Но что-то где-то пошло не так

У Фёдора даже вырвалось, – Эх, красота, нам бы такую.

– Не кручинься, сделаешь. Дай время. И мы поможем, правда, дед Саш?

– Поможем, само собой, как же не помочь, пусть деньги копит. Печь у тебя знатная, такую же себе сварю, – дед внимательно разглядывает печь.

– Ты что, баню строишь? – спрашивает Володя.

– Ещё нет, летом работы море, бывают дни, еле до кровати доползаю.

– Что, так сильно устаешь? Ты вроде не старый, какого года?

Двадцать первого, так-то да, не старик, но наш начальник мёртвого до кондрашки загоняет. Сварной я один, всё никак второго в штат не выбьют, вот и приходится крутиться как белка. Ну мы зла не держим, на то и лето. Зимой работы много меньше будет, вот баней и займёмся, давно уже мечтал. Такую нам конечно не потянуть, богатая у тебя баня. Нам с Галинкой такую большую не нужно, поменьше сделаем, двум человекам разместиться, помыться, попариться.

– Почему двум? – возражает Галя, – А если ко мне подружки придут? Или к тебе друзья объявятся, или вон Фёдор с Васькой в гости заглянут? Нет, я не согласна, нужно побольше ставить.

Дед смотрит на внучку с какой-то особенной лаской, так мама смотрит на своего новорожденного ребеночка, и Фёдор понимает, будет ей баня, не хуже этой. В лепёшку дед расшибется, а всё для неё сделает. Галя перехватывает взгляд Фёдора, смущенно улыбается.

– Так ты и воевал? Двадцать первого года, вас же почти никого в живых не осталось, все в войну полегли.

– Воевал, как без этого. Двухпроцентники, слышал о таких? С пятого сентября сорок первого, и до третьего сентября сорок пятого, в аккурат четыре года без двух дней. Не полностью конечно, было дело и в госпиталях пришлось поваляться.

Дед отошёл в сторону, разглядывая оконные проемы, а более показывая, что разговор о войне поддерживать не намерен. Володя понял, повернулся к Фёдору.

– Слушай Фёдор, я завтра думал к тебе вечерком заскочить, договориться по дровам. Ты как, готов? В какой день везём? На этой неделе будем вывозить.

– В какой день хотел? Так-то я в совхозе на винограде, вечером тренировки с пяти часов. Просто скажи в какой день, я ждать буду.

– Давай во вторник, в начале две машины по первому адресу, примерно в три и в четыре. По остальным двум на следующей неделе поговорим. Там не факт ещё, что получится, но постараемся. И ещё, водителям по рублику за машину дай, не жлобись, лады?

– Будет им по рублику. Но хоть одну ещё надо, а то я сам без дров останусь. А что, хлысты большие по длине? Сколько кубов в машину влезет?

– Я говорю, постараемся. Кузов в длину три семьдесят пять. Значит метра по три с половиной напилим. Кубов семь, семь с половиной загрузим точно. Кстати, дед, ты не в своём доме живешь? – обращается он уже к деду Саше. – Если всё срастётся, могу в честь знакомства тоже машину подогнать. У нас неучтёнка, выпиливаем рощицу небольшую и ветрозащитную посадку. Будем новую дорогу вести ко второй очереди птицефабрики. До комплекса доведём, а у себя внутри пусть сами птичники командуют.

– Не откажусь. У нас с Галинкой правда дрова на этот год припасены, и уголь тоже. Но запас карман не тянет. Так что вези. Попилим, в поленницу сложим, пусть сохнут. Тем более, если зимой баню обновим, дрова нужны будут.

– Заявку напиши, и адрес укажи, сейчас пойдём, покажу как…

Дед нравился Фёдору всё больше и больше. И Владимир нравился, и Аурика, и Галя. Все нравились. Добрые они все. Но быть добрым, – это непросто. Как-то, ещё в Боснии, в сырых промозглых окопах, один старик чётник, парадоксально уважающий Сталина, загадал ему загадку. Какого человека можно уверенно считать добрым? Много ответов предложил Федор, но ни один не подошёл старому сербу.

