я не сразу поняла, что машет он не мне, а миниатюрной темноволосой девушке с каре в очереди к автомату с напитками.

– Ты все-таки пришел? – с деланным удивлением уточнила девчонка, когда незнакомец подошел ближе. – Просила же меня не встречать.

Я вдруг почувствовала себя лишней на чужом празднике жизни.

Вокруг кружили люди, сыпались слова, звенел смех, но все это – вне меня и не для меня, а с кем-то еще. Рядом, но в то же время невозможно далеко. В мире, у которого все еще было будущее, тогда как у меня – уже нет.

– Ты наконец дома! Как я мог пропустить?

У него оказалась чистая английская речь и приятный бархатный тембр, что плохо вязалось с инопланетной внешностью.

Он, несомненно, обращался все к той же девчонке, но я приняла сказанное на свой счет и посчитала слова добрым знаком. А потом, не в силах сдержать любопытство, медленно развернулась в сторону неожиданной парочки и продолжила слушать.

– Без тебя в доме стало совсем тоскливо, Ела. Видят боги, я едва не купил билет в Лондон, чтобы вернуть тебя силой.

Слова явно пришлись девице по душе: она смущенно улыбнулась, бросила взгляд за спину говорящему и кокетливо спросила:

– О, Келсо, неужели это мне?

Тот, кого звали Келсо, явно был из слуг. Высокий, болезненно худой и темный, как грозовая туча перед ливнем, он во всем не походил на хозяина, с которым явился, и оттенял его, как тень оттеняет яркий солнечный свет.

– Да, моя госпожа.

Девушка приняла из рук слуги букет алых, влажных от дождя роз и тут же прижала их к груди.

Проторчав у автомата непозволительно долго, я наконец отошла в сторону, уступая троице место.

– Я же просила не называть меня так.

– Точно, госпожа.

Девчонка хмыкнула, а светловолосый лишь покачал головой, словно становился свидетелем мягкой перепалки уже не в первый раз.

– Ты ведь знаешь, что Келсо не сможет, – пожурил он.

– Но я все равно могу попытаться. Будешь мне мешать?

– Кто я такой, чтобы тебя останавливать, сестренка?

Уголки его губ приподнялись в улыбке, и отчего-то это показалось мне смутно знакомым. Словно я уже видела подобное когда-то. Старое, болезненное, принадлежавшее совсем другой жизни, ощущение тут же вылетело из головы, уступив место куда более приятной мысли.

Сестренка.

Значит, она его сестра, а не девушка?

– Отец не приехал?

До встречи с подругой моего доктора оставалась всего пара минут, но я никак не могла заставить себя уйти, с маниакальным упорством продолжая слушать вещи, которые меня совершенно не касались.

– У него дела, прости.

– Охота уже скоро? – с пониманием кивнула девушка. – Каждый раз забываю.

Не слишком ли близко к городской черте? Или речь об угодьях неподалеку?

Я бы с радостью согласилась, что любая охота – жуть и варварство, но отец и сам любил пострелять. Как и все предки-высокие лорды до него. Меня, хоть и научили сносно держать ружье, с собой обычно не брали, а вот Роуэну и Рене даже выбора не предлагали.

– Не здесь, госпожа, – прервал разговор Келсо, а потом бросил выразительный взгляд в мою сторону.

Мы со светловолосым богом, казалось, только теперь вспомнившим, что они не одни в целом мире, наконец встретились глазами.

Я выдержала его пытливый взгляд, медленно досчитала до пяти и зашагала прочь.

– Какого черта? – донеслось мне в спину.

Мир за окнами расцвеченного огнями аэропорта казался темным, пугающим и незнакомым. Совсем не таким, как я представляла себе, опираясь на смутные детские воспоминания и ставшие родными кошмары.

Все не то, неправильно и не так. Совсем по-другому. Слишком мирная картина, пасторальная и чужая. Без крови и горячих огненных звезд ощущения оказались совершенно другими.

В моих тревожных снах Будапешт сплетен из золота, сверкающих огней и темной магии, но в пейзаже за окном все выглядело слишком приземленно и оттого дико. Впрочем, до самого города мне еще только предстояло добраться.

Убедившись, что странная троица не собирается меня преследовать и выговаривать за подслушанный разговор, я вернулась в зал прибытия, чтобы встретиться с провожатой. И испугалась, когда не обнаружила в толпе никого даже отдаленно похожего на описание, что любезно предоставил доктор.

А вдруг Нина – так ведь, кажется, ее звали – не придет, и вся поездка окажется пустой суетой и жестокой шуткой. Или ловушкой?

Если город – или нечто, дремлющее в глубине его вековых каменных корней – придумал извращенный способ вернуть меня домой и завершить начатое восемнадцать лет назад? Если люди, убившие моих родителей, настоящих родителей, кровь которых течет в жилах, все еще живы и хотят забрать мою жизнь?

