ТУН

контролировать). Не очень полные и зачастую поджатые губы с нечётким контуром –

признак хитрости и непостоянства. Близко посаженные светло-серые глаза с опущенными

уголками, напоминающие две горизонтальные запятые, обычно присущи людям

недоверчивым, ориентированным на уединение.

Правда, когда Родион улыбался, его лицо сияло радостью напроказничавшего, но

ничуть не раскаивающегося малолетнего шалопая. А хохот легко было перепутать со

звуками, издаваемыми антистрессовой игрушкой «Мешочек со смехом».

130

Одевался новостник в стиле sport casual. Но универсальную и простую по крою

одежду в практичных тёмных тонах предпочитал для повседневья, а в кадре красовался в

деловых костюмах и аксессуарах от Digel, Brioni, Canali, Hugo Boss, арендуемых студией

и иногда за счёт студии приобретаемых, что не могло не вызывать возмущение коллег.

Кто-то однажды подметил: если Булкина с Синицыной приодеть в сверкающие

концертные наряды и выпустить на сцену под шлягер « Ненавижу за то, что ты

уходишь. Ненавижу за то, что отпускаю… », их сразу и не отличишь от звёздного

эстрадного дуэта начала 2000-х! Но речь шла исключительно о внешнем сходстве.

Эпатажным поведением звёзды курортного ТV старались не выделяться. Наоборот, на

людях подчёркнуто дистанцировались от всего скандального и… друг от друга (даже

когда пили вместе кофе).

ЭТИМ обстоятельством и воспользовались коварные недоброжелатели, ударившие Родиона именно по репутации, о которой тот с недавних пор так заботился.

Стоило Булкину баллотироваться в местные депутаты, как какой-то конкурент по округу

опустился до неспортивного приёма – организовал хулиганскую акцию: за одну ночь на

десятки городских билбордов неустановленные лица плакатным шрифтом нанесли

оскорбительные надписи, в грубой форме указывающие на возможную принадлежность

журналиста к… ассоциации анонимных алкоголиков. В частности, у ворот телекомпании

на высоком белоснежном кирпичном заборе с внешней стороны стены чёрной краской

написали: «Двигай булками с экрана, сизый нос!»

Терникова поразит реакция товарищей по работе, удовлетворённо

посмеивающихся над несчастьем коллеги, но не спешащих проявить корпоративную

солидарность. У завхоза студии, к которой Глеб обратится за помощью в устранении

граффити, не окажется свободных подчинённых из числа техперсонала и желания что-либо предпринять:

– А в чём проблема? – пожмёт плечами пожилая женщина, с трудом сохраняя

серьёзное выражение лица. – Ни фамилии нашего сотрудника, ни названия компании.

Мало ли кого имеют в виду?! И вообще, если написали, значит, заслужил. Не лезьте не в

своё дело!

Но Глеб Терников, снявший в Сыктывкаре документальный телефильм о жестоком

убийстве главного балетмейстера Коми республиканского театра оперы и балета Сергея

Денисенко, которому в вину, наряду со сложным характером, тоже вменяли алкоголизм, не мог, не имел права «не лезть» – присоединиться к беспредельщикам, попирающим

достоинство пусть и малознакомого в данном случае человека. Неравнодушный варяг

потребовал немедленно выдать ему краску, кисточку и собственноручно, под шушуканье

и издевательские остроты праздно наблюдающих за ним сослуживцев, закрасил надпись.

Ведь она позорила не столько конкретного Булкина, кстати, припозднившегося в тот день

и не подозревавшего о происшествии, а весь «дружный» коллектив.

ИЗВЕСТИЕ о поступке чудака быстро облетит телерадиокомпанию. И хоть экс-сыктывкарец не участвовал в уничтожении диффамаций по Сочи – это позднее сделают

нестудийные приятели опороченного сочинца, студийного волонтёра вызовет к себе в

кабинет председатель.