Правильный ответ заставил надолго задуматься: – Ты приди к нему бродягой, вонючим и завшивленным. Приди таким, и тогда узнаешь, добрый он или нет.

Фёдор усмехнулся, не знал он, что в Сербии тоже есть бомжи и бичи, и вспомнил притчу о добром самарянине, а старый воин, немного помолчав, добавил, – И всё равно, запомни: добрым быть не очень тяжело, и нам, православным, по силам. Ты попробуй прожить жизнь справедливо. Это непросто…

Удивительно как хорошо слаживается, может деду Саше случайно удастся дровами помочь. За баню сам собой разговор зашёл, он даже не спрашивал, потом будет удобно про него напомнить. Только вот дед сказал, что у них с Галей. Они что, вдвоём живут, а мама с папой Гали где? Умерли, или в командировке какой? Фёдор вздохнул, и чего он о Гале думает, у него ведь есть Вера. Верочка…

Дед Саша собрался в магазин, пригласил Анну Сергеевну с собой, которая, как показалось, с радостью согласилась. Фёдор, видя такое дело, тоже подходит, протягивает деду рубль.

– Дед Саша, возьми, купи что-нибудь к чаю.

Дед долго смотрит на протянутый рубль. До того долго, что Фёдор опускает руку, понимая, что сморозил. Дед ложит свою ручищу ему на плечо, слегка сжимает, ничего не говоря, и так понятно…

– Георгий, – зовет своего старшего Владимир, – пойди, покажи ребятам двор, пока мы стол накрывать будем.

Георгий, которого братья зовут Юриком ведёт их на задние дворы, попутно показывает многочисленное курино утиное семейство. Вернее, не утиное, а индоутиное. С ними проще чем с утками, меньше слякоти. И не орут как бешеные, шипят только. Но детям надо быть настороже, – щипаются. Славка и Данька, младшие Юркины братья, – учёные, через птичий двор ходят с серьезными прутьями.

По задам участка колосилась лебеда. Высоченная, больше чем у Арени. Даже рослый Фёдор с Галей, примерно одинакового роста, полностью скрываются с головой, а мелкие в ней совсем тонут, настоящие ходы наделали, сродни лабиринтам. Пройдя лебеду, вышли на большую сточную канаву, скорее маленький овраг.

– Весной, когда снег тает здесь ручьи, и осенью, если сильные дожди, тоже. Вода отовсюду сюда стекает. Папа хочет большую яму выкопать, а снизу плотину сделать. Получится озеро. Будем рыбку разводить.

– Нет, озеро не получится, места мало. Пруд получится, – авторитетно заявляет Галя.

– Неправда, много места, озеро получится, – спорит с ней шестилетний Славка.

– Отец ходил со специалистами, воду искали. Они рамками замеряли и рамки сильно крутились. Сказали, что внизу, под землёй ключи, нужно копать и они забьют. Значить будет озеро, – аргументировано поддерживает брата Георгий.

Он по-детски пытается заигрывать с Галей. Но видно, что Галя им вовсе не интересуется, она отвечает степенно, не желая огорчать маленького хозяина, но и не идя на поводу у его детских ухаживаний. Сама уже дама, а может перед Фёдором. Впрочем, к себе повышенного с её стороны внимания он тоже не обнаруживает. Ну и хорошо.

