Карта жизни

Сказать по правде, общество это не особенно его радовало, поэтому он просто кивнул и поспешил удалиться.

Выглядели собравшиеся донельзя странно и вызывающе.

Все женщины были одеты исключительно в яркие цвета, измазаны черной подводкой, отчего создавалось ощущение того, что те вылили целое ведро слез. Мужчины в самой темной части комнаты зала стояли с бокалами вина. Их лица украшали светящиеся в темноте надписи и причудливые узоры.

Уже у выхода Джонас успел заметить старика, который с непроницаемым лицом сверлил его колючим взглядом. Он сидел на сооружении, напоминавшем по своему механизму инвалидную коляску, тога полностью скрывала его ноги и только нечто наподобие острых вычищенных ботинок торчало из-под ткани.

– Что? – одними губами произнес раздраженный Джонас.

– Ты, мальчик, повеселился бы, пока еще можешь, – просвистел старик.

Джонас вздрогнул.

– Что со мной может случиться?

– Всякое. Это же Остров проклятых, – оскалился старик. А затем пожевал потрескавшуюся нижнюю губу и покатил кресло в противоположное направление.

– Надо же, – проворчал Джонас. – Значит, вот так сходят с ума. Нужно потом предупредить Люция, иначе уже завтра старик сожжет поместье или того хуже, подкараулит ночью с кинжалом в руке… – и сразу одернул себя. С каких пор он говорит сам с собой? Нет, Остров однозначно оказывал на него отвратительное влияние.

«Спать», – твердо решил Джонас, а потом с ужасом подумал, что он единственный здесь, кому необходим сон.

Мертвецы не спят…

Пам-парам

Парам-пам-пам

В зале заиграла веселая музыка. Гости торжествовали.

Джонас не знал, почему по спине у него пробежали нервные мурашки.

***

Лука проснулся ночью. Дороги было не разобрать, редко встречались смоляные факелы, прикрепленные к столбам и оставленные на земле фонари, внутри которых горели свечи. Видимо, смотрители дорог оставляли их для собственного успокоения, потому что для путников такое освещение оказывалось совершенно бесполезным.

Возница уже не скрывал своего беспокойства и злости. Он то покрикивал на несчастных лошадей, порядком подуставших и будто всем своим видом молящих об остановке, то подносил фонарь к карте и рассматривал ее, водил толстым указательным пальцем по пунктирным линиям, а затем снова поднимал голову, надеясь высмотреть что-то впереди.

И только Дедал спокойно похрапывал в противоположном углу, накрывшись теплым шерстяным пледом. Нижняя губа выпятилась вперед, на ней поблескивала слюна. Детина положил руки под голову, будто подушку и всем своим видом напоминал беззаботного ребенка.

Лука вздохнул.

– Пора признаться, что мы заблудились, – сказал он. – Куда ведет эта дорога?

Возница вздрогнул. Он не ожидал, что до утра его кто-то побеспокоит. В голове у него, должно быть, зрело множество планов и причин, но мужчина решил ответить честно:

– Я не знаю. Видимо, нужно было повернуть у тропинки. А мы поехали прямо. Но думаю, к утру мы в любом случае окажемся в городе. Кому-то же нужна была эта дорога. Не могли ее просто так построить, – неуверенно протянул тот.

Впереди показался новый факел.

– Может, стоит ненадолго остановиться? – предложил он. – Лошади устали.

Возница пожал плечами.

– И не только лошади… Смотри-ка! – он указал на светящийся огонёк. – Похоже, дорога не столь безлюдна, как мы думали. Сейчас остановимся и спросим у добрых людей, куда ведет этот путь.

Лука вгляделся в ночной туман. Действительно, на горизонте показалась стремительно увеличивающаяся колесница. В ней находились двое мужчин. Одеты они были в темную одежду, волосы заплетены сзади, а лицо одного из них казалось очень знакомым.

Лука побледнел.

– Рэм?.. – прошептал он и тут же крикнул вознице, – Гони лошадей! Быстрее! Прочь! Мы недолжны с ними пересечься!

Возница испуганно обернулся к нему.

– Ты что это, малец? Совсем свихнулся? Катамение напало? Не смей, вот приедешь в город, там и…

Лука отчаянно зашептал:

– Поверь мне, это не тот человек, с которым бы ты хотел встретиться. Особенно ночью посреди пустынной дороги.

