Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть первая

– Ёб вашу мать! – выдравшись из кабины, Андрей скатился на крыло. Скользя по мокрому и грязному крылу, цепляясь за направляющую рельсу бронированной сдвижной части фонаря, поднялся на ноги, и откинул вбок фонарь стрелка. Агнии на месте не было. Ёкнуло сердце, остановилось, но снова бешено застучало, когда, заглянув в тёмное нутро, он увидел, как там внизу, на дне кабины, завозилась и застонала маленькая, сжавшаяся в комочек, фигурка.

– Милая, ну, что ты? Что с тобой? – он, перегнувшись, бережно ухватил её за плечи и потащил вверх.

– Ударилась, да?! Больно? – он растерянно вглядывался в её лицо: глаза были полузакрыты, правая бровь, вся правая щека, ухо и висок были залиты кровью, губы подрагивали. Лётные очки были искорёжены, сбились на сторону. Он бросил быстрый взгляд в сторону стоянки четвёрки немецких истребителей: техники, почти не оглядываясь на их зарывшийся в снег Ил-2, в спокойном деловитом темпе заканчивали предполётную подготовку своих самолётов. Два пилота люфтваффе стояли чуть поотдаль, быстро и нервно курили, и бросали свои взгляды то на копошение русского пилота у своего севшего аварийно самолёта, то на силуэты быстро удалявшихся русских штурмовиков, разгромивших их аэродром.

Девушка опять застонала с закрытыми глазами.

– Очнись же! – он легонько её встряхнул. Как будто включившись, она распахнула глаза и посмотрела ему за плечо.

– Андрюша, сзади….

Он обернулся – совершенно неслышимые на фоне гудящего пламени от горящих бензоцистерн, в их сторону, прыгая и переваливаясь на кочках, мчались два мотоцикла и грузовик. Фонтаны снега и мёрзлой земли взметались из-под их колёс. Немцы явно спешили, чтобы рассчитаться с экипажем так кстати плюхнувшегося к ним на аэродром русского штурмовика.

– Т-твою мать! – Андрей одним рывком выдернул её из кабины, сграбастал в охапку, положил на крыло, толкнул вперёд так, что она соскользнула с передней кромки крыла и тут же, как мешок с картошкой, свалился вслед за ней, с крыла в снег, перемешанный с грязью. Схватил девушку за шиворот и, удивляясь её легкости, одним движением затолкнул её под нависающий над снегом нос самолёта. Под капотом мотора образовалась приличная проталина – из пробитой системы охлаждения через щели бронекорпуса, образуя облако пара, стекали струйки кипятка. Погнутая при посадке лопасть винта металлическим широким веслом маячила прямо перед носом. Выглянул из-за неё – машине оставалось ехать до них каких-нибудь метров 150… Оглянулся назад: в полусотне метров позади них, четверо немцев, вооружённых карабинами (по всему видать, из подразделения охраны аэродрома), увидев копошение выжившего при посадке экипажа русского штурмовика, двинулись было в их сторону. Но гневный окрик офицера, показывавшего рукой на приближающийся грузовик, заставил их вернуться обратно.

– Что будем делать? – на Андрея в упор, обжигая огнём, смотрели её почти круглые глаза. В них не было страха, не было смятения, было только ожидание приказа к действию. Её глаза говорили: «только скажи, ЧТО надо сделать, а уж я сама разберусь, как ЭТО надо сделать. Только скажи!».

В голове вспышкой мелькнул безумный план: «подпустить поближе, перестрелять этих, на машине, и на мотоциклах, а потом…» – он обернулся через плечо, – «а потом…. Почему бы и нет? Разве я не смогу взлететь на мессере?!» Рука потянулась к кобуре, вытягивая из неё пистолет. Агния, легко поймав его мыслеобразы, схватила его за руку, уже было вытащившую пистолет, и приблизив свои глаза близко-близко, выдохнула ему в лицо:

– Я поняла!!! Не стреляй – я сама! Главное – не стреляй, слышишь?! Стрелять буду только я! Иначе на всех патронов не хватит.