Знакомая паника накатила горячей удушающей волной. Я тяжело привалилась к стене, вмиг потеряв опору в собственном слабом теле.

Перед глазами поплыло, рука без моей на то воли взметнулась вверх, не то желая кого-то ударить, не то дирижируя далекой, неслышной уху музыке.

Приступ недуга, как всегда, нагрянул внезапно и когда я совсем его не ждала.

***

Божьи коровки.

Я попыталась выговорить сложное для себя название, но вышло совсем не похоже. Уроки с логопедом начались недавно, и особой пользы от них не было.

Сверкнув улыбкой, мальчик терпеливо повторил:

– Божьи коровки.

– Божьи коловки?

– Почти.

Маленький жучок, петляя, прополз у него по бледной руке и, не зная, куда еще деться, покорно перебрался мне на ладонь.

Такой хрупкий.

Я поднесла его к глазам, желая рассмотреть получше.

– Класивый, – отметила я. – И ты тоже.

Мальчик удивленно вскинул бровь и ничего не ответил.

– Класивый, – с нажимом повторила я. – А я?

Сохраняя молчание, он осторожно снял цветочный венок с моей головы и брезгливо отбросил его в сторону.

– Почему?

Волосы у него были темные и длинные, а глаза – будто два раскаленных докрасна угля. Я рассматривала мальчишку с любопытством, но никак не могла насмотреться.

– Тебе не все равно? Потому что могу. После того, что случилось сегодня, подобные мелочи уже не должны расстраивать. Всего лишь венок. Мелочь на фоне остального. Ты хотя бы это понимаешь?

Смахнув божью коровку в окно, он обернулся ко мне и, мягко улыбнувшись, принялся собирать разбросанные по полу игрушки.

Больше на меня не взглянув.

***

Я замерла и попыталась унять грозившее выпрыгнуть из груди сердце.

Не сработало.

Видение было очень ярким, и мне понадобилось довольно много времени, чтобы вернуться к реальности и разобраться, где настоящее, а где – игра воспаленного воображения.

Шум вокруг превратился в раздражающий, отвратительный рев. Я не могла разобрать ни слова из языка, который лился на меня со всех сторон, не могла принять помощь, даже если кто-то ее предлагал.

Страх сковал тело, душу и сердце, а в мыслях родилось острое осознание: мне не место здесь, в городе, что исторг меня еще малышкой и ни разу не напомнил о себе после. Некоторые вещи стоит похоронить и, вдохнув полной грудью, бодро идти дальше, не сожалея ни о чем.

Все закончилось еще восемнадцать лет назад.

Я огляделась в поисках Энжела, который точно был неподалеку, но вместо этого краем глаза вновь заметила светловолосого инопланетянина с компанией, рыскающих вокруг и будто высматривающих кого-то.

Не меня ведь?

Пожалуйста, только не меня. Мне и без того достаточно проблем.

Спрятавшись за спинами большой и шумной туристической группы, я даже не заметила, как ко мне приблизилась невысокая хмурая женщина.

– Вы – Ева? – сурово спросила она.

Из-под траурной черной шляпы с широкими полями на меня с укором глянули два хитрых лисьих глаза. Живой и мертвый.

Глава 4. Траурница

Казалось, искусственный глаз смотрел прямо на меня.

Блестящий, жуткий и неподвижный, он очень походил на настоящий, но даже так уродовал и без того некрасивое лицо провожатой.

– Вы – Ева, – ровным голосом повторила Нина, ловко превратив последний вопрос в утверждение.

Она намеренно опустила подбородок, скрывая лицо за шляпой, но все равно напомнила мне жуткую куклу, подаренную Рене на десятый день рождения. Ту, с которой сестра никогда не играла и которую вечно забывала в самых неожиданных и неподходящих для игрушек местах к ужасу всякого, кому не посчастливилось наткнуться на странную вещицу.

О, лучше бы доктор предупредил меня и намекнул об особенности Нины – столь важной и тревожной – заранее, чтобы я подготовилась к такой встрече и не пялилась так, словно в жизни подобного не видела!

Даже мне самой такой интерес казался непозволительным и обидным.

Кажется, мы молчали целую минуту, пока я, наконец осознав, как грубо и нелепо выгляжу со стороны, не отвела глаза и не откашлялась, привлекая ее внимание.

Нина терпеливо ждала моего ответа, а я все не находила нужных букв, чтобы сложить собственное имя или дежурное приветствие, которого она, вероятно, заслуживала.

– Д-да, – наконец с запинкой проговорила я. – А вы – Нина?

Она расплылась в подобие улыбки, и я вдруг поняла, что отныне буду видеть мертвый глаз во снах. Декорацией в знакомых и совсем новых кошмарах. Стеклянным солнцем, подвешенным в низких черных небесах.

– Вы так быстро меня нашли, – продолжила я, всеми силами желая сгладить неловкость, с которой совсем не хотелось начинать и без того странное знакомство.