Мужчина махнул рукой.

– Ваши мальчишеские бредни на меня не действуют! Знаю я, отчего ты так жаждешь проехать мимо. Не хочешь попасть в рабство. Вот и показываешь комедию. Тебе бы в амфитеатр, там как раз не хватает хороших актеров. А тебе бы верили, натурально так, живо получается, – подмигнул ему возница, при этом глупо хохотнув.

Дедал, наконец, проснулся.

– Что? Кто кричал? – осоловело поинтересовался он.

Перед ними возникла золотая колесница, украшенная драгоценными камнями. Мужчина остановился. Лошади довольно встряхнули гривами.

– Ну вот, а ты говорил, что это недостойный человек! – взглянул на него с видимым осуждением возница.

– Так и есть, – запротестовал Лука.

– Да, разве может такой уважаемый и богатый человек оказаться негодяем? Лучше бы помолчал, мальчишка! – и перевел взгляд на мужчин, опасными темными фигурами замерзших в колеснице. – Приветствую вас, достопочтенные господа! – поклонился он, перемахнув через ступеньку.

Незнакомый мужчина тоже покинул колесницу и навис над глупой возницей. Лука замер в ожидании.

В воздухе блеснуло лезвие, а в следующий миг тело мужчины валялось рядом с телегой.

– К утру очнется, – хмыкнул разбойник, глядя на довольно оскалившегося Рэма. – А с этими, что будем делать?

– Эти нам еще пригодятся, – сказал Рэм. – Особенно один из них…

Лука попытался быстро пересесть на место возницы и перехватить поводья, но не успел и был схвачен своим старым знакомым.

– Ну-ну, ты же у нас не бессмертный, – улыбнулся тот. – Будешь делать, что я скажу – останешься цел. Нет – пеняй на себя, мальчик.

Дедал шумно сглотнул.

– Ой, – жалобно пискнул он. – А вы разбойники, да?..

[1] катамение (от слияния двух существительных «каталепсия» и «затмение») – сумасшествие, вызванное долгим нахождением духа в земной материи, пространстве живых.

[2] Nihil – с лат. – «ничто»

Глава 4

, где Лука понимает, что оказался на самом «дне», а Джонас становится божеством…

Тень смерти власти не имеет.

Шепот тихий: «Должна быть одна –

Отраженная в голых костях мертвецов»

Неотступно преследует тех,

Кто избрал своей верой дыхание

Полночной луны молодой…

(Вольный перевод стихотворения Dylan Thomas “And the death shall have no dominion”)

Джонас восседал на огромном кресле, напоминавшем собой серебряный трон. Он удобно устроил руки на подлокотники и старался взирать на людей с привычным ему величием и уверенностью.

Тот же тронный зал, те же гости. Ничего не изменилось, вот только вместо яркой женщины певуньи посреди сцены сидел он сам и ровным счетом ничего не помнил.

Вечером Джонас отправился спать. Проснулся он поздно, спустился по лестнице вниз, споткнулся, но не упал. В столовой его встретил аппетитный запах прожаренной курицы и тушеных овощей. Он съел кусочек курицы и свежий салат. К овощам так и не притронулся, хотя Люций утверждал, что приготовлены они – пальчики оближешь! Джонас сам не понимал почему, но желание делать наперекор этим людям с каждой новой секундой становилось сильнее. Затем он гулял в саду. А после – темнота, ровное и серое пятно, расползавшееся по всему сознанию, словно скользкий червяк.

Люций мог напоить его зельем забвения за завтраком.

Или, к примеру, он мог удариться обо что-то твердое в саду и потерять сознание. А потом очнуться здесь и…

Глупости.

Он снова попал в ловушку. Толпа торжествовала. Искаженные радостью и безумием лица светились страшными гримасами. Казалось, что все эти девушки, женщины, мужчины – все-все готовы разом броситься на него и разорвать на части. В толпе чувствовалась опасная целостность, единство и взбалмошность. Джонас наткнулся взглядом на старика в коляске. Его и без того кривой рот искривился в злой усмешке.

Наконец, он не выдержал, дернулся и встал:

– Чего вы хотите от меня?! – закричал он. – Верните магию и, возможно, я смогу помочь!

Голос его пронесся сквозь толпу и разбился о холодные камни безразличия в глазах мертвецов. Дамы кутались в плотные вязаные шали. У самого Джонаса спина покрылась липким потом от нестерпимой жары.

