
Полная версия
ТУН
умиротворение берёзово-еловых лесов с болотно-луговой флорой и река с живописными
берегами, на одном из которых в 1967-м установлен первый в стране памятник
исследователю Арктики Владимиру Русанову.
ВЫДАЮЩИЙСЯ географ, геолог, этнограф, сосланный в уездный Усть-Сысольск за участие в студенческих забастовках, в 1901-1903 годах побывал в печорских
краях с экспедицией. Тогда и записал в своём дневнике: « Придёт время, и на этом
берегу Печоры будет построен город, а здесь разбит прекрасный парк, и этим
изумительным зрелищем будет наслаждаться рабочий люд». Всё сбылось и
относительно города, и рабочего люда, наслаждающегося прекрасным парком, в котором
на высоком постаменте в виде скалы красуется каменная композиция скульптора Юрия
Борисова. Волевой Русанов всматривается в неизведанную даль, уперев правую ногу о
кладь на борту лодки, рассекающей волны могучей северной реки. Рядом с энтузиастом-первопроходцем – проводник. Эмоциональный накал мизансцены заразителен: чувствуется, как неутолимая жажда странствий прибавляет силы и подогревает кровь.
Кровь Глеба в Печоре кипела в такт песне Владимира Высоцкого из кинофильма
Сергея Тарасова по роману Вальтера Скотта «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго», билеты на который в кинотеатре «Космос» стоили… двадцать пять копеек: 40
Сpедь оплывших свечей и вечеpних молитв,
Сpедь военных тpофеев и миpных костpов
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастpоф.
Детям вечно досаден их возpаст и быт,
И дpались мы до ссадин, до смеpтных обид.
Hо одежды латали нам матеpи в сpок.
Мы же книги глотали, пьянея от стpок…
О да! И под ложечкой сладко сосало от романтичных фраз, и аромат приключений, слетая с пожелтевших страниц, кружил голову книжному ребёнку Терникову, вводившему на роль героев авантюрных романов себя и обещавшему беззаветно любить
прекрасных дам! Кстати, актриса Тамара Акулова, исполнившая в кинокартине роль леди
Ровены, казалась тогда Глебу копией региональной тележурналистки Веры Копотевой: такая же возвышенная и благородная…
И в одном из семи чудес Украины – Хотинской крепости, изображавшей в фильме
замок Торкилстон, резиденцию барона Реджинальда Фрон де Бефа, – печорский пионер
бывал на экскурсии, восхищаясь сорокаметровыми в высоту и шестиметровыми в ширину
стенами, возведёнными в XV веке. И много позже, став журналистом, возьмёт интервью у
исполнителя роли Айвенго – латвийского актёра Петериса Гаудиньша.
ПЕТЕРИС родился в 1956-м в семье рижских врачей. Хотел пойти по стопам
родителей – поступил в мединститут, но, проучившись полгода, бросил. Успешно сдал
экзамены в Латвийскую консерваторию на театральный факультет, отучился.
Популярность пришла с фильмом Яниса Стрейча по роману Сомерсета Моэма «Театр», где Гаудиньш сыграл роль сына Джулии Ламберт, талантливой британской актрисы в
исполнении великой Вии Артмане.
Славу прекрасного «кинопринца» упрочила картина Юлия Карасика по пьесе
Эжена Скриба «Стакан воды», где Петерису доверили роль капитана королевской
гвардии, офицера охраны Артура Мэшема, в которого влюблены королева Англии Анна
(Наталия Белохвостикова) и герцогиня Мальборо (Алла Демидова).
– Алла Сергеевна при первой встрече на съёмочной площадке не восприняла меня
всерьёз, – признается Гаудиньш Терникову. – Решила, что утвердили из-за смазливой
внешности, а как актёр я из себя ничего представляю. Даже попросила ассистента срочно
дать мне шпагу, чтоб «было за что держаться». Я мгновенно парировал: «Могу держаться
за шляпу». Мы рассмеялись, и напряжение исчезло.
Актёр, откинувшись на спинку плетёного стула, на несколько секунд задумается.
