ТУН

обзора прессы мыслитель переходил к научным трудам. Причём температура воздуха в

рабочем кабинете не должна была превышать пятнадцать градусов, а пейзажу за окном

надлежало сохранять один и тот же вид! Разросшиеся деревья по просьбе привереды

приходилось постоянно подравнивать. Иначе генерирование идей могло серьёзно

застопориться?

В двадвать два часа Кант шёл в спальню, где полностью укутывался в одеяло, оставаясь в таком положении до утра. Если среди ночи возникала необходимость выйти

по нужде, ориентиром становился натянутый между кроватью и уборной трос: дабы не

споткнуться в потёмках.

НЕТ, философ не был ни монахом, ни мизантропом, ни моралистом, втайне

наслаждающимся радостями плоти. И сам отмечал: « Пуризм циника и умерщвление

плоти отшельника, ничего не дающие для общественного блага, – это искажённые

формы добродетели, не привлекательные для неё; позабытые грациями, они не могут

притязать на гуманность».

По возможности разрешал себе быть элегантным: покупал удобную и нарядную

одежду. Увы, природа не наделила его атлетическим телосложением. При

полутораметровом росте – «мой мужичок» называла мать своего юного блондина

«Манельхена» – непропорционально крупная голова, узкая и впалая грудь, несколько

70

искривлённое сухощавое тело с приподнятым правым плечом (лопатка отступала назад).

Не самая выразительная и обаятельная, но и не отталкивающая внешность: серо-голубые

большие и чуть выпуклые глаза, прямые и негустые брови, длинный нос с заострённым

кончиком, губы средние (с преобладанием нижней), выступающий круглый подбородок с

едва заметной ямочкой.

Опять же не оборванец без средств к существованию – ординарный профессор с

прекрасным домом. Представлял интерес для женщин. Тридцативосьмилетнему кормчему

природы оказывала знаки внимания некая жена банкира Мария Шарлота Якоби. И

дважды, согласно биографу Канта, «порядочные девушки» закидывали к нему удочку

относительно замужества. Отказа не получали, но и приглашения под венец тоже.

При этом беспокойный старик Иммануил не сторонился дам. Дочь графини

Кайзерлинг Элиза (по мужу – фон дер Рекке), вместе с матерью часто общавшаяся с

прославленным земляком, писала: « Я не знаю его по сочинениям: его метафизические

умозрения стоят за пределами моего понимания. Но я обязана этому знаменитому

человеку многими чудесными умными беседами. Ежедневно приходилось мне

разговаривать с этим другом нашего дома, который был чрезвычайно любезным и

приятным собеседником… Он умел нередко облекать даже отвлечённейшие идеи в

простую форму; каждое своё мнение излагал чётко и ясно. Увлекательно острил,

сохраняя невозмутимый вид и полную непринуждённость».

Сам любезный острослов в трактате «О прекрасном и возвышенном» конкретен:

« Всё очарование, которое оказывает на нас прекрасный пол, в основе является

распространённым половым влечением. Природа преследует свою великую цель, и все

тонкости, которые сюда присоединяются, и на первый взгляд, весьма далеки от

полового инстинкта, в конце концов являются лишь его подкрашиванием, и вся их

прелесть заимствована из того же источника».

Глава семнадцатая

«УДАРЫ МОЛНИИ» В СЕРДЦЕ

ГЛЯДЯ на металлочерепичные и битумно-рулонные крыши близстоящих домов, навевашие мысли в большей степени не о возвышенном, а о земном, Глеб Терников тем

не менее с трепетом вспомнил, как небесный огонь сильного чувства, обеспечивающего

природный порядок, вспыхнул в его груди в дни гастролей в Сыктывкаре юной эстрадной

звезды Анжелики Варум. Она ещё не стала частичкой семейного дуэта Леонида Агутина, но уже собирала аншлаги с хитами «Гуд бай, мой мальчик», «Ночной мотель»,