Сама идея Фёдору нравится. Он прикидывает размеры. Метров тридцать пять, сорок по ширине, а в длину вообще копай сколько влезет. Хоть сто метров. Интересно, власть разрешит? Всё-таки серьёзный проект. Одно дело яма десять на десять, для уток. Выкопал, никто ничего не видит, утки купаются, кому какое дело. Совсем другое метров сорок на сто, это уже Природнадзор, или что там в СССР было. Да и власть сама может быть против. ОБХСС быстро припаяет возможность нетрудовой деятельности. Сложно это всё при коммунистах было. Хочешь, что сделать, а найдётся чиновник мракобес, и зарубит. Хотя так на Руси всегда было, хоть при Царе батюшке, хоть при коммунистах, хоть при демократах. Одни хотят работать, другие за их счет живут, и им же запрещают…

Когда вернулись, к столу как раз подошли ушедшие в магазин. Дед Саша достал из торбы пачку чая, пару шоколадок, кулёк конфет, большой кусок сыра, батон сырокопченой колбасы, две баночки красной икры, три бутылки Буратино. Оказывается, пока Фёдор с Галей и мелкими обследовали место будущего пруда, они с Анной Сергеевной сходили в недалеко расположенный магазинчик. Ничего толкового там не нашли, и успели съездить в Кишинёв в центральный Гастроном, немного подзакупились.

Молились они интересно, вместо положенных перед трапезой молитв, три раза пропели Христосе Воскресе. Мы по воскресениям всегда так поём, а в обычные дни, как положено, пояснила гостям Аурика.

Места за столом хватило всем с избытком, и Фёдор с удивлением обнаружил себя сидящим рядом с Галей. Далекий от мысли о преднамеренности совпадения, Фёдор принимал ухаживания от неё, подлаживающей то кусочек рыбного пирога, то кусочек торта. Поймав на себе взгляд Анны Сергеевны, внутренне усмехнулся, терпи теща, всё в норме, на баню работаем. А вообще Галя хорошая девочка, вот только есть одно но: он, полковник Руснаков ни капли не педофил, и вообще, он Веру любит.

В тенёчке виноградника оказалось довольно прохладно, и женщины одели кофточки, одел свитерок и Фёдор. Но мальчишки носились в одних рубашках, да ещё и босиком. Аурика их одеваться не заставляла, предоставив самим себе.

Ел Фёдор как обычно, много. Стол правда был больше похож на шведский, чем обеденный, но едой заставлен. Жареный минтай, рыбный пирог, нарезки сыра и колбасы, плацынды с луком и яйцом, стандартный салат из помидор с белым луком, приправленный подсолнечным пахучим маслом. Бутерброды с маслом и красной икрой. Посередине миска с варёными яйцами, к которым никто, кроме Фёдора не прикоснулся. Он чистил яйцо, разрезал его пополам, ложил кусочек сыра и чеснока, заправлял майонезом. Заедал помидором. Получалось вкусно. Глядя на него попробовала такой мини бутерброд и Галя. Теперь от нас обоих будет чесноком пахнуть, подумалось Фёдору. Ну и ладно, нам не целоваться.

После еды подали два арбуза. Огромных. Потому и съели только один. Аурика предупредила, что впереди ещё торт. И всё равно, очень вкусный торт, похожий на Графские развалины, хоть и похваливали, но ели вяло, места ни у кого не осталось. Ни у кого, кроме Фёдора.

Чай был подан с самого начала застолья, и Фёдор выпил три кружки, когда почувствовал, что наелся. Потянуло в сон. Мальчишек уже давно сдуло, за столом начались взрослые разговоры, и он поглядывал на кровать, что стояла у самого дома. Пружинная старая кровать была застелена отжившим своё комковатым матрасом, сверху старым покрывалом, и Фёдор, поблагодарив Господа за обед, переместился посидеть на неё. Посидел пяток минут, прислушиваясь к разговорам за столом, да и закемарил. Глаза отяжелели, двигаться не хотелось, Федор прилёг на кровать, опустив ноги на землю, и выключился. Пришёл в себя, когда рядом присела Галя.

– Спишь? Что ночью будешь делать?

– Спать буду, – немного недовольно ответил Фёдор.