Его голубые глаза будут гармонировать с безоблачной небесной синью – полог навеса над
столиком в уличном кафе, где разместятся интервьюер и интервьюируемый, примется
задирать тёплый летний бриз, одновременно теребя полы серого классического пиджака
Петериса и играя с расстёгнутым воротом его светлой рубашки. Солнце мягко позолотит
правильные черты янтарного от загара лица поседевшего, постриженного под бокс, усатого и морщинистого, но обаятельного «Мэшема». Он, как всегда, будет окружён
женским вниманием. Проходящие мимо столика красотки вывернут шеи засматриваясь на
знойного латыша. Неудивительно, подумает Терников, что много лет назад Гаудиньшу
41
удастся с лёгкостью увести скрибовскую роль у другого Аполлона советской фабрики
грёз – Александра Абдулова (об этом Глебу Александр Гаврилович расскажет на
«Кинотавре»).
– Карасик изводил гениальную Демидову дублями, – грустно улыбнётся Петерис, говорящий на русском с приятным акцентом. – В одной из сцен Юлий Юрьевич чуть ли
не двадцать раз заставил Аллу Сергеевну повторить одну и ту же фразу, чтоб добиться
нужной ему интонации. Хотя предлагаемые ею варианты были выразительнее и
психологически убедительнее.
Тут Терников смекнёт, почему Демидова в беседе с ним, которая состоится также, как и с Абдуловым, на сочинском кинофестивале, оценит свою работу в постановке
Карасика в качестве проходной, хотя многие зрители полюбят актрису за удивительно
живой образ умной, властной, стервозной первой статс-дамы английского королевского
двора.
– «СТАКАН воды» вышел на экраны в 1979-м, – напомнит Глеб, – а спустя
три года – новый успех с картиной «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго». В 1983-м она
стала лидером проката: её посмотрели двадцать восемь миллионов зрителей!
– Да, – просияет Петерис, – толпы поклонниц, соскучившихся по киноромантике…
Однако будем откровенны: подлинным драматизмом фильм наполнили щемящие душу
баллады Высоцкого, а не сюжетная интрига или характеры героев. Драматургическо-режиссёрские просчёты удалось компенсировать Владимиру Семёновичу, переигравшему
нас всех, ставшему нервом той ленты и создавшему полноценную эмоциональную
палитру. В остальном, с точки зрения профессии, это кассовый проект, но не шедевр…
Лично я привык в работе над любым образом выкладываться на сто процентов. И если
моему герою предстоит, например, скакать на коне, готов часами совершенствовать
мастерство верховой езды. Почему бы для этого не организовать занятия в манеже?
Оказывается, нет времени и необходимости: в седло – и в кадр!
– Вы и в личной жизни – перфекционист?
– В молодости был очень влюбчив. До тридцати выглядел моложе своих лет
(поэтому и на серьёзные роли не утверждали – слишком юн), то есть проблем с
девушками никогда не испытывал. Но, во-первых, семья и дети несовместимы с кочевой
актёрской жизнью (съёмки, гастроли), а я к обязательствам перед потомством отношусь
ответственно. Во-вторых, мужик по своей природе – «охотник», женщина – «добыча».
Такие уж архаические у меня понятия. Не пристало представительнице нежного пола
брать быка за рога, останавливать коня на скаку и входить в горящие избы. Воительницы
– не мой идеал, но именно у них я почему-то вызывал повышенный интерес, нередко
чувствуя себя трофеем очередной прекрасной Марпесии, Фалестриды или супервумен. В-третьих, браки заключаются на небесах. Есть ли смысл идти наперекор своему сердцу и
пытаться обмануть судьбу?
Глава одиннадцатая
ВО ИМЯ ПРЕКРАСНОЙ ДАМЫ
42
В ЗНАК согласия с Гаудиньшем Терников кивнёт головой, а про себя подумает: представления о женском счастье, как и мужском, стереотипны. Каждый человек –
самостоятельная личность, априори целостная и сама выбирающая между
романтическими отношениями, дружбой, карьерой, хобби. Условное разделение на
рыцарей без страха и упрёка, с их маскулинными приоритетами (лидерскими качествами, рискованностью, самообладанием, успешностью), и прекрасных дам, лишённых права на
активное строительство личной жизни, выглядит неактуальным.
