Ричард Длинные Руки – Властелин Багровой Звезды Зла

Гай Юлий Орловский

Ричард Длинные Руки – Властелин Багровой Звезды Зла

© Орловский Г.Ю., 2017

© ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Часть первая

Глава 1

В тени деревьев рыцари и простые воины, потрясенные случившимся, ошалевшие, переводят дух, с трудом понимая и все еще не до конца веря, что да, победили.

Земля медленно впитывает пролитую кровь, на листьях травы страшно и зловеще блестят в лучах яркого солнца красные капли, медленно и тяжело сползая по сочным стеблям.

С металлическим грохотом, словно шагающая башня, приблизился сэр Растер, доспехи в два пальца толщиной, никакой топор не прорубит, сам в железе от шеи и до подошв, только шлем величаво покоится на сгибе левой руки, открывая квадратную глыбу головы.

– Сэр Ричард, – проревел он, – мы же доблестно погибли в кровавом бою на радость бардам и менестрелям? Значит, в рай?.. а если недоблестно, то в ад?

Я смотрел с нежностью, он весь как из древнего камня, особо прочного, если верить слухам, в старину все было лучше, голова почти квадратная глыба, узкие щели глаз между массивными надбровными валами и высокими скулами, грубый нос, грубые губы и тяжелый подбородок, сэр Растер рожден для подвигов, даже не представляю его с арфой в раю.

– Ну-ну, – подбодрил я, – а что беспокоит?

Он громыхнул тяжело:

– Но ведь погибли же?.. Но что-то не помню рая… интересно, в самом деле там все… поют хвалу Господу? А то у меня голос не очень… да и ада не увидел… Слышал еще, есть какое-то чистилище, вроде большой конюшни…

Я вскинул ладонь, останавливая такие же тяжелые размышлизмы, как и он сам.

– Дорогой друг, никто из нас не погиб. По-настоящему. Раньше вообще считали, что если человек перестал дышать, то уже мертв! Даже зеркальце прикладывали, смотрели, запотело ли… Представляете, сердце еще бьется, а человека считают мертвым! Ну не дурь ли?.. Потом люди поумнели, начали щупать сердце и ждать, когда перестанет биться.

Он кивнул.

– Да, это точнее. Но я чувствовал, как сердце перестает стучать!.. Потом все в глазах потемнело.

– И это еще не все, – сказал я бодро. – Утопленника можно вытащить и откачать, если утоп недавно, верно?.. И не дышит, и сердце не бьется! Так и с павшими. И дыхания уже нет, и сердце перестало биться, но мозг живет!.. И будет жить даже не знаю сколько. Может, десять минут, может, час, я не такой уж и лекарь, точно не знаю. И потому душа еще там сидит до-о-олго. Священники говорят, девять дней, но это загибают… В общем, никто из вас не умер…

– До конца?

– Вот-вот, – сказал я, – сэр Растер, вы мудер, как бобр!.. Крупный такой, как на знамени королевства Убелунгия. Сказано очень точно, словно рубанули своей неустрашимой секирой. А раз не умерли до конца, то какой рай, какой ад?.. Так что вас не воскрешали, а просто излечили… Соберите грехов побольше для следующего раза.

Он повеселел, расправил могучие плечи, в глазах заплясали грозы.

– Это да, – рыкнул он довольно, – это по-нашему!.. Спасибо за разъяснение, сэр Ричард. Удивительно, как много знаете. Нам повезло, что у нас такой вождь. Сразу от сердца отлегло. Ну, я пошел!

– Берегите себя, – велел я. – Маркус все еще опасен, а ваша мощь и отвага востребованы, сэр Растер!

Хрен он себя побережет, подумал я, глядя в его удаляющуюся спину, широкую, как ворота в замок. Для него позор и стыд, если кто-то опередит в бою.

Альбрехт в сторонке раздает указания своим вассалам, все еще доверяет им больше, перехватил мой взгляд, тут же направился ко мне четкими шагами военного человека.

Доспехи сверкают, хотя придется поменять из-за глубоких зарубок, барон Альбрехт, теперь уже граф, отъявленный перфекционист, у него все должно быть самое лучшее, от перьев на щегольском шлеме до новеньких сапог.

Я ощутил на себе холодный взгляд его серых глаз, ясных и серьезных, недюжинный ум Альбрехта и умение быстро мыслить не теряются даже в пылу жарких схваток.

– Граф, рад вас видеть… Кстати, выигранную битву нужно, как это принято, отметить.

Он произнес ровным голосом:

– По методу сэра Растера?

– Не совсем…

– Уже отметили, – напомнил он, – когда спасли наши королевства. Да и чужие тоже. Здравствуйте, сэр Ричард.

Мне показалось, что хотел произнести «ваше величество», после победы над филигонами я, понятно, еще величественнее.

– Да, – согласился я, – но заметнее будет, если просыплется дождь из титулов и земель. Да, земель тоже. Так принято.

