Багровое откровение. Исповедь алого генерала

А предложения выслушать… В первое мгновение – абсурд. Алексей – не простой рядовой, а офицер вражеской армии. Больше – разведчик НКВД. Его место – в подвале директората, на допросах с «особыми» методами. И Авеля следом.

Но… Спешить действительно было некуда.

– Хорошо, – я медленно положила пистолет на стол. Металл глухо стукнул о дерево. – Говорите. Но малейшая ложь… – взгляд впился в Авеля. – Ты умрёшь первым.

✼✼✼

Восьмой отдел родился из навязчивого кошмара рейхсфюрера – идеи «совершенного» солдата, что мерещилась в душных кабинетах Берлина. Не люди – оружие: без страха, без боли, без человеческих слабостей. Сильные. Выносливые. Машины для войны, способные переломить ход истории.

Эти больные фантазии обрели плоть в проекте «Возмездие». Учёных отбирали лично – не за гениальность, а за готовность ступить по ту сторону человечности. Неограниченный бюджет, полномочия. «Мечта», а не работа.

Первые опыты оставили после себя тихие комнаты с запахом формалина и криками – жестокими, бесчеловечными. Они дали поразительные результаты. Профессор Клаус Кёхлер – глава австрийских учёных, мясник похлеще Менгеле – создал уникальную сыворотку.

Алексей, описывая её действие, говорил тот же бред, что и Карл: тела подопытных менялись. Они поднимали взрослых мужчин, как пустые пальто. Зрачки расширялись в темноте, поглощая свет, которого не было. В ушах звенело от биения чужих сердец за стеной.

Но думаете, это конец истории? Как же… Немцы далеко не первые, кто продал душу за власть. За несколько лет до Берлина в подвалах Лубянки уже шептали о Тринадцатом отделе. Там пахло сыростью и страхом.

«Нечистый» – так называли его те, кто боялся даже произносить это вслух. Место, где наука цепенела перед тем, чего не могла объяснить.

Охотники за призраками. Их работа не знала границ: Вена – сегодня, Стамбул – завтра, к утру – Шанхай. В чемоданах – пожелтевшие манускрипты и «артефакты», купленные за пачку валюты у дрожащих антикваров.

Но большинство «находок» – подделки: искусные, ядовито красивые, созданные для кошельков богатых безумцев. Но однажды…

Они нашли их – «…не совсем обычных людей», которые не старели. Чьи пальцы сжимались в кулак быстрее, чем успевал щёлкнуть курок. Жили столетиями, продлевая существование чужой кровью, словно вампиры из дешёвых романов. Только правда оказалась страшнее.

Учёные Тринадцатого отдела не верили в сказки. Иные стали лабораторными крысами. Обречённых пытали, вскрывали без наркоза, погружали в ледяную воду, засекая время до первого вздоха. Делали их живыми мишенями для оружия, вводили большие дозы цианида.

Результаты? Трупы. Много трупов. Командование скрипело зубами: «Закроем этот цирк уродов!» Но судьба – эта любительница жестоких шуток – подбросила «подарок»: шпиона Аненербе.

На допросе, который длился неделю – или, правильнее, под пытками «бравых» красных командиров – он рассказал о достижениях немецких учёных. О «неизвестной доселе науке сыворотке, дающей людям невероятные способности». Профессор Кёхлер создал её из крови тайного заключённого под кодовым именем «генерал».

– Сначала думали – бредит, – Алексей упёрся в край стола, достал из верхнего кармана кителя пачку сигарет, протянул одну Авелю. Воздух наполнил горький привкус дыма. – Но приказ есть приказ.

Разведка постаралась на славу. Самоотверженно бросившись в самое пекло, солдаты нашли и освободили пленника. И тогда советские учёные поступили иначе. Немцы ломали – они предложили сделку. И только выиграли.

Тринадцатый отдел добился поразительного результата: воссоздал сыворотку и усилил эффект. Теперь она не просто повышала физические способности – силу, слух, реакцию. Подопытные – пленные, добровольцы, предатели – обретали дар, который даже во сне не мог присниться.

Алексей оказался среди немногих «счастливчиков». Сыворотка текла в его венах, превращая кровь в продолжение воли. Мог сплести её в прочные нити или – больше – вскипятить чужую прямо в жилах врага.

Но за каждым даром – горы трупов. Кровь генерала – почти чистый яд для смертного. Из ста подопытных выживал один. И тот – ненадолго.