Есть ли смысл принцессе, безропотно сложа руки, сидеть у окна и ждать принца на
белом коне? А вдруг он никогда не приедет? Или приедет, но будет далёк от
совершенства: где гарантии, что «ниспосланные небом» окажутся без недостатков?
Строительство отношений – кропотливая работа. Не потому ли, как утверждают
социологи, более семидесяти процентов браков распадаются, а сорок процентов подавших
на развод убеждены, что поторопились с выбором «второй половинки»?
Миф о прекрасной, нежной, заботливой фемине и решительном, благородном, надёжном кавалере, влюбившихся с первого взгляда, проживших жизнь долго и
счастливо, а умерших в один день, бесконечно далёк от реальности, хотя ей не
противоречит. Среди знакомых Глеба идеальных пар (или производивших такое
впечатление) было немного, они являлись, скорее, исключением из общего правила.
Искренний и здоровый союз, считал парень, основан на знании подлинных человеческих
натур – без мифологизирования характеров и идеализации личностных качеств.
Безупречная леди может стать достойным призом для настоящего джентльмена, принявшего участие в регате судьбы не обязательно под алым парусом. Однако в
контракте с удачей всё самое важное традиционно прописано мелким шрифтом.
Если уже на стадии знакомства со стороны представителей как сильного, так и
слабого пола наблюдаются элементы навязчивости – сталкинга с чрезмерными
ухаживаниями, контролем, ревностью (тут случаи Гаудиньша и Терникова
воспринимались Глебом как идентичные), – это сигнал-предупреждение о возможном
последующем вероломном нападении на личные границы с жестоким подавлением воли и
об иными «ягодками» абьюза.
Кокетливые игры в неприступность с трудно расшифровываемыми намёками-ребусами, вкусовые ритуалы «первого шага» и «ответного звонка» – тоже редко
способствуют эмоциональному сближению. Вере и Глебу они точно не помогли. В случае
обоюдной симпатии, пусть субъективно ощущаемой, не лучше ли достичь объективной
оценки происходящего и достоверного прогноза на развитие отношений за счёт честного, но деликатного разговора? Инициатором станет тот, кто смелее, – по импульсу.
Кто был охотник, кто – добыча?
Всё дьявольски наоборот…
Терников при всём желании не сможет забыть импульсивные «наезды» смелой
женщины: от «может, пойдём к вам, Глеб Васильевич, отварим картошечку, порежем
селёдочку, под закусочку пригубим водочку…» до «в конце концов, мы будем спать?!»
Избыточный напор и неуместная требовательность в сочетании с грубоватой формой
интимных фантазий («А куда вы меня поцелуете – есть ли этот орган у мужчин?») 43
произведут отталкивающе-гнетущее впечатление. Хотя шутливо-неискренний тон и
фальшивая бравада, возможно, маскируют смущение? Поэтому в ответ парень, многозначительно улыбаясь, неизменно будет безмолвствовать, так как сказать нечего.
Отказать – унизить («Женщине нужно всегда говорить: «Да», – любила повторять одна из
приятельниц Глеба), а согласиться – надругаться над собой. И молчание
облагодетельствованного «благодетельница» традиционно интерпретирует как
чрезмерную скромность и нерешительность, вдохновляющие воительницу на новые осады
крепости.