Она вытащила из кобуры свой ТТ, быстро поднялась с колен, и согнувшись, выглянула из-за кока винта. Первыми подъехали два мотоцикла, в первом сидели двое, во втором – трое немцев. Они слезли с мотоциклов, но видимо, не горели желанием идти впятером брать в плен двоих русских – решили подождать тех, кто ехал на грузовике. Грузовик, не доезжая до самолёта метров тридцати, остановился, и из его кузова стали выпрыгивать немцы (не меньше дюжины) – большинство были вооружены карабинами, кто-то нет. Но все решительно двинулись в их сторону.

Лёжа под бронированным носом Ила, Андрей смотрел в образовавшуюся щель на приближавшихся немцев. Сердце бешено колотилось в груди, горячая волна адреналина хлестала через край. Бросил быстрый взгляд на своего ангела-хранителя: она, припав на колено, осторожно выглядывала из-за носового кока. Её тело напряглось, вытянулось в струну, её всю била мелкая дрожь – это было видно даже через тёплый, меховой комбинезон, поверх которого был надет тяжёлый американский бронежилет.

– Русс, здавайс! Кухон, каша ест! Каша кушать много, кусно, ам-ам! Карашо! Не надо пиф-паф! Здавайс! – подбадривая себя, ещё и явно дурачась, орали немцы, не спеша приближаясь к безмолвному русскому штурмовику. Они были уверены в своём численном превосходстве и не допускали даже мысли о какой-либо попытке сопротивления со стороны русских. Тем более, что русским и бежать-то было некуда – позади них, в полусотне метров, находились восемь техников и четверо пилотов люфтваффе. Плюс четверо солдат из команды охраны аэродрома с карабинами.

Кровь заливала Агнии правый глаз, разбитые при ударе об пулемёт лётные очки сползали на лоб – она быстрым движением смахнула очки, сдёрнула с головы шлемофон, одним движением стёрла им кровь с лица, взяла ТТ обеими руками, и когда до первых немцев осталось полтора десятка метров, решительно шагнула из-за носа самолёта.

– Агния! – Андрей дёрнулся к ней.

Но не успел – широко расставил ноги, подняв пистолет на уровень глаз, и опершись левым локтем на кок винта, она открыла беглую стрельбу по немцам, мгновенно перенося огонь с одной цели на другую. Бах-бах-бах-бах-бах-бах-бах-бах! Три секунды – восемь выстрелов! Восемь немцев, как подкошенные, один за другим попадали на снег. С такой дистанции было хорошо видно – все попадания были смертельными: немцы или спотыкались, получив пулю в середину груди, или прямое попадание в голову откидывало её назад, а если в шею, то с выбросом красного фонтанчика сзади. Расширенными глазами Андрей смотрел на эту фантасмагорию. Такого он ещё не видел…

Отстрелявшись за три секунды, ловкая и гибкая, как пантера, она быстро прыгнула назад, за бронекорпус.

– Перезаряди! И дай свой! – она бросила ему в руки пистолет с оставшимся в заднем положении затвором. Он молча схватил его, и сунул ей в руку свой ТТ. И тут же вогнал один из двух запасных магазинов в пистолет Агнии. Остался ещё один, плюс горсть патронов в кармане комбеза…

Немцы, те, кто был вооружён, открыли беспорядочную стрельбу – пули защёлкали по бронекорпусу. Одна винтовочная пуля, чиркнув по броне, отрекошетила вниз, пробила Андрею штанину комбеза, сделала аккуратную сквозную дырочку в его бедре, выскочила с другой стороны и с шипением чмокнула в грязь. Андрей задохнулся от боли в ноге. Полсекунды спустя снова часто-часто захлопал ТТ – теперь она, припав на колено, стреляла из-под кока винта, прячась за открывшимся при посадке нижним броне-люком в передней части капота.