– Справедливое, – уточнил он, – перераспределение за счет тех, кто не явился на великую битву?

– Да…

От большой группы воинов донесся довольный рев. Слышно было, как, покрывая весь шум, загрохотал могучий голос сэра Растера, довольный, как у боевого коня, которому высыпали в кормушку целый мешок отборного овса:

– Теперь пир!.. Как же люблю такую жизнь, когда красивый бой, а потом красивый пир!

Альбрехт сказал тихонько:

– Любитель прекрасного, оказывается, наш сэр Растер. И возвышенного.

– Да, – пробормотал я, – пир… здесь и сейчас…

Он спросил еще тише:

– Что-то не так?

Я старался держать лицо радостным и исполненным если не величия, это пока получается хреново, то хотя бы уверенности. Вождь должен излучать уверенность, как бы ни чувствовал себя на самом деле, но Альбрехта так просто не обманешь, взгляд его серых глаз цвета закаленной стали всегда прям и проникает глубоко.

– Что не так? – повторил он. – Мы же спасли мир!

– И сделали его другим, – ответил я. – Хотя бы потому, что многие короли ушли в глубокие пещеры. Только через недели или месяцы начнут разбирать завалы и пробиваться на поверхность…

Его взгляд стал строже, а лицо потвердело.

– Ах да…

– Вот-вот.

– Трона им не видать, – уточнил он, – как своих ушей? Их дворцы и королевства захватят те, кого не взяли с собой, оставив на неминуемую гибель?

Я сказал быстрым шепотом:

– Потому надо ковать железо, пока горячо. Вы не забыли послание от императора Германа, что передала его личная доверенная?

Его глаза сузились, взгляд стал острым, как наконечник стрелы.

– Опасаетесь вторжения? Но разве теперь не готовы дать ему бой?

– Не знаю, – ответил я откровенно. – Но сейчас император, как и вообще все короли Юга, явно в своей норе!.. Да поглубже, поглубже. И будут там сидеть долго, пережидая, пока Маркус закончит перепахивать землю.

Он подумал, кивнул.

– И что вы задумали?

Я оглянулся по сторонам, сказал совсем тихо:

– Есть идея. Сумасшедшая, правда. Но разве мы не сумасшедшие?.. А что, если… вдруг найдем способ добраться до Юга достаточно быстро? Всей этой армией?

Он отшатнулся.

– Тьфу-тьфу, даже слушать такое страшно.

– Но если получится, – сказал я настойчиво, – какой выигрыш!.. Мы сможем взять всю южную империю без единого убитого!.. С нашей стороны, естественно, чужие потери не в счет. Полагаете, император один ушел в пещеры? Наверняка с ним те, с кем надеется восстанавливать империю: королевские войска, военачальники, советники, жены и дети… Представляете?

Альбрехт, судя по напряженному лицу, обдумывал так и эдак, наконец пробормотал:

– Добыча просто невероятная… если, конечно, успеть до того момента, как полезут из нор. Можно сразу поставить стражу. Как только начинают вылезать – по голове дубиной и – обратно в яму!.. Нечего тут лазить, разлазились… Но, сэр Ричард… как?

– Маркус, – повторил я.

Он отступил на шаг.

– Ваше величество… это такая шутка? Маркус провалился сквозь землю, все видели.

– Надо проверить одну идею, – прошептал я азартно. – Эй вы, двое! Из отряда сэра Дарабоса? Отлично. Отыщите коней себе и сэру Альбрехту!.. Вам доверяю сопровождать мою императорскую особу.

Альбрехт буркнул:

– Императорская была до битвы с филигонами… А сейчас даже и не знаю…

Среди веселящихся военачальников Палант посмотрел поверх голов в нашу сторону, мы что-то очень серьезные среди такого ликования, раздвинул друзей и пошел к нам быстрыми шагами, весь в страшно изрубленных доспехах, без шлема, со слипшимися от уже засохшей крови волосами.

– Сэр Ричард, – сказал он почтительно, – сэр Альбрехт… Что-то случилось? Располагайте мною!

Я сказал все еще тяжелым голосом, но постарался, чтобы для Паланта он звучал победно:

– Мы сокрушили самого чудовищного противника в мире!.. Но сейчас в мире такое… Так что армию после великой победы по домам, всем по большому прянику, а горстка останется завершать.

Альбрехт молчал, а Палант осторожно поинтересовался:

– Ваше величество… а что завершать?

– Начатое, – ответил я лаконично. – Или кажется, что уже все?

