Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть первая

Она вздохнула.

– Когда спасаешь – душа радуется, – она опять вздохнула – а вот сегодня…. Я…. Я… ты знаешь, Андрюша, я этих немцев сегодня с пулемёта, одной очередью… всех, понимаешь. Всех! Одним нажатием пальца. Только, – она сглотнула, – брызги кровавые полетели в разные стороны.

Андрей сумрачно посопел носом, и спустя несколько секунд выдал:

– Они фашисты, Агнюша. Тебе их жалко?

– Не знаю. Я тебя спасала. Всех спасала. Но всё равно. Я не должна вот так людей убивать. Понимаешь, – она подняла на него карие глаза, в которых плескалась боль, – ангел-хранитель не должен так делать. Он должен хранить своего подопечного, не убивая других людей! – она сокрушённо вздохнула, – мой срок подходит к концу, Андрюша. И скоро мне придётся держать ТАМ ответ за мои дела здесь. С меня там спросят за всё. Топорно я свою работу делаю.

Она пригорюнилась.

Андрей гладил её по голове, пытаясь успокоить.

– Ты вот что. Не переживай. Всё ты делаешь правильно. Тебя сюда послали? Послали. Ты меня здесь хранишь? Хранишь. Чем можешь, тем и хранишь. Пулемёт – твой инструмент. Немцы – враги. Нечего их жалеть, они пришли топтать нашу землю. В конце концов, у них есть свои ангелы-хранители, вот пусть они о них и заботятся. Вот так!

Он поцеловал её в губы.

– Пойдём скорее, и не думай ни о чём. Я тебя люблю!

***

– А он, гад, по нам всё садит и садит! – сверкая глазами и размахивая руками, возбуждённо рассказывал Коля собравшимся вокруг него, – главное, метко так, сволочуга, хреначит, пристрелялся значит, трассы всё ближе и ближе: у нас уже щепа с крыльев летит!

– Ну а ты чего ж? Чё, обратку-то никак фрицам не послать? У тебя ж полный боекомплект был!

– Да какая там, на хрен, обратка?! У меня Мишка на коленях, как младенец, сидит, скрючился, башкой в фонарь упирается, какой, к чёрту, пулемёт?! Он меня своей задницей так прижал, что не то, что из пулемёта стрелять, а почесаться не могу! Во теснота какая! – Коля попробовал натурно показать, как он сидел в кабине с Мишкой на коленях: сидя на скамейке, он оторвал ноги от земли и подтянул к животу. Левую руку он завёл за спину, а правую, неестественно согнув, ткнул себе в подбородок, – да и чем стрелять-то?! Мне же, чтоб бронедверки в фюзеляж открыть, пришлось патронный ящик отстегнуть, и к едреням собачим за борт выкинуть!65

Взрывы смеха разносились далеко по аэродрому.

– Ну вот, Колян, с тебя ещё и спросят за утрату военного имущества!

Андрей с Агнией подошли к собравшимся. Пилоты и стрелки, только что вернувшиеся с задания и пережившие стресс, с удовольствием слушали рассказ балагура Коли про то, как они с комэском подобрали экипаж Мишки Никитенко, севшего на вынужденную. После пережитых треволнений лихость и наглость проведённой акции под носом у немцем здорово развеселила присутствующих, и они с хохотом обсуждали подробности.

– Так знаете, кто зенитку-то эту грёбаную заткнул? А? – Колька обвёл шалыми глазами слушателей.

– Думаете, Андрюха с Ильёй? Чёрта с два! Они только вокруг летали, да в белый свет, как в копеечку пуляли! Ну, так кто? А?

Илья открыл было рот – он то всё прекрасно видел.

– Илья, молчи, молчи, молчи! Дай досказать! – замахал на него руками Колька. И выдержав паузу, медленно, делая ударение на каждом слове, выдал: – Зенитку. Заткнула. Огонёк.

Откинулся, и, улыбаясь во весь рот, следил за реакцией собравшихся.

– Илья! Подтверди! – старший сержант Никишин подбоченился, – по невнятной реакции публики я чувствую, что люди мне не верят!