Она успела сделать четыре выстрела, завалив ещё четверых, как её отбросило назад: сразу две немецкие пули ударили в верхнюю пластину бронежилета: от страшного удара она упала навзничь, и скривившись от боли, из лежачего положения всадила в немцев оставшиеся четыре пули. Ещё четыре фашиста, осели на землю… Андрей, рыча от боли в бедре, рванулся к ней, с намерением втащить её обратно под прикрытие брони, но она оказалась проворнее: крутнувшись в снегу, мгновенно перекатилась обратно. Молниеносный взгляд на кровавое пятно, расползающееся на его бедре. В глазах – тревога, поддержка:

– Яйца целы?!

– Д…Да!

– Давай сюда!

Андрей сунул заряженный пистолет в требовательно протянутую ему маленькую ладошку ангела. Бах-бах! Оставшиеся в живых два фашиста, не отходившие далеко от своего мотоцикла, попытались на нём уехать, но отъехать успели только на десяток метров: оба получили по пуле в затылок.

Она повернула к нему своё лицо – он мог бы поклясться, что в тот момент её глаза были не карими, они натурально горели огнём:

– Идти сможешь?

Андрей кивнул.

– Сейчас пойдём… – она бросила быстрый взгляд на расползающееся по штанине его комбеза кровавое пятно, на секунду прикрыла глаза, сосредоточилась… и в её руке прямо из воздуха появился какой-то резиновый ремешок розового цвета. Агния присела рядом с Андреем, сильным толчком руки опрокинула его на спину, схватила его за раненую ногу (он зарычал от боли) и перекинула её себе на коленку. Схватила жгут обеими руками ближе к середине, растянула и ловко, в три оборота с сильным натягом обернула его вокруг верхней части бедра Андрея. Завязала концы жгута двойным узлом.

– Всё, теперь кровью не изойдёшь!

– Эт что? – скосив глаза вниз, просипел Андрей, задыхаясь от боли.

– Жгут. Кровоостанавливающий, жгут Эсмарха.

– Фрицевский, что ли?

– Ну да.

– Откуда? Сотворила, что ли?

– Да.

Она вскочила на ноги, протянула руку:

– Пошли! И дай сюда второй пистолет!

Неожиданно сильным рывком она помогла встать ему на ноги, а Андрей сунул ей в руку второй ТТ.

Агния развернулась и широким шагом, держа в каждой руке по пистолету, решительно двинулась по неглубокому снегу в сторону стоянки мессершмиттов. Там возникла форменная паника – с момента начала операции по «захвату русских в плен» все, кто там был – и техники, и пилоты, и несколько солдат охраны, имели возможность наблюдать весь процесс, так сказать, в подробностях. И когда эта маленькая русская валькирия за полминуты укокошив из пистолета почти два десятка солдат, вооружённых винтовками и автоматами, двинулась с двумя пистолетами в руках в их сторону, все ломанулись кто куда, пытаясь спрятаться: кто за штабелями ящиков, кто за машинами и прицепами, кто за фюзеляжами самолётов.

Не помогло ничего – быстро идущая к ним русская беспощадная фурия с окровавленной головой, стремительно сократив дистанцию до 20 метров, и подняв на уровень глаз обе руки с пистолетами, снова открыла огонь, на этот раз прямо на ходу, и уже по ним. Вся эта срочная эвакуация и игра в прятки за импровизированными укрытиями почти никому из них не помогла: каким-то невероятным и сверхъестественным образом она безошибочно определяла их местонахождение за укрытиями и методично дырявила бочки, ящики и фюзеляжи мессершмиттов именно в тех местах, где за ними находились фашисты. Маленькие, злые ТТ-шные пули, с лёгкостью прошивали тонкое железо, доски, фанеру и листовой дюраль, находя за ними свою добычу – тела фашистов.