– Ты и так нас спасешь, – раздался знакомый вкрадчивый голос сзади.

Джонас встрепенулся и машинально дернулся в сторону.

– Люций, что это за шутки? – спросил он дрожащим от страха голосом.

Глаза его распахнулись от ужаса, когда мужчина в первом ряду выудил из-под складок слоистой темной туники длинный кинжал.

– Какие шутки? – приторно улыбнулся тот. – Сегодня мы наконец добьемся справедливости. Хозяин Подземного Мира узнает об этом месте и заберет нас к себе.

Джонас помотал головой.

– Ну, уж нет! Об этом мы точно не договаривались! Я обещал помочь вам, но жертвовать своей жизнью ради уже мертвых людей однозначно не входило в мои планы! – и с ужасом понял, что отступать некуда. Его окружила толпа безумцев. Мертвых, бессмертных духов.

– Драконы не умирают! – воскликнул Люций. – Они сгорают, а потом возрождаются из пепла! Ты передашь послание Владыке и вернешься в свой мир, сияющий, прекрасный, вместе с утренним рассветом, Джонас! Разве это не прекрасно? – передние зубы отвратительно поджали нижнюю губу, и мужчина напомнил сумасшедшего кролика.

Джонас отчаянно замахал руками.

– Я не дракон, а всего лишь маг! Человек!

– Что же, – ответил Люций. – Если так, то ты все равно передашь послание Владыке.

Мужчина с кинжалом уже заполз на сцену и начал приближаться к испуганному Джонасу. Вслед за ним потянулась цепочка добровольцев, готовых с видимым удовольствием отправить несчастного «дракона» в подземный мир. У каждого из них было оружие. Палки, камни, кинжалы и даже меч…

Джонас схватился за тяжелое кресло-трон и с силой толкнул его прямо в эпицентр образовавшейся толпы. Воспользовавшись секундной заминкой, он перемахнул через сцену и бросился бежать к выходу. Ему удалось выбежать из зала, но крупная, увесистая ладонь ухватила его за складки тоги у самого выхода. Он выругался и проклял эти глупые римские тряпки.

– Попался, – ухмыльнулся гигант с неровным черепом и мясистыми губами. Он вытащил из-за спины дубинку, оперся коленом о живот Джонаса, удерживая, словно пойманную бабочку, на месте, замахнулся и…

…ничего не произошло.

Джонас осторожно приоткрыл глаза.

– Парень, ты как? – обеспокоенно поинтересовались сверху.

Он посмотрел на источник голоса и совершенно не соображая, спросил:

– Я в Подземном Царстве?..

Ответом его послужило недоуменное лицо молодого мужчины, одетого в военные доспехи.

***

Молодые жеребцы недовольно заржали, когда приятель Рэма лихо запряг их в повозку. Один из них, что покрупнее, попытался лягнуть разбойника, но тот больно стукнул его по морде. Конь обиженно засопел, фыркнул и отвернулся.

Рэм критично осмотрел уставших лошадей, которых решено было запрячь к колеснице и подошел к своему новоиспеченному приятелю.

– Старые клячи могут плестись куда быстрее, если в колеснице будет сидеть один человек, – сказал он. – Я могу поехать с мальчишками, – его губы растянулись в широкую ухмылку. – За поросенка я спокоен, а вот этот мальчонка, – указал Рэм на Луку, – очень шустрый.

Дедал обиженно поджал губы.

– Похоже, сбежать не удастся, – удрученно вздохнул рыжий.

Лука посмотрел на него нечитаемым взглядом. Планы в его голове рождались внезапно. Возможности виделись хаотично, потому что каждую секунду ситуация могла измениться.

– Успокойся, – шепнул он. – Мы до сих пор живы. Значит, нужны им. А это уже не плохо.

Дедал помрачнел.

– Лучше бы расправились. Глупый возница проснется наутро, фермеры найдут его живым и здоровым, а нам все расхлебывать.

Лука недоуменно уставил на него. Похоже, парень окончательно потерял остатки разума.

– Ты вообще, о чем? Если бы нас убили, мы тотчас отправились бы в Подземное Царство. И конец всему! – в подтверждении своих слов с помощью рук он изобразил косой крест.

Лицо Дедала сначала покраснело, а затем вытянулось.

