ТУН

дочь пармы Анну!

– А как насчёт реальных Апулея и Байрона, которым соотечественники

приписывали дурной глаз?

– Полагаю, тоже метафорическое преувеличение, – протяжно вздохнул Терников. –

Затрагивать в судебном заседании литературно-исторические аспекты и без того

сомнительной темы – всё равно что выпытывать позицию твоего любимого Полиграфа

Полиграфовича об эпистолярном обмене мнений двух немецких историков. Неспроста

Фрейд работал не со всеми пациентами, предварительно отсеивая «недалёких»: задавал

вопросы об искусстве, греческих мифах… Булыжник хоть сандаловым маслом поливай, а

проку никакого. И седьмая глава Евангелия от Матфея в шестом стихе предостерегает от

приобщения к святыням абы кого, пусть и из числа «друзей человека» – сам Сын

человеческий в Нагорной проповеди предсказал перспективу: святыни растопчут, а

дающих растерзают.

Тимур и рад был бы вслед за Буниным, пеняющим Достоевскому, что тот « суёт

Христа где надо и не надо», предъявить аналогичные претензии собеседнику. Однако, готовясь к телефонному разговору с Глебом, он проштудировал множество публикаций и

твёрдо усвоил: с развалом СССР возникший на обломках атеизма идеологический вакуум

мгновенно заполнили всевозможные формы религиозности, включая веру в наведение

порчи, в астрологию и гадания. Однако в основе этих воззрений – банальная попытка

переложить ответственность за собственные ошибки и неудачи на кого-то, не

вызывающего симпатию. От чувства вины иначе не избавиться. И вражда с будто бы

проклявшим тебя только осложняет ситуацию.

А втыкание иголок в порог или в куклу с целью наслать болезнь, безденежье, безбрачие, крах в карьере – менее эффективно, чем написать оскорбительный анонимный

комментарий в соцсетях. Причём спровоцировать головную боль, раздражительность, усталость, повинные в необдуманных решениях и поступках, способны не только и не

столько магические ритуалы.

Глава шестая

…И ПАПА РИМСКИЙ!

– ВАЖНО представить думающим людям в суде спектр заблуждений, на почве

которых заколосилась характеристика председателя телерадиокомпании «Коми лов» на

тебя, – отчеканил Тимур. – Под вторым номером у меня идёт история о Папе Римском

Пие IX. Римляне говорили: «Всё, что Папа благословляет, постигнет неудача». Крестьяне

прекращали работу, если Святейший предвещал хороший урожай. Горожане в дни

больших праздников держались подальше от Площади святого Петра, чтоб не попадаться

26

на глаза преемнику апостола, а если случайно встречались с ним, опускали головы или

поворачивались к нему спиной.

В динамике телефона было слышно, как журналист листает книгу:

– Доказательства: когда Пий молился за победу Австрии в войне с Францией и

Италией, а также в её борьбе с Пруссией, или просил Всевышнего о помощи королю

Неаполя в его противостоянии с Гарибальди, о лучшей доле мексиканскому императору

Максимилиану и испанской королеве Изабелле II, великому герцогу Тосканскому, герцогу

Моденскому, герцогине Пармской, молитвы как бы «отрикошетили» от неба, и всё

случилось наоборот. В битве при Сольферино австрийцы потерпели поражение от

франко-итальянской армии, а в сражении при Кёниггерце – от прусских войск: лишились

убитыми и ранеными, пленными и дезертирами в пять раз больше противника, потери

которого не превысили девять тысяч человек. Король Неаполя остался без трона. Хуарес

застрелил Максимилиана. Королеву Испании вынудили эмигрировать. Итальянских

герцогов изгнали из своих государств.

Вихров сделал паузу, чтоб прикурить. Клацанье зажигалки прозвучало как

искажённый лязг отрубающей голову гильотины. Терников, внимательно слушая

собеседника и не нарушая возникшей паузы, с наслаждением следил за стаей голубей, то

взмывавших к лампам уличных светильников и карнизам трёхэтажного здания, украшенного гербами города и республики, то опускавшихся на асфальт, где какой-то

доброхот рассыпал для них горсть семечек.

– Назначенный на пост австрийского посла в Риме в 1868 году граф Гринелли, –

продолжил Тимур, – якобы из страха, несколько недель откладывал вручение Папе

верительной грамоты, а через два дня после встречи испуганного бедолагу хватил удар.

Тоже через два дня после визита к Пию и в том же 1868-м скончался кардинал д`Андре, политическими взглядами которого глава Ватикана был недоволен. Таких эпизодов

немало. И когда в мае 68-го в городе в честь понтифика устроили пышные торжества, тот, зная о суевериях, сначала наотрез отказался осматривать пышное убранство улиц (мол, не

дай бог, из-за давки что-нибудь произойдёт – «во всём опять обвинят меня»), но потом

смилостивился и появился перед паствой. В тот же вечер огромная статуя Пия рухнула с

пьедестала и ранила несколько человек!

– ДА УЖ, не везёт, так не везёт, – захохотал Глеб. – И опять скажу: стечение

обстоятельств и субъективно-тенденциозное передёргивание фактов недоброжелателями.

Армиям и венценосным особам, конечно, следует надеяться на Бога, но при этом самим

быть начеку и во всеоружии. Гринелли и д`Андре, не исключено, стали жертвами

банальных отравлений, моду на которые ввёл ещё Чезаре Борджиа – Папа Александр VI.

Или, как вариант, в обоих случаях сдетонировал алгоритм «смерть чиновника», описанный Чеховым. А падение статуи вызывает вопросы к тем, кто её устанавливал.

Непрофессионализм во все времена – беда, что хуже сглаза.

– Слушай дальше, – акула пера не спеша сужала круги возле добычи. – На очереди

– Оффенбах. Даже после его смерти многие не рисковали произносить вслух наводящее

ужас имя, не предприняв эзотерических мер безопасности: вытягивали вперёд мизинец

или указательный палец. Далее цитирую современника композитора: « Театры, в

которых ставят его оперетты, сгорают один за другим; певицам, исполняющим

главные роли, как будто перетягивают горло, они теряют способность петь что-

27

либо ещё или в других местах; танцовщицы вывихивают суставы и лишаются

грации; публика становится идиотичной и не желает больше слышать ни единой

ноты Моцарта».

Тимур со смехом закашлялся:

– « После появления одного из несчастных произведений Оффенбаха стало

видно, как его мелодии распространяются повсюду, заполняют улицы, завладевают

кафе и даже салонами. Хриплые, пьяные голоса повторяют их постоянно. Вкус

портится, моральный уровень падает, женщины подозрительно улыбаются; даже у

девушек под пагубным влиянием этой музыки появляются казарменные и

трактирные манеры. Если это не следствие дурного глаза, то что же это? »

– Да-да, – Глеб свободной ладонью устало прикрыл глаза, кончиками пальцев

слегка массируя виски, – один наш коллега – выдающийся французский журналист, поэт и

прозаик Теофиль Готье, говорят, настолько боялся таинственной власти талантливого

соотечественника, что ни разу не решился на бумаге написать его имя. При

необходимости это делала одна из дочерей в специально оставленных отцом пробелах. И

в смерти солистки балета Парижской оперы Эммы Ливри, сгоревшей в пожаре во время

спектакля на музыку Оффенбаха «Бабочка», тоже, пусть полушёпотом, обвиняли именно

композитора. Разве можно всё это воспринимать всерьёз? Вместо аргументов –

заблуждения и логические ошибки: подмена тезисов, апелляция к эмоциям и страхам –

лишнее подтверждение, что мнение большинства нередко ошибочно. Вера Копотева и ей

подобные были, есть и будут во все времена повсюду.

СЛУЧАЙНЫХ совпадений, которые при желании можно истолковать самым

неожиданным образом, хватало и в сочинской жизни сыктывкарца. К примеру, как-то

отправился он с приятельницей на танцевальное шоу Aeternum («Вечность»), представленное в Зимнем театре в рамках международного турне прославленным

испанским коллективом Los Vivancos – братьями Виванкос: Аароном, Джошуа, Жозэ, Израилем, Иудой, Кристо и Элиасом. Зажигательный и чувственный фламенко с

элементами акробатики, степа, балета и боевых искусств в достойном обрамлении

визуальных эффектов и оригинальных сценических решений покорял с первых минут

представления, «исследующего границы сверхъестественного», согласно программке.

И когда спутница Глеба ближе к концу двухчасового музыкально-хореографического вихря страсти, объединившего рок с классикой, поинтересовалась, кто

из танцующих, на его взгляд, самый органичный, тот не задумываясь указал пальцем на

ближайшего, что находился с правой стороны сцены (в зале – около тысячи мест, и

непроизвольный жест одного из зрителей остался всеми незамеченным). Однако в этот

миг исполнитель, обративший на себя внимание Терникова, вдруг… споткнулся на ровном

месте и упал, но, к счастью, сумел вовремя самортизировать приземление руками.

Происшедшее не было похоже на постановочную виньетку как специально задуманную

шероховатость безупречного действа – ничего подобного во время выступления ни с кем

из барселонских виртуозов ни разу не случилось ни до, ни после. Мистика? Банальное

стечение обстоятельств!

Как и случай с записью в сыктывкарской ТРК подводок к сюжетам очередного

выпуска еженедельной информационно-аналитической программы, которую вёл первый

заместитель Веры Копотевой Антон Круглов. Он с удовольствием позиционировал себя в

28

телеэфире самым умным в регионе аналитиком, кому в рот следовало бы заглядывать всей

Стефановской площади. И затейливая вязь рассуждений Антона Ефимовича о социальных

и экономических явлениях в известной степени впечатляла изящностью, хотя смысловая

выверенность и безупречность узора «кружев», их прочность оставляли желать лучшего.

Однако докучливо зреть в корень по любому поводу и с важным видом воспроизводить с

помощью телесуфлёра мудрённые термины Круглов любил.

И вот около получаса в большом павильоне перед несколькими телекамерами в

светлом костюме, причёсанный и напудренный «первый парень» на «Коми лов»

безуспешно пытался начитать несколько текстов в кадре, но то и дело сбивался из-за

неудачных интонаций или акцентов, просил всё начать заново – измучал и себя, и

режиссёра, и обслуживающих запись видеоинженеров. А Терников как раз проходил

мимо аппаратной и присел на минутку на стул, чтоб вместе с техперсоналом понаблюдать

через мониторы за устроенным Кругловым цирком.

Антон не видел Глеба, но снова и снова с фальшивой улыбкой возвращался к

особенно сложному предложению, ошибался, чертыхался… Текст на суфлёре и плёнку с

записью программы перематывали назад. Конца-края этому кошмару не было видно.

Вдруг без вины виноватому автору удалось-таки благополучно миновать «заколдованный

вираж». Все сопричастные к съёмочному процессу облегчённо вздохнули и мысленно

возликовали: речь ведущего свободно лилась вслед за строчками телетекста!

Тут-то смена в полном составе неожиданно вспомнила о Терникове. Оказывается, он впился взглядом в телеизображение Круглова и шёпотом повторял каждое слово, слетающее с его губ. Общее напряжение свидетелей виртуального шутливого поединка

нарастало. До точки в конце абзаца осталось уже совсем немного. «Нет, больше не могу.

Сделаем перерыв», – резко выдохнул и взмолился человек в кадре, бессильно опустив

голову.

Глава седьмая

ПРИСПЕШНИКИ БЛАГОЧЕСТИЯ

РОЛЬ изобличителя Терникова в Сыктывкаре взял на себя маститый прозаик

Плотников. Лауреат-дипломант всесоюзных и российских литературных конкурсов в

своих многочисленно-многостраничных творениях с большим удовольствием поднимал

нравственно-философские вопросы и аксиологические проблемы. С разной степенью

удачности, но всем не угодишь – и Толстой о Достоевском отзывался нелестно:

« …Ему бы познакомиться с учением Конфуция или буддистов, это успокоило

бы его. Это – главное, что нужно знать всем и всякому. Он был человек буйной

плоти. Рассердится – на лысине у него шишки вскакивают и ушами двигает.

Чувствовал многое, а думал – плохо, он у этих, у фурьеристов, учился думать <…>.

Потом – ненавидел их всю жизнь. В крови у него было что-то еврейское. Мнителен

был, самолюбив, тяжёл и несчастен. Странно, что его так много читают, не

понимаю – почему! Ведь тяжело и бесполезно, потому что <…> всё – не так было,

всё проще, понятнее».

В отличие от Фёдора Михайловича, который, по мнению Льва Николаевича, не

любил психически здоровых людей (« …был уверен, что если сам он болен – весь мир

29

болен»), Денис Семёнович делал ставку исключительно на здоровых. Невысокого роста, тщедушный и слегка картавый, он чувствовал себя великаном, мечущим молнии, когда в

очередной повести или каком-нибудь эссе брался рассуждать о мире, красоте и гармонии.

А когда это происходило наяву, складывалось впечатление, этические категории

провоцируют интенсивную работу его слюнных желёз, значительно повышающих

влажность в радиусе метра и, при правильном свете, обеспечивающих сияние… радуги

метаинтенций:

– Только прочная моральная основа оберегает личность от духовной коррозии и

неминуемой гибели. Вечны правда, честь, любовь и доброта!

Право на экспертно-дидактичный тон литературный мэтр объяснял собственной

праведной жизнью и, чего уж там, творческим подвигом. Пусть разделяющих его точку

зрения начитанных современников было не так много, как ему хотелось, в узких кругах

сыктывкарской элиты писатель слыл властителем дум уровня Толстого и Достоевского. И

ведь ремесленнически произведения Плотникова были если не на века (вечности виднее), то на совесть!

Посмотрев несколько выпусков «Кристального шара», местный эталон благочестия

счёл своим гражданским долгом громогласно, хоть и не в печати (без него нашлись

охочие на газетные разгромы), осудить идейный замысел и общий уровень авторской

телепрограммы. Общаясь с публичными людьми, самопровозглашённый народный

трибун методично и яростно подвергал Терникова критике за «гнилую суть»: аморальность творческого посыла, тенденциозный подбор недостойных героев, низменность тем и мотивов, выискивание и смакование пороков. И конечно, за

«противоестественную форму»: всё манерно и на выдуманном языке, которым никогда

никто не пользовался, с утомительными повторами и длиннотами, с бесконечным

тыканием телезрительского носа в невозможную мерзость. Короче, пророческий бред и

душевная блевотина.

И хоть «места осуждения» были не всегда общественные, а собеседники – не самые

почтенные, разговоры о возмущении великого Плотникова дошли до «Коми лов» в

многократно преувеличенном виде. Теперь Копотева при случае охотно апеллировала к

авторитетному мнению живого классика как к истине в последней инстанции.

– ВОТ и сам Денис Семёнович называет ваше творчество, Глеб Васильевич, рассадником нравственной заразы! – рубила с плеча Вера Аароновна. – Вы

пропагандируете чуждые России ценности. Ваши «Кристальные шары» – это «Цветы зла»

Шарля Бодлера…

Последнее сравнение она почерпнула из того же источника. Терников выслушивал

отповеди не перебивая:

– Я всецело разделяю обеспокоенность преданных поклонников моей программы

относительно культивируемой мной системы ценностей, – вторил критикуемый. – Связь

этих ценностей между собой, с социальными и культурными факторами, а также

структурой личности не давали покоя ещё Сократу, много размышлявшему о том, что есть

благо, и утверждавшему: ценность и польза – две стороны одной медали.

– Можно без Сократа? – морщилась дама.

– Вы правы: нельзя забывать и о теории культурно-исторического релятивизма

Дильтея, согласно которой существует аксиологический плюрализм, представляющий

30

множественность равноправных ценностных систем. Причём эти системы зависят от

культурно-исторического контекста, а раскрываются и оцениваются в ходе познания.

Иными словами, мы с уважаемым Денисом Семёновичем живём в параллельных

реальностях.

– И чем же реальность отличается от действительности? – ядовито интересовалась

Копотева.

– Реальность, – охотно пояснял Терников, – жизненный мир субъекта и

обусловленная возможностями его восприятия и осознания форма бытия, а

действительность – само бытие во всей полноте. В аксиологии оно «расщепляется» на

реальность и ценность как возможность практической реализации. За рубежами этих

ценностных теорий есть зона чистого разума, где я с нетерпением буду ждать вас, Вера

Аароновна.

– Глеб Васильевич, не в ту дверь стучитесь, причём изнутри!

ГЛЕБ отдавал себе отчёт, что наукообразный словесный туман раздражает

оппонентку (ни самой осмыслить, ни людям пересказать), однако ничего не мог с собой

поделать. Копотевы и Плотниковы добровольно отказывались от «любви ближнего», так

как «ближними» для автора «Кристального шара» себя не считали.

– За сравнение с Бодлером – отдельное спасибо! – медоточил парень. – Обратите

внимание: выдающегося французского поэта беспокоит идеал, противоречащий фактам

мрачной реальности, и это резкое столкновение желаемого с действительным

самокритично. Бичеванию подвергается не только общество! Страх, что растлевающее

влияние современности добралось до собственной души, вынуждает обнажать её с

беспощадной откровенностью. Это шокировало современников. Однако им всё же

удалось разглядеть за неистовым срыванием масок беззащитность и ранимость натуры, близко к сердцу принимавшей несоответствие правды жизни ориентирам, некогда

превозносимым.

Председатель «Коми лов» закатывала глаза: её ориентиры тоже не имели с явью

ничего общего, но зачем об этом кричать, как парижский «цветовод»-символист?

– Грехи сегодняшнего дня и их имена, – констатировал Терников, – имеют

глубокие корни. Возьмём хотя бы слово «блядь», часто попадающееся на глаза в первом

Послании апостола Павла к Тимофею, в богослужебных текстах или письмах протопопа

Аввакума: « Дитя, али не разумеешь, яко вся сия внешняя блядь ничто же суть, но

токмо прелесть и тля и пагуба? »

Копотева молча разворачивалась и уходила несолоно хлебавши.

– Причём выражение «никоновские бляди» – отнюдь не характеристика потенции

патриарха Никона, – кричал Глеб вслед удаляющейся по длинному коридору

телерадиокомпании Вере. – В Полном словаре церковнославянского языка протоиерея

Григория Дьяченко поясняется, что существительное «блядь» происходит от глагола

«заблуждаться»!

И так всякий раз – до очередного выпада литературного авторитета против нового

выпуска «Кристального шара». Причём режущее слух слово, использовавшееся в

древнерусском языке также для обозначения еретика, обманщика и вора, Копотева ни в

коем случае не проецировала на себя. Намедни один молодой ведущий главной

информационной телепрограммы региона в прямом эфире в промежутке между

31

сюжетами, когда направленная на него павильонная телекамера обычно выключена, не

сдержал эмоций и при помощи конкретного одушевлённого существительного женского

рода, третьего склонения оценил допущенный в видеоизображении технический брак, замеченный им в мониторе. Сюжет уже закончился, а камеру так некстати включили.

Самое неприятное, что в это время у телеэкрана оказался председатель

регионального Госсовета Вадим Тихонравов, отреагировавший на мат в лучших

сталинских традициях. Хотя и мягче, чем поступили во времена Иосифа Виссарионовича

с сотрудником одной из центральных газет, по недосмотру которого в заголовке статьи

название города-колыбели революции лишилось буквы «р».

Телефонный звонок Вадима Никодимовича Вере Аароновне решил судьбу не в

меру эмоционального парня, тут же уволенного за однократное грубое нарушение

трудовых обязанностей. Хорошо ещё, что не прибегли к Кодексу об административных

правонарушениях РФ, а ведь за мелкое хулиганство вполне могли покарать арестом.

– ОДИН литератор-проповедник морального кодекса строителя Царства

Божьего на Земле, – вернулся Глеб к телефонному разговору с Тимуром, – во

всеуслышание утверждал, что мои «Кристальные шары» тлетворно влияют на

общественную мораль, разрушают нравственные устои и патологически извращают вкус.

Сродни «пощёчинам» Гюстава Курбе, Эдуарда Мане, Марселя Дюшана, Фрэнсиса Бэкона, Ай Вэйвэя… Люди-де массово теряют голову и коллективно глупеют. Плюс пропаганда

оккультизма и мания величия! Мол, выставляю себя демиургом, хотя, заметь, не я это

сказал! Представь, что будет, если Копотева пригласит в суд в качестве свидетеля этого

поборника добродетели и защитника православия. Чем прикажешь крыть?

– Скажи: в основе искусства – оценочные суждения. И пусть инфернальный галоп

из оперы-буфф Оффенбаха «Орфей в аду» станет твоим гимном!

– Так-то так, имеющему крылья – попутного ветра, – Терников спорил с Вихровым

не потому, что был с ним не согласен – он слишком хорошо знал Копотеву. – Никто так не

слеп, как отказывающаяся видеть. А утверждение, что белое – это чёрное (и наоборот), имеет ограниченный во времени эффект. И нам, вневременным существам, или богам, заигравшимся в жизнь и забывшим о своей подлинной природе, если верить философам-мистикам позднего Средневековья Мартинесу де Паскуалису и Луи Клоду де Сен-Мартену, не пристало врать ни себе, ни другим. « Ибо нет ничего тайного, что не

сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не

обнаружилось бы» (Евангелия от Марка и Луки – двадцать второй стих из четвёртой

главы и семнадцатый стих из главы номер восемь). Однако подлинно Божий язык –

тишина, всё остальное – плохой перевод.

Глеб невесело покачал головой и сослался на Аристотеля, считавшего, что как конь

рождён для бега, бык – для пахоты, собака – для поисков, так человек создан для

умопостижения и действия, « как смертный бог». Мол, внутреннее знание божественного, согласно античному философу, берёт начало из ощущения в человеческой душе некой

демонической силы и из созерцания звёздных небес. А предтечей аристотелевскому

тезису стало «религиозное сознание» учеников Платона под действием сил, недоступных

научному познанию. И уже после Аристотеля философы-стоики обосновали веру как

сплав субъективного ощущения человеческой души и результата созерцания

объективного бытия полной звёзд бездны.

32

– « …Открылась бездна, звезд полна»? – переспросил Тимур, услышав созвучие с

«Вечерним размышлением о Божием величестве» Ломоносова.

– Именно! Но догадка античных философов через две тысячи лет, в XVIII веке, озарила и Иммануила Канта: « Звёздное небо над головой и моральный закон внутри нас

наполняют ум всё новым и возрастающим восхищением и трепетом, тем больше,

чем чаще и упорнее мы над этим размышляем».

Автор телевизионного «Кристального шара» не упустил возможность поддеть

газетчика-поклонника творчества Булгакова:

– Рад бы добавить, что говорил я ему тогда за завтраком: « Вы, профессор, воля

ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над

вами потешаться будут». Однако, во-первых, придумано это задолго до « беспокойного