Андрей, стиснув зубы от жгучей, рвущей боли, хромая, и сильно припадая на раненую ногу, поспешал за Агнией, проваливаясь в грязь и отчаянно матерясь. И несмотря на боль, пытался на ходу набить в пустой магазин патроны, горсть которых была у него в кармане. А на его глазах разворачивалась фантастическая картина, такого он даже в кино не видел: Агния шла широким шагом, и держа обе вытянутые руки, в каждой из которых было по пистолету. Выстрел! Переброс ствола на следующую цель – выстрел! Бах! Бах! Бах, бах! И это с обеих рук и по разным целям. Андрей мог поклясться, что она даже не смотрела, куда стреляла – она просто шла вперёд, а руки жили своей жизнью, двигаясь независимо друг от друга, и каждая пуля попадала, куда надо. В первые же секунды она разобралась с теми, кто представлял наибольшую опасность – с солдатами роты охраны, вооружёнными карабинами.

Андрей догнал её, когда она подошла уже почти вплотную к готовым к вылету истребителям, и немного задержалась, достреливая оставшихся. Андрей вбивал последние патроны во второй магазин. Агния выщелкнула два пустых магазина и подняв стволы вверх, развернула оба пистолета рукоятками к Андрею. Мгновенно поймав её мысленный посыл, он тут же воткнул оба магазина, каждый в своё приёмное окно. Щелкнули оба рычага сброса затворной задержки – два затвора вогнали по патрону, каждый в свой ствол.

Глаза в глаза:

– Патроны ещё есть?

– Да, на один магазин должно хватить!

– Набивай! – и она, держа наготове пистолеты в обеих руках, решительно вышагнула из-за высокого штабеля ящиков, за которым они прятались. Андрей припал на колено, и шарил в снегу, пытаясь нащупать упавший туда пустой магазин, когда опять часто-часто захлопали пистолетные выстрелы.

Четверо немецких лётчиков, которые оказались сообразительнее, чем тех.персонал, успели добежать до отрытых щелей, и укрывшись за брустверами, открыли ответный огонь из четырёх пистолетов. Нашарив, наконец-то, в снегу пустой магазин, Андрей стал набивать его патронами, жменька которых ещё сиротливо култыхалась в его кармане. Поднял глаза и обомлел от потрясающей картины: Агния, продолжая всё также прицельно стрелять с обоих стволов, уже не просто шагала, а буквально пританцовывала, стремительно перемещаясь в сторону окопчика, из которого время от времени, то тут, то там, высовывались головы немецких пилотов, паливших по ней из четырёх стволов. Энергично двигаясь, она как будто упреждала выстрелы противника, и за долю секунды до того, как со стороны окопчика следовал очередной выстрел, Агния стремительно передвигалась, совершая обманные движения. Она фактически размазывалась в воздухе, настолько быстрыми были её рывки вправо-влево! И при этом прицельно била с обоих стволов!

Расстреляв почти целиком оба магазина, она за 5 секунд ополовинила лётный состав звена: двое пилотов упали на дно окопа с простреленными головами. Оставшиеся двое благоразумно остались сидеть на дне окопа и, сжимая в потных руках свои «Вальтеры», смотрели друг на друга безумными глазами.

– Этот пойдёт? – Агния мотнула головой в сторону ближайшего мессершмитта с работающим на самых малых оборотах двигателем.

– Да какая разница! – Андрей протянул ей набитый остатками патронов магазин, она выщелкнула у одного из ТТ почти пустой магазин, и воткнула в него свежий, последний. Сбросила затворную задержку, затвор встал на место, загнал патрон в ствол. Сунула в кобуру второй, ненужный уже пистолет, и крикнула Андрею:

– Ну чего ты ждёшь?! Залезай!