Тела не выдерживали. Мышцы и органы рвались на части. Пульс учащался до предела – боль становилась невыносимой. А потом начинался последний акт смертельного представления: появлялась жажда крови. Неестественная. Сжигающая вены и артерии.

Люди становились одержимы тем, что организм не мог принять. Агония пугала: рвота, отравление, мышечная слабость, потеря рассудка. И это – лишь малая часть последствий чудовищных амбиций красного террора.

Только Алексей – исключение из череды провалов. Он не сошёл с ума. Не умер. Не стал чудовищем. Почему? Никто не знал.

Учёные, дрожа от страха перед очередным расстрелом за некомпетентность, вновь приползли к новоиспечённому «союзнику».

– Как из смертного сделать хладнокровного убийцу с жаждой насилия? – генерал улыбнулся и рассказал про инициацию.

Как это происходит? О… больно. Очень больно. Вначале – острое прикосновение на шее, будто вогнали раскалённые иглы. Тело бросает в жар – он быстро сменяется ледяным холодом, пробирающим до костей. Ноги и руки дрожат, разум поглощает страх и хаос. Мир перед глазами плывёт и мерцает – каждый вдох борьба за жизнь.

А затем… на губах обжигающий вкус крови мастера. На хрупкое мгновение она дарит блаженство, покой. Но вдруг тишину разрывает крик. Собственный. От боли – нестерпимой, мучительной агонии, рвущей каждый нерв. Повезёт, если испытание продлится пару часов, а не дней. И если жертва откроет глаза. Ах да… И не превратится в чудовище вроде меня. Но вернёмся к подопытным.

Выжившие после обращения и введения сыворотки становились на порядок сильнее, выносливее, опаснее обычных иных – не говоря о людях. Яды? Болезни? Пустяки. Раны затягивались за несколько часов – оставались лишь бледные шрамы. Сила? Трое таких могли перебить роту.

Казалось – вот она, победа! Но природа не прощает насилия над собой. В конечном счёте эгоистичные амбиции привели к резне в польском комплексе. Созданные учёными монстры сорвались с цепи.

– Позвольте угадать, – я перебила Алексея на полуслове. – Солдаты, как по приказу, начали убивать без разбора?

– Как вы… – губы дрогнули, будто слова застряли в горле. Пальцы сжались в кулаки – на ладонях остались следы от ногтей. Он осознал паузу, резко выпрямился. Солдатская выучка взяла верх над потрясением. – Да. Безумие… Они рвали всех подряд. Я едва выжил тогда…

– Вам удалось их остановить?

– Мы… – взгляд скользнул в сторону, словно пытался спрятать боль, – пытались, но многим удалось сбежать. Командование приказало…

– А генерал? – перебила я, не желая заострять внимание на мелочах. – Что произошло с ним?

– Он шёл… – зрачки резко сузились, дыхание участилось, кулаки сжались до хруста. – По трупам. Наши же солдаты… – пауза. Глубокий вдох, будто готовился нырнуть в ледяную воду. – Они подчинялись каждому слову. А я был… – голова опустилась, веки дрожали, – бессилен. Просто смотрел, как убивают моих товарищей… друзей.

– Это они? – фотография хрустнула в моих пальцах. На снимке смеялись пятеро – молодые, глупые, бессмертные.

– Да, – горечь исказила лицо, будто проглотил стекло. – Мы были одним отрядом, знали друг друга с военной академии. Эти… – рык вырвался из сжатого горла, – чудовища… фашисты! Они забрали их жизни вместе с кровью. – Кулак ударил в стену. – Я поклялся, что отомщу!

✼✼✼

Алексей пролил свет на самые тёмные уголки расследования – как луч фонаря в заброшенном подвале. Теперь стало ясно, откуда на телах жертв глубокие отметины, рваные раны, почему все они обескровлены.

Кровавая бойня, в которой ему «посчастливилось» выжить, не удивила. Стоило услышать о «чудесном освобождении» – и правила игры стали ясны.

Почему генерал с такой лёгкостью заключил союз с врагом? Ответ прост: ему изначально было выгодно, чтобы проект увенчался успехом.

План сработал идеально. Учёные – фанатики науки – как послушные овцы следовали за пастухом. Создали оружие, даже не понимая, что воспитывают палачей для собственной казни.

А потом… Кровь связала их невидимыми узами. Один приказ – и солдаты превращались в безумных зверей, рвущих глотки по воле нового хозяина. А он? Покончив с одним врагом, решил поквитаться с прежними мучителями.

