Завеса Даркамара

Я сглотнула и невольно скрестила руки на груди, отгораживаясь от слов единственным доступным способом.

И почему Вентер говорил так вдохновенно, будто присутствовал на казни лично, а не пересказывал слова, давным-давно собранные другими?

– Вы ведь сказали, что она творила злодеяния в тысячу девятьсот… Не помню, была ли точная цифра. После войны. Разве тогда практиковали сожжение преступников?

Я подумала о ведьмах, несправедливых судилищах и сухом хворосте, потрескивавшем в огне. О криках, которые долетали до самого неба.

– Нет, но для нее готовы были сделать исключение. Неофициально, конечно.

– Убили как какую-то ведьму…

– Конечно, нет, дорогая. К тому же ведьм не существует. В наши дни они зовутся по-другому.

– Что?

Борис не пожелал развивать мысль и только ухмыльнулся в ответ.

– У Инесс остались дети?

– Насколько мне известно, живых среди ее потомков к тому дню уже не было.

Это пусть и немного, но утешало. Не желая больше говорить о женщине, которая никем мне не приходилась, я поспешила сменить тему:

– Интересный выбор – рисовать мертвую убийцу. Мой старший брат подростком собирал изображения пост мортем, и эти портреты чем-то на них похожи.

Завороженная взглядом нарисованного подростка, я невольно потянулась вперед, собираясь ни то коснуться изображения кончиками пальцев, ни то вырвать его из рамы и растоптать.

– Вся наша галерея – дань великому Посмертию и силе смерти, – Борис выразительно обвел рукой зал, привлекая внимание. – Мой дар и моя плата.

– Что вы имеете в виду?

Я догадалась, о чем речь, за секунду до того, как собеседник произнес тяжелую правду вслух. И сказанное совершенно мне не понравилось.

– Роза – место мертвецов. Их вещи, лица. След, оставшийся на земле, и последнее, что сохранилось после них. Фото за несколько часов до смерти, финальные штрихи в творчестве, вещи, снятые с тел и, конечно, портреты.

Я вспомнила, что свет в холле сразу показался мне больничным, но, похоже, с самого начала то был не госпиталь, а морг. Каменный склеп из бетона, железа и свежей краски.

– Вот как.

Мы отошли в сторону, пропуская шумную туристическую группу. Я приметила в толпе Энжела и едва заметно кивнула ему, всем видом показывая, что пока держусь.

– Значит, портреты Инесс написаны еще при ее жизни?

– Ее изображения – исключение и далеко не самые типичные наши экспонаты. Так уж вышло, что это мазня моего сына, подающего некоторые надежды. Я хотел поддержать талант, и вот картины здесь. Не знаю, почему он продолжает рисовать мертвую женщину вместо того, чтобы найти себе живую и наконец подарить мне внуков, но, пожалуй, его увлечения всегда были достаточно специфичны. Если работы так вас заинтересовали, можете познакомиться с автором лично.

Он извлек из кармана визитку и протянул мне. Я молча приняла ее и убрала в сумочку, дав себе обещание, что никогда не наберу злосчастный номер.

Илия Вентер. Так вот как звали художника?

– Позвоните ему, если захотите поговорить о мертвецах, – улыбнулся Борис. – Или у вашего поколения принято писать сообщения?

Его слова так походили на сводничество, что я еще сильнее напряглась.

– Спасибо, я подумаю об этом.

Что-то в его расслабленной позе и щегольском внешнем виде наконец заставило меня задуматься, кто же он, собственно, такой.

Слишком много времени Борис выделил для обычной туристки, которую ему навязали. Слишком уж у него правильная, хорошо поставленная и грамотная речь для простого сотрудника, которого могут и уволить за столько свободный и пугающий разговор с иностранцем.

Только если…

– Это ведь ваша галерея? – смущенно уточнила я. – Вы – хозяин?

– Верно, – легко согласился он и, подхватив мою ладонь, впился в нее коротким влажным поцелуем. – Хозяин всего окружающего нас безобразия и ваш покорный слуга. Добро пожаловать в посмертную галерею «Роза», барышня.

Глава 9. Почти тьма

Я всмотрелась в лицо господина Вентера, но не нашла в его чертах ни единого намека на сходство. Внешне мы были настолько разными, что только сумасшедший или слепой рискнул бы назвать нас родственниками. К тому же мой отец должен был быть куда старше.