– Это понятно, – вздохнула Галя, – ты скажи, я вот нормально боксирую?

Ну и вопросик, Фёдор сразу проснулся, для одиннадцатилетней девочки вопросик. Или ей с ним поговорить хочется, а говорить не о чем?

– Пока рано говорить, ты ещё месяц не ходишь. Но пока получается. Главное не бросать. Будешь ходить, будет получаться.

– А если у меня нет таланта?

– Талант он у всех есть, у одних больше, у других меньше, в конечном счёте побеждает тот, кто больше тренируется. Слушай, дай я присяду, а то мне неудобно, ты сидишь, а я разлегся помещиком новоявленным.

– Да ничего, лежи, я не крепостная, – ответила Галя, но всё равно привстала, и Фёдор переместился из полулежачего положения в сидячее. Закололо иголками ноги, кислород спешно катапультировался к зажатым нижним конечностям. Фёдор недовольно сморщился, терпеть не может такое состояние. Галя поняла по-своему.

– Что-то заболело?

– Нет, ноги отлежал…

За столом разговор ушел в приглушённые тона, Фёдор прислушался. Обсуждали недавний взрыв в мавзолее. Ну да, было такое, один придурок взорвал на первое сентября заряд аммонала, себя убил, ещё двоих ребят школьников искалечил. Видать "новость" только недавно дошла.

– У нас в университете, все преподаватели второй день только об этом и разговаривают, как будто других тем нет. Отвлекутся на чуток, и по-новому, – Аурика, наливая чай Анне Сергеевне, говорит в пол голоса.

– Грязный, глупый поступок психически неуравновешенного человека, никому не нужный. Гордый и недалекий, растущий из глубины страстей. Хотел прославиться, а на других ему было всё равно, подумаешь люди погибнут, – Анна Сергеевна верно раскрывает событие.

Фактически не обладая и толикой информации, в одиночку проводит краткий анализ, и делает совершенно правильные выводы. Такие же сделает следствие, спустя месяцы работы десятка сотрудников, подумал Фёдор.

– Похоронить надо человека. Панихиду отслужить и в землю положить, – дед Саша вносит свою лепту в разговор.

– Ты про кого? Про бомбиста? – спрашивает Володя.

– Про обоих. Что его выставили на показ, как Тутанхамона. В земле должен православный лежать, а не в мавзолее. Мавзолей это для мусульман, или для индусов. Они любители такое строить. Нам это зачем.

– Какой же он православный, и вообще, почему? Мавзолеи есть и у католиков. Например, мавзолей католических королей в Гренаде. Мусульмане и индусы скорее подхватили тенденцию строить мавзолеи, а первоначально это появилось в языческих культах. Первый широко известный мавзолей, кстати одно из семи чудес света, это гробница царя Мавсола. Построена в честь мужа, по желанию его вдовы Артемисии, еще в середине четвёртого века до нашей эры. Простоял две тысячи лет и рухнул от землетрясения. Остатки были использованы на строительство крепости католическими рыцарями.

– Аурика Александровна, Вы историк? Так хорошо разбираетесь в истории, спрашивает дед Саша.

– Да, преподаю в государственном университете. К сожалению, история наука хрупкая, не терпит вольного с ней обращения. Иначе, в зависимости от точки зрения на события, возникают такие противоречия, которые могут быть разрешены только силовыми методами.

– Извините, не понял, при чём тут взрыв в мавзолее?

– Наша власть сама загоняет себя в угол принятием полярных решений. Положить Ленина в мавзолей не самое умное решение. Противоречащее всему духу развития русской цивилизации, и всех народов, связавших свою судьбу с русскими.

– И всё же при чём здесь взрыв? Человек психопат, не было бы мавзолея взорвал бы себя в другом людном месте. Это не политика, вы не согласны? – подключается к дискуссии Анна Сергеевна.