Генералы Энгельс и Лехнер. Их смерть была зверской, жестокой, но не случайной. Они знали о вагонах с «материалом». О криках, впитавшихся в толстые стены лабораторий.

А что, если пленник, освобождённый советским отрядом, был подчинённым одного из них? Они узнали его секрет, лично сдали психам Аненербе. Безразлично наблюдали, как бывшего товарища мучают, пытают.

– Теперь ты всё знаешь, – Авель сжал подлокотники. В глазах промелькнула редкая эмоция – страх. – Как поступишь?

Мой взгляд медленно скользнул от него к Алексею. Как? Арестовать. Немедленно. Обоих. Авеля – за государственную измену, второго – на виселицу за шпионаж. Но…

Польша. Тела в коридорах, разорванные, будто их пропустили через мясорубку. Офицер, шагающий по лужам крови с жуткой улыбкой. И худшее – война.

Она длилась уже два долгих года. Устроить конец света в хаосе, где каждый день забирает сотни и тысячи жизней, а артиллерия разрывает плоть на куски – детская забава.

Границы между правдой и предательством размылись. Сегодняшний герой – завтрашний труп. А эти двое… Они знали, как остановить кошмар.

Я неспешно поднялась – стул с тихим скрипом отъехал назад. На плечи давила тяжесть невысказанных слов. Каждый шаг к двери отдавался в висках тяжёлым стуком – не сердце, а молоток палача. Замок щёлкнул с неестественной лёгкостью, словно насмехаясь.

Улица встретила резким, холодным светом фонарей. Здание Департамента Имперского Порядка казалось неестественно тёмным пятном – провалом в неизвестность.

Кабинет наполнился тяжёлым молчанием. Всё в нём казалось чужим. Опасным. Шаг. Ещё шаг. Я с шумом рухнула в кресло. Пальцы непроизвольно сжались у воротника – воздух казался густым, удушающим.

Случившееся за день окончательно лишило сил. В голове, словно киноплёнка, прокручивались моменты разговора: генерал, разрывающий плоть как бумагу. Учёные, создавшие монстров из тщеславия. Ужасные последствия эгоистичных амбиций.

И самое пугающее – ни одна из сторон не отказалась от своих планов. Эксперименты продолжились. Это доказывала резня в польском комплексе, нападение на директорат…

Те солдаты… Нет, существа – лишь на первый взгляд обычные люди. Они вознамерились положить конец спокойной жизни столицы. И кто знает – может, следующим будет мир?

Пальцы сжали край стола, оставив бледные отпечатки. Что делать с «товарищами»? Один рапорт – и собственные подчинённые станут врагами. Затем многочасовой допрос. В самом конце – вердикт чрезвычайной комиссии верховного военного трибунала.

Итог этой истории? Предсказуем. Алексея, если ещё останется в живых – что маловероятно – ждёт виселица. Авель? Его приговорят к высшей мере, выведут во двор собственного департамента и расстреляют. Только…

Реальность куда сложнее. Авель не из тех, кто покорно склоняет голову перед ударом палача. Четыре века прожитой жизни научили его простой истине: каждый сам за себя.

Он старший следователь имперского директората, прекрасно знает все методы допросов. Сам использует их с удовольствием. Но стать безропотной игрушкой в руках садистов? Нет. На такую позорную смерть он не согласится.

Если что-то – точнее, когда всё пойдёт не по плану – он исчезнет. Тихо. Быстро. Оставит всё: дом, карьеру, людей, которых успел полюбить. Начнёт с чистого листа: новое имя, новая жизнь…

Но такое предательство не прощается. После всех лишений и позора он захочет отомстить. И поверьте – по жестокости ему сложно найти достойную замену.

А я? Промолчу – стану соучастницей государственной измены. И когда об этом узнает Шелленберг,12 на допросе окажемся мы оба. Вот тогда разверзнется настоящий ад.

✼✼✼

Город медленно тонул в сумерках. Фонари – бледные стражи – боролись с наступающей тьмой, отбрасывая на тротуары длинные, дрожащие тени. Я шла по тихим улицам, пытаясь заглушить тягостные мысли, но тревога вилась – колючая проволока, впивающаяся в кожу.