Я повторила имя про себя, стараясь различить в нем знакомые нотки. Борис. Борис Вентер. А я тогда Эрис Вентер?

Звучало незнакомо и чуждо, так что поверить и принять имя своим никак не получалось. Как бы я ни старалась убедить себя в обратном, Борис казался таким же далеким, как и в момент, когда наши глаза только встретились.

Если мы действительно приходились друг другу родственниками, он должен был сразу все понять. Не по жутким портретам Инесс, а по собственным воспоминаниям. Я не так уж сильно изменилась, кажется.

Нет, что-то определенно не клеилось.

– Наш разговор начался неправильно, господин Вентер, – пробормотала я, старательно избегая встречаться взглядом с «отцом». – Вам не покажется странным, если я признаюсь, что пришла сюда, желая встретиться с вами?

– Я полагал, вы пришли увидеть портреты.

Его губы растянулись в скупой улыбке.

– Они тоже меня интересует, но не в первую очередь, – я помедлила, тщательно подбирая слова. – Понимаете, я приехала в город, чтобы встретиться с неким доктором. Точнее, вернулась. Мы с семьей жили в Будапеште когда-то.

Я попыталась уловить искру узнавания, страха или любую другую понятную эмоцию, но выражение глаз Бориса осталось таким же холодным и внимательным, как и секунду назад.

– Вы были на приеме у доктора? – с искренним участием поинтересовался он.

– Верно.

– И Балаш вас отпустил?

Я не называла имени врача.

– Значит, вы в курсе происходящего в лечебнице? – тихо уточнила я, разом осознав весь ужас вокруг.

Доктор не мог действовать в одиночку, стоило догадаться раньше. И уж точно не идти прямо большему злодею в руки.

– А вы умны, – хмыкнул он.

– Почему из ваших уст это звучит как оскорбление?

Получив ментальный удар под дых, я привычно перешла к ответному нападению.

– В неопытных руках ум может сделаться оружием, – пожал плечами он. – Итак, вы кое-что увидели, но до сих пор не купили билет на прямой рейс до Лондона и не пошли в полицию. Почему?

Он снова озвучил вещь, о которой никак не мог знать. Только если не следил за моими перемещениями с самого начала.

Мне действительно стоило сообщить о Балаше, а не пытаться оживить прошлое, но я все равно поступила иначе.

– Так почему?

Я чувствовала его горячее желание услышать правду, казалось, очевидную для нас обоих. Но любая попытка оправдаться выставила бы меня полной дурой.

– Кажется, вы мой отец, – я опустила глаза в пол и не решилась поднять их, даже когда он рассмеялся прямо мне в лицо.

Фантазии об убитом горем отце, который потерял любимую дочь, острым стеклянным крошевом рассыпались у ног.

– Могу я узнать, откуда такие выводы, барышня?

– Балаш проговорился, что вы – хозяин дома, в котором размещается больница. Это дом моих родителей. Мой дом. Был им до того пожара…

Пожар в ту страшную ночь не был причиной всех бед, но стал их ярким завершением. Минорным аккордом, который нитью звучал в каждом событии невеселой взрослой жизни.

– Я думала, что оба моих родителя погибли, но, как вижу, вы до сих пор живы.

Слова против воли прозвучали как упрек. Борис выдержал удар с честью. Замер на секунду, а потом перевел взгляд на портрет Инесс.

– Конечно, – кивнул он скорее собственным мыслям, чем сказанному. – Я купил дом много лет назад и слышал историю про резню. Семнадцать убитых, обескровленных…

– Обескровленных?

Таких деталей я не знала. Хотя в воспоминаниях крови и правда было много. Даже чересчур много.

– Вы же, кажется, там присутствовали и видели все своими глазами?

– Я была ребенком и мало что помню. Травма заблокировала воспоминания.

– Пожалуй, здесь удача решила выступить на вашей стороне, – его слова прозвучало дружелюбно, но я поежилась, уловив в них тонкие нотки лести и лжи. И все же его слова значили кое-что важное: он не мой отец!

– Кто продал вам дом? – спросила я, быстро сориентировавшись. – И простите за выпад с отцовством. Кажется, я ошиблась…

– Ваши чувства понятны. Только законченный сухарь стал бы за них винить.

Борис искусно изображал эмоции, но я все равно сомневалась в его искренности. Актриса во мне видела фальшь и всякое отсутствие сочувствия к истории.

