Ричард Длинные Руки. Удар в спину

Я понимаю ваше желание вести себя по-северному, однако же…

Я сказал с неудовольствием:

– Иначе мир рухнет?

Она ответила мягко:

– Пойдет трещинами, а это серьезно. И совершенно не нужно вам. Если и собираетесь что-то менять, а вы собираетесь, чувствую, словно приближение грозы, то умоляю, нужно медленно, постепенно, постоянно прислушиваясь к высшему обществу! Прислушиваясь очень внимательно и настороженно.

Я поинтересовался:

– Это вы к чему, герцогиня?

Она чуть улыбнулась.

– Вы уже поняли, ваше величество. Да-да, в интересах империи Жанну-Антуанетту нужно приблизить. Приблизить по-настоящему. Вы плохо умеете притворяться, великий завоеватель!.. По вашей реакции вскоре все поймут, что Жанна-Антуанетта только идет с нами, но вам не близка. А это хоть и не очень большой, но все же урон репутации. А зачем?

Я вскочил, некоторое время постоял, грозно высясь над столом и упираясь в него обеими пятернями.

Герцогиня встала и присела в реверансе, виновато опустив голову. Я сказал, сдерживая раздражение:

– Нет, Самантелла! Нет. Во всякой случае, не в этот раз. У нее несчастье!.. С моей стороны будет не совсем красиво. Как будто пользуюсь случаем.

Она подняла голову, взглянула мне в глаза.

– Вы слишком щепетильны, – сказала она с укором. – Императорам это не свойственно.

– Я не урожденный император, – огрызнулся я. – До того как я стал им, я был человеком!

– Это заметно, – сказала она со вздохом. – Вы даже были хорошим человеком, как иногда кажется. Хорошо, спокойной ночи, ваше величество! Пришлю вам Мишеллу. Она в самом деле милая и чудесная…

– Нет уж, – сказал я сварливо, – если уж взяли на себя обязанность следить еще и за уровнем моего тестостерона, то сегодня поддерживать его в норме предстоит вам!

Она ответила негромко, пряча улыбку за низким поклоном:

– Как скажете, ваше величество. Не знаю, что такое тестостерон, но сделаю все для вашего здоровья и хорошего расположения духа. Ваше слово выше любого в империи!

Глава 3

Проснувшись на рассвете, я сотворил чашку крепкого горячего кофе, а когда рядом завозилась и начала открывать глаза герцогиня, приложил палец к ее губам.

Она поняла, кивнула одними ресницами. Я передал ей чашку, а себе сделал другую. Герцогиня как можно неслышнее приподнялась, опираясь спиной на изголовье, приняла чашку, ухватившись за изящную фарфоровую ручку.

Я молча сделал глоток, горячий напиток еще не коснулся гортани, но я ощутил, как побежал по жилам и нервной сети, поднимая их с постели, ибо мир несовершенен, а кто, если не мы?

Герцогиня осторожно коснулась губами края чашки, я видел, как расширились и затрепетали крылья изящно вырезанного носа, а глаза заблестели.

Приблизив губы к моему уху так, что коснулась, прошептала едва слышно:

– Ваше величество… а это разве не магия?

– Нет, – ответил я так же тихо, – это волшебный напиток!..

Она улыбнулась.

– Хорошее объяснение. У вас все получается хорошо, ваше величество. И даже этот кофе.

– Польщен, – ответил я тоже шепотом.

Я осушил до дна первым, выждал, когда герцогиня справится с содержимым своей, принял из ее руки и осторожно, стараясь не стукнуть донышком, опустил обе на столик рядом.

Через минуту по ту сторону полога послышались деликатное покашливание, шаги, но полог распахнулся без всякой деликатности.

Принцесса Джеззефина грациозно присела, а принц Кегельшир со всей почтительностью поклонился. Оба нарядные, но строгие, исполненные величия и значимости момента и государственной важности церемонии.

– Доброе утро, ваше величество… доброе утро, ваше высочество…

– Утро доброе, – ответил я бодро.

С постели мы слезли по разные стороны, герцогиню одевают ее фрейлины, меня лица из самых знатных семей империи. Штаны несли из дальней гардеробной, передавая из рук в руки от баронов к графам, те вручали герцогам различных оттенков знатности и родства, а дальше всего пять-семь принцев с поклонами друг другу, пока престарелый Шильдерер не опустился на одно колено и держал их растопыренными, чтобы я не промахнулся, вставляя ногу.

Я вяло подумал, что это еще ничего, а вот когда несут таким же макаром жаркое из императорской кухни, то успевает не то чтобы остыть, но и замерзло бы, будь здесь зимы.

Дальше церемониальный завтрак, когда мы с герцогиней отведывали блюда, а за нашими спинами торчало человек двадцать из числа все тех же знатнейших семей империи, а вдоль противоположной стены еще человек тридцать, тоже знатнейших и благороднейших, уже напудренных и накрашенных, словно для ночных развратов.

Обязательную чашку горячего крепкого кофе делать за столом не стал, это возвысит меня, как мага, но умалит достоинство императора, любой властелин выше всякой работы.

Ладно, в придворном этикете не предусмотрено, что император не может создавать напитки в уединении или в узком кругу с друзьями. А в постели буду и впредь успевать, до того как «высшие лица империи» раздвинут полог.

Герцогиня сказала тихохонько:

– Ваше величество, а почему никто из ваших героев не присутствует при вашем завтраке?.. Предпочитают при обеде?

– При обеде и я не буду, – сообщил я. – Сожру что-нить на бегу, у меня работы полно!.. И все мои люди прежде всего работники.

Она взглянула с непонятным выражением, как можно признавать себя работником, это же самый низший класс, высший никогда не запятнает себя никакой полезной работой.

Двое слуг с абсолютно нейтральными лицами вошли в зал, держа за ручки носилки с огромным тортом посредине, герцогиня переключила внимательный взор на это произведение искусства, а я уже прикидывал, что сделать уже сегодня, чтобы отвести от себя неприятную угрозу шантажа.

– Ваша светлость, – сказал я тихонько, – не обращайте на меня внимания, ешьте. Я углубляюсь в высокие думы.

Она улыбнулась уголками губ.

– Да, о женщинах думаете меньше всего. Хотя все женщины империи думают о вас, ваше величество!

– Спасибо, – ответил я шепотом, – умеете аппетит испортить.

– Ох, – сказала она виновато, – я вам испортила?

– Щас, – сказал я злорадно, – так я и дам испортить!.. Император без аппетита – горе для страны!.. А я о ней забочусь, кто бы подумал. Потому ем хорошо и много. Нельзя ли поторопить десерт?.. Что-то завтрак затягивается.

– Все рассчитано по минутам, – напомнила она. – Вот уже пять тысяч лет!

Я криво улыбнулся, смолчал, на такие темы мужчине даже говорить неловко, и больше не реагировал ни на смену блюд, ни на яркие пятна придворных, что передвигаются вдоль стен согласно дворцовому протоколу, тихие и почтительные, благоговеющие от восторга, что допущены лицезреть всевластного императора за утренней трапезой.

В моем мире абсолютной властью обладали разве что фараоны, как затем шахи, падишахи, султаны и халифы. На более молодом Западе к абсолютной власти так и не успели прийти: в ходу сперва были советы племен, которые переродились в парламенты, сенаты, конгрессы, а в России нашли третий путь: там было самодержавие, ограниченное светскими салонами.

Здесь же самодержавие было ограничено властью Великих Магов, но я смел эту власть… и только сейчас с испугом понимаю, что ничего взамен предложить все еще не могу.

Но смести было необходимо, Великие Маги не смирились бы с моей властью, как и меня абсолютно не устраивала их власть. Раздумывать и планировать было некогда, Маги вот-вот выйдут и вернутся в свои Башни, так что я поступил, как и поступают в цугцванге да еще и в цейтноте.

И вот сейчас власть над властью императора исчезла. Это примерно так, как если бы в Средневековой Европе вдруг исчезла церковь, что скрепляла ее в единое целое и задавала смысл жизни и существованию. Церковь помазывала на царствие, а отлучение было приговором для любого короля. Императоры получали корону только из рук Папы Римского, что превыше всех императоров на земле.

И вот теперь…

Закончил завтрак я, надеюсь, по протоколу, хотя и не старался, об этом позаботилась герцогиня, поднялся из-за стола с мыслью, что у меня нет опоры ни на оставшуюся на северном континенте церковь, ни на здешних Великих Магов, а без опоры даже не знаю что получится. Здесь не поможет ни Маркус, ни моя общая продвинутость, когда все население империи, от самого верха и до низа, даже не понимает, чего я хочу…

Я вздрогнул, обнаружив, что уже иду по широкому коридору в сторону лестницы, справа сэр Альбрехт, а слева граф Келляве. Мой инстинкт опасности не сработал и не предупредил, значит, все еще не враги.

– Нет, – сказал я зло, – и не уговаривайте! Отца Дитриха с его армией попов сюда не позову! Во всяком случае, не скоро.

Они взглянули с удивлением, Альбрехт заметил бесстрастно:

– Мы о нем и не заикались… Хотя раз уж вы вспомнили, то можно…

– Нельзя, – отрезал я, поинтересовался уже более мирно: – А как вы сумели отрезать длинный хвост этой праздной публики, что, согласно протоколу, тащится следом?

Они переглянулись, Альбрехт заметил холодновато:

– А это не вы сами их… остановили? Я что-то не заметил за сэром Гастоном, чтобы он как-то заметно…

– Да и я за вами, – ответил Келляве. – Может, герцогиня, что управляет всем этим действом? А то и сам сэр Ричард воспользовался каким-то знаком, что желает без сопровождения?..

– Просто оскалил зубы, – предположил Альбрехт, – а то и зарычал. Это тоже действует.

– Да, – согласился Келляве, – сэр Ричард зубы ощеривает все чаще. Хотя мог подмигнуть какой-то с вот такими. А вот альтанка, а там его кто-то уже ждет, томясь мукой сладкой…

– Тогда свернем, – предложил Альбрехт. – Или нет?

Я поморщился:

– Вот так легко все сворачивают на треп, когда нужно о серьезном. Давайте о наглых шантажистах. Что известно?

Келляве благоразумно промолчал, хотя его набундюченный вид сказал за него многое.

Альбрехт поинтересовался:

– А что могло измениться за короткую летнюю ночь? Люди Норберта еще не добрались, думаю, до того герцогства. Зато здесь двор оживает…

Во дворе за ночь прибавилось стражников в форме с золотистыми ремнями, вставками, даже шлемы из металла, блистающие золотом, хотя вряд ли это золото.

Сэр Юстер, командир императорской стражи, добирает комплект взамен разбежавшихся, а также тех, что ушли со Скагерраком, зато новых даже ночью гонял на плацу, обучая непривычной для них службе при дворце с придворными особенностями.

Экипажей в отведенном для них месте тоже прибавилось. Возвращаются убежавшие в свои имения ввиду конца света знатные и знатнейшие лорды и лордессы. Разумеется, еще не все. Кто-то не верит, что опасность миновала, другие выжидают, как поведут себя странные завоеватели.

Завидев нас, навстречу поспешил Норберт, взмахнул рукой в воинском приветствии. Взгляд прям и суров, словно допытывается, не разлагаюсь ли уже в этом слишком уж южном климате с очень доступными женщинами и вообще вольностями. Особенно когда мы завоеватели, бери все, что хочешь.

– Сэр Норберт, – поприветствовал я. – Как жизнь?

Он не стал рассказывать, как у него с жизнью, ответил кратко:

– Установлен кордон в три ряда. Один заметный и два тайных. Сэр Карл-Антон очень помог.

– Да-да, – сказал я, – с этого момента подробнее!

Он взглянул с некоторым неудовольствием.

– Что касается самой маркизы, то наблюдение за нею плотное. Все подходы к ее дому просматриваются днем и ночью. Ожидаем уже сегодня…

– Почему сегодня?

– Интуиция, – ответил он уклончиво. – Раньше – чересчур, позже – слишком. Сегодня самое время. Вряд ли хотят тянуть, давая вам время подготовиться и передумать.

– Хорошо, – ответил я величественно. – Кто в команде захвата?

– Умелые, – сообщил он. – Я поручил Чекарду, а тот все на лету хватает.

– Он хорош, – согласился я. – Чекард!

Чекард подбежал словно из ниоткуда, вытянулся, четкий, бравый и с выпяченной, как у боевого петуха, грудью.

– Ваше величество?

– Когда схватите гонца, – велел я, – немедленно оторвите воротник.

Норберт усмехнулся, отступил на шаг, я взглядом ответил, что да, не задерживаю, это мы с Альбрехтом и Келляве три бездельника, дефилируем, он удалился, собранный и деловитый, абсолютно не старающийся быть у императора в приближенных, а я повернулся к Чекарду.

Тот коротко поклонился:

– Да, ваше величество, как скажете…

Я увидел, как он дико скосил глаза в сторону своего плеча, сказал с сердцем:

– Да не свой воротник! Его!

– Все сделаем, – сказал он с облегчением, потом осторожно поинтересовался: – А зачем отрывать?

Я объяснил с высоты своих знаний:

– Там может быть зашито заклятие! Убьет его мгновенно, как только укусит себя за воротник, дабы не раскрыть тайну при допросе третьей степени. Ясно? Стандартная практика. Все так снаряжают.

Он посмотрел на меня с великим уважением.

– Вон оно у вас как… Даже стандартная… Все сделаем, ваше императорское величество!

Келляве промолчал, Альбрехт вздохнул.

– Даже не слышал, чтобы кусали себя за воротник.

– Дикари, – определил я. – Умереть за отечество – это же прекрасно! Любой дурак сможет красиво пасть в яростной битве с мечом в руке, а вот в тайной войне спецслужб такой чести удостоены только избранные… Это подвиг во славу!

– Тех, кто послал?

Я развел руками:

– Солдаты тайных служб гибнут безымянными. Награды и льготы получает семья. А за что – не разглашается. Но несмотря ни на что, кусать себя за ворот обязательно!

Чекард подтянулся, ответил четко:

– Сделаем, ваше величество!.. Оборвем не только воротник, но и рукава! А то вдруг и там заклинание…

Я поморщился:

– Связанные за спиной руки вряд ли укусит… Выполняйте!

Глава 4

Келляве проследил взглядом, как Чекард на бегу прыгнул в седло коня, даже не коснувшись стремени, на лице задумчивое выражение, словно пытался вспомнить, мог ли так сам в далекой молодости, а я сказал Альбрехту:

– Нужна подробная карта империи Скагеррака!.. С учетом наших запросов! Сегодняшних.

Он кивнул:

– Уже делают. Сэр Норберт распорядился нанести на существующие… Думаю, уже мог и закончить.

Келляве встрепенулся, сказал живо:

– Сэр Ричард, ну что вы так?

– Ну? – спросил я с неудовольствием.

Он сказал внушительным тоном, но с поспешностью:

– Ваше величество, так и мы привыкнем называть ее его империей! Хотя это вообще-то Клондзейд, именуемый империей Изначального Света! А Скагеррак – это один из ее бывших правителей, еще помните такого?.. Всего лишь! Либо Клонзейд, либо империя Ричарда Длинные Руки!

Я сказал с подчеркнутой виноватостью в голосе, надо почаще показывать соратникам, какие они умные:

– Вы правы, граф, слишком большое значение придаем личности в истории! На самом деле исторические процессы важнее, а также закономерности развития и появление новых слоев общества типа разночинцев и карбонариев.

Он вряд ли что-то понял, судя по его лицу, но остался доволен как моим ответом, так и собой, вроде бы возразил мне, поправив самого императора, но одновременно и польстил, что вообще-то даже для опытных царедворцев из южан верх умелого поведения при дворе.

Альбрехт взглянул с иронией, но смолчал так красноречиво, что я почти услышал, как он говорит: «Успех в войне или в строительстве всегда приписывают одному. Ни толпа, ни биографы не обращают внимания на общие труды».

Мы продолжали медленно двигаться по аллее, Альбрехт и Келляве со снисходительностью вельмож отвечали на поклоны прогуливающихся придворных, я наклонял голову совсем изредка, делая вид, что весь в государственных размышлениях о величии империи.

– Вся операция по захвату дерзких, – спросил он, – поручена сэру Норберту?

– А также герцогу Альбрехту, – добавил я и уточнил в задумчивости: – А он точно не принц?..

– Идите к дьяволу, ваше величество, – сказал Альбрехт с сердцем. – У вас же всегда была память, как вот эти булыжники, по которым идем! Ничто ее не брало.

– Хорошее сравнение, – ответил я беззлобно, – просто в самом деле не могу вспомнить. Собирался же в честь столь великой победы над Югом всех соратников перевести на ступеньку выше. В смысле, баронов в графы, герцогов в принцы… хотя бы выборочно, но не помню, сделал ли…

– Разве что в мечтах, – сказал он.

– Почему?

– А нет великой победы, – напомнил он. – Юг почти не заметил нас. Живет своей жизнью!.. Настолько велик и огромен, что проглотит нас и тоже не заметит, как проглотил и что проглотил.

Я подумал, кивнул:

– Неприятно такое узнать, герцог. Да, теперь вижу, что прежний герцог. Доброго слова от вас не услышишь!.. Но вообще-то как-то случайно вы угадали. Я вот мудростью беру, а вы постоянно угадываете. Южане у нас ничего не взяли, хотя победители и даже спасители мы, а мы уже и одеваемся, как они, и манеры перенимаем, и наша северная мораль под их солнцем тает, как лед под жаркими лучами… Даже как снег, что совсем обидно. Что докладывают наблюдатели?

– За маркизой? – уточнил он. – Ждут. Им подглядывать за красивой женщиной еще как нравится. Окна в ее покоях по вашему приказу всегда распахнуты, а они как вороны на дереве перед ее покоями… Во дворе она тоже частенько появляется без сопровождающих. Да и двери в ее апартаменты не заперты.

– Не слишком очевидно?

– Наш противник понимает, – напомнил он, – что установим наблюдение.

– А мы понимаем, – ответил я, – что он понимает. Ладно, посмотрим, кто кого перенаблюдает. Господь испытывает всех, кого считает достойным, потому трудностям нужно радоваться, хотя у меня с гражданским чувством нелады. Если человек дерьмовый, Господь на него вообще внимания не обращает, зато достойных подвергает всяким тяжким испытаниям.

– Ох, – сказал он с тревогой, – не нравятся мне такие речи.

– Мне тоже, – согласился я. – Лучше бы других испытывал, верно?.. Вот-вот.

Он полюбопытствовал:

– А чем же вас испытывает, сэр Ричард?.. У вас все как по маслу у богатого крестьянина.

– Да? – спросил я. – Любой крестьянин живет в сто тысяч раз счастливее и беспечнее!.. Свободен и ни за что не отвечает. А на меня Господь взваливал ношу все тяжелее и тяжелее, но я кряхчу и как-то ухитряюсь тащить, хотя бы и ползком… И вот в конце концов послал мне последнее испытание, самое тяжелое…

Он спросил тихонько:

– Багровую Звезду?

Я взглянул на него искоса.

– А-а, поняли? Вот-вот. Испытание безграничной властью! Как распоряжусь?..

Он промолчал, потом взглянул искоса.

– А почему вы решили, что это последнее испытание?

– Типун вам на язык, – сказал я в сердцах, – и на все прочие места!

Впереди на аллее раздались испуганные крики, через пару мгновений из-за роскошнейших вечноцветущих кустов выметнулся зловеще-черный пес, громадный и устрашающе мускулистый, да еще с багровыми, как раскаленные угли, глазами.

Придворные с облегчением вздыхали, когда он проскакивал мимо, и вслед ему старались выдавить улыбки, собачка принадлежит его величеству, а это значит, в адрес его любимца непозволительно не то что грубого слова, но даже взгляда.

Правда, насчет подружиться с ним даже подумать страшно, хотя еще никого не съел и даже не оторвал руку или ногу, но на такого даже смотреть страшно.

Келляве потрепал зверюшку по крупной лобастой голове, у быка и то меньше, Альбрехт небрежно чеснул вдоль хребта, крупных и мускулистых собак любят все, кто их не боится.

– Похоже, – сказал Келляве веселым голосом, – есть новости!

Он кивнул в сторону ворот, там в распахнутые створки влетел на легком горячем коне бездоспешный всадник и, завидев нас, развернул коня и лихим наметом понесся в нашу сторону.

Бобик заинтересованно вышел вперед, всадник бестрепетно обогнул его по дуге, там Келляве уже протянул требовательно руку. Гонец на ходу вложил в растопыренные пальцы лист бумаги, конь послушно остановился, часто поводя раздувающимися боками.

Не говоря ни слова, Келляве передал бумагу Альбрехту, а тот мне. Я развернул вчетверо сложенный лист, там всего две короткие фразы: «Не пытайтесь нас обмануть. Мы знаем о каждом вашем шаге».

Альбрехт молча принял из моей руки записку, прочел и передал Келляве, а я пытался выжать как можно больше из краткого послания. Было бы больше слов, хоть каких, было бы лучше понять противника. А так… Знают о каждом шаге, это значит всего лишь то, что так написали, но, с другой стороны, это не значит, что в самом деле знают. Такое можно написать заранее, я точно не буду сидеть сложа руки, они это понимают.

Не упомянули о моих возможностях, хотя это не значит, что не знают. Хотя, думаю, могут узнать о том, как я получил во владение маркизат Черро, а это уже важные сведения.

Как и то, что сейчас я властелин Багровой Звезды Зла.

Тревожное в том, что посмели обратиться с таким дерзким требованием, словно абсолютно уверены, что моя армия могучих демонов, сокрушивших мощь Великого Мага Гаториуса в его же крепости, бессильна перед их мощью и что даже всесильный Маркус не справится с ними, а это уже очень серьезно.

Потому это «Не пытайтесь нас обмануть», можно трактовать не как опасение с их стороны, что могу обмануть, хотя хочется понимать именно так, эта строка может быть простым нежеланием, чтобы я тратил время на безуспешные попытки.

Конечно, можно бы задать проверочный вопрос типа «А что я ел на обед?», но это слишком по-детски, и вряд ли станут отвечать. Не только из опасения раскрыть источник при дворе, а вообще это не уровень общения солидных взрослых людей.

Альбрехт первым нарушил тяжелое молчание:

– Ваше величество?.. Игнорируем?

– Я бы с удовольствием, – ответил я вяло, – но, кто бы подумал, даже такая мелочь может пошатнуть устои!

– Ваше величество?

Я пояснил:

– Могут понять, что императору был брошен вызов, а он не ответил… А раз другим не ответил, то и нам не ответит…

– Тогда что?

– Встретимся, – ответил я, – через час в моем кабинете. Но только с сэром Норбертом и теми, кто под рукой. Остальные пусть работают, не отрывайте от дела.

Альбрехт по дороге остановил одного из слуг и велел найти герцога Дарабоса. Его императорское величество изволит, а это значит, хоть умри, но выполни быстро и качественно.

В кабинете мы втроем только-только рассаживались, когда двери распахнулись, из коридора быстрыми шагами вошел сэр Норберт, прямой и с суровым ничего не выражающим лицом.

Я кивнул ему на пару свободных кресел.

– Сэр Норберт… успели что-то узнать? Что за герцогство? Почему именно ему свободу от тирании?

Он сел, все такой же прямой, не касаясь спинки кресла, но и не укладывая локти на края столешницы.

– Ваше величество, – ответил ровным голосом, спокойным, но лишенным почтительности, – там не сказано насчет свободы от тирании. Что вы так уж сразу обиделись? Только ограниченная независимость в решении внутренних проблем. А так герцогство из империи выходить и не пытается. Во всяком случае, об этом не сказано.

– Но если имеется в виду?

– Тогда сделка с обменом недействительна, – уточнил он ровно.

Альбрехт со своего края стола подал голос:

– А что насчет налогов в королевскую казну?

– Похоже, – ответил Норберт, – платить не отказываются.

– Подумаем, – ответил я. – Независимость и свобода от тирании не одно и то же, хотя близко. Так что за герцогство?

Он сказал торопливо:

– Клауренское, весьма заурядное, с десяток городов и около сотни сел, населения не больше ста сорока тысяч, столица Арпань, расположена на правом берегу Коттена.

– Стандарт, – сказал я в нетерпении. – А чем-то особенным? Из-за чего кому-то важнее независимость герцогства? Независимость от империи может обернуться зависимостью от других игроков. Скажем, в землях много рутения, трансурановых элементов, гелия-три?.. Ладно-ладно, вижу по вашему лицу. Это такие магические элементы, что дают большую силу королям, которые ими обладают! Императоры тоже не прочь завладеть и… в общем, владеть.

Он в затруднении поморщил лоб.

– Да что-то не припоминаю. Разве что пара Зачарованных Мест… Или одно? Да, именно одно…

– Ну-ну!.. Вспоминайте, сэр Норберт!

– Но совсем хилое, – признался он. – И места почти не занимает. Начинается в болоте, даже болотце, заканчивается в месте, куда только дурак забредет. Там дремучий и зловонный лес, хотя в нем можно бродить и собирать грибы, зверье не водится, птиц нет, разве что муравьи, но и они не птицы вроде… Одна поляна совсем гиблая. Кто туда нечаянно зайдет, сразу как камень в воду… и уже не возвращается. Местный фольклор или правда, еще не проверяли.

Я повернулся к Альбрехту:

– Запомнили? Если там не обнесли те места флажками, надо самим.

Он посмотрел с подозрением:

– Уж не собираетесь ли…

– Надо, Федя, – сказал я твердо. – Если не мы, то хто?.. Пять тысяч лет прошло, а в Багдаде все спокойно?.. Даже больше, чем пять тысяч!.. Сколько бы Маркус ни прилетал, а Зачарованные Места даже с места не сдвинулись! Обидно и даже оскорбительно. Хотя меня тогда на Маркусе не было, а вот был бы я филигоном…