Гражданские, чьи изувеченные тела нашли польские детективы – бесполезные куски мяса. Почти каждую ночь я убивала таких – беззащитных, ничего не подозревающих. Генералы? Если говорить начистоту – получили по заслугам. Авель? Жалкий предатель… Крыса, недостойная холёного мундира. Лишь одно беспокоило: «Как сохранить этот хрупкий мир? Уберечь самых дорогих?»

Мария, Феликс, Себастьян… Возможно, при первой мимолётной встрече на ночной улице я не планировала оставаться с ними надолго. Не ожидала, что приведу домой двух детей – напуганных, совсем маленьких – и стану для них всем. Не могла представить, что буду жить под одной крышей с легендарным охотником, на чьих руках кровь двух генералов.

Себастьян заменил Марии и Феликсу отца, стал близок мне. Я хотела защитить их. Запомнить каждый смех, улыбку, печальный взгляд. Они – семья, самое дорогое в жизни.

А ещё была служба – элегантная военная форма, статус генерала-инспектора и детектива. Своевольный и непреклонный шеф – у него был самый тяжёлый характер из всех, кого приходилось знать.

Это был мой мир – жестокий, мрачный. Но я любила его – свой город, страну, вставшую на неверный путь. Нельзя было позволить уничтожить это.

Я резко остановилась – поглощённая мыслями, даже не заметила, как дошла до городского парка. Тенистая аллея, ещё не сбросившая осенний наряд, рассекалась узкой дорожкой.

В глубине – на деревянной лавочке сидел молодой патрульный. Тусклый жёлтый свет одинокого фонаря освещал его юношеское лицо. Нога закинута на ногу, кончик грифеля нервно постукивал по блокноту – оставляя на бумаге резкие штрихи. То ли рисунок, то ли бессвязные линии тревоги.

Вокруг густела темнота, но поздние патрули давно перестали быть редкостью. Германия выбралась из нищеты и кризиса – Берлин оставался пороховой бочкой.

Война бушевала за сотни километров, но её отголоски ползли по улицам – как чума. Дефицит, страх, тени на стенах – всё это питало криминальных гиен. Банды и синдикаты рвали город на куски. Их клыки впивались в шеи друг друга, чужаков, не брезговали пополнять длинный список и полицейскими.

Имперский директорат был начеку. Берлинские следователи и детективы, оставшиеся в городе, вели свою войну. Стычки, драки и убийства блюстителей правопорядка стали обычной практикой. Даже рейхсфюрер и начальник полиции не могли это изменить – что уж говорить о простых гражданах, уставших жить в страхе.

Бандиты устанавливали свои законы. Запугивание и кровавый террор – их основное оружие. Стандартная схема: шаг на порог дома очередного «должника», дверь с петель без лишних слов. Затем – избиение хозяев, попутно погром и присвоение самого ценного. А последствия? Да кого они волнуют.

Так продолжалось, пока правительство не приняло решение усилить патрули. Полиции позволили принимать всех желающих на своё усмотрение. Думаете, помогло? Нет.

Набирали всех подряд. Обучение – два-три месяца. Обязанности – патрулирование улиц, «урегулирование» мелких гражданских конфликтов. Реже – участие в облавах и рейдах, которые оборачивались кровавой бойней.

Преступники не собирались сдаваться. Виселица или концлагерь? Они предпочитали третий вариант – старую «добрую» перестрелку в стиле Аль-Капоне и гангстеров двадцатых годов прошлого столетия. Но вернёмся к тишине парка.

Жёлтый свет выхватил из тьмы его шею – белую, с синими прожилками вен. Они пульсировали. Манили.

Я научилась убивать быстро, тихо – не давая шанса на спасение. Шаг. Ещё один. Прерывистый стон смешался с отчаянным сердцебиением. Боль пронзила тело – резкая, пронзительная. Ноги подкосились – охваченные слабостью. Солдат рухнул на брусчатку – судорожно задёргался, как подстреленный заяц. Пальцы скользнули по тёплой, липкой крови – сочащейся из раны. В глазах – ужас, губы что-то тихо прошептали – может быть, молитву или имя любимой.

Почему именно он? Пустой вопрос. Случайная жертва. Просто не повезло. Всё равно, кто утолит жажду. Полицейский, прохожий, бродяга – всех пожирает одинаковая тьма.

Но стоит отдать должное, парень отчаянно боролся – хотел жить. Но как ни пытайся – смерть не дано победить никому, даже нам. Ей безразличен статус, зло и добро, хороший человек или плохой, убийца или спаситель. Однажды она придёт за каждым.