131

– Хорошо, – после тяжёлого вздоха произнесёт Лейнер, – перейду на язык

понятных вам аргументов. Карма у Булкина такая, и прилетевший к нему бумеранг был

когда-то запущен им самим. Тяжесть человеческого креста находится в прямой

зависимости от причинно-следственной связи между индивидуумом и его поступками.

– Не всегда, – покачает головой Глеб, вспомнив о библейском Иове.

– В данном случае, – грустно констатирует Вениамин Гаврилович, не сводя глаз с

собеседника. – И вмешиваясь в «небесный» приговор, вы переводите стрелки чьей-то

судьбы на себя. Зачем?

– Не утверждаю, что достиг состояния мокши, освобождающего от любой кармы, –

расплывётся в улыбке Терников, – однако, на мой взгляд, готовность помочь утопающему

рождается в сердце стоящего на берегу помимо доводов рассудка и инстинкта

самосохранения. И неважно, кто тонет – негодяй или святой. Апостол Пётр, трижды

отрёкшийся от учителя по причине угрозы ареста, смалодушничал, а потом кусал локти и

горько раскаивался. Вы правы, иногда спасатель – Спаситель же всегда! – жертвует своей

жизнью ради того, кому и рождаться-то, вероятно, не стоило. Однако даже в таком

раскладе я усматриваю Промысел Божий!

Выдержав паузу и прислушавшись к воцарившейся в кабинете тишине (гневные

ноты в дыхании Вениамина Гавриловича исчезли), окинув спокойным взглядом бежевые

стены, увешанные лейнеровскими лауреатскими дипломами международных

телефестивалей и сертификатами международных академий, пробежавшись глазами по

полкам с экзотическими сувенирами и стеллажам с книгами в золочёных переплётах, Глеб

продолжит:

– Вспомните, как однажды вы спустились на ближайший к телекомпании пляж и

по импульсу принялись в одиночку собирать мусор, оставленный отдыхающими! И никто

из прогуливающихся по набережной и наблюдающих за вами к вам не присоединился. Но

вы, подобно герою Кена Кизи из романа «Пролетая над гнездом кукушки» Рэндлу

Макмёрфи, хотя бы попробовали изменить в окружающей вас действительности то, что

вам не по душе! Мы – не капли в океане, а океаны – в каплях.

Лейнер задумчиво устремит взор за окно на безбрежно-безмятежную морскую

гладь.

ПО поводу непоправимого репутационного ущерба, причинённого студии

«пигмеем под мухой», особенно негодовала дикторша, не заостряя внимание, что сама

периодически удостаивается подобных настенных панегириков, пусть и не в булкинских

тиражах (лишний повод для зависти?). Леди-рыцарь, не ограничиваясь щедро

разбрасываемыми в кулуарах адресными шпильками, примется в промышленных

масштабах штамповать мифы о застольях Родиона с Глебом. Будто бы неоднократно она

собственными глазами видела, как один садился ко второму в золотистый Audi, увозивший обоих на Есауленко, где единомышленники совместно поклонялись зелёному

змию до положения риз. С пристрастностью наполнявшей им бокалы Мальвина Сергеевна

поведает шокированному Сочи о подаренной Булкиным Терникову квартире, где

возлияния устраиваются… на бетонном полу (почему непременно на полу и обязательно

бетонном – страшная тайна!); о вовлечении в застолья новых лиц, в частности, того

самого юного ученика Синицыной («когда узнала, разрыдалась – какие подонки!»); о

бессчётных пластических операциях, позволяющих успешно скрывать следы

132

систематических попоек и истинный возраст Глебу Терникову, современнику Николая II и

неразлучному «собрату по стакану» великих князей Константина Константиновича, Сергея Александровича, Николая Михайловича, Дмитрия Павловича Романовых…

И когда Синицыну спросят, не Терников ли беспредельничал при дворе императора

под псевдонимом Григория Распутина, всеведущая телевизионщица скорбно подтвердит:

«Вы даже не представляете, насколько этот подлец непотопляемый!» И в качестве

лишнего доказательства приведёт последние известия о «почти назначении» Глеба вице-губернатором Санкт-Петербурга, а также едва не случившемся увенчании его лаврами

народного артиста России («везде пролезет без мыла»)…

И всё это, а также многое другое, будет преподноситься всякому зазевавшемуся, кому дикторша успеет присесть на уши, под грифом строжайшей секретности, но как

неопровержимый факт из достоверных источников. Конфиденциальность сведений на

телестудии – побудительный мотив для их стремительного распространения!

Отчуждённость познаётся в компании…

ТАК байки из склепа сущей во гробех, преувеличенные до неузнаваемости, становились достоянием их героя, способного вспомнить лишь об одном случае

«спаивания» Булкиным. Терников тогда в качестве руководителя дециметрового

телеканала «Культура» привёз приболевшему коллеге домой какие-то важные документы

о предстоящей телетрансляции местного футбольного матча. Комментировать его в эфире

«Культуры» предстояло Родиону, и тот, в знак признательности, угостил визитёра рюмкой

дорогущего коньяка. Но Глеб был непьющий. Даже его первая в жизни журналистская

публикация «Против беды» в печорской муниципальной газете была написана в

школьные годы, когда он в качестве члена городского общества борьбы за трезвость

печатным словом пропагандировал здоровый образ жизни.

Вот и в Сочи Терников не отступил от юношеских принципов и не оценил широты

жеста – едва пригубил драгоценный напиток из вежливости. В итоге на глазах

изумлённого гостя рачительный хозяин, немного поворчав, обратно перелил содержимое

рюмки в бутылку: не пропадать же добру!

Возможно, именно эта история, весело переиначенная Родионом где-нибудь в

студийном коридоре (мол, выпили с Глебом на брудершафт), легла в основу цикла

синицынских ужастиков о пьянках на Есауленко. Как бы там ни было, но оды «Пушкина в

юбке» при личных встречах со своим Онегиным разительно отличались от

распространяемых заочно:

Де́вицы, красавицы,

Душеньки, подруженьки,

Разыграйтесь, девицы,

Разгуляйтесь, милые!

Затяните песенку,

Песенку заветную,

Заманите молодца

К хороводу нашему.

Как заманим молодца,

Как завидим издали,

133

Разбежимтесь, милые,

Закидаем вишеньем,

Вишеньем, малиною,

Красною смородиной.

Не ходи подслушивать

Песенки заветные,

Не ходи подсматривать

Игры наши девичьи…

Из традиционных приветствий и вопросов о самочувствии телесказительница в

паузах между словами, в интонациях, мимике, жестах, в невысказанных мыслях

внутренним радаром пеленговала в собеседниках только то, что жаждала услышать.

Вежливые «спасибо» и «пожалуйста» её прихотливой волей ложились в основу

эпического и восхищающего необузданностью фантазии полотна из категории «устное

народное творчество», с реальностью ничего общего не имеющего.

– ОБЩЕНИЕ с Мальвиной сократите до производственной необходимости, –

советовал Терникову Лейнер. – Будьте сами мерой того, что с вами происходит. Не

давайте Синицыным власть над собой.

Мнение Вениамина Гавриловича и Платона о неразумности страха дурной молвы

Глеб разделял: даже в основе человеческой индивидуальности лежит «ошибка», иначе все

были бы под одну гребёнку. Стыдиться характера, а точнее, своей натуры, испытывать

психологический дискомфорт из-за внешности, материального положения, трудного

детства и ошибок прошлого бессмысленно и вредно – чревато проблемами со здоровьем.

