Карта жизни

Карта Жизни

Часть 1. Темнолесье

Пролог

16 лет назад

Времена наступали всякие.

Порой, хотелось лишь одного: закрыться в своем холодном, маленьком домишке и никогда, ни за какие драгоценности не видеть больше слабых, глупых и ненормальных зверушек. Все в этом мире, абсолютно все, было сосредоточено вокруг этих существ. Их бесцельное присутствие в мире не было обосновано никакими видимыми, объективными причинами. Волшебство же отторгало людишек, как нечто несущественное, второсортное. Вообще говоря, Матильда понимала: вселенная сошла с ума, если позволяет править чуть ли не всем миром столь бесполезным видам как ЧЕ-ЛО-ВЕ-КИ.

ЧЕ-ЛО-ВЕ-КИ не видели никого, кроме себя. Редкий раз оборачивались назад, фыркали и снова возвращались к своим бесполезным занятиям. Сколько лет прошло с тех пор, как последняя колдунья, провозгласившая себя «Карой Волшебства» пала от рук мерзкого человеческого воина? Сколько лет они вынуждены прятаться в темных лесах, побираться по болотам, заброшенным деревенькам? Чтобы только не угодить в Подземный Мир. Матильда уже не раз задавалась вопросом, а не лучше ли податься в руки мрачного Властителя нежели влачить столь жалкое, безропотное существование?

ЧЕ-ЛО-ВЕ-КИ видели угрозу во всех, кто хоть немного отличался от них. Сначала они истребили леших. Несчастные защитники леса и сопротивляться не могли – не в их это природе. Следом пошли чуть менее беззащитные создания – русалки, сирены, тритоны… Море бушевало, пенилось, сопротивлялось, но и оно оказалось бессильным перед злым роком в лице ЧЕ-ЛО-ВЕ-КА.

Ведьмы оказались многим сильнее лесных и морских обитателей. Чтобы выжить, они часто примеряли на себя маску человека и нередко терялись в серой толпе, способные прожить таким образом всю жизнь. Вот только притворяясь людьми, очень часто теряли самих себя, лишались того, без чего и жить становилось невозможно.

Магия для них – есть кровь, плоть и то, что ЧЕ-ЛО-ВЕ-КИ именуют «душой». Волшебство, словно северный ветер, переливается по венам, рвется наружу и однажды, будьте уверены, вырвется на свет, оставляя за собой лужи пролитой крови. Этого невозможно избежать.

Есть только один способ.

Запереть магию. Закрыть ее навечно. За семью замками, за двадцатью дверями: высечь тайную печать Соломона, задавить сущность, заставить замолчать навсегда. Но, что станет после?

Спросите у людей, продавших душу дьяволу. Они расскажут, каково проживать день за днем, когда каждое «сегодня» бледнеет, остается слабой тенью «вчера». И только слабые отголоски света продираются сквозь темную чащу нынешнего существования… Улыбки застывают на холстах размашистыми бесцветными росчерками умелых художников. А те в свою очередь неизменно удивляются, почему изображенным фигурам на картинах так и суждено остаться тусклым расплывчатым пятном…

Спросите у обманутых сердец. Им уже все равно. Они поют песнь, в которой ноты – уснувшие, давно затонувшие на самое дно корабли. Барабанная дробь дождя и туман, укрывающий улицы расскажет вам об этом не хуже громких песен.

Спросите…

И пожалеете, что узнали.

Потому что магия – это сердце, душа, вода, земля, огонь и ветер… Северный ветер, что приносит с собой счастье, боль, грусть и радость… Это целый мир, без которого жизнь волшебника превращается в пепел.

Матильда шмыгнула носом и посильнее закуталась в шаль. Дул пронизывающий ветер. Сегодня снова будет ЗВОН. А значит, пыль, скука и серость, что приносит с собой старый болван Пинг. Вообще говоря, главу всех ведьм и колдунов звали Мудрый. Но она-то знала, что этот Пинг представляет из себя на самом деле. Маленький, неказистый волшебник с невнятными булькающими звуками и обеспокоенной интонацией в хриплом голосе…

Почему именно он?

Матильда часто задавалась этим вопросом. Возможно, Мудрый внушал нечто вроде спокойствия. Глупого, безосновательного, с толикой безрассудства и отчаяния.