«Соседский паренёк», «Ля-ля-фа», «Городок», «Художник, что рисует дождь»…

Невысокая хрупкая шатенка (говорят, от природы – блондинка) с копной

волнистых волос, большими глазами оливкового цвета, хорошеньким прямым носиком, идеальной формой губ и загадочной улыбкой очаровывала своим высоким и нежным

голосом, а также естественностью, сочетавшей лёгкость и органичность сценического

поведения в создании-смене эмоциональных образов: то неунывающая мастерица ставить

точку в отношениях, то улетевшая к звёздам в вечность трагичная Лолита, то милая

соседская девчонка, ностальгирующая по чистоте и простоте первой любви… В каждом

характере – свои психологические акценты и полутона. Эх, кто в те годы не подпевал ей?!

71

Гори-гори, моя любовь, свечою!

Её огонь так просто погасить.

Москва-река, возьми меня с собою.

Не знаешь ты, как тяжело любить…

Эта песня на музыку Юрия Варума и стихи Кирилла Крастошевского попала в

телевизионную «Песню года-1995», что само по себе – сертификат успеха. С ней дочь

композитора произвела фурор, появившись перед телекамерами с аккордеоном в руках и в

куполообразной белой юбке с кринолином, в изящном тёмном обтягивающем жакете и

белой рубашке с большим остроконечным отложным воротником. Завитые длинные

пряди волос, ниспадающие с высокой причёски в придворном стиле времён французской

короны, придавали особый шарм. А ещё – врождённая музыкальность и внутренняя

культура: никакой бульварности ни в подаче песенного материала, ни в сценических

костюмах.

Сыктывкарский тур состоялся за два года до «выстрелившего» номера в

рейтинговом шоу Ангелины Вовк и Владимира Меньшова, но после не менее удачных

альбомов «Гуд бай, мой мальчик» и «Ля-ля-фа». Привёз концертную программу из хитов

в столицу Республики Коми знакомый Глебу продюсер, предложивший тогда

радиожурналисту взять эксклюзивное интервью у певицы. Кстати, по паспорту – Маши!

После авиаперелёта она мучилась от головокружения и тошноты, спровоцированных

пониженным артериальным давлением. У её собеседника, напротив, давление подскочило, чему способствовал напряжённый рабочий день с неминуемыми стрессами. До вечернего

выступления, пока на сцене Дома профсоюзов аудиторию разогревала специально

приглашённая поп-группа, раскрасневшийся Глеб с бледной Машей в гримёрке имели

возможность полчаса говорить не столько об эстраде, сколько о жизни, счастье, любви…

Разговор получился настолько задушевный и проникновенный – на одной волне

объединивший собеседников, понимающих друг друга с полуслова, что после выхода в

эфир в разбивку с музыкальными композициями привёл слушателей к единодушному

мнению: свадьба сыктывкарца и москвички не за горами.

В ДРУГОЙ раз молния-стрела Амура ударила в сердце парня в гостинице

«Сыктывкар», куда он пришёл в дни Международного балетного фестиваля «Зарни

джыджъяс» («Золотые ласточки» – в переводе с коми) по приглашению Никиты

Долгушина, легендарного петербургского танцовщика и рыцаря балета, в речах и делах

сочетающего беззаветную преданность искусству с утончённой изысканностью манер и

безупречным чувством стиля. Перед дверью в апартаменты маэстро переминались с ноги

на ногу девушка и парень, не решась постучать. Терников поприветствовал их, оповестил

хозяина о своём прибытии негромким, но уверенным стуком. На последовавший вопрос

«Кто?» назвал имя. Дверь тотчас распахнулась: «Глеб Васильевич, милости прошу!»

Никита Александрович был рад и представителю прессы, и вошедшим вместе с ним

гостям, как оказалось, из числа участников фестиваля. Пока журналист записывал на

репортёрский магнитофон ответы интервьюируемого, брюнетка по имени Нина

массировала травмированную накануне ногу мэтра, а её спутник внимательно слушал

разговор, молча наблюдая за происходящим.