– Меня не интересовала биография покупателя, ведь для сделки хватило и его имени. Кажется, это был один из чиновников мэрии, – пожал плечами Борис. – Договор оформлял сторонний поверенный. Уже не вспомню, как его звали, но должно быть – Дейн.

Звали. Да что происходило в этом проклятом городе? Почему люди умирали на его территории так часто?

– Он тоже умер?

– Несчастный случай произошел вскоре после покупки дома.

– Поверенного сожгли на костре, как Инесс?

– Не было необходимости. С небрежностью Дейна удивительно, что трагедия не произошла раньше.

Вентер ухмыльнулся, на этот раз вполне правдоподобно, но я не нашла в себе сил ответить на улыбку.

Единственная ниточка, что вела к правде, оборвалась, в который раз оставив меня ни с чем. С пеплом в ладонях, на белых манжетах и рукавах.

Я стойко держалась с самого возвращения и надеялась на чудо, но оно так и не произошло.

Вдруг стало больно. Так сильно, как давно уже не было. Словно я вернулась в детство и похоронила родителей во второй раз.

– Получается, моя семья давно на том свете.

Попрощаться с надеждой увидеть родителей оказалось нелегко, и мне пришлось повторить фразу дважды, чтобы как-то уложить смысл в гудящей голове.

Борис меня не торопил.

– Газеты писали, что вы тоже умерли. В выгоревшей дотла комнате нашли детские кости. Пожарные решили, что они – ваши.

– Что?

Меня замутило. А что, если настоящая Эрис и правда умерла, а я – всего лишь самозванка, которая, услышав историю по телевизору или в приюте, присвоила чужую жизнь, не имея ни единого воспоминания о собственной?

Боги, нет, пожалуйста! Хотя бы себя настоящуюя могу оставить?

– Вы побледнели, – с холодным участием заметил Борис.

– Я всегда бледная. Приемный брат шутит, что мои предки провели вечность в полутьме и заложили это в гены.

Окончательно разнервничавшись, я поняла, какую глупость высказала, только когда слова слетели с губ.

– Занятный пример.

– Простите.

Мне так не показалось.

– Я принесу вам воды. Ждите здесь.

– Не стоит…

– Это не просьба, барышня.

Быстрее, чем я успела хотя бы попытаться убедить его, что все в порядке, Вентер решительно зашагал прочь.

Рядом слонялись как минимум двое сотрудников, к которым он мог обратиться, но Борис предпочел пойти за водой сам. Если, конечно, не скрылся из виду совсем по другой причине, которая точно не пришлась бы мне по душе.

Отыскав Энжела, я взглядом указала на дверь. Тот едва заметно кивнул, быстро уловив направление моих мыслей.

Нам пора было уходить. И поскорее.

Все еще изображая незнакомцев, мы добрались до двери выставочного зала почти одновременно, и друг за другом выскользнули в коридор.

Никто не пытался нас остановить или преследовать. Ни в холле, ни в гардеробе после. Не замеченные персоналом, мы получили верхнюю одежду и торопливо вышли на улицу.

– Как прошло? – спросил Энжел вполголоса. – Тот странный мужик действительно твой отец?

– Нет, он всего лишь богач, который купил наш старый дом, – признать правду оказалось непросто, но необходимо, и я даже обрадовалась, что Ривз сам спросил. – Они умерли. Мы все умерли тогда.

– Не все, Ева. Ты-то все еще жива. Их дочь выжила.

Придется повторять, пока сама не поверю.

Желая хоть на что-то отвлечься, я забрала у Энжела ключи, отмахнулась от горячих возражений и села за руль. Водитель из меня всегда был средненький, но особых навыков в городе с его размеренным потоком и не требовалось.

– Молчи и наслаждайся поездкой, – пожала плечами я, когда он снова принялся ворчать, так и не сумев пересадить меня на пассажирское место. – Тем более ты мне должен.

– Это еще за что?

– Тебе стоило отговорить меня от милой самоубийственной поездки в галерею. Или в Будапешт. Вытолкнуть из самолета еще в Лондоне или отвезти в полицию сразу после знакомства с доктором, – внутренняя нервозность достигла апогея и не давала мне замолчать. – В лечебнице творится какой-то ужас, и нам следовало сразу рассказать о нем людям, которые способны все остановить.

– И что бы это дало?

От неожиданности рука соскользнула с руля и зацепила кнопку сигнала. Не на шутку перепугав водителей впереди и нас самих.

Я извинилась сквозь зубы.

С чего вдруг у буквально помешанного на справедливости друга возникли столь противоречивые для его натуры мысли?