Илья кивнул:

– Она. Сам видел. Я уже пустой был, Андрей неудачно зашёл, в вираже чуть не посыпался66, а она не сплоховала – резанула очередью, как надо. Только ошмётки в разные стороны полетели.

– Ха, не сплоховала! Да я не знаю, попал бы я в такой ситуёвине! С виража, да с перегрузкой – я видел, как Андрюха самолёт чуть ли не у земли выхватил, такой кульбит, как в цирке! Да зенитка на полсекунды всего-то из-под крыла у неё показалась! Ну, максимум – на секунду! А она – короткой очередью! Хер-р-рак! И хана гансикам!

Потом посерьёзнел, и вздохнув, сказал:

– А ведь там бы и остались, все четверо…. Если бы не она. Короче, был бы полный пи….

Он обернулся, и наконец, увидел подошедших Агнию с Андреем, и тут же заорал, как оглашенный:

– О-о-о! Вот он, вот он, наш стрелок-молоток! Качай её!

– Да ребята, не надо! Качали уже сегодня! – она испуганно шарахнулась в сторону, прячась за спину Андрея. Но несколько пар сильных мужских рук схватили её и стали лихо подбрасывать её вверх.

Вдоволь набросавшись, они её, вконец растрёпанную, наконец-то бережно опустили на землю.

– Ты вот что, Огонёк! Не обижайся, – после последнего броска и мягкого приземления Коля подхватил девушку под мышки и бережно передал её в руки Андрею, – мы тебя не за просто так качаем, не за красивые глаза. Мы тебя качаем за то, что ты сегодня четверых человек спасла. Если бы ты ту зенитку выскочившую из леса не укантропупила, то не стоял бы я сейчас здесь, и не рассказывал бы всем эту историю! Там бы все четверо и остались бы: и мы со Славой, и Мишка с Серёгой. Кстати, – он спохватился, стукнул себя по лбу, – балда я! Серёга!!! Как там Серёга-то?!

Агния смущённо посмотрела на присутствующих, потом на Андрея. Все, затаив дыхание, напряжённо ждали ответа.

– Живой, – улыбнулась она, – будет жить. Сейчас его в госпиталь повезли, Миша с ним, сопровождает. Всё хорошо.

– Ну, вот! И хорошо! А я-то как увидел, как Миша-то его тащит, всё, думаю, – не жилец.

– Вот что мужики, – озабоченно сказал Коля Никишин – я так полагаю, что надо бы на девчонку представление писать. За такое награждать положено. И мессер тот, утром сбитый, кстати! Надо бы командиру полка….

– Так, командир полка! Пойдём уже жрать! – Илья хлопнул его по плечу, – а то мы тут с твоим балаганом ужин пропустим.

Все дружно заржали, и обмениваясь шуточками, потопали в сторону столовой.

***

Уже ночью, когда легли спать, обнимая и гладя по волосам своего милого ангела, Андрей шёпотом задал ей вопрос, который мучал его весь вечер.

– Слушай, я вот о чём хотел тебя спросить… – начал было он, – даже не знаю, как и начать. Мне сегодня днём, во втором полёте показалось… – он замолчал, обдумывая свой вопрос, и как бы не обидеть им того, кем он дорожил больше всего на свете.

– Да знаю я, о чём ты меня хочешь спросить! – её лицо слабо светилось в темноте, – да, я сегодня сделала не очень хорошее дело, которое нам, ангелам, делать запрещается.

Андрей молчал, теряясь в очень неприятных догадках.

– Да, в том бою, когда мы всей шестёркой вышли в лобовую атаку на Фоккеров, я преднамеренно выключила тебя из процесса и сама управляла твоим телом, – она виновато помолчала, и добавила с извинительными нотками в голосе: – прости если можешь, но в тот момент иначе было нельзя: если бы я этого не сделала, то ты бы неизбежно врезался в летящего навстречу нам Фокке-Вульфа.