– Безусловно, однако взорвал себя он именно в мавзолее.

– Так, дорогие гости и супруга моя любимая, давайте о чём-либо другом. Не та тема, которую стоит обсуждать, пусть власть сама решает, кого она хочет в мавзолей ложить, кого не хочет…

Владимиру явно не нравится затронутая тема, и он пытается перевести разговор в другое русло.

Фёдор опять начинает засыпать, но с Галиной не соскучишься, она пихает его легонько в бок.

– Пойдём немного поработаем на руках, что толку лежать.

– Пойдём, – соглашается Фёдор, действительно, что вылеживаться…

Назад они едут затемно, теперь уже заснула Галя. Федор расстраивается не из-за этого, он смотрит в окно, где погода испортилась, ощутимо похолодало. Впервые за месяц идёт лёгкий, почти незаметный дождик, скорее морось. Впереди о чём-то в пол голоса переговариваются дед Саша с Анной Сергеевной. В машине тепло, Фёдор думает о Вере, где она сейчас, что с ней. Сердце рвется от необъятной тоски, он начинает читать Иисусову молитву, и внезапно на память приходит отрывок из стихотворения Юлии Звездинской:

Молитва нас с тобою вместе держит,

Невидимой соединяет нитью.

Поэтому я беспокоюсь реже,

А наслаждаюсь Богом данной жизнью…

1973. Тридцатое сентября. Интерлюдия вторая. Вера

За две тысячи километров от Фёдора, спящая девушка потянулась и вздрогнула, раскрыла глаза. Федечка. Первая мысль о нём. Где ты сейчас? С кем? Что делаешь? Она встала с кровати, подошла к окну, прислонилась лбом ко стеклу. На улице темно. Холодно. Сыро. Дождь. Серый безконечный дождь. Уже второй день. До конца командировки восемьдесят пять дней. Как их пережить? Восемьдесят пять дней без тебя. Потом ещё два дня дороги. А потом…

Сердце девушки учащённо забилось…

Раскрылась дверь в комнату. На пороге показалась Лена, заядлая спортсменка и очень веселый и приветливый человек.

– Вера, пойдём с нами в волейбол, Хромой неофициальное первенство проводит, а у нас как раз человека не хватает. Мальчишки нашей группы уже хвастаются, что всех порвут. У них два разрядника играют. Я тоже разрядница, и Катьку позвали, но ещё бы кого. Шесть на шесть. Три партии до пятнадцати очков. Проигравшие скидываются на ресторан победителям, с Пионом согласовано. Там уже толпа зрителей, со всех курсов, даже обе стенографистки с поварами пришли.

– Да ну Лен, не хочется. – Вере действительно не хочется, тем более спросонья. Лучше она посидит, письма маме с Федей напишет. В предпоследний раз Феде написала, и довольно длинное, а матери никакого не удосужилась чиркнуть. Теперь совесть гложет.

– Да брось ты Вер, пойдём, ты же как мастер играешь. Самой не досадно будет, если мы мужикам сольем? Будут потом подхихикивать всю неделю, да ещё и корми их. Они ведь много едят. Пойдём, – уговаривает Ленка.

Вера задумалась, а что бы посоветовал сейчас Федечка? И, тряхнув головой решает, – А пойдём, сейчас мы их на место поставим. Я в ресторане в жизни ни разу не была…

Письма она всё-таки потом написала. И матери, и Фёдору, и Арене. При свете фонарика, чтобы с улицы в комнате свет не был виден. Закончила к часу ночи…

Глава 6. 1973. Первое октября. Четыре

В одно и тоже время, практически одновременно в разных местах нашего грешного мира, происходили следующие события…

– Разрешите товарищ полковник? Старший лейтенант Новосёлов прибыл в Ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы.

– Проходите капитан, присаживайтесь поближе.

– Товарищ полковник?

– В кадрах приказ о присвоении вам звания капитан. Зайдёте, распишитесь.