– О, Владыка! Да, ты же совершенно ничего не знаешь о нашем мире! Это моя вина, я должен был сразу тебе обо всем рассказать… Дело в том, что на Острове живут не совсем… ээ… – он замялся, – в общепринятом виде живые… ээ… люди…

Объяснения Дедала выглядели несколько размытыми и странными. Рэм, все это время внимательно прислушивавшийся к их разговору, разразился громким неприятным хохотом.

– Поросенок хочет сказать, что жители этого теплого и уютного местечка – живые трупы! Мертвяки!

Лука вздрогнул. Сердце бешено застучало, вокруг окружающие цвета стали настолько яркими и ненастоящими, что к горлу начала подступать тошнота. С самого детства он боялся мертвых. Мальчишки пугали друг друга призраками, вурдалаками, ожившими мертвецами, которые ночью продираются сквозь землю и покидают свои могилы в поисках живой плоти. Рассказы, безусловно, были наполнены жуткими подробностями, свидетельствами и детальным описанием. Однако, детская фантазия безгранична и, чтобы создать вокруг очередной байки ареол мистического своеобразия, эдакого фантасмагорического сияния, юные авторы нередко прибегали к различным уловкам, будь то «случайный» скрип половиц или так некстати открывшееся окно. Лука громче всех смеялся над очередным рассказом, уже после, наутро, разумеется. Но неизменно вздрагивал от каждого случайного шороха ночью. Ему казалось, что в бесконечной тягучей тьме за ним наблюдает мертвый. У него впалые глазницы, обглоданный скелет и старые лохмотья. Длинные когтистые пальцы готовы сжать в своих руках тонкую шею и утащить с собой. В холод. Тьму. В постоянное «ничто».

Теперь он сидел, словно ослепленный, переводил взгляд с испуганного лица Дедала на веселого Рэма.

Остров мертвецов.

– Ты в… в порядке? – казалось, Дедал был напуган не меньше самого Луки.

– Д-да… кажется, все… н-норм… хорошо, – выдавил из себя он и уткнулся в колени. Главное – не зареветь.

– Хорошо, что не обделался, – хохотнул Рэм, ловко подскочил и уселся на место возницы. – Сейчас мы поедем в очень интересное местечко. Бьюсь об заклад – вы будете в восторге, ребятки!

Лука больше не мог выдержать и, высунувшись из тележки, блеванул прямо на распустившийся диковинный цветок с черными шипами.

***

– Приехали! – раздался визгливый голос возницы.

Колесница резко затормозила и Джонас подался вперед. Он громко выругался и, пошатываясь, попытался выбраться. Однако, голова кружилась и количество лестниц увеличилось до пяти. Пришлось нащупывать нехитрую конструкцию одной ногой, а другой держаться за поручень дабы не пасть перед стражниками еще ниже. Они и так всю дорогу посмеивались над ним, переглядывались и называли «девчонкой, которая упадет в обморок от одного вида кинжала».

– Давай помогу! – громила-страж, несмотря на его громкие протесты, довольно шустро обхватил его за талию и, словно, пушинку спустил вниз.

Джонас покраснел от злости и смущения.

– Зачем я здесь? – недовольно пробурчал он. – Вы мне так и не объяснили.

Страж пожал плечами.

– Мне почем знать? Спросишь у самого императора.

Джонас надулся и, подталкиваемый стражниками сзади, поплелся вперед.

Они остановились напротив огромного каменного ограждения. Громила-стражник внимательно оглядел две глубоко высеченные царапины на красно-буро-коричневом выступе, прикрыл глаза и поднес к нему свою широкую, мозолистую ладонь. Несколько секунд ничего не происходило. Время как будто остановилось. Стражники позади замерли. Джонас уже хотел было попробовать сбежать, как вдруг в глаза полыхнуло серебристым светом и все вокруг исчезло, перестало существовать, переросло в яркую белизну.

Джонас подумал, что ослеп. Но к его великому облегчению морок быстро рассеялся. Стены не было видно, вокруг них раскинулся симпатичный дворик с аккуратно подстриженным газоном, разнообразными зелеными фигурками и диковинными цветами. Он с удовольствием втянул в себя ароматы благоухающих растений. Запах еды, потных стражников и лошадей во время поездки едва не заставил его выпрыгнуть из колесницы.

– Это императорский сад, – гордо объявил ему стражник. Так, словно владения эти являлись его собственностью или плодом усердного труда.