Стискивая зубы от сильной боли в бедре, и оставляя левой ногой кровавые мазки на борту, он полез в тесную кабину немецкого истребителя. Кое-как залез, обернулся:

– Давай, залазь быстрее!

– Сейчас, – она, держа обеими руками ТТ, готовая мгновенно отреагировать на любое угрожающее движение со стороны окопчика, в котором остались сидеть двое «экспертов» люфтваффе, пятясь задом, подошла к задней кромке крыла истребителя. Развернулась чуть боком, подняла ногу, поставила её на крыло.

– Андрюша, помоги! Держи меня!

– Как держать?

– Нежно!

Андрей, перегнувшись из кабины, ухватил Ангела покрепче за шиворот, и, поднатужась, энергичным рывком поставил её обеими ногами на крыло. Шагая спиной вперёд по крылу, и держа окопчик на прицеле, она тоже залезла в кабину, развернулась, и села к нему на колени, лицом к лицу, глядя через его плечо, цепким взглядом фиксируя каждое движение в зоне хвоста самолёта. Большой, объёмистый бронежилет топорщился на её плечах, значительно увеличивая её габариты. Нижняя бронепластина завернулась вверх, и упёрлась Андрею в подбородок, поднявшиеся плечи бронежилета закрывали ему обзор. Она мгновенно ухватила его мысль, сунула ему в руку ТТ, молниеносно отстегнула удерживающие ремешки и стянув его через голову, бросила мешающий теперь бронежилет на крыло мессера:

– Так лучше?

– Лучше, на! – Андрей сунул ей в руку пистолет, и положил левую руку на ручку газа.

Она схватила пистолет в левую руку, а правой захлопнула фонарь.

Глаза в глаза:

– Тебе удобно?

– Уж как-нибудь…. – обняв её, правой рукой он дотянулся до ручки управления, левой плавно дал газу. Сзади раздались выстрелы – пули дробно застучали по фюзеляжу.

– Сейчас я их заткну! – она приподняла вверх и вбок фонарь, высунула в образовавшуюся 10-сантиметровую щель ствол пистолета и дала серию из трёх выстрелов в сторону хвоста. Самолёт, покачиваясь на кочках, плавно выкатился из-под маскировочной сети.

– Всади всё, что осталось, в мотор того, что слева! – крикнул ей Андрей. Она поняла с полуслова, и выпустила пять оставшихся патронов в мотор уплывающего назад мессера на соседней стоянке. Работавший на холостых оборотах мотор соседнего мессершмитта тут же зачихал, и выбросил из под капота густую струю сизого дыма. Сзади снова раздались выстрелы…

Поддав ещё газу, и аккуратно работая педалями, и уже не обращая внимания на щелчки пуль по планеру самолёта, Андрей стал разгоняться.

Плавно двинув ручку газа вперёд почти до упора, и приноравливаясь к новому, норовистому зверю, Андрей начал разбег. Маленький Ангел, даже находясь в зимнем комбезе, не занимал слишком много места в кабине – да, было очень тесно, но самолёт вести было можно. 72 Чтобы Андрею было удобнее, она положила руки ему на плечи, согнула локти и прижалась к его груди, поджала, как могла, коленки. Через несколько секунд, набрав полторы сотни километров в час, самолёт сам оторвался от земли.

В первые же секунды разбега Андрея поразила мощь движка – самолёт, как дикий зверь, утробно рыча, рванулся вперёд с бешеным ускорением. Ускорение с силой вдавило в кресло. «Ни хрена себе машинка!» была первая мысль, которая пришла в голову. И «где подголовник?!» – была вторая. Действительно, голова, отжатая назад мощным ускорением, почему-то не нашла затылком этот самый подголовник, Андрей обернулся – его действительно не было. Странно… там же, прямо за головой должна быть загнутая бронепластина, на ней и подголовник. Он точно это помнил – год назад, в декабре сорок второго, когда он сбил на своём Р-5 «Мессера», и тот плюхнулся на лёд Ладожского озера, Андрей имел возможность внимательно осмотреть его кабину. Там бронезаголовник точно был, и крепился он на открывающейся части фонаря. И здесь он тоже должен быть, да вот же, и крепления для него на переплёте фонаря имеются. Хм… наверное, техники сняли за какой-то надобностью73, да и фиг с ним, нам главное – до своего аэродрома долететь. Подумав так, Андрей выбросил из головы весь мусор, сосредоточившись на полёте.