Он сказал с поспешностью:

– Нет, ваше величество! Сплю и вижу, как прилетит что-то еще страшнее! Так понравилось, когда меня убивают…

– Ну вот, – одобрил я, – значит, отдыхать не тянет, жаждется снова обагрить меч и услышать крики мертвецов?.. Сэр Альбрехт, запишите нашего беззаветно отважного сэра Паланта в передовой отряд десанта. Он будет счастлив столкнуться с превосходящими силами противника… Кто еще?.. А-а-а, сэр Гевекс, вижу, вижу!.. Вы даже побледнели от ужаса, что не замечу ваш пыл и жажду красиво умереть на поле брани. Еще раз умереть как-нибудь страшнее, чем в прошлый…

– Мы должны превосходить отцов своих, – подтвердил сэр Альбрехт голосом Растера, даже интонации скопировал, – и самих себя. А пока отдыхайте, сэр Палант, битвы еще предстоят, вы же знаете, под чье знамя встали!

Палант послушно вернулся к веселящимся друзьям, а мы прошли пешком почти милю, прежде чем нас догнал стук конских копыт. Испуганных коней, как понимаю, пришлось искать и ловить достаточно долго.

Альбрехту передали повод крупного жеребца в яблоках, а я свистнул, через мгновение от лагеря в нашу сторону понеслись две черные точки, что почти мгновенно превратились в Зайчика и Бобика, огромных и полных свирепой мощи.

Бобик попытался лизнуть меня в лицо, я отпихнулся.

– Брысь, предатель… От тебя Боудерией пахнет. Опять чесала и гладила?

Арбогастр фыркнул, подтверждая, что да, хотя собаки не предают, но какая из Бобика собака, какой-то пес непонятный и безродный.

Я поднялся в седло, колени ощутили жар и могучие мышцы этого зверя. Люблю чувство свирепой мощи, любителям держать хомячка в клеточке не понять лошадника.

Бобик ринулся вперед, конь Альбрехта идет рядом с арбогастром, но когда вдали наметился обрыв, мы видели, как Бобик там затормозил всеми четырьмя и резко остановился.

Не представляю, что чувствует Альбрехт, если даже у меня не просто неспокойно, а настоящий липкий страх в груди. Наконец он натянул повод и с тревогой посмотрел в мою сторону.

Не просто обрыв, а зеркально гладкая стена уходит далеко в стороны, загибается вперед и смыкается с такой же за несколько миль от нас.

Чудовищно широкий котлован, дна не видно, а послать коня к самому краю, чтобы заглянуть и увидеть дно, что-то не тянет.

Я тайком поскреб ногтем среднего пальца середину ладони, там в глубине запульсировало в ответ нечто теплое. Альбрехт помалкивает, ждет, лицо бесстрастное, но я тоже за несколько лет присмотрелся к нему и отчетливо вижу тщательно скрываемый испуг, которого не замечают другие.

Оба разведчика на легких конях вроде бы невзначай и очень деликатно, но постарались вклиниться между нами и опасным обрывом.

Бобик подошел к самому краю и, свесив голову, с интересом засмотрелся вниз.

– Скачите в лагерь, – велел я разведчикам. – Если там увидят что-то необычное здесь, передайте мой настоятельный приказ продолжать победный отдых!..

– У его величества, – уточнил Альбрехт, – все под контролем. Как обычно, хотя и не часто.

Один тут же повернул коня, второй сказал с беспокойством:

– Ваше величество, вам бы отодвинуться от края… Вдруг земля под копытами обвалится?.. Ваш конь… он тяжеловат.

– Ты прав, – ответил я коротко и заставил арбогастра попятиться от опасного обрыва. – А теперь скачите оба!.. Бобик, отойди, морда ушастая.

Альбрехт тоже отступил вместе с Бобиком, поглядывает с тревогой, а я сосредоточился на мысленном приказе этому таинственному Маркусу включить двигатели, какие бы они у него ни были, и начинать медленный, очень медленный подъем из продавленной им земли.

Глава 2

В ладони застучало чаще, ощутился жар. Я стиснул челюсти, терпел, в висках стрельнуло, и весь мир затянуло кровавой пеленой, в мозгу точно порвались какие-то сосуды, пронзило острой болью.

Я старался не поворачиваться к Альбрехту, да не увидит залитые кровью глазные яблоки, все тело наполняется расплавленным металлом, сцепил челюсти и не дышу, не выдать бы себя истошным воплем…

Целую минуту дикий жар разламывал череп и сжигал мозг, затем медленно пошел по телу вниз, воспламенил внутренности, превращая их в горелые ошметки, ноги заорали дикой болью, затем все ушло, только все тело дрожит мелко-мелко, продолжая что-то восстанавливать, регенерировать, возвращать в исходное состояние.

Альбрехт беспокойно задвигался, спросил сдавленным голосом:

– Ваше величество?.. Сэр Ричард?

Я просипел:

– Граф, не отвлекайте…

– Вам плохо?

– Я в трансе, – шепнул я и опустил верхние веки на глазные яблоки, куда словно сыпанули мелко растертым сухим порошком перца. – Медитирую… Интерфейс «мозг – машина»… или даже «мозг – компьютер» нащупываю…

– Ничего не понял, – ответил он обеспокоенно, – но не стойте так близко к