✼✼✼

Лучи утреннего солнца золотыми нитями пробивались сквозь плотные шторы. Оставляли тонкие полосы на полу, ползли по одеялу. На прикроватном столике дымился свежезаваренный кофе. Горьковатый аромат смешивался с запахом типографской краски – утренняя газета лежала рядом.

На главной странице сиял кричащий заголовок:

«Жестокое убийство в центральном парке…

Новая жертва кукловода…»

Газетчики – с их вечной жаждой сенсаций – обсуждали убийство молодого полицейского прошлой ночью так, будто это было театральное представление. Их слова сочились ядом любопытства, ссылаясь на «тайного информатора». Раскрывали шокирующие детали места преступления и жертвы, похожей на сломанную фарфоровую куклу, чья душа оказалась в руках ночного убийцы-кукловода.

Этот «кукловод» будоражил умы читателей уже несколько лет. Тень скользила по улицам – появлялась и исчезала с первыми лучами солнца, оставляя после себя обескровленные тела.

Почему такое прозвище? Тусклый свет фонарей рисовал следователям жуткую картину: бледные, застывшие в скрюченных позах, окоченевшие. Жертвы напоминали больших сломанных кукол, которых намеренно забыли после мрачного представления.

Газета с тихим шелестом опустилась на стол – холодные руки обхватили чашку. Кофе был настоящим спасением. Приятное тепло разливалось по телу – бархатный аромат прогонял мрачные образы, оставшиеся ночным кошмаром: бледные лица, пустые глаза, безмолвные крики…

Я откинулась на подушку. В голове крутился вчерашний разговор в кабинете Авеля. Мысли мелькали, как назойливые мухи, жужжа: «У тебя нет времени. Нужно действовать быстро».

Быстро… Да, нужно. И по возможности избегая худшего. Но как? Уповать на благоразумие вышестоящего начальства? Нет. Это игра в одни ворота. Проще убить их самостоятельно.

Тихий стук в дверь вырвал из раздумий.

– Госпожа, – голос Марии звучал ласково. Я улыбнулась, поддавшись её заботливой интонации. – Вы проснулись? Я могу войти?

– Да.

Она почти бесшумно подошла к кровати. Лёгкий поклон – выпрямившись, сцепила руки за спиной.

– К вам… – уголки её губ дрогнули в улыбке, – пришли.

– Пришли? – брови взметнулись вверх, кромка раздражения заструилась под кожей. – В такое… время? – взгляд сам сорвался к часам. Стрелки, словно сговорившись, только-только перешагнули за восемь. – Кто?

– Господин Авель, – в голосе послышалось кокетство, глаза странно блеснули. – Он хочет поговорить. Сказал, это важно.

– Он… один?

– Нет. С ним ещё один мужчина, но… – её пальцы сжали край фартука, – он не счёл нужным представиться.

Губы сжались в тонкую нить – пытаясь сдержать волну раздражения. Не нужно быть великим детективом, чтобы понять, кто этот наглец.

– Хорошо… – я тяжело вздохнула. – Проводи их в мой кабинет.

Камин в кабинете тихо потрескивал – причудливые тени скользили по стенам. Оранжевые отблески пламени ласкали потрёпанные корешки книг на полках, отражались в лёгких шторах. Будто старый кинопроектор наполнял комнату призрачным светом.

Алексей сидел в кресле – пальцы впились в подлокотники, словно пытаясь удержаться от падения в бездну собственных мыслей. Взгляд прикован к танцу пламени на поленьях.

Авель стоял у окна – спиной к стене, словно она была единственной опорой. Голубые глаза, обычно холодные как лёд, казались выцветшими и пустыми. Отражали серые утренние сумерки за стеклом. Указательный палец глухо постукивал по локтю, выдавая тревогу.

– Зачем пожаловали, господа-предатели? – я остановилась в проёме. Руки скрещены на груди – пальцы впились в собственные локти, будто пытались сдержать не бурю, а землетрясение. – Жить надоело?

Последние слова заставили Авеля вздрогнуть.

Неловкое молчание повисло раздражающей паузой. Алексей отвлёкся от огня – растерянность сменилась шоком.