ЗВОН проводился раз в три месяца. На дорогу высыпало множество волшебников: мужчин, женщин и даже детей. Все они держались за руки и медленно водили хоровод. Вот только на протяжении всего действия они сохраняли полное молчание. Звуки исходили не от них самих, а проникали в магию, заполняли ее бесконечное пространство. Подобно мирозданию, заполняющему вселенную всевозможными вариантами, проникали в сущность волшебства, мягко обволакивали звуками природы и яркими созвездиями небесных тел. Магия питалась. Магия жила.

Но пока Пинг водил хороводы, люди радовались жизни, жили в прекрасных уютных домах, наслаждались спокойным и беззаботным существованием, в котором, по их жалкому мнению, не было места злым ведьмам, колдунам и прочим магическим тварям.

Матильда прикрыла глаза. Ее магия полыхала огненными искорками и в любой момент грозилась вырваться наружу. Сдерживать ее становилось все тяжелее. С каждым днем становилось все холоднее. А магии – напротив, теплее. Виной всему был еще один закон, согласно которому волшебники не имели права пользоваться магией. Только в ЗВОН, да и то по исключительным поводам. Такого рода «поводы» должны были быть заверены лично подписью Мудрого.

Дышать становилось труднее.

Кукушка на часах известила, что до начала ЗВОНА оставалось еще два часа.

– Ох, Матильда! Что я вижу… – проскрипел голос в углу маленькой комнатки.

Избушка завалилась набок. Кое-где виднелись щели, через которые шустро пробегали мыши.

Женщина нехотя поднялась со старого скрипучего сундука и подошла к матери.

– Что ты там видишь? – со скукой, высеченной тонкой гранитной гранью на бледном лице, поинтересовалась она. – Опять люди?

– ЧЕ-ЛО-ВЕ-КИ! – прошипела матушка. – Они самые!

Густой дым из печки разнес по всей избе неприятный кислый аромат прогнившего кроличьего мяса и еще чего-то пряного, смутно напоминавшего мятные листья.

Дым плотным витиеватым колечком поднимался из глиняного большого горшка и, совершив пируэт, растворялся, так и не коснувшись обветшалой крыши. Белый туман сменялся ярко-красным, синим и желтым. Наконец, жидкость приобрела ровный голубоватый оттенок.

Старушка охнула и чуть не засунула свой длинный нос в кипяток. Матильде пришлось ухватить ее за локоть.

– Мама, что это?

Она с удивлением смотрела на младенца, личико которого искажала вновь появившаяся водная рябь.

– Это тот самый, Матильда! – повернулась к ней старушка. – ОН родился! Мы спасены! – она радостно и скрипуче рассмеялась. Смех ее разнесся неестественным карканьем по комнате и разбился о ветхие стены.

Женщина внимательно следила за ребенком. Вот у него отрезают пуповину, поднимают вверх, внимательно осматривают, а затем передают матери, которая с улыбкой принимает своего мальчика.

А мать его оказалась весьма красивой дамочкой.

Аристократические черты лица не портила даже безобразная, растрепанная прическа и изнуренный длительными родами вид. Рыжие волосы неровными прядками спадали на бледное лицо, но глаза… глаза ее осветили бы целый город – яркие и зеленые – они подобно огромным изумрудам блестели сочными красками на лице, подчеркивали контур алых губ и едва обозначенные веснушки.

Это лицо она бы никогда ни с кем не спутала.

– Аллия… – прошептала она пораженно.

Мать радостно закивала.

– Именно! Твоя кузина оказалась не такой уж и никудышной ведьмой! Она исполнила свое предназначение и спасла свой род! Теперь мы можем жить спокойно, ведь когда этот мальчик вырастит, он спасет нас, вытащит из этой темной и мрачной башни! – она, подобно пьяной девке в трактире, пустилась в резвый пляс. – Там-тарам, волшебник и ЧЕ-ЛО-ВЕК! Па-рам! Что вы говорите! Тарам… Какого же чудо! Никогда бы не подумала… – она перекинула лежащий на запыленном стуле платок через плечо и, схватившись за его концы, подняла руки вверх, – ЧЕ-ЛО-ВЕК и ведьма сотворили волшебство!

Матильда неверующе покачала головой.

– Ты уверена? – спросила тихо так, словно боялась, что своим голосом, словами разобьет нечто хрупкое и прекрасное, возникшее только что неровными бледными росчерками.