Андрей некоторое время молчал, а ангел с тревогой прислушивался к его эмоциям, которые она видела в виде неяркой, но чётко различимой ауры вокруг его головы. К её радости, никаких тёмных мыслей не наблюдалось, а преобладали в основном недоумение, лёгкое недоверие, удивление, восхищение и совсем немного досады.

Наконец, он собрался с мыслями, и проговорил, слегка запинаясь:

– А к-как… как… это вообще возможно? Ответь.

– Как, как… не знаю я! – она погладила кончиками пальцев его щёку, – я сама не знаю, что со мною происходит. Вот идёт обычная жизнь, в смысле, на земле. И никаких особых возможностей я за собой не чувствую. Ну, не считая того, что и так со мной с первого дня нашего знакомства.

Она замолчала на пару секунд, изучая его реакцию. Андрей лежал молча, и внимательно её слушал. Она продолжила:

– И вот, в какой-то момент, особо напряжённый, во мне что-то просыпается, – она замолчала, подбирая слова, – как будто внутри щёлкает какой-то рычажок: щёлк! И мир вокруг меня как будто скачком расширяется, и я начинаю ощущать себя совершенно другой: у меня как будто сил в разы прибавляется, все реакции убыстряются, у меня появляются недоступные мне в обычном состоянии возможности, я начинаю видеть всё совершенно иначе, я начинаю видеть бой как бы… как бы… – она никак не могла подобрать нужный образ для сравнения.

Помедлила немного, Андрей в этот момент ощутил в голове знакомое щекотание мягкой кошачьей лапкой: она нежно и очень осторожно перебирала у него в голове образы, воспоминания, что бы использовать их для сравнения. Андрей не стал возмущаться, просто терпеливо ждал… Наконец, она, найдя подходящее сравнение, продолжила:

– Ну, вот ты до войны иногда почитывал в читальном зале библиотеки журнал «шахматы в СССР». Верно?

Андрей, улыбнувшись («как быстро в голове шурует, и главное, как качественно»), молча кивнул.

– Да, да шурую, прости, – как бы между делом извинилась она, – так вот, помнишь, там печатались уже сыгранные партии, с разбором ходов игроков? Ведь так просто, да? Когда тебе уже всё по полочкам разложили? А вот когда начинаешь сам играть, то всё сложно! Так?

Андрей опять кивнул.

– Так вот! В момент наивысшего напряжения, когда кажется, что вот-вот и конец, у меня ЭТО самое, – она покрутила пальчиком вокруг своего лба, – внезапно и включается. И я начинаю видеть как бы всю партию, как будто она уже сыграна, понимаешь? Одновременно и со всех сторон! И я точно знаю, ЧТО надо делать! Это…это… какое-то всезнание что ли…. Не знаю, как тебе объяснить!

А потом…. Потом… после боя, это проходит. Как будто бы мир опять сжимается, схлопывается в небольшую сферу, в которой мы и живём, и дальше стенок этой сферы не видим. Вот как-то так…

Она уткнулась лицом ему в грудь, и надолго замолчала.

Глава 33. Мыслесвязь

.

– Бля! Ну где справедливость-то, а? – Илья Кутеев бросил окурок в ведро с водой и смачно сплюнул в сторону. Вдвоём с Андреем Чудилиным они стояли и с завистью смотрели, как шестёрка Илов с рёвом вгрызалась в хмурое зимнее небо. Агния стояла чуть в стороне от них, и рассеяно слушала какую-то историю, которую ей увлечённо рассказывал бортстрелок Кутеева Толик Веселовский. Она в пол уха слушала, вежливо улыбаясь, а сама косила взглядом на Андрея, ни на минуту не выпуская его из-под своего контроля.

– И главное! Отдай, говорит, мне свой самолёт! – продолжал шуметь старший лейтенант Кутеев, – мы, мол, без вас управимся… тьфу! – он ещё раз со смаком плюнул под ноги.

– Не кипятись, – пытался его урезонить Андрей, – ну сказано же: вы на подхвате. Как самолёты отремонтируют, так и полетите. А обещали, что к обеду точно сделают.