72

Рост массажистки – чуть больше ста шестидесяти сантиметров, фигура – точёная, лицо – одухотворённое, с тенью светлой печали. Как ни пытался Глеб вспомнить, где

раньше мог видеть этот удивительный цветок, поражаваший грациозностью, благородством и обаянием, безуспешно. В царственной осанке и удивительной

скромности, простоте угадывалась незаурядная личность. Для огромных и широко

распахнутых проницательных карих очей красавицы, казалось, не существует стен и

преград, а мысли присутствующих – словно на ладони. Задававший вопросы кожей

чувствовал, как вслушивается мудрая гурия в каждое его слово, придавая сказанному

дополнительную смысловую окраску, как она реагирует на размышления выдающегося

хореографа-интеллектуала.

По завершении аудиозаписи «кавалер с микрофоном» счёл своим долгом тут же

процитировать прелестной барышне первое, что пришло на память:

– Поехали в Тифлис:

Там – Нико Пиросмани,

Чей герб и чей девиз –

Глаза невинной лани!

Обладательница глаз лани и, как выяснилось впоследствии, дочь замечательного

тбилисского филолога лукаво усмехнулась и с лёгким грузинским акцентом без заминки

ответила:

– … Вскинула ресницы и стою

– Что, – светла? –

Не скажу, что выпита дотла.

Всё до капли поглотил зрачок

И стою.

И течёт твоя душа в мою.

Лишь на следующий день, после отъезда таинственного мимолётного виденья, перевернувшего душу Терникова, он узнал от Долгушина, что фамилия Нины –

Ананиашвили. Она – прима Большого театра и суперзвезда классического балета,

«хозяйка мировой сцены»…

КОШКИНА, утомлённая комарами, пошла ставить чайник. Терников, к которому

маленькие кровососы почему-то не проявляли интерес, какое-то время прислушивался к

сердцебиению сыктывкарских сумерек, а потом последовал за коллегой на кухню.

Ксения уже разливала по чашкам отвар иван-чая. В фарфоровых розетках

соблазнительно поблёскивало варенье из морошки, приготовленное на заменителе сахара.

Под столом и возле газовой плиты взад-вперёд сновали все три хвостатых мурлыки.

– Ну, – приглашающим жестом радушная хозяйка указала гостю на стул, –

рассказывай: как там, в южной ссылке…

73

Часть вторая

В КРАЮ МАГНОЛИЙ

Глава первая

ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ КУРОРТА

В ЛЕТНЕЙ столице характеристику Веры Копотевой на Глеба Терникова как на

исчадие ада встретили с нескрываемой радостью. Недавний челябинец Владлен Гордеев, новый председатель одной из сочинских телерадиокомпаний, где успел поработать

сыктывкарец, поставил цель раскрыть московскому руководству глаза на своего экс-сотрудника, осмелившегося критиковать Владлена Ренатовича в личном письме на имя

гендиректора ВГТРК Олега Добродеева.

С Олегом Борисовичем Глеб познакомился в Сочи, куда тот приезжал с командой

своих заместителей, чтобы с почётом проводить на новую руководящую работу в Москву

сочинского коллегу – прежнего председателя городской медиаструктуры Вениамина

Лейнера. В период выборов мэра курорта интеллектуал-энциклопедист Вениамин

Гаврилович из-за своего профессионального авторитета, которым пользовался далеко за

пределами Кубани, и принципиальной гражданской позиции стал костью в горле

разнокалиберных противоборствующих сил. Предложенная ему в ультимативной форме

должность советника федерального министра по делам печати, телерадиовещания и

средств массовых коммуникаций не предполагала отказа.

Михаил Лесин, тогдашний министр, при личной встрече передал Лейнеру записку:

«Или ты идёшь ко мне в советники, или тебя уроют». Можно, конечно, допустить, что

Михаил Юрьевич пошутил, однако доля шутки в конфиденциальном сообщении, сразу же

уничтоженном автором после прочтения адресатом, однозначно была микроскопической.