К счастью, дело обычно не заходит дальше вербальных, хотя и весьма настойчивых
притязаний с административными последствиями в виде выговоров. Да и, может, последствия не имеют никакого отношения к предшествовавшим событиям? Просто так
совпало…
НЕ ОБДЕЛЁННЫЙ общественным вниманием к личной жизни, Петерис
Гаудиньш не решится ограничивать свободу узами Гименея. Вот и Аль Пачино тоже ни
разу не отважится на официальный брак, что, однако, не помешает голливудскому
«крёстному отцу» обзавестись четырьмя родными детьми. У латвийского актёра, в
отличие от американского, наследников не будет (по крайней мере, на момент разговора с
Глебом Терниковым). Но разве это повод уподобляться досужим пустозвонам, зачисляя
очередного закоренелого бобыля, пусть даже из мира кино, в лигу Нарцисса или
сообщество поклонников Ганимеда?
Древнегреческий философ Фалес Милетский на вопрос, почему он не имеет детей, отвечал: « Потому что люблю их». Созвучная мысль – в пьесе «Эдип в Колоне» Софокла, воспользовавшегося поэтическим образом Феогнита:
Величайшее первое благо – совсем
Не рождаться, второе – родившись,
Умереть поскорей…
Вот и Платон в «Апологии Сократа» приписывает мудрейшему из смертных слова, что если бы смерть даже навсегда похищала у нас сознание, всё-таки была бы дивным
благом, ибо глубокий сон без сновидений лучше любого дня самой счастливой жизни!
В отличие от Сократа, которому, как известно, крупно не повезло в законном
браке, немало философов навсегда пренебрегли супружеским хомутом: Вольтер, Кант, Фонтенель, д’Аламбер, Шопенгауэр, Юм, Фурье, Ницше… Из учёных на память Глебу
Терникову приходили Исаак Ньютон, Блез Паскаль, Адам Смит, Пьер-Жозеф Прудон, Георг Ом, Эдуард Гиббон, Джон Дальтон, Никола Тесла… Список деятелей культуры и
искусства, отказавшихся от обряда венчания и всех сопутствующих обязанностей, Глеб в
разговорах на эту тему обычно начинал с Вергилия, родившегося в семидесятом году до
нашей эры.
А родившийся в стопятидесятом году нашей эры христианский богослов и
философ Климент Александрийский, тоже убеждённый холостяк, в одном из своих
трактатов (Строматы, III, 6, 9) обращает внимание на три любопытных фрагмента из
апокрифического Евангелия от египтян. В первом на вопрос ученицы Саломии « доколе
будет царствовать смерть? » Христос отвечает: « Доколе вы, жёны, будете рождать».
44
А когда Саломия спрашивает: « Так я хорошо делала, что не рождала? », получает ответ:
« Можно вкушать от каждого растения, но не от имущего горечь».
Во втором фрагменте на вопрос « когда придёт Царствие Божие? » вопрошающая
слышит: « (Тогда), когда совлечёте и попрёте ногами покров стыда, когда двое будут
единым, и внутреннее станет как внешнее, и мужеский пол, как женский, – ни
мужским, ни женским». Третий фрагмент содержит такое утверждение Сына
человеческого: « Я пришёл упразднить дела женские» (то есть плоть).
У каждого – свой путь, в том числе к гармонии с самим собой, размышлял
Терников. На холостяцкую тропу мужчины иногда ступают из-за невозможности
финансово обеспечить избранницу и будущее потомство, иногда по причине мизогинии
(женоненавистничества), иногда по состоянию здоровья, чтоб не делать несчастными ни
самих себя, ни кого бы то ни было ещё. Бывают поводы более индивидуально-экзотические. Гюстав Флобер на вопрос Теофиля Готье о причине отказа жениться на
Луизе Коле ответил: « Ты представляешь, она могла войти в мой кабинет! В святая
святых! Нет, это невозможно! » А автор романа «Холостяки» Анри де Монтерлан
« обожал женщин, но терпеть не мог их общества»…
Глава двенадцатая
ДОЛЯ ПОТОМКОВ АДАМА И ЕВЫ
– ЛЮБЯЩИЕ изначально – «друг в друге», – вздохнув, покачает головой
Петерис, – поэтому искать любовь бесполезно, правильнее находить в себе и преодолевать
собственные барьеры на пути к ней.