– Уверена ли я? – старушка резко остановилась и вперилась в нее маленькими выпученными глазками. – А ты уверена в том, что солнце и луна в ночь Полноверия [1] встречаются и говорят друг с другом, словно старые приятельницы, а? Уверена в том, что магия, ускользая, никуда не исчезает, а лишь стонет, словно загнанный зверек перед своим хладнокровным хозяином?

Матильда кивнула. Ровно три раза.

Четвертый, правда, приберегла на всякий случай.

– Говорю тебе, этот мальчик спасет волшебство! Ты же помнишь пророчество?

– Рожденный из пепла и жизни ребенок

Вернет волшебству идеальную форму,

Поглотит сердца, ослепленные ложью,

Вдохнет в одиночество новую волю:

Забудется мрак, волшебство возродится,

Грядет новый век, а с ним и свобода

Для нашего старого доброго мира!

– Пепел и жизнь… – губы Матильды исказила ухмылка. – Оказалось, это так просто…

Магия снаружи зажглась ярким светом.

Начинался ЗВОН.

Примечания:

[1] – ПОЛНОВЕРИЕ – волшебники верят, что в первое полнолуние нового года луна и солнце на миг соединяются друг с другом.

Глава 1

, в которой читатель знакомится с главными героями, а также обычным (ладно, не совсем необычным) городом Серость

И молвил Бог:

"Пожалуй, хватит, сын мой,

Пути мои по правде долги, но каждая дорога

Горит молитвенным огнём… "

Несмотря на ранее утро, центральная площадь была полна разношерстных людей. Кого здесь только не было: богатые покупатели, путешественники, бродяги в поисках хоть какой-нибудь еды или денег. Последним изнеженные господа обычно подавали (точнее сказать, брезгливо бросали) милостыню в виде куска засохшего черствого хлеба, а по праздничным дням и в часы сказочного везения, могли распрощаться даже с несколькими монетами.

Сотни разноцветных, своеобразных и ярких безделушек поблескивали на прилавках и всем своим видом будто кричали: "Подойди! Ну же, бьюсь об заклад, я тебе понравлюсь!" Действительно, здесь можно было найти абсолютно все, начиная с золотого кольца необыкновенной, дух захватывающей красоты, по уверению торговца, когда-то принадлежавшего восточной принцессе с далекого полуострова, и заканчивая зелеными скользкими лапками лягушек. Если ценность первого предмета моему читателю ясна, то второй, несомненно, вызывает вопросы. К примеру, что можно делать с лягушачьими лапками? Ну правда, не варить же из них суп, слишком примерзко они выглядят. Жители Серости действительно не рассматривали этот товар в качестве пищи. Они вешали несчастные лапки у двери своего жилища, искренне веря в их чудодейственную силу и считали, что такого рода талисман способен отпугивать тёмных существ, в том числе ведьм, демонов и упырей.

Город Серость располагался крохотным, едва заметным пятнышком на окраине южной части Бриллиантового Королевства. Окруженный почти со всех сторон чащей и непроходимым лесом, Серость буквально отделял жителей от других городов королевства. Путешественники, несомненно, проникали в город, незаметно и несколько странно для живущих городских жителей, однако, исчезали они так же стремительно и внезапно.

Среди жителей Серости ходило немало слухов о Тёмном лесе или, как его еще называли, Темнолесье. Истории эти были окружены невероятным фантасмагорическим ореолом. Например, какое-то время назад, модно было рассказывать страшилки о появляющемся на Высоком Холме белом волке с горящими красными глазам. Видите ли, Эрл Пончик своими собственными глазами видел зверя, а ошибиться он не мог, потому как тут же зарисовал огромную мохнатую морду зверя. Родители рассказывали своим детям истории о жестоких разбойниках в лесу, хотя под окнами, стоило ночи сменить день, и без того находилось достаточно злодеев, которые были бы не прочь воспользоваться ситуацией и ограбить зажиточные дома.

Ну, так вот… Говоря о лягушках… Вообще-то в каждом богатом доме висело не меньше двух-трех пар лягушачьих лапок на окнах или даже лежали на столе, заботливо расставленные в рядок.

К счастью, эта история совсем не связана с лягушачьими лапками…

«О чем же она?» – спросите вы.

«Ни о чем, а о ком», – отвечу я.

Сейчас мы с вами перенесемся в один прелюбопытнейший магазинчик со сладостями.