И репутация одного из самых могущественных людей российского медиарынка –

«бульдозера» – тому порукой. « Я, например, никогда не задавался вопросом: могу, не

могу, – признался в одном из интервью Лесин. – Не было альтернативы. Всё могу».

Спасибо, что покидая сочинскую ТРК, её эталонный председатель написал

Терникову замечательную характеристику, в которой отметил, как и почему «взрастил»

Глеба до должности руководителя редакции радио, а потом поставил руководить

культурно-просветительским телеканалом. Будто чувствовал, что эта охранная грамота

вскоре понадобится парню для представления в Сыктывкаре. Но отправлять её в Москву

новый сочинский теленачальник, разумеется, не планировал. И для сыктывкарского суда, по просьбе Копотевой, подготовил собственную «объективку», мало отличающуюся от

74

копотевской – разве что без чернокнижных ярлыков, зато с обвинениями в

систематических и злостных нарушениях трудовой дисциплины.

Приплёл грубейшее попрание избирательного закона – ни с кем не согласованное

размещение в телеэфире в период выборной кампании материалов в пользу одного из

кандидатов, разумеется, не зафиксированное избирательной комиссией, ибо априори

предполагающее уголовное наказание не только для Глеба. Совершить такое

преступление в одиночку, без соучастия нерядовых сочинских коллег, невозможно. И вот

что забавно – именно эти коллеги с готовностью поставили свои подписи под наспех

состряпанным гордеевским приговором, заносящим меч правосудия и над их головами: ну

не сообразили в приступе угодничества!

Владлен Ренатович проработал с щепетильным подчинённым меньше месяца, после чего Терников уволился по собственному желанию. И этот факт вместе с иными

обстоятельствами, изложенными экс-сотрудником в «письме другу» через голову

начальства, говорил уже не в пользу Гордеева.

Директивный звонок из ВГТРК, неожиданно раздавшийся в кабинете преемника

Лейнера, изменит цвет лица медиачиновника и вынудит его долго оправдываться. По

словам начальника отдела кадров Лии Князевой, благоволившей Глебу, обычному

человеку «поднять волну» нереально, но Терникову удалось: «Шеф вызвал на ковёр

руководителей всех отделов и около часа допытывался, кто ещё подписал твою депешу в

Москву – никак не мог поверить, что один в поле воин».

Политическая ситуация в Сочи была перманентно критической – земля горела у

чиновников под ногами. И появление здесь именно сейчас северного туна, закинутого из

вечной мерзлоты в кипящий котёл в качестве катализатора необратимых процессов, почти

всеми сопричастными воспринималось как происки злого рока. Впрочем, человеческие

определения добра и зла, скорее всего, – не из лексикона Провидения…

ЧЕРНОМОРСКАЯ здравница и при советской власти считалась городом о-о-очень непростым, с нездоровой аппаратно-бюрократической атмосферой! Достаточно

вспомнить громкое «Медуновское дело» начала восьмидесятых о коррупции и

злоупотреблениях. В ходе его расследования более пяти тысяч чиновников на

Черноморском побережье Кавказа лишились своих постов, полторы тысячи осудили на

немалые сроки. За экономические преступления в места не столь отдалённые в том числе

отправили председателя Сочинского горисполкома Вячеслава Воронкова.