– Вас сложно было не узнать, ведь доктор дал мне весьма точное описание, – вяло ответила она, не выказав и толики интереса к моим словам. – А теперь идемте.

Она кивнула в ответ на робкую улыбку, а протянутую для приветствия руку вовсе предпочла не замечать. Прождав реакции довольно долго, я смущенно спрятала ладонь за спину, а потом непроизвольно сжала пальцы в кулак.

Меньше всего на свете мне хотелось идти куда-то с этой женщиной, но разве судьба дала нам выбор? Я сама сделала все, чтобы отрезать остальные варианты. Глупая и слишком напуганная для здравых рассуждений.

Да и сколько времени пройдет, пока я найду другого врача, согласного лечить недуг вроде моего? Если вообще найду.

Нет, когда риск так велик, личные симпатии лучше оставить позади, в Лондоне и теплой семейной квартирке, далеко от злого и мрачного города с дурным и весьма взбалмошным характером.

Толку все равно не будет…

Нина уверенно повела меня к выходу, людей у которого теперь было заметно меньше, чем в главном зале аэропорта.

Свежий воздух улицы рассеял мои опасения, и я шагнула за порог с уверенностью, что все обязательно сложится хорошо. Что бы ни случилось, и кто бы ни старался помешать.

– Доктор Балаш примет меня сегодня? – спросила я.

– Он будет ждать вас завтра. Не думали же вы, право, что человек вроде него бросит все дела и…

Ее тон мне совершенно не понравился.

– Конечно, нет. Я даже не предполагала, что он будет менять планы из-за нашей встречи.

Нина посмотрела на меня с явным неодобрением, поджала губы и смолкла. Кажется, в этот момент ее взгляд показался настолько красноречивым, что я могла бы догадаться, о чем она думает, и без всяких слов.

– Тогда мне нужно будет найти гостиницу. Я не забронировала номер раньше…

– Комната для вас уже заказана, госпожа. Мы позволили себе подыскать хорошее место на восточном берегу Дуная. Девятый район[1] вам определенно понравится, – она развела руками, словно сама в этом сомнневалась. – Я оставлю вас на попечение хозяйки и заберу завтра в три после полудня. Пожалуйста, не опаздывайте. Путь до усадьбы доктора займет не меньше часа.

Речь провожатой звучала отстраненно и даже чересчур формально, как у канцелярского служащего или секретарши, за годы работы привыкшей говорить с людьми исключительно как велит любимый шеф.

– Мы поедем за город?

Нина оставила мой вопрос без ответа, искусно сделав вид, что ничего не услышала.

На улице все еще лил дождь, и мы принялись ждать машину под стеклянным козырьком.

Я снова пыталась отыскать в толпе Энжела или светловолосого инопланетянина с компанией, но так и не увидела ни одного знакомого лица.

Может, и к лучшему, ведь причин волноваться мне хватало и без них. В конце концов, я явилась в город не для того, чтобы тратить время на всякую ерунду.

Ривз – взрослый мальчик, и вполне способен добраться до города без посторонней помощи.

Пожалуй, в моих обстоятельствах стоило действовать как в самолете: сначала помочь себе, а уже потом подумать о других.

– Я могу вызвать такси и добраться сама, если вы дадите мне адрес отеля.

Внутренняя тревога не давала свободно вздохнуть, и я хотела вернуть хотя бы толику контроля над собственной жизнью. Притвориться, что могу повлиять хоть на что-то.

– Автомобиль скоро будет на месте, госпожа, не стоит беспокоиться.

Вглядываясь в налитый чернотой мир, я старалась вспомнить хоть что-нибудь о городе, что уже маячил у меня на горизонте. Воскресить в памяти, каким был Будапешт, когда назывался просто домом, а не местом, внушающим кошмары и суеверный страх.

– Как я и говорила. Теперь можем ехать, барышня.

Погрузившись в заводь мрачных мыслей, я не стала возражать, когда Нина легонько подтолкнула меня к двери старенького черного мерседеса, с шумом затормозившего прямо перед нами.

Едва я ловко обошла разлитые по темному асфальту лужи, закрывая голову свободной от чемодана рукой и кляня все на свете, и скрылась от дождя в теплом салоне, машина рванула прочь.

– Ехать далеко?

– Минут через двадцать будем на месте.

Дождь усилился, и, несмотря на все старания, по дороге к отелю мне так и не удалось увидеть ничего, кроме летавших по лобовому стеклу дворников и напряженной спины водителя, мертвой хваткой вцепившегося в руль.

Ни он, ни Нина за всю дорогу не сказали мне и слова, так что времени на раздумья оказалось много. Куда больше, чем я рассчитывала и хотела получить.

Как же не вовремя!

Осень, от которой я отбивалась весь сентябрь и добрую половину сырого лондонского октября, наконец коснулась меня своим пряным прохладным дыханием.

Нелюбимое время года – грустное, мрачное, пробирающее до самых костей. Сезон беспокойных мыслей и смутных сожалений о том, чему уже не сбыться.