– Ага, – Илья стоял, засунув руки в карманы, и весь вид его выражал скепсис, – а вчера обещали, что к утру справятся… Справились! Уже…

– Слушай, ну чего ты орёшь? – повернулся к нему Чудилин, – самолёт у него, видишь ли, комэск забрал! Для дела и забрал, не потехи ради. Ты – командир звена, а он – командир эскадрильи. Кому, как не ему, эскадрилью вести?

– Да я…

– Да что ты? Тебе что, хуже всех? Мы-то с тобой спали, как убитые, а у меня Шурка всю ночь под самолётом провела! Да и твой техник вдвоём с Макарычем всю ночь самолёт комэска штопали! Имей совесть! Пошли, посмотрим, что там и как. Может, помочь чем надо?

На стоянке они столкнулись нос к носу с невыспавшейся и раздражённой Александрой. Она постоянно моргала красными, воспалёнными глазами, и поминутно вытирала бегущие из простуженного носа сопли. От этого весь рукав у неё засалился и блестел как лакированный, под носом было большое, красное и натёртое пятно. Волосы её были всклокочены, щёки – в разводах отработанного масла. Она ещё нашла в себе силы грустно пошутить.

– Что, командир, не узнал? – голос её был сиплый и простуженный, – баба Яга в тылу врага!

Андрей сглотнул – ему стало очень жалко Шурку, и безумно стыдно за себя, выспавшегося и бодрого. Он отвёл глаза, приобнял её за плечи, потрепал немного по голове, и молча подошёл к самолёту. Осмотрел места вчерашних пробоин на деревянных консолях – все были аккуратно заделаны перкалем и закрашены краской. Завёрнутые разрывами 30-мм снарядов рваные листы обшивки на центроплане были аккуратно подрезаны и приклёпаны на место. На самих пробоинах были приклёпаны аккуратные заплатки из дюраля. На самой верхотуре сидели двое техников из их звена и возились, тихо матерясь сквозь зубы, с лобовым стеклом фонаря. У одного из них, Алексея Мигунова, верхняя губа от чего-то распухла и посинела.

Андрей повернулся к переминающейся с ноги на ногу Шурке. Она вскинула чумазую руку к замасленной шапке:

– Товарищ командир! Ремонт самолёта закончен. Почти, – она виновато обернулась на техников, – осталось только таблетку67 в лобовом стекле заменить, и всё… – она снова обернулась к техникам: – мальчики, я могу вам чем-то помочь?

Сверху послышалось раздражённое:

– Бля… помогла уже! Два зуба Лёхе выбила! Слышь, лейтенант, она на ходу спит! Отведи ты её, положи на койку, пусть дрыхнет! Пользы больше будет! – и техник замахал на Шурку руками: – иди, иди! Без тебя доделаем!

– А… Ну я пойду… можно?

– Нужно! – уже хором остервенело заорали на неё оба техника.

Бережно подхваченная с боков Андреем и Агнией, она, еле-еле переставляя ноги, поплелась к дому.

– Ой, мамочки мои, укатали сивку крутые горки… – она вымученно улыбалась, – да ладно, пустите, я сама дойду…

– Нет уж, доведём, – решительно помотала головой Агния.

– Ты лучше расскажи, за что ты Лёху покалечила? Неужто руки распускал? – поинтересовался лейтенант.

– Не-е… он просто что-то у меня спросил, а что – не помню… – Шурка, ведомая под руки, героически боролась со сном, – а я как раз наверху сидела, верхом на капоте, и вот так вот, сидя, и заснула, на фонарь облокотясь… а он внизу стоял, вот… – глаза её закрылись, голова упала на плечо. Ноги при этом продолжали кое-как идти.

– Ну, и? – подбадривал её Андрей.

– И спрашивает у меня… а, вот, вспомнила: «ты что, говорит, спишь там?», а я-то попервой, спросонья-то, не расслышала, и такая наклоняюсь, переспрашиваю «что?»… – она опять надолго замолчала, уронив голову набок и закрыв глаза.