Если вам интересно, это был действительно необычный магазин. Хотя бы потому, что являлся воплощенной мечтой миллиона детей. Даже самый капризный ребёнок, попадая в это царство, готов был сделать все, что угодно дабы получить вкуснейшие сладости с незабываемым вкусом свежего молока и шоколада. Да, и взрослые с удовольствием вкушали разнообразные конфеты, шоколадки, искусно украшенные торты и пирожные…

Здесь мы и остановимся, чтобы познакомиться, наконец, с главными героями этой истории…

– Десять волосков, говоришь? Ты пытаГешься обвести меня вокруг пальца, мальчишка? – зарычал мужчина, буквально запрыгивая на прилавок и хватая мальчика за шиворот его грязной, прохудившейся, когда-то белой, рубашки. – Ты Тумаешшь, я не замЭтил лишнюю карту в твоём рукаве? – у мужчины был ужасный акцент, от него пахло выпивкой и ещё чем-то отвратительно кислым, тухлым. Он продолжал держать мальчика, вцепившись мертвой хваткой ему в воротник, однако, несмотря на ужасную для мальчишки ситуацию ослепительная улыбка не сходила с лица юного торговца.

– Никогда не забывайте платить долги, господин. Вы подписали документ, согласно которому должны десять Волосков в случае, если я выиграю. Подписав его, господин, я гарантирую, что Вы оплатите свой долг в течение трёх дней, – мальчик чуть было не показал ему язык, – Документ заколдованный, господин. Вы заплатите или превратитесь в тень. У Вас есть выбор…

Мальчик не успел закончить, мужчина заорал не своим голосом:

– Я тебя убью! – он подпрыгнул, выпустил торговца, но только для того, чтобы с новыми силами вцепиться в тонкую шею, намереваясь задушить наглеца.

Мальчик нелепо замахал руками.

– Пожалуйста! Пожалуйста, господин, не убивайте меня, господин! Пощадите меня, умоляю!

Рыжеволосый мужчина с редкой козлиной бородкой рассмеялся. Наглый мальчишка на деле оказался обычным трусливым ребёнком, ни больше ни меньше. Ему уже рисовалась перспектива по выколачиванию денег у этого мелкого наглеца. Однако, в следующий момент маленький ротик искривила мальчишеская задорная улыбка. Мужчина от удивления даже ослабил хватку.

– Если Вы убьете меня, господин, то также превратитесь в тень. Это один из пунктов нашего договора. Вы внимательно его прочли?

Мужчина тяжело вздохнул, прошипел проклятия и нехотя отпустил его. Он уставился себе под ноги, обдумывая свое незавидное положение.

Что он скажет своей жене, чем они будут питаться после того как он выплатит долг этому зарвавшемуся недоразумению?

– Удачи, господин!

– НенавиШШу твою подлую улыбкА, ты маленький…

– Следующий, пожалуйста! – не обращая более внимания на несчастного, радостно произнёс мальчик.

Мужчина, проклиная его на чем свет стоит, развернулся и вышел.

Очередной покупатель предстал перед мальчиком. Выглядел он молодым и даже красивым. У него были аристократические, тонкие черты лица: прямой нос, полные губы, густые ресницы и голубые огромные глаза, которые больше напоминали волнующий океан, нежели светлое небо.

«Богатенький маменькин сынок», – усмехнулся про себя Лука.

– Добро пожаловать в наш магазин, господин! Чем могу Вам помочь?

Парень даже не удостоил его взглядом. Он поправил свою распахнутую сине-фиолетовую шубу, сделанную из меха голубой джинджер.

– Не знаю, сможешь ли ты угодить мне, – его голос звучал чересчур притворно и сладко. Презрительно.

– Мы сделаем все от нас зависящее, господин! – с готовностью произнёс мальчик. Однако, стараться ему совсем не хотелось. Даже самую малость. Этот парень здорово действовал ему на нервы.

– Хм… – произнёс он, поглядывая на многочисленные полки вокруг, – две плитки шоколада, созданные солнечным утром, les petits bonbons, хмм… И жевательные резинки. Я предпочитаю с жасмином…

– У нас нет с жасмином, – бодро продекламировал паренек.

Парень нахмурился и наконец удостоил его взглядом. Вопросительным, непонимающим взглядом.

– Что ты имеешь в виду? – он наклонился ближе к мальчику, чтобы рассмотреть его имя, вышитое кривыми буквами на фартуке, – Лука?

– Я имею в виду, что у нас нет в наличии жасминовых жвачек, да никогда и не имелось, – терпеливо повторил он.

Этот молоденькой отпрыск богатеньких родителей начинал его раздражать. Как назло, в лавке не было ни одной живой души.

– Возможно, ты меня не знаешь, мальчик, – он даже не заметил насмешливого взгляда, – ну, конечно, откуда тебе знать? Ты же такой грязный и невоспитанный… Кто твои родители? Крестьяне? – парень поморщился.

Вообще говоря, Лука встречал много подобных клиентов. Большинство из них казались довольно забавными экземплярами. Да, богатенькие часто оскорбляли его, унижали, но этот… Этому экземпляру удалось, казалось бы, невозможное: он действительно вывел Луку из себя!

Ему потребовалось собрать немало сил дабы не вышвырнуть самонадеянного щегла вон из лавки.

– Мне даже жаль таких мальчиков как ты, Лука. Поэтому я, пожалуй, не буду жаловаться твоему мастеру на столь отвратительное поведение его подмастерья. Уверен, найдутся добрые люди, которые сделают это за меня, – он издевательски усмехнулся и вышел, оставив после себя в воздухе навязчивый горьковатый аромат дорогого одеколона.

– Скатертью дорога, цыпленок, – выругался Лука и отправился расставлять товары на полках. День лишь только начинался, а настроение было полностью испорчено.

***

Джонас Никон Малкович уже полчаса разглядывал огромную и чистую зеркальную поверхность. Конечно, интересовала его вовсе не дорогая алмазная обработка и не витиеватые закругленные края рамки, украшенные огромными изумрудами и сапфирами. Наш герой был не в силах оторваться от самой прекрасной, на его взгляд, картины: отражения самого себя.

– Это зеркало прекрасно! Оно как ничто другое достойно отражать Вас, господин! – увещевал рядом продавец сего товара.

Джонас, наконец, улыбнулся, подмигнул своему великолепному отражению, и нехотя перевел взгляд на лавочника:

– Нет такой поверхности, которая была бы достойна моего отражения, толстяк! И кто разрешил тебе торговать этой дешевкой прямо перед поместьем уважаемой дамы?

– Так хозяйка сама и разрешила, господин… – промямлил торговец.

Но Джонас его уже не слушал. Он нарочито громко зевнул и развернулся так резко, что полы его сине-фиолетовой шубы взметнулись вверх.

Лицо его осветила широкая улыбка. День обещал быть замечательным. Впрочем, как и следующий за ним… Парень верил, что такие как он, богатые, купающиеся в золоте, красивые, словом, идеальные, обречены на вечное везение. Череда белых и черных полос – для отбросов. Например, таких, как этот мальчуган в лавке сладостей, как его… Лео, Луи… нет, у этого сорванца и имя простое… Джонас решил не забивать свою голову глупыми мыслями и сдунув с лица непослушную прядку, направился в огромный зал, где уже собралось большинство гостей.

Десятки пар глаз обратились к нему, с нескрываемым обожанием рассматривая дорогой вечерний костюм, сшитый на заказ одним из лучших портных Бриллиантового Королевства. Прическу, нарочито взлохмаченную, украшали покрашенные в лазурный цвет кончики волос. Но более всего выделялось в нем нечто другое: эфемерное, едва уловимое и так непохожее на то, что можно описать материальными условностями. Это «нечто» ощущалось в слегка пружинистой, неторопливой походке, растянутых, ленивых телодвижениях, гордой осанке и дерзком взгляде.

Джонаса раздражало творившееся вокруг бессмысленное, хаотичное копошение, шепоток, который услышал бы и столетний старик. Но вместе с тем губы растягивались в самодовольную усмешку, стоило какой-нибудь симпатичной даме назвать его «мой король» или же, например, уловить раболепствующие шарканья ножек весьма уважаемых в городе взрослых людей.

– Джонас, милый, как я рада, что ты почтил нас своим присутствием! – тетушка Ариадна, всегда надушенная так, словно ароматы всех цветов мира сосредоточились на ней, едва не задушила своего племянника в тесных сладких объятиях. Пришлось задержать дыхание.

– Ну что ты, тетя, как я мог отказать? – Джонас досадливо поморщился. Он бы, разумеется, и думать не стал, если бы не настойчивые увещевания матери о том, как, должно быть, тяжело и одиноко живется несчастной сестричке его отца после потери горячо любимого мужа. Почившего, кстати говоря, уже без малого десять лет назад. Да, и отец не испытывал особенной жалости к своей вдовствующей сестрёнке.

– Ари, дорогая, тебя уже все ждут! Иди же скорее к нам! – к ним подошла светловолосая женщина, моложавая, привлекательной наружности, но оттого ничуть не более приятная. Одета она была в яркое, обтягивающее мощную фигуру, платье из зелено-желтой змеиной кожи. Цепкий взгляд тут же зацепился за высокую мужскую фигуру и хищно оглядел сверху-вниз.

– Не представишь нас, дорогая? – спросила дамочка, обмахиваясь желто-сине-красным веером. Тонкие ярко-красные губы растянулись в кокетливой улыбочке.

Ариадна покачала головой, поправляя при этом то и дело сползающую оправу прозрачных очков. Носить их она не очень любила, а потому то и дело заказывала у мастеров, несмотря на уговоры, одну и ту же модель, по ее мнению, наименее заметную. Очки-невидимки, так или иначе, неизменно оказывалась на носу и увеличивали глаза так, что со стороны окружающим казалось будто еще чуть-чуть и белки их обладательницы выкатятся наружу.

– Это мой племянник, Натали. Ему ШЕСТНАДЦАТЬ, – нарочито громко произнесла она последнюю фразу и одарила подругу строгим взглядом выпученных глазок.

– Пфф, – фыркнула Нэт. – А выглядит на все двадцать… – но, спохватившись, добавила, – пять.

Джонас громко зевнул и милостиво разрешил тетке покинуть его и присоединиться, к несомненно, более интересному, взрослому обществу. Если так пойдет и дальше, ему придется срочно придумывать повод, чтобы поскорее удрать с этой чудаковатой вечеринки.

Джонас взял со стоящего рядом с ним подноса весеннюю росу [1] и одним глотком осушил содержимое бокала. Поморщился, отметив про себя, что напиток – дрянь редкостная.

«И что они туда подмешивают? Наверняка разбавляют с обычной озерной водой. Фу, тетка совершенно ни в чем не разбирается».

Внезапно внимание его привлекла небольшая компания, расположившаяся в уютном кремовом кресле. Их было трое, двое из которых оказались миловидными брюнетками. Молодой человек же показался смутно знакомым.

– Анхель… – он облегченно выдохнул. Вечер обещал быть уже не таким ужасным, каким успел нарисоваться в голове.

Парень заметил его и широко улыбнулся. Он тоже распознал в Джонасе старого приятеля. Молодые люди обменялись приветствиями и уселись чуть поодаль от дам, чьи любопытные взгляды и хихиканья весьма красноречиво говорили о том, что те не прочь присоединиться к молодым людям и разбавить мужскую компанию легким девичьим присутствием.

– Не спрашивай, как я здесь оказался, – покачал головой Анхель. – Во всем виновато аскетическое существование жертвы науки.

– Родители отказались от своего любимого сыночка? Одумались? Давно пора, – хохотнул Джонас.

– Вот станешь бедным студентом, тогда и поговорим, – нарочито обиженно бросил друг. – Да, мои родители снова взбунтовались. Им, видите ли, пришлось не по нраву, что я целыми днями пропадаю в компании неблаговидных молодых людей и мало внимания уделяю науке. Видимо, старикашка Геррий, сторож в общежитии, донес. Больше некому. Отец приплачивает ему, а он, словно верный пес, выслуживается. Разве что хвостиком не машет! – Анхель громко тявкнул и помотал головой из стороны в сторону.

Джонас рассмеялся.

– Ладно, со мной все ясно! Бесплатная выпивка и еда… а ты что забыл на столь увлекательном приеме, позволь узнать? Публика здесь собралась чересчур… – Анхель насмешливо приподнял брови.

– Чересчур древняя? – хохотнул в ответ Джонас. – Матушка заставила. Я бы никогда по своей воле сюда не сунулся. Тетка у меня очень несчастна, бедняжка, – он усмехнулся, заметив недоуменный взгляд друга.

– Хозяйка вечера? Она не выглядит очень уж несчастной, – Ариадна глупо хихикала, потирая пухлые ручки, строила глазки сидящему напротив нее седовласому высокому мужчине, снова и снова проигрывала. Но, кажется, проигрыш занимал ее меньше всего на свете и свою черную полосу она трактовала скорее, как «отвлекающий маневр» в общей стратегии по завоеванию мужских сердец.