Вот и согласно Священному писанию, простится хула на Сына – не простится

на Дух святой. А Дух святой – то хорошее, что есть в каждом человеке и в каждом

событии нашей жизни. Правда, как убедился парень ещё в Сыктывкаре, встречаются

люди, по своей природе являющиеся квинтэссенцией хулы на Дух святой.

Кроме того, в первом псалме Псалтыри сказано: « Блажен муж, который не

ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании

развратителей, но в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и

ночь! И будет он как дерево, посаженное при потоках вод, которое приносит плод

свой во время своё, и лист которого не вянет; и во всём, что он ни делает, успеет».

Незаживающая душевная рана от творческого союза Глеба с Мальвиной

Сергеевной, мучительного для обоих, была предопределена стечением обстоятельств: в

курортном «монастыре» новоприбывшему «паломнику» поневоле приходится считаться с

местными уставом и авторитетами. А «матушка-настоятельница» Синицына казалась

единственной в Сочи, кто в состоянии благословить на профессиональную телевизионную

разработку близких Терникову тем.

С УЛЫБКОЙ он вспоминал эпизод, происшедший в конференц-зале ТРК, где

собрался весь коллектив по случаю перевода Лейнера в Москву. Получасовое ожидание

«явления народу» Олега Добродеева, проводившего совещание в кабинете председателя, позволило Глебу углубиться в сборник стихов Шарля Бодлера «Цветы зла». Это заметила

Мальвина Сергеевна и во весь голос, привлекая к молодому умнику внимание студийной

134

«старой гвардии», сладко-сладко пропела: «Граф, что читаете?» Тот ответил просто и без

вызова: «Стихотворение Бодлера «Маленькие старушки». Пожилые коллеги прыснули. И

лишь начальник звукоцеха, не расслышавший слов Терникова, переспросил у бледной от

пудры Синицыной: «Что он читает?» «Бодлера, твою мать…» – прошипела дикторша.

…Стыдясь самих себя, вы бродите вдоль стен,

Пугливы, скорчены, бледны, как привиденья,

Ещё при жизни – прах, полуостывший тлен,

Давно созревший уж для вечного нетленья!

Но я, мечтатель, – я, привыкший каждый ваш

Неверный шаг следить тревожными очами,

Неведомый вам друг и добровольный страж, –

Я, как отец детьми, тайком любуюсь вами…

Я вижу вновь рассвет погибших ваших дней,

Неопытных страстей неясные волненья;

Чрез вашу чистоту сам становлюсь светлей,

Прощаю и люблю все ваши заблужденья!

Развалины! Мой мир! Своё прости вам вслед

Торжественно я шлю при каждом расставанье.

О, Евы бедные восьмидесяти лет,

Увидите ль зари вы завтрашней сиянье?..

ПОСЛЕ назначения новым председателем студии Гордеева между сотрудниками

развернётся извечная и самоотверженная борьба за его сердце во имя сохранения рабочих

мест и символических привилегий. Глеб сознательно не принимал в ней участие, так как

психотип авторитарного, честолюбивого, гневливого Владлена Ренатовича был ему

понятен и неинтересен – ме́сяца совместной работы оказалось достаточно, чтоб

разобраться в новых начальственных установках и поведенческих стереотипах. Абсурдно

ловить золотую рыбку в мёртвом пруду.

А вскоре после увольнения по собственному желанию и письма на имя Добродеева

о сложившемся положении с подачи ставленника Олега Борисовича – добровольно

уволилось значительное количество сотрудников, после характеристики Копотевой, присланной по сочинскому запросу из Сыктывкара, Терников получит дополнительное

подтверждение своевременности своего ухода из курортной телерадиокомпании –

услышит «звоночек» Провидения. Даже пробивной Булкин, водивший знакомства с

влиятельными региональными чиновниками, не придётся ко двору Гордеева. И тот

примется избавляться от очередной «паршивой овцы» по терниковскому сценарию –

устами сплочённого коллектива, проявляющего завидное единодушие (звук хлопка не

возникает от одной руки). В рекордные сроки коллеги Родиона создадут и покажут в

местном телеэфире документальный фильм, в котором в новоявленного великого

грешника камень не бросит лишь ленивый.