– И что? – Андрею пришлось её немного встряхнуть со своего боку.

Она открыла глаза, и продолжила:

– А… ну да… и вот я наклоняюсь, а у меня из кармана плоскогубцы вываливаются. А Лёша внизу стоит, и вверх смотрит.

– И что?

– Ну, и всё…

– Чё, прямо по зубам прилетело?

– По им самым… Кровищи было, ой, мамочки! Уж как он матюкался! Такого мне наговорил! Вспомнить стыдно. И за себя стыдно. Дура я дурацкая. Соня-засоня…

– Ладно, спи уже, соня-засоня! – они вдвоём с Агнией завалили её на койку, и уже со спящей, снимали мокрую, грязную одежду и стягивали разбухшие валенки…

***

– Ну, где вы шорохаетесь?! – накинулся на Андрея с Агнией бегущий им навстречу и запыхавшийся Илья Кутеев, как только они вышли из дома и пошли обратно на стоянку.

– Да что случилось то?

– Вылет! Нам с тобой! Парой!

– Куда? – Андрей схватил Илью за рукав, – ты толком то объясни! Почему парой?

– Только что с КП, – немного успокоившись, и переведя дух, продолжил Кутеев, – первая и вторая эскадрилья – на вылете. Третья – в резерве. А тут запрос от пехоты пришёл – никак не могут высоту взять: там фрицы пару танков по башню вкопали, ну, вроде, как ДОТы. Ну, и тормознули наших – прижали к земле, головы не поднять. Ком.полка вызвал и спрашивает: «машины готовы?», «да» отвечаю, «бери, говорит, Чудилина ведомым и гоните туда. С истребителями, я, говорит, сейчас договорюсь!»

– Так таблетку же у меня в фонаре меняют!

– Да заменили уже! Пошли быстрее! Там уже нам ПТАБы в кассеты загружают! Бегом!

И рванул к стоянкам. Андрей с Агнией припустили за ним следом.

***

– Смотри сюда! – Илья сунул под нос Андрею свой планшет с картой: – вот линия боевого соприкосновения, вот высота. Здесь наши, здесь фрицы. Где-то вот здесь, правее этого села, – палец его ткнул в точку на карте, – и закопаны эти танки. При подлёте пехота обещала обозначить их двумя красными ракетами. Короче, на месте разберёмся. Тут совсем рядом – минут десять лёту. За полчаса туда-обратно смотаемся, одна нога здесь, остальные там! Всё, по машинам!

Взлетели парой, круг над аэродромом делать не стали, пошли сразу по маршруту, потихоньку набирая высоту. Через несколько минут в наушниках щёлкнуло, и Андрей услышал через помехи голос ведущего:

– Делаем четыре захода. Один заход – одна кассета, усёк?

– Усёк, одна кассета за один заход.

– Молоток, уже подходим.

Уже на подлёте к линии соприкосновения к ним слева пристроилась припозднившаяся пара наших истребителей. Через минуту впереди слева по курсу взлетели в небо две зелёные ракеты, и с небольшим промежутком – ещё две, теперь уже красные, пущенные не вверх, а наклонно, в сторону закопанных немецких танков.

– Внимание! Цель перед нами! Первый заход – холостой! Потом четыре боевых! Дистанция – 500 метров, – услышал Андрей в наушниках голос командира звена и сбросил газ. Самолёт начал медленно отставать от ведущего. Самолёт ведущего лёг на левое крыло, доворачивая в вираже на цель.

Андрей напряжённо всматривался в то место, куда нацелился своим носом самолёт ведущего «чёрт, где цель?! Ни хрена ж не видно!». Выждав положенное время, он тоже свалил свою машину в левый вираж, пристраиваясь в хвост командиру, но уже на дистанции около 500 метров.

Самолёт Кутеева нырнул почти к самой земле, сделал холостой заход, и задрав нос, полез в высоту. Андрей до боли в глазах всматривался в стремительно набегающую навстречу землю, силясь обнаружить эти треклятые вкопанные танки.