С той поры уголовно-административные «посадки» в Сочи случаются

систематически. И причиной тому, вероятно, – избыток искушений и… субтропический

климат. По мнению Терникова, на Севере, в режиме низких температур, люди, как

фрукты, дольше и лучше сохраняют свой морально-этический облик, тогда как на Юге

значительно больше подвержены разложению души. Отсутствие обстоятельств, вынуждающих бороться за жизнь с природой, переключает внимание друг на друга. И

основанием для раздоров было, есть и будет… место под солнцем. Иллюзия счастья, фонтанирующего вокруг, распаляет зависть, жадность, злость…

Конечно, и среди сочинцев, новых и коренных, встречаются порядочные люди, но

не так часто, как хотелось бы, да и те быстро мутируют. Чай, не блокадный Ленинград

(даже там попадались каннибалы)! И тем более не Москва, о которой в диалоге

75

булгаковского Воланда и буфетчика – горькое прозрение: « Неужели среди москвичей

есть мошенники? »

В беседах с сочинскими приятелями при попытке объяснить происходящее Глеб

называл это явление «природным способом самозащиты от двуногих вредителей»: испытанием на прочность, уготованным волшебным краем своим покорителям, чтоб…

жизнь не казалась мёдом. А ещё «ускоренным самоистреблением», ниспосланным небом

роду человеческому в этом райском уголке «за всё хорошее». Как в дореволюционные

времена – с малярийными комарами, а в постолимпийские – с пальмовыми

долгоносиками.

ВОСТОЧНОЕ Причерноморье, включая основанный в 1869-м посад Сочи, издревле считалось гиблым местом, где местных и пришлых косила тропическая

лихорадка. Аборигены, селившиеся в заболоченных прибрежных низинах и долинах рек, отличались пожелтевшими и опухшими лицами, увеличенными селезёнкой и печенью, страдали от анемии и ознобов, не доживали до глубокой старости. Освоение Российской

империей Абхазии с 1804 года (Западной Черкесии – с 1828-го) снова и снова подвергало

новых подданых сначала Александра I, потом Николая I неотвратимым бедам, которые по

незнанию списывались на ядовитые болотные испарения, папоротники, пауков, летучих

мышей…

Декабрист Александр Бестужев-Марлинский писал о своей службе в Гагринском

гарнизоне, созданном в 1830 году: « В этом ущелье лихорадка свирепствует до того,

что полтора комплекта в год умирает из гарнизона, а остальные не иначе выходят

как со смертоносными обструкциями или водянкой. Одним словом, Гагра значит

смертный приговор». По причине болезни личный состав гарнизона полностью сменялся

за три-четыре года. К примеру, с 1830-го по 1833-й из батальона в шестьсот сорок человек

живыми остались сто. Наиболее опасными в Абхазии считались Сухумский и Пицундский

гарнизоны, в Черкесии – форт Святого Духа, заложенный на мысе Адлер в 1837-м.

Истинную причину сокрушительной напасти, уносившей в средние века в Европе

жизни целых городов, раскрыл в 1880 году в Алжире военный медик из Франции Шарль

Луи Альфонс Лаверан. Именно он обнаружил живой одноклеточный организм в кровяных

шариках больного малярией, что натолкнуло учёного на мысль о комарах. За

опубликованную в 1881-м работу «Паразитарный характер заболевания малярией: описание нового паразита, найденного в крови больных малярией» и ряд других в 1907-м

он будет удостоен Нобелевской премии. Меж тем возраст древнейших окаменелостей

комаров с малярийными паразитами – свыше тридцати миллионов лет!

Причём малярийными считаются лишь женские особи кровососущих рода

Anopheles, которые при укусе больного вместе с человеческой кровью получают

одноклеточных паразитов класса Plasmodium. Внутри комара те активно размножаются

и передаются уже при следующем укусе. В среднем через семьдесят два часа заражённого

начинает лихорадить, температура подскакивает до сорока градусов… На начало XX века

количество заражённых в год в мире исчислялось сотнями миллионов, летальные исходы

– миллионами.