135

Булкину припомнят «финансовую нечистоплотность» – использование служебного

положения с целью личного обогащения (например, приобретение на студийные деньги

для выхода в эфир «забугорных» костюмов, рубашек, галстуков, впрочем, оставленных

щёголем после увольнения в студийной костюмерной); «пренебрежение должностными

обязанностями» (появлялся-де на работе к обеду – в связи с ненормированным рабочим

днём: из-за вечерних монтажей и съёмок, если утром не было ничего срочного),

«морально-нравственную деградацию» – и тут на примеры не поскупятся…

«Вокруг Родиона Вавиловича в рабочее и нерабочее время постоянно трутся

мутные личности из категории «соображающих на троих», – высоким голосом будет

негодовать в кадре молодой сотрудник студии, судя по внешности, сам не дурак выпить.

Со стороны это принципиальное заявление произведёт впечатление жгучей зависти, хотя

позднее руководством компании будет вознаграждено лакомой должностью.

Восстановление на работе ненавистного всеми – судя по фильму! – изгоя состоится

в судебном порядке, но долголетия на трудовом посту, естественно, не обеспечит.

Дальнейшее существование ищущих справедливость под сенью закона, особенно в случае

их победы, обычно отравляют обвинения в сутяжничестве и склочном характере. И

бессмысленность пребывания «отщепенцев» среди не скрывающего свои чувства

сплочённого большинства становится очевидной для обеих сторон.

Нет, дружба с Родионом Глеба никогда не связывала – «разные группы крови», включая отсутствие общих тем для разговора. Хотя по-приятельски Терников мог

потроллить коллег из окружения Булкина – к примеру, оставить на рабочем столе

информационщика «Букет Абхазии», известное десертное вино из винограда сорта

Изабелла с бархатистым вкусом и ярко выраженными фруктовыми тонами. Кто же знал, что когда-нибудь и это поставят в вину им обоим?!

Впрочем, коллективная травля с остракизмом во все времена – явление одинаково

безобразное: коллектив, с его категоричными оценками и агрессивностью, подогретой

массовым психозом, имеет обыкновение ошибаться, начиная со времён охоты на ведьм и

ранее. Будь коллега хоть Иудой, подобное отношение к нему – недооценка самих себя, со

знанием дела воспитавших в своих рядах достойного члена.

Пройдут годы, и в один прекрасный день муниципальная администрация присвоит

Родиону Булкину знак отличия «За безупречную службу городу Сочи» IV степени. И

Мальвина Синицына участливо прокомментирует торжество исторической

справедливости: «А чем безупречность четвёртой степени отличается от осетрины

второй свежести?!» И некому будет ответить ей, ранее удостоенной такого же знака и

также навсегда отлучённой от телестудии.

Даже охранники, преграждающие теперь визитной карточке путь в каменную

«визитницу», на её справедливое возмущение («Да знаете ли вы, кто я?!») раздражённо

прикрикнут: «Уходи, бабуля, подобру-поздорову!» И новый председатель компании, внешне и характером, а также жизненными приоритетами напоминающий… Булкина,–

рафинированный кубанский эстет в подчёркивающем индивидуальность непременном

элегантном кашне, выслушав на летучке отчёт нового начальника службы охраны о

безуспешных попытках «какой-то сумасшедшей по фамилии Синицына» прорваться на

охраняемую территорию, отреагирует одобрительной усмешкой. Ведь лишь он да ещё

пара человек из всего обновлённого коллектива поймут, о ком речь.

136

Глава пятнадцатая

ДОКТОР ВРЕМЯ

…Доктор Время, доктор Время,

Через тысячи долгих дней,

Доктор Время, доктор Время,

Почему мне ещё больней?