– В каком смысле?

Я захотела съязвить о подмене Ривза инопланетянами, но решила, что время шуток прошло. В его последнем вопросе чувствовалась горечь, и топтаться по больному не позволила совесть.

А вот узнать причину столь необычного поведения стоило.

– Ты давно не соприкасалась с местными традициями, а я – тем более. Может быть, все не так ужасно, как показалось на первый взгляд… Ты видела, что именно он делал с пациентами или просто предположила?

– Я столкнулась с чем-то хуже.

Произошедшее в кабинете доктора вдруг показалось глупым и нереалистичным даже мне самой. Дурной фантазией и сном.

Маги мертва, и нет никак волшебных монет, дарующих власть над телом и разумом другого человека.

А ведь Балаш и правда начал приказывать мне, получив проклятую монету… Когда я дала свое разрешение действовать.

– Подробностей ты не расскажешь, правда?

Нет. Конечно, нет.

Это ведь бред, темная фантазия и сущая ерунда. Нарушение всех законов вселенной сразу. И здравого смысла вместе с ними.

Наверное, я никогда не смогла бы кому-то рассказать. Об этом и многом другом. Просто теперь в мрачном ментальном багаже, что вечно волочился следом и тянул тело к земле, стало на один секрет больше…

Раньше я могла бы поделиться мыслями с Роуэном, но после нашей последней встречи и этот путь был отрезан.

Я осталась одна и отныне всегда буду одна, пока знакомая тьма, звериным глазом подсматривающая из-за угла, не поглотит меня вместе с костями и кожей.

Поддаться ее наваждению легко и приятно, а вот выбираться из него, пытаясь сохранить рассудок и опору под ногами – нет.

Отчасти Ривз прав: нам не следовало вмешиваться в чужие традиции и жизнь.

– Мы едем знакомиться с местной полицией? – не скрывая издевки, уточнил Энжел.

– Нет, – тихо ответила я, за какую-то секунду заключив с собственной совестью неприятную и жестокую для нас обеих сделку. – Ищи билеты. Мы летим домой.

Билеты нашлись только на утро следующего дня, и, к моему неудовольствию, оказалось, что в Будапеште нам предстояло провести еще целый вечер.

После всех тревожных открытий запереться в номере отеля казалось самым разумным и безопасным решением, но только не в «Нимфалиде», где остались мои вещи.

Намеренно избегая удивленного взгляда хозяйки, я смело переступила порог гостиницы, быстро собрала чемодан и, не желая задерживаться у стойки регистрации ни на одну лишнюю минуту, передала хмурой госпоже ключи.

Та приняла их и украдкой бросила на меня пытливый взгляд, будто не ожидала увидеть снова, да еще в добром здравии.

– Уезжайте так далеко, как сможете, дорогая! – посоветовала она.

– Именно так я и поступлю, – стиснула зубы я.

Всего за сутки Будапешт подарил мне целый ворох новых кошмаров. Никакое лекарство точно того не стоило.

Уж лучше вечно засыпать со снотворным, боясь призраков, что давно покоятся в неглубоких могилах и древних склепах, чем бороться с живыми людьми, ведь последние всегда могут сделать куда хуже.

– Возьмите, – вдруг сказала хозяйка и, не дожидаясь ответа, сунула нечто маленькое мне в ладонь.

Присмотревшись, я поняла, что это – всего лишь моток спутанных красных ниток.

– Что это?

– Оберег, который сокроет вас от темных сил.

– Вот как? – посмотрев на подарок с брезгливым интересом, я сжала оберег в кулаке и демонстративно опустила в ближайшую урну. – Стараниями Нины и таких, как вы, я уже встретилась с кошмаром. Теперь никакие темные силы не страшны. И, кстати, их не существует.

– Пусть будет так! – тихо отозвалась она. – О, пусть будет…

Энжел позволил мне подняться в номер, только взяв обещание, что час спустя я буду ждать в холле – одетая в лучшую одежду, накрашенная и готовая к прогулке по прекрасному и таинственному вечернему городу.

Уезжать из Будапешта без приятных воспоминаний он был решительно не готов и обещал сделать все, чтобы хотя бы в последний вечер таковые у нас появились.

– Хочу увидеть твою улыбку, принцесса, – бросил Энжел на прощание. – Покажешь мне ее?

– Если будешь и дальше давить, покажу тебе средний палец и с чистой совестью отправлюсь спать.