Терников любил прогуливаться по Курортному проспекту возле «дома-больницы»

выдающегося бактериолога-маляриолога Сергея Соколова, приехавшего в Сочи в 1921-м

и до 1956-го окончательно избавившего курорт от малярии. Благодаря неприхотливой

76

рыбке гамбузии, поедающей личинки малярийных комаров с поразительной скоростью. В

местные водоёмы её завезли из Абхазии по инициативе Сергея Юрьевича. Уничтожало

личинки и покрытие водоёмов тонким слоем нефти, бензина, керосина, и массовые

посадки эвкалипта, осушавшего обиталище паразитов, и, конечно, противомалярийная

станция. Она бесплатно и чуть ли не круглосуточно ставила пациентов на ноги в

небольшом двухэтажном здании и вокруг него, под импровизированными навесами –

неподалёку от Площади искусств «под присмотром» памятника Ленину.

Глава вторая

ЗДЕСЬ БУДЕТ ГОРОД-САД!

НЕМАЛО варягов, «понаехавших» в Сочи из-за пределов матушки-Кубани, стяжали курорту нетленную славу! Основоположник медицинской приматологии Борис

Лапин, учёный с мировым именем – директор НИИ и академик АМН СССР, появился на

свет на Украине в Харькове. Один из столпов русской хоровой музыки Борис Тевлин, дирижёр, профессор, заведующий кафедрой хорового дирижирования Московской

государственной консерватории имени Чайковского и народный артист РФ, проводивший

в Сочи гремевшие на всю страну праздники песни, – уроженец Саратова. Появившийся на

свет в Бердичеве выдающийся чаевод Устим Штейшман прошёл путь от рядового

рабочего дагомысского совхоза до генерального директора объединения «Краснодарчай», стал Героем Социалистического Труда и кавалером трёх орденов Ленина, советником

министра сельского хозяйства СССР и президентом Российской ассоциации

производителей чая и кофе. Знаменитый ландшафтный дизайнер Сергей Венчагов, украсивший своими декоративно-художественными шедеврами озеленения территории

многих сочинских санаториев, парков и скверов, родился в городе Вышний Волочёк

Тверской области.

Глебу – спасибо журналистской профессии! – задолго до Олимпиады доведётся

лично познакомиться и с Борисом Аркадьевичем, и Борисом Григорьевичем, и Устимом

Генриховичем, а также с известным ботаником-дендрологом Юрием Карпуном, доктором

наук и основателем Субтропического ботанического сада Кубани, а также научной школы

субтропического декоративного садоводства в России. Юрий Николаевич и просветит

«новообращённого» сочинца, что название города-сада, стелющегося своими пышными

парками и лесопарками вдоль Черноморского побережья Кавказа на более чем сто сорок

километров, по одной из версий, происходит от убыхского слова «саача» («плющ»).

Российская южная столица – единственное место на Земле, где одновременно в

огромном количестве произрастают два вида плюща: кавказский и колхидский. И если

первый геологически молод, то второй – свидетель прошлых эпох, переждавший

лихолетье ледникового периода в тёплых и влажных ущельях. Кстати, колхидскими

принято называть и местные леса, утопающие в море тёмно-зелёных и светло-зелёных

ползучих кустарников.

Незадолго до встречи с Терниковым Карпун закончит занятие со студентами

университета, будущими специалистами садово-паркового строительства, и предложит

Глебу для беседы отправиться на служебном микроавтобусе в Уч-Дере, где при санатории

77

«Белые ночи» ровно три десятилетия назад он и создал уникальную сокровищницу

растительного мира.

История декоративно-ландшафтного озеленения здесь берёт своё начало с конца

XIX века. За относительно непродолжительный период гористый рельеф сольётся с

громадами древесных крон и вечнозелёным покрывалом лиан, отдавая должное

гармоничному сочетанию причудливой человеческой фантазии и почти естественного

размещения экзотических чужеземных растений. Те же пальмы в Сочи при царе первыми

стали высаживать состоятельные дачники, превратившие свои участки в подлинные

оазисы, а город – в пальмовую столицу страны.

– Самое печальное, – тяжело вздохнёт профессор, сидящий в серой новенькой

«буханке» вместе с пассажиром в кузове (по извилистым скалистым дорогам машину