– Спасибо товарищ полковник.

– Не за что, – усмехнулся хозяин кабинета.

Полковник Чвертко откинулся на спинку удобного кресла, вглядываясь в уже немолодого плечистого офицера. Сколько ему? Тридцать пять, сорок? Не успел личное дело посмотреть. В любом случае начинать делать карьеру поздновато. Но, по отзывам служака добрый: дотошный, скрупулезный, внимательный. Именно такой и нужен.

– Иван Сергеевич, правильно?

– Так точно, товарищ полковник.

– Давно приехали?

– Вчера утром, товарищ полковник.

– Как разместились?

– Хорошо, товарищ полковник.

– Вы капитан поживите в общежитии недельку, и мы Вам четырёхкомнатную служебку предоставим, у нас сотрудник освободил, перешёл на другое место службы. На неделе ремонт небольшой закончим, и на выходных заезжайте. Прекрасная квартира, большая, светлая, в центре Кишинёва: лоджия, балкон, два санузла, ванна. Сам бы жил, честно. У Вас четверо детей? Два мальчика, две девочки?

– Так точно товарищ полковник, четверо. Спасибо товарищ полковник.

Чвертко скривился, …товарищ полковник, товарищ полковник… – уже слух режет. Давно пора в генералы переходить, а он всё в полковниках. Ладно, это после, пора за работу.

– В пятницу пришёл пакет документов из Москвы, по созданию в республиканских Комитетах отделов и групп специального назначения. Это официально, и по всем республикам Союза. Республика у нас небольшая, поэтому по штату в Группе специального назначения пока четыре человека, думаю для начала вполне достаточно. Приказ о присвоении Вам звания капитан, приказ о Вашем назначении руководителем Специальной Группы, положение по спецгруппе, штатное расписание, всё в кадрах. После беседы ознакомитесь. Официально группа будет входить во вспомогательные подразделения. Подчиняться мне напрямую, отчет по первым и пятнадцатым числам каждого месяца, если не появится необходимость принятия срочных решений. С задачами и направлением работы детально ознакомитесь в кадрах. Ваш кабинет двести седьмой. Зайдёте в секретку за ключами. Вопросы?

– Спасибо товарищ полковник, вопросы появятся после изучения документов.

– Хорошо, давайте тогда поговорим, что называется, не для протокола. Я обрисую Вам своё видение ситуации и намечу примерный фронт работ на ближайшее будущее.

– Слушаю.

Полковник Чвертко встал и заходил по кабинету, что-то обдумывая. Дело понятное, ничего особенного. Думается, ребята справятся. Но как бы не передавить, работать нужно осторожненько, ювелирно. Всё-таки дети. Менты и так уже посмеиваются, типа гебешники как слоны в посудной лавке работают. – Чвертко опять сморщился, – Ох уж эти менты. Коллеги.

– Итак вкратце. Последние несколько лет по стране фиксируются абсолютно точные сведения о появлении талантливых ребят. Возраст разный, от пяти – шести лет до пятнадцати – шестнадцати. Партия приняла решение взять этих ребят под свой контроль и свою защиту. Руками и мозгом партии в этом деле будем мы, чекисты. Вам пока понятно?

– Так точно, понятно.

– Это хорошо. Ну так вот, есть такие ребята и в Молдавии. Пока трое. Галя Васильева одиннадцати лет, из Дубоссар. Ион Мултинеску, семилетний мальчик из Оргеева. Хорошие ребята, очень перспективные, уже сейчас понятно, что у них большое будущее. И есть ещё один, это не просто талант, это бомба. Фёдор Руснаков. Девять лет исполнится в феврале. Учится кстати в одном классе с Васильевой. Пока в одном классе. Неделю назад сдал экстерном программу за первые три класса. Удивил и настроил в свою сторону всех членов приёмно переводной комиссии, даже ярых скептиков, в том числе и нашего секретного сотрудника. Штатного. Вы слушаете?