Джонас обернулся и увидел, что теперь они остались вдвоем. Видимо, всю охрану дворец не пропустил. Решение, несомненно, верное. Зачем портить сказочную и чистую атмосферу глупыми лицами?

– Я вижу, – без энтузиазма ответил Джонас. – Может, проводишь меня к императору, наконец? Или хочешь погулять и подержаться за ручки?

Громила рыкнул и грубо развернул Джонаса в сторону белоснежной арки.

– Много болтаешь, – прошипел он. – Зачем только понадобился императору?

Джонас, подталкиваемый сзади громилой, обернулся и послал ему широкую, издевательскую улыбочку (которой, по всей видимости, научился у Луки):

– Ответ на этот вопрос интересует не только тебя, великан!

Стражник не обиделся. Только шмыгнул носом и молча продолжил «вести» гостя через бесконечные лабиринты узких, ничем непримечательных коридоров. Тут и к стенам были прикреплены большие факелы, винтовые лестницы запутывали еще больше. Джонас сдался и теперь даже не пытался запомнить дорогу.

Громила давно поменялся с ним местами и теперь широкими, неказистыми шагами прорывался вперед, через потайные входы, шептал что-то наклонившись над очередным камнем.

Джонас облегченно вздохнул, когда они, наконец, оказались в огромном светлом двухэтажном зале с черными мраморными полами и кремовыми стенами. Тут и там стояли статуи древних богов, неизвестные картины, но оттого не менее гениальные. Знакомые мазки, стиль…

Джонас приблизился к одной из них. Это была молодая пара. Их глаза лучились светом и радостью. Внимание художника к мельчайшим деталям поражало. Девушка, казалось, готова была вот-вот сойти с холста, кокетливо покружиться и коснуться своего зрителя приятным холодом шелковистого платка. Молодой человек, наоборот, держался чересчур скромно и в тоже время аристократично. Гениальное изображение. Совершенная противоположность. Девушка – из небогатой семьи, веселая, чистая и такая естественная, что слезы на глаза наворачиваются. Парень – представитель процветающего, аристократического рода, воспитанный по всей строгости педантичных правил подобных семейств. Разумеется, эти двое не могли не сойтись в вечном танце любви.

Джонас покачал головой.

Манера написания была похожа и непохожа одновременно. Откуда взялась дерзкая, ребяческая симфония?.. Но мягкость лиц и спокойное пастельное сочетание цветов не давали усомниться.

Рука, выполнившая каждую черточку, каждый мазок на холсте принадлежала Раффаэлло Санти да Урбино, величайшему мастеру Высокого Возрождения [1].

То, что это был именно он, у Джонаса сомнений не возникало. Но как?.. Он знал все его картины, изучил искусство гениального живописца вдоль и поперек, этого не могло быть! Картины не существовало.

– Невозможно… – пробормотал Джонас.

– Что это ты там делаешь? – недовольно спросил великан. – А ну, отойди от картины! Еще чего доброго, испачкаешь или…

– Испачкаю Рафаэля? – он усмехнулся. – На это способен только такой дикарь, как ты, – тело испуганно дернулось, когда кулаки стражника сжались, тяжелой поступью тот приблизился и навис над Джонасом.

Выше его на две, а то и на три головы, ноздри быстро вздымались, даром, что пар не шел.

– Я тебя сейчас в эту картину засуну, – пообещал он. – Раз уж так понравилась.

Громадные ручища схватили его за плечи и подняли над землей. Джонас готов был завопить от страха, но хватка великана внезапно ослабла, и тот медленно опустил его на поверхность.

– Император, – склонился он в глубоком поклоне так, что длинные немытые пакли разметались по черному полу.

Джонас поднял голову и увидел стоящего на балконе мужчину. Снисходительная улыбка украшала полные губы, череп был гладко выбрит, на груди блестел огромный золотой медальон со сверкающим синем камнем. Тонкие штаны и широкая накидка поверх загорелого мускулистого тела – одежда выделялась и совершенно не походила на римские туники и тоги. Величие сквозило во всем его облике. Император напоминал скорее главного египетского жреца.

– Аниций, твоя грубость не знает границ. Чем тебе не угодил этот молодой человек? – спросил он мимолетно, едва проявив интерес. Ленивой походкой обошел балкончик и принялся спускаться вниз.