– Кхм… – он закашлял, подавляя нервный смешок. – Фрау Ерсель… – губы дёрнулись в неуверенной улыбке. – Прошу прощения… Я… Мы… – запнулся, ища слова, – немного обескуражены… – голос упал до шёпота. – Никогда бы не подумал, что встречу генерала в подобном виде…

Я наблюдала за их лицами со странным удовольствием – особенно за тем, как расширяются глаза Авеля. Мои губы дёрнулись в ехидной улыбке. Взгляд скользнул сверху вниз: чёрный кожаный плащ с красной подкладкой, накинутый на светло-кремовую атласную пижаму, бархатные тапочки на ногах. Явно не тот наряд для деловой встречи.

– Не тратьте моё время! – голос прозвучал резко. Алексей вздрогнул – рука потянулась к кобуре, но остановилась на полпути. – Зачем пришли?

– Хотели убедиться, что с тобой всё в порядке, – шумно выдохнул Авель. – Вчера… Ты так резко ушла, ни слова не сказала. Утром я узнал об убийстве в парке. В паре кварталов отсюда.

– Убийство? – глаза ехидно прищурились. – А, молодого полицейского? Несчастье. Видела статью в газете. Но… – шаг вперёд, губы растянулись в холодной улыбке, – сомневаюсь, что ты пришёл обсуждать смерть того… несчастного.

– Вы говорите об этом так… спокойно, – встрял Алексей. Пальцы отбивали по колену нервную дробь. – Такое впечатление, что вам всё равно. Имперский департамент разве не обязан расследовать такие вещи?

– Мы занимаемся только тем, что угрожает империи. Смерть одного патрульного… – плечи совершили лёгкое движение, словно сбрасывая невидимую тяжесть. – Это случается каждый день. Что до безразличия… – кончик языка провёл по губам, вспоминая сладкий привкус крови убитого юноши. – Никто не застрахован от… случайной смерти.

Алексей нахмурился – опытный следователь, он мгновенно уловил фальшь в интонации.

– Случайной… смерти? – смешок прозвучал сухо, как треск сломанной ветки. – Мне кажется, вы знаете о случившемся гораздо больше, чем говорите. Где вы были прошлой ночью?

В воздухе повисло напряжённое молчание. Алексей – циничный идеалист из комитета госбезопасности – был лицемером хуже Авеля. Кричал о силе закона и с наслаждением вяз в теневых интригах, наивно веря, что его руки останутся чистыми. Смешно.

– Вы бы о своей шкуре подумали, – голос прозвучал с преувеличенным раздражением. – Мои ночные прогулки – не вашего ума дело.

– Алексей… – Авель не хотел оставаться немым участником конфликта. Голос звучал мягко, но с подтекстом. – Не стоит разбрасываться обвинениями. Оставим это полиции. Сейчас у нас есть более важные дела.

Алексей сжал губы – без улик он был беспомощен, словно молодой волк перед опытной охотницей. Но Авель…

Он уже понял. След крови на рукаве плаща, пренебрежительный тон, знакомый огонь в моих глазах – убийца стоял прямо перед ними. Но собственная шкура волновала его куда больше, чем очередной труп в подворотне.

– Вернёмся к вчерашнему разговору, – резко сменил тему. – Ты сдашь нас Шелленбергу?

Я молча посмотрела ему в глаза. Формально – да, это был единственный разумный выход. Доложить о предательстве, прежде чем контрразведка сама всё узнает. Но… Разве можно всерьёз говорить о долге, чести, когда за плечами – столетия сменяющихся режимов?

Мы с Авелем пережили столько эпох, что политические игры смертных казались детской забавой. Были друзьями, любовниками, соперниками. Меняли амплуа, как перчатки.

– Нет, – покачала головой, чувствуя, как шелковистые пряди волос скользят по щеке. – Сейчас есть проблемы важнее, чем кровопролитная война двух идеологий.

Авель кивнул – губы дрогнули в едва заметной улыбке. Лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнуло облегчение. Он был рад, что нам не придётся становиться заклятыми врагами. И, несомненно, возможности остаться при своей «важной» должности.

А Алексей? Этот жалкий предатель был единственным слабым звеном. Но сдавать его директорату – самоубийство. Гиммлер, словно паук, контролировал все сферы власти. Если он узнает о планах по разоблачению Аненербе, мы неминуемо окажемся на плахе эшафота.

ГЛАВА II

БЛАГИМИ НАМЕРЕНИЯМИ

Война разгоралась, словно пожар на пороховом складе. Вермахт и Советский Союз – два слепых колосса – методично перемалывали друг друга. Заливали землю расплавленным свинцом и кровью.

Каждый новый день приносил всё более чудовищные сводки с фронта: счёт убитых шёл уже не на тысячи, а на целые города.