«Барьер» латышского киногероя-любовника – в нежелании делиться с любимой
тяжкими горестями бытия: семейная лодка чаще всего рискует разбиться о быт. Один из
вариантов идеального сосуществования – наслаждаться взаимным чувством на
расстоянии, не видя на любимых щеках слёз, на стопах – ран от шипов, устилающих
жизненную дорогу каждого. Не сходить с ума от всеобщей беззащитности перед ударами
судьбы.
Актёр сделает глоток кофе.
– И любя, бывает, отрекаются, – пожмёт он плечами, – во имя Любви, однажды
вспыхнувшей и горящей неугасимым огнём до последнего вздоха: « Я тебя никогда не
увижу, я тебя никогда не забуду»! Сердцем можно всегда быть рядом с той, что тебе
небезразлична. Мысленно никогда с ней не расставаться, обеспечивая хотя бы в своём
сознании вечное сияние солнца над её головой. А тебе, человеку дождя, к
непрекращающимся ливням не привыкать!
– Намекаете на трагедию, приключившуюся в августе 1969-го в Лос-Анджелесе с
вашей американской коллегой Шэрон Тейт? – подхватит мысль Глеб, машинально
взглянув на лежащий на столике возле чашки Петериса диктофон: светящийся красный
индикатор заверит – запись ведётся.
– Не только, – тень глубокой печали ляжет на задумчивое лицо Гаудиньша, – но
пример подходящий. Тейт и Полански по-настоящему любили друг друга. Правда, беременность красавицы-супруги, говорят, не мешала Роману искать развлечения на
стороне, именно поэтому в роковую ночь с восьмого на девятое августа его не оказалось
45
рядом с любимой. Но если бы он и присоединился к компании друзей в арендованном на
Сьело-Драйв доме № 10050, навряд ли смог предотвратить массовое убийство пяти
человек. Стал бы шестым.
В том чудовищном по жестокости преступлении адептов секты «Семья Мэнсона»
Петериса поразят бессмысленность и цепь роковых совпадений, начиная с ошибки в
выборе объекта. Музыкальный продюсер Терри Мелчер, отказавшийся подписать
музыкальный контракт с Чарльзом Мэнсоном, съехал из особняка в январе 1969-го. Месть
Мэнсона не удалась, однако ни в чём не повинных людей лишили жизни. Зверски! Одна
из преступниц впоследствии признается сокамерницам, что попыталась вспороть
беременной живот, чтоб попробовать на вкус кровь нерождённого младенца…
Узнав о случившемся, Полански впадёт в безумие, будет бить кулаками стены и
истошно кричать: «Знала ли она, как я её любил?!»
– У ДРЕВНИХ фракийцев, – напомнит Терников Гаудиньшу, – существовал
описанный Геродотом обычай приветствовать новорождённых рыданиями. Из-за
несчастий, предстоящих в юдоли печали. А покойников – провожать весело и с шутками, радуясь их избавлению от великих страданий. Говорят, и мексиканцы в старину
произносили над появившимся на свет малюткой: « Дитя моё, ты родилось для
терпения. Терпи же, страдай и молчи! » Даже библейский Иов оплакивает и проклинает
день, когда его отцу сказали: «У тебя родился сын»…
– …И Джонатан Свифт, согласно его биографу Вальтеру Скотту, – слегка наморщит
лоб «Айвенго», – с юности отмечал свой день рождения скорбными размышлениями о
земных тяготах, перечитывая в Ветхом Завете историю упомянутого вами праведника.
Вдумайтесь: воздаяние за добродетельность бывает не при жизни, и даже в основе
безвинного страдания подчас – Божий гнев. Оказывается, можно быть наказанным, не
сходя с праведного пути! И судьба детей Иова определена Божьим промыслом не по их
деяниям, а как атрибут судьбы отца.
Слова актёра тронут журналиста за живое: обвинение Божьего промысла в
несправедливости лишено смысла. Восшествие на крест Сына человеческого ничуть не
более безрассудно, чем согласие Сократа и Жанны д`Арк принять смерть вследствие
нелепейших обвинений в колдовстве. А добровольное сошествие под землю легендарной
чуди и смирение перед неумолимым роком жертв ГУЛАГа – согласуются с Волей Бога и
законом любви, противостоящим закону насилия. И лишнее подтверждение тому – учение
Льва Толстого: смысл жизни, не обесцениваемый смертью, состоит в добровольном
отказе от любого насилия и сопутствующего ему зла даже тогда, когда человек сам
становится объектом зла и насилия.
– ХОРОШИЕ люди нередко заканчивают свои дни на кресте, – словно прочтёт
мысли Терникова Гаудиньш. – Между прочим, из учеников Иисуса только один – Иоанн
Богослов – умер естественной смертью. Хотя задолго до этого его варили в кипящем
масле, но он чудом спасся. И изнурительный труд в рудниках острова Патмос в Эгейском
море, куда сослали апостола, – то ещё повседневное развлечение! Я думал об этом.
Петерис отведёт печальный взгляд в сторону.
И то верно – мысленно согласится Глеб: юдольные испытания-несчастья по
внеземным меркам, используемым вечностью, – заслуги: « легче верблюду пройти сквозь
46
игольное ушко, чем богатому войти в Царство Божие». Высшие целесообразность и
абсурдность происходящего – неотъемлемые части монолитного мироздания, принять
которое необходимо целиком. Человеку только кажется, что он – временный и случайный.
Но если сюда хотя бы однажды пришёл, то никогда и никуда не уходил. Именно это, скорее всего, имел в виду евангелист Лука, когда говорил: « Царство Божие внутрь вас
ест ь».
Осознание собственной вневременной природы и достижение просветления
случается не вдруг, зато когда произошло, каждый, как великие учителя человечества –
Будда, Иисус, Лао-Цзы, Мухаммед, может стать спонтанно гармоничным и тотальным во
всём всегда, получает шанс не возвращаться в Колесо рождений и смертей, именуемое
индусами Сансарой. Смерть для рода – сон для индивидуума и символ стабильности
бытия в потоке времён. Природный круговорот – во всём: от веществ до небесных тел.
– А любовь, – в глазах актёра вспыхнет искра, – универсальное связующее звено, вселенский стержень, « сила всякой силы, восходящая от земли к небу и снова
нисходящая на землю». Это из сакральной «Изумрудной скрижали» Гермеса
Трисмегиста: « …То, что внизу, подобно тому, что вверху, и то, что вверху, подобно
тому, что внизу, чтобы осуществить чудеса единого мира».
Гаудиньш дружелюбно улыбнётся. И наступившую тишину нарушит доносящаяся
из чьей-то припаркованной поблизости машины магнитофонная запись до боли знакомого
хрипловатого голоса:
…И вдоволь будет странствий и скитаний,
Страна Любви – великая страна!
И с рыцарей своих для испытаний
Всё строже станет спрашивать она.
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна…
Но вспять безумцев не поворотить,
Они уже согласны заплатить.
Любой ценой – и жизнью бы рискнули,
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули.
Глава тринадцатая
ВИЗИТ ВЕЖЛИВОСТИ
ГЛЕБ, маскимально оттягивая момент растворения в сыктывкарском быте, медленно приближался к обшарпанному подъезду пятиэтажки, в которой жила его
единомышленница и верный боевой товарищ по закулисным баталиям в «Коми лов»
Ксения Феликсовна. От стен пахнуло сыростью. Неторопливо поднявшись на
заставленную цветочными горшками без цветов и деревянными ящиками с каким-то
скарбом лестничную клетку последнего этажа, Терников трижды нажал на кнопку
47
дверного звонка квартиры Кошкиной, и вскоре услышал за дверью бодрое: «Наконец-то!», а следом – быстрые повороты ключа в замке.
– Джуджыд копыртчöмöн чолöмала, пыдди пуктана Глеб Васильевич! –
поприветствовала по коми на пороге хозяйка квартиры («Низкий поклон, уважаемый Глеб
Васильевич!»). – Идёте по стопам Эдмона Дантеса и Клары Цаханассьян?