Я прошу тебя, доктор Время,

Постарайся меня спасти.

От любви моей, доктор Время,

Защити меня, защити!

Эту композицию на стихи Юрия Рогозы и музыку Игоря Демарина Валерий

Леонтьев представил в телепрограмме «Песня года» уже в статусе мегазвезды советской

эстрады, но, увы, не будучи защищённым от преобладания на творческом пути острых

шипов над душистыми лепестками роз. Его, как ни одного другого, часто вырезали из

эфиров Центрального телевидения. Придирались и к репертуару, и к исполнительской

манере, и к внешнему облику – вплоть до формы носа!

Всемогущий Сергей Лапин, назначенный на должность председателя Гостелерадио

СССР в начале семидесятых и проруководивший монопольной медиаструктурой долгих

пятнадцать лет, своим пресловутым «чёрным списком» уничтожил карьеру не одного

артиста. И мог поставить крест на ком угодно не только по идеологическим причинам, когда, к примеру, прославление героического революционного прошлого, светлого

социалистического настоящего и ослепительного коммунистического будущего

подменялось любовной лирикой, безыдейными радостями-печалями или слезливыми

встречами-расставаниями, но и потому, что человек ему просто не нравился.

При этом сам Валерий, запрещаемый менестрель богини любви, не разделял мысль

о том, что « двое связаны общей судьбою, сохраняя её до седин, но становится счастье

бедою, когда болен любовью один». В интервью тех лет он скажет: «Главное в этой жизни

– любить, пусть безответно. Само по себе это уже счастье! Когда любят тебя – награда». И

песня с певцом, в общем-то, не спорит: доктор Время в силах избавить от невыносимой

боли из-за неразделённой любви, в том числе с… социумом, но раз и навсегда

излечившись от великого чувства, вновь заболеть им уже, скорее всего, не получится, а

твоё бренное существование вмиг лишится вкуса, цвета и запаха.

– Взаимоотношения между человеком и человечеством строятся по-разному, в их

основе подчас лежит ненависть, «оборотная сторона медали», – подметит Леонтьев в

беседе с Терниковым, которая состоится в Сочи уже в двадцать первом веке в гримёрке

концертного зала «Фестивальный» после аншлагового концерта. – Всё зависит от нашего

восприятия: нет плохого – лишь то, что нас огорчает; нет хорошего – лишь то, что радует.

Но сожалея о нехватке радостей, мы приобретаем ещё одну печаль.

Успевший сменить концертный костюм на льняную одежду, кстати, не спасавшую

от тридцатиградусной жары (если бы не кондиционер и… роскошный шлейф Clive Christian No. 1!), певец удобно разместится в кожаном сером кресле возле столика со

137

стеклянной столешницей, заставленной бутылками минеральной воды, продолговатыми

стаканами и широким хрустальным подносом с гроздьями чёрного и бордового винограда, нарезанными на дольки персиками, ананасами, киви. Неподалёку на вешалке-стойке в

ровном холодном сиянии светодиодных ламп будут «отдыхать» оригинальные

сценические наряды, с завистью поглядывая на бежевую брендовую футболку-поло и в

тон ей брюки, свободно облегающие звёздное тело.

В гримёрном зеркале отразится знаменитая шевелюра, возвышающаяся над

заполонившими почти всю комнату охапками и корзинами цветов, а напротив, на

дымчатом, как и кресло, диване менее кудрявый Глеб увидит себя в белой рубашке с

подогнутыми рукавами, чёрных зауженных джинсах и кроссовках. В вытянутой вперёд

руке он будет сжимать включённый диктофон.

– Мы не знаем всех правил, по которым живёт этот сложный и отнюдь не

враждебный к нам мир, – Валерий, предложивший обходиться без отчеств, в

задумчивости примется разглядывать кеды Gucci и вертеть между пальцами ручку Parker, которой незадолго до этого подписывал поклонникам свои фотографии. – И всё-таки