Когда набрал высоту, и немного убрал обороты мотора, переведя его из взлётного режима на максимальный, ухо уловило едва слышимый посторонний дребезг, явно не относившийся к работе мотора, и доносившийся откуда-то сзади. Обернулся: сзади за креслом была скошенная поверхность, начинавшаяся на уровне его лопаток, и уходящая вверх, к верхней точке гаргрота74. Посередине этой наклонной поверхности был небольшой люк. Люк был слегка приоткрыт, и мелко дребезжал, чутко ловя вибрацию работающего на максимуме двигателя. Андрей похолодел от внезапно пришедшей ему в голову мысли. Люк-то приоткрыт не просто так, а явно для того, чтобы получить доступ в закабинный отсек, где у мессершмитта (как и у любого другого истребителя) было размещено различное оборудование, чтобы провести в нём какие-то регламентные работы. 75 А что если там…

Агния, до сих пор никак не реагировавшая на его мысли про разгонные характеристики немецкого истребителя и отсутствие бронезаголовника (а она чутко слышала всё, о чём он думал), на этот раз заметно встрепенулась и вопросительно посмотрела на него расширенными глазами:

– Ты думаешь, там кто-то может быть? – она перевела взгляд на лючок за его спиной, потом снова на него, и решительно кивнула:

– А ведь я что-то чувствую, но понять не могу! Сейчас посмотрю!

– Только осторожно, слышишь?! Если там кто-то есть, он может быть вооружён.

Она ещё раз кивнула, чуть-чуть привстала с его колен, заставив его поморщиться от боли, перегнулась через его левое плечо, и приставив ствол пистолета к самому краю люка, осторожно приоткрыла крышку…

Из глубины приборного отсека на неё в упор уставилась пара совершенно безумных глаз. Через пару секунд она разглядела и самого владельца: в закабинном отсеке, между блоками радиоаппаратуры и кислородными баллонами, сидел, скрючившись в три погибели, техник люфтваффе. Находился он в совершенно невменяемом состоянии, его била крупная дрожь. Из тёмного нутра закабинного отсека заметно тянуло удушливой вонью страха.

Агния сунула ствол в горловину люка:

– Хенде хох!

– Чёрт! – Андрея аж подкинуло, – неужели немец?!

– Он самый, – Агния не мигая, смотрела в глубину отсека, – Вафн хинлэгн!

– Найн, найн, нихт шиссн, ихь бин электрика! – задушливо и гундосо послышалось из отсека.

– Что ты ему сказала?

– Бросай оружие.

– А он чего?

– Нет, говорит, оружия, не стреляйте, я, говорит, электрик.

– Ну, это я и так понял. Вот гад… – Андрей лихорадочно соображал над новой проблемой. С одной стороны пленный немец – ценный язык, спец по электрооборудованию, из него, как из авиационного специалиста, по любому можно много чего вытянуть. Знает он, наверняка, немало.

С другой стороны – он свидетель того погрома, который учинил его ангел-хранитель на немецком аэродроме, а то, что в результате его допроса эти факты всплывут – это 100% (а они всплывут, как пить дать – немчура, что бы свою задницу спасти, выложит всё: что знает, что видел, что слышал, и о чём догадывается, лишь бы от него особист отвязался). Да…. Проблема… От него-то особист может, и отвяжется, а в нас с Агнией клещом вцепится…. Ещё в шпионы запишет. «Где ты так стрелять научилась? Какая разведка тебя завербовала?». За ним не заржавеет.

Память тут же услужливо подсунула воспоминания о событиях почти двухлетней давности, весны 42-го года, когда после тяжелого, изматывающего боя он еле-еле дотянул на израненном «Ишачке» до своего аэродрома. Шасси выпустить он так и не смог – что-то заклинило в лебёдке, пришлось садиться на пузо. Не прошло и двух минут после аварийной посадки, как к нему подскочил замполит. Уж чего только младший лейтенант Чудилин тогда от него не услышал! И то, что он специально угробил боевую технику, чтобы уберечь свою паршивую шкуру, сидя на земле, пока его товарищи, не жалея жизни, сражаются с фашистами, и то, что он трус, который прячется за спины товарищей, и прочее, и прочее…

Минут через пять подтянулся и начальник особого отдела. Этот ругаться и кричать не стал, а глядя на Чудилина белёсыми, рыбьими глазами, спокойно и негромко промолвил: «Ничего, ничего, сейчас техники разберутся с причиной, и если вы, младший лейтенант виноваты, то сегодня же отправим ваше дело в трибунал». Не прошло и получаса, как техники разобрались. Причина поломки лебёдки, конечно же, выяснилась: её действительно заклинил осколок снаряда, сделав выпуск шасси невозможным. Все обвинения с Андрея были тут же сняты, но поганый осадок от того случая в душе остался. И выводы соответствующие он для себя тогда сделал…

Андрей очнулся от нахлынувших воспоминаний.

– Чёрт, может его лучше… того?!

Агния, держа немца на мушке, тут же отреагировала :

– Даже не думай! Привезём его живого.

– Солнце моё, да я понимаю, но он же… – Андрей запнулся, – всё, как было, расскажет. Особисту. Ты же знаешь нашего особиста, Шелестова? Въедливый до мозга костей! Огребём по полной. Ты даже не представляешь себе, как это всё может для нас обернуться! К тому же это – фашист.

– Знаю. Как-нибудь выкрутимся. Убивать его я не буду. Я уже и так их без счёта положила. Хватит.

Андрей сердито засопел, замолчал и сосредоточился на управлении самолётом – боль в бедре, адреналин в крови всё ещё держали организм в напряжении – самолёт летел неровно, его всё время валяло в крыла на крыло, он то и дело то задирал нос вверх, то пытался клюнуть им к земле. И к тому же Андрей никак не мог привыкнуть к норову нового коня. Тем не менее, пытаясь как можно скорее скрыться из виду, он шёл на бреющем, прижимаясь к верхушкам деревьев. Шасси он так до сих пор и не убрал – он просто не знал, как это сделать на немецком истребителе, да и не того ему было.

– Спокойно, спокойно, – прямо перед его лицом опять были добрые, такие родные, карие глаза. – успокойся! – её голос успокаивал, убаюкивал. В нём теперь не было тех жёстких, железных ноток, которыми он звенел во время недавней схватки с фашистами на аэродроме. Она каким-то образом умудрялась делать сразу два дела: успокаивать его и держать фашиста на прицеле.

Она неловко двинулась, задев своим унтом его раненое бедро, он болезненно поморщился.

– Потерпи, пожалуйста! Прилетим – я тебя полечу. А сейчас убери шасси – иначе нас догонят очень быстро.

– А что, уже догоняют?

Она посмотрела через его плечо в заднюю полусферу: немецкий аэродром, с которого они три минуты назад стартовали, остался далеко позади, но сзади, километрах в шести-семи, появились две маленькие точки.

– Да, уже. Убирай скорее шасси.

Он попытался обернуться, посмотреть на преследователей. Но не смог – боль опять ужалила в ногу.

– Как убрать-то? Это ж немецкий самолёт, – его глаза лихорадочно зашарили по приборной доске.