– Так точно, товарищ полковник, очень внимательно.

– Ну так вот. Идём дальше. Ваша задача состоит в том, чтобы выявлять таких талантливых ребят и помогать им. Не напрямую. Так, чтобы никто об этом не догадывался, и конечно защищать от возможных угроз. Выявлять в первую очередь не столько талант по направлениям деятельности и обучения, сколько по возможности мышления и оценке действительности и перспектив бытия. Это очень непросто, но возможно. Помогать это значить помогать в первую очередь правильному развитию личности, хотя и в плане материальном нужно тоже приложить усилия. Быт этих детишек, условия проживания, обезпечение направления увлечённости. Всё вплоть до питания и одежды должны обезпечивать нормальное гармоничное развитие ребёнка, с учетом его сверхспособностей. Делать это необходимо максимально скрытно, в крайнем случае через органы власти и партийные органы. Хотя шила в мешке конечно не утаишь. Но стараться нужно. И последнее, это защита. Открытых угроз у нас пока не наблюдается, но всё же. Соседи, – приглядитесь к ним; учителя, – грубиянов и недалёких от ребят нужно отстранять под благовидным предлогом. В общем всё, вплоть до злых собак и хулиганов на соседней улице.

Пётр Владимирович присел в кресло, – Примерно так, задавайте вопросы, что непонятно.

– В группе уже есть люди?

– Да, двое, с Вами трое. Лейтенант Чобану Игорь Валерьевич, двадцать три года, работает в школе, где учатся Руснаков и Васильева, заведующим учебной частью и учителем физической культуры. Очень умный человек, закончил педагогический институт с полным красным дипломом, без единой четверки. В совершенстве владеет двумя языками, без учёта русского и молдавского. Хороший спортсмен, первый разряд по баскетболу. Вторым сотрудником планируется некто Яблонская Вера Петровна, восемнадцать лет, в феврале будет девятнадцать. Молодая совсем девчонка, сейчас в Ленинграде на комитетских спецкурсах обучения, закончила педагогическое училище, тоже с красным дипломом. Спортсменка, мастер спорта по спортивной гимнастике, правда бывший, бросила спорт из-за травмы. Пока не в органах, будет предложено поступить на службу после окончания курсов.

– Может её в штат не вводить, провести как секретного сотрудника?

– Нет, ни в коем случае. Мы присваиваем ей звание старшего сержанта, и она официально будет работать психологом в школе, в рамках эксперимента по выявлению талантливых детей и работе с ними. Мы думаем, появление в одной школе двух вундеркиндов возможно не случайно. И здесь ещё момент, – тут Чвертко откровенно замялся, и даже намеренно отвлекся, глядя в окно на снующих по веткам воробьев.

– Да, момент, – вздохнул Пётр Владимирович, и щелчком пальца, как заправский фокусник, выбросил по столу, в сторону капитана, фотографию. Перекувыркнувшись раз она спланировала прямо перед Новосёловым лицевой стороной.

– Это Яблонская. Вера Петровна.

Новосёлов смотрел на необычайной красоты девушку. Фотограф очень метко поймал её ракурс в движении. Девушка в пол оборота к кому-то обернулась, и искренне, всем лицом улыбалась, даже глазами. При этом с фотографии сквозило противоречием, глаза не улыбались вместе с лицом, они смеялись своей обворожительной улыбкой. Есть люди, от которых свет исходит, чьи-то стихи пришли Новосёлову на память. Он всматривался в фотографию, разглядывая лицо девушки, а оно манило, призывно тянуло за собой. Манило тайной, словно затягивая туда, где эта тайна будет открыта. Девушка светилась радостью и счастьем. Следующей его мыслью было, что само её присутствие делает людей чище, добрее, светлее. Нельзя, находясь рядом с такой красотой, оставаться серым и унылым.