Странное дело, голос императора исходил как будто из самого недра дворца, был везде и нигде одновременно. Джонас словно слышал его у себя в голове. Отчетливо и громко.

– Простите, император. Мальчишка протянул ручонки к Вашей любимой картине. Я побоялся, что он может испортить ее, – опустив голову пробормотал великан.

– Довольно, – прервал его император. – Спасибо, Аниций. Ты свободен.

– Но как же?.. – он беспомощно посмотрел на Джонаса. – А назад?..

Император покачал головой.

– Иди.

Аниций снова поклонился, развернулся и пошлепал к выходу. Когда шаги стихли и дверь захлопнулась, мужчина приблизился к картине и задумчиво застыл подле нее.

– Ты видишь лицо, но не знаешь, что скрывается за ним. Снимешь одну маску, на ее месте появляется другая… Сколько на самом деле слоев? Не сосчитать. Главное – не запутаться самому. Истинный облик дороже всего на свете, – протянул император. Он невесомо провел кончиками пальцев по волосам прекрасной незнакомки. – А Вы, молодой человек, тоже увлекаетесь живописью?

Джонас кивнул. Ему стало не по себе от выразительного взгляда императора. Глаза его будто были подведены невидимым карандашом. Почему он смотрел на него столь пристально? Вглядывался так, словно пытался прочитать потаенные мысли. А, что, если именно это он и делал?

– Не всем, а в частности, – ответил Джонас. – Например, Санти.

– Рафаэля никто не считал заурядным. Правда, относились по-разному. Любили, ненавидели, завидовали. У него была удивительная способность – перенимать лучшее у своих учителей и переносить умения на собственные холсты. Перуджино он заставил попотеть, – император рассмеялся. – Старик ненавидел, когда ученики превосходили его в мастерстве… – говорил он так, словно сам являлся свидетелем событий тех лет.

– У Рафаэля отличная техника, – кивнул Джонас. – Но сколько мастеров с точностью описывали черты своих моделей, изображали вычурные образы святых в храмах? И все же молодому Санти удалось добиться большего успеха, – он снова подошел к холсту. – Как это творение оказалось у Вас? – задал он вопрос, мучавший его с момента появления в зале. – У Рафаэля никогда не было этой картины. Если только потерялась, сгинула…

Император скрестил руки на груди.

– Я бы не сказал, что она потерялась и, тем более, сгинула. Художники всегда творят, – мужчина улыбнулся. – И даже после смерти.

Джонас, наконец, вспомнил, что говорит с императором Острова мертвых. По спине пробежали мурашки. Позади них была лишь одна тень. И она принадлежала ему, Джонасу…

Неужели и Санти, величайший мастер живописи, среди них? А, что, если уже сошел с ума, как и многие здесь?

– О, нет, – покачал головой император. – Его здесь нет, да никогда и не было. Рафаэль довольно чувствительный молодой человек. Тебе уже рассказали о катамении?

– О том, что жители здесь сходят с ума? Слово, правда, странное, – заметил он. – Благодаря Вам, кстати. Бедолаги хотели послать знак Владыке Подземного мира. У них не получилось. И не сказать, что я этому не рад, но все же… мне кажется издеваться над мертвыми – подло, – сказал и тотчас пожалел о своих словах.

Император прикрыл глаза и поморщился.

– Люций всегда был охоч до власти. Сын рыбака, хитростью женился на дочери высокопоставленного чиновника. Когда обман выяснился, он убил этого самого чиновника и продолжил спокойненько жить дальше. Правда, счастье его длилось не долго. Чума полностью накрыла маленький городишко и оставила в живых горстку людей… В Подземном мире его жену и дочь встретили со всеми почестями, проводили в обитель и пожелали вечного покоя. А вот Люций… его отвезли в другое место. Там, где вечная тьма и холод сковывает и только губы, иссини-черные, шепчут бессмысленные обещания, молят о прощении… Да, только никто не слышит. Главное – проследить, что наказание душа получила и мучается отменно, сполна.

Джонас помотал головой.

– Ничего не понимаю! Значит, Люций попал на Остров неслучайно? Неужели вечно мерзнуть среди льдов, в кромешной тьме ему представлялось куда более заманчивой идеей?

Император молча обогнул его и махнул рукой. Перед ними возник небольшой деревянный столик и два кресла. Он уселся и приглашающе кивнул Джонасу на второе место.