– Левее, смотри левее! – звонко прорвался в уши голос бортстрелка, – слепая тетеря!

И точно! Уже выводя самолёт из пикирования, Андрей увидел чуть левее по курсу квадратную коробку башни с тонкой хворостинкой ствола и маленькой шишечкой дульного тормоза на конце. Глаз привычно отметил расположение цели и близлежащие ориентиры – извилистый овраг позади башни и пару больших воронок в полусотне метров от вкопанного танка.

А самолёт ведущего уже закладывал широкий левый вираж, разворачиваясь для атаки.

Палец прижал кнопку СПУ на ручке управления самолётом:

– Агнюша, спасибо! Как ты её увидела?

– Как, как! Попой об косяк! Балбес! Не отвлекайся!

Большим пальцем левой руки Андрей отщёлкнул предохранительную крышечку с кнопки сброса бомб. Ещё раньше, перед самым вылетом, он установил порядок сбрасывания бомб на электросбрасывателе ЭСБР-3П – теперь на каждое нажатие кнопки должны были сбрасываться ПТАБы только из одной из четырёх кассет, установленных в крыльевых бомбоотсеках.

Самолёт ведущего уже сорвался в пологое пике к цели. «Пора и мне» – Андрей заложил плавный левый вираж, выходя на боевой курс. Разрывы бомб ведущего облегчили прицеливание – свои лейтенант положил точнёхонько туда же, накрыв башню вкопанного танка ещё одной серией плотных разрывов.

– Вроде накрыли, пошли ко второй! – самолёт ведущего устремился к следующей цели…

Истребители, крутившиеся над ними, как привязанные, вдруг куда-то исчезли, и буквально через 10…15 секунд Андрей и Илья услышали по рации:

– «Горбатые», уходите, тут истребители противника, много, уходите быстрее!

И тут же, в следующее мгновение, уже напряжённо-сосредоточенный голос Агнии по СПУ:

– Андрей, сзади! Двое! Идут на нас!

Далее события разворачивались с непостижимой быстротой: Андрей увидел, как самолёт ведущего сорвался в крутой левый вираж, разворачиваясь в сторону цели: второго танка, вкопанного фашистами в землю. Андрей перещёлкнул тумблер на ручке управления газом (Шурка, спасибо, за удобство в бою!), переключаясь на радиоканал:

– Командир! Истребители! Сзади!

– Атаковать цель! Один заход и уходим! Высыпай, всё, что осталось!

Ручка управления влево и плавно на себя – перегрузка привычно вдавила в спинку кресла, положив самолёт в крутой вираж, Андрей довернул его на цель. От самолёта ведущего как крупа, посыпались ПТАБы, накрывая и вторую цель. Андрей положил левый палец на кнопку сброса бомб, потом спохватился, вспомнив, что на электросбрасывателе установлен сброс четырьмя сериями, и оставив на баранке только левую руку, схватился правой за «сидор»68. Сердце стучало как молот, колотясь в грудной клетке. Он спинным мозгом чувствовал, как сейчас, заложив широкую дугу, к ним в хвост пристраивается пара мессеров, уже готовых открыть огонь… Секунда, вторая, третья… Квадратная башня танка растёт в сетке прицела… сейчас… сейчас…

– Андрей, сброс! Быстрее, выводи! – пронзительно закричала по СПУ Агния. И тут же сзади длинной и злой очередью зашёлся её УБТ.

Правая рука рванула рычаг аварийного сброса бомб. Самолёт заметно тряхнуло. Сразу после этого – ручку на себя, и… шарах-х-х по фюзеляжу! Замолчал УБТ. Уже не оглядываясь – нет времени, Андрей тянет обеими руками баранку на себя, и тут же до упора влево – вираж у Ил-2 на небольшой скорости гораздо круче, чем у разогнавшегося Мессера, сейчас они должны проскочить мимо… Так и есть! Сквозь тёмно-красное марево перегрузки боковое зрение отмечает справа пару худых силуэтов, стремительно скользнувших дальше. Голова набухла кровью, звон в ушах, невольно сглотнул, выровнял машину, оглянулся по сторонам, палец – на кнопку СПУ:

– Агния!

Молчок.

– Агния!

Опять тишина. «Чёрт, чёрт!» – Андрей крутит головой, пытаясь одновременно осмотреться по сторонам и при этом заглянуть то в одно маленькое окошко сбоку от подголовника, то в другое, чтобы убедиться, что его борт.стрелок жив и здоров. Но ни в правое, ни в левое окошко, он не увидел её головы и плеч. И небо чистое! Никого не видно: ни немцев, ни ведущего! Не может такого быть! Их же было много! Он их просто не видит!

В бессильном исступлении он снова и снова жмёт кнопку СПУ:

– Агния! Агния, отзовись!

– ДА ЗДЕСЬ Я! – вдруг гулко, как в огромном зале, загрохотал прямо в голове ЕЁ голос. От неожиданности Андрей даже вздрогнул: было ощущение, будто бы его голова мгновенно расширилась до огромного размера, и эхо многократно отразилось от её стенок.

– Здесь Я! – оглушительно, как камнепад в горах, продолжал грохотать в голове её голос, – два фрица прямо над нами! Вались вниз, дай сектор обстрела!69

Руки работают сами, гораздо быстрее головы – они с силой отжимают от себя баранку до самой приборной доски, и самолёт послушно опустив нос, устремляется к земле. Ствол заднего пулемёта, упёршийся в верх остекления фонаря, задирается всё выше и выше, и наконец… Есть!! Два мессера, уже сорвавшиеся в пике сверху на беззащитный Ил, напарываются на встречную очередь крупнокалиберного пулемёта, задранного почти вертикально. Тяжёлые пули от УБТ вспарывают капот и лобовое стекло ведущего мессершмитта.

– Вывод! – опять гулко и с эхом грохочет во вконец очумевшей башке. Андрей на автомате обеими руками тянет баранку на себя, выводя самолёт у самой земли. Перед носом, впереди, метрах в ста, огненным болидом, разбрасывая яркие брызги горящего бензина, в землю врезается сбитый бортстрелком мессер. Второй же, не солоно хлебавши, уходит свечой в небо, и надолго зависает там, оценивая обстановку.

Бешено колотится сердце в груди, дрожат от нервного напряжения руки, но разум чист и спокоен – Андрей чувствует прилив сил и боевой азарт. И полное отсутствие страха. Но голова гудит, как котёл.

– Молодец Андрюша, отлично мне подмахнул! – голос хоть и заполняет всю голову, но уже не грохочет молотом по наковальне, он озабоченно-сосредоточен: – сзади справа заходят ещё двое, прижимаются к земле. Разворачивайся в лоб. Ты успеешь.

Быстрый взгляд в правую форточку: точно, так и есть, двое, идут на бреющем, маскируясь фоном земли. Дистанция километра два. Успею! Правый вираж, оп! Перегрузка привычно вдавливает тело в спинку сиденья. В левом окне – небо, в правом – крутится, проворачиваясь, земля. Пара стремительно приближающихся фрицев перемещается с правого окна в сторону носа и вползает в сетку прицела. Видя такой расклад, пара немцев пытается сманеврировать влево-вправо, сбивая прицел, но поздно: четыре трассы пошли плотным пучком в идущего первым немца и смахнули его с неба: разбрасывая крылья и чадя дымным шлейфом, он устремился в свой последний полёт к земле. Второй мессершмитт, пролетев сквозь паутину трасс, огрызнулся короткой очередью из всех стволов и бешеной пчелой вжикнул мимо.

Ожила рация:

– Чудилин! Отбился? Теперь так и лети! Я у тебя прямо по курсу, чуть выше, иду на тебя, пристраивайся! – совсем не гулко, а как обычно, напополам с шумами эфира в наушниках звучит голос Ильи Кутеева.

И точно! Прямо по курсу, с превышением в две сотни метров, в разрывах низкой облачности Андрей видит идущий навстречу самолёт ведущего.

Боевым разворотом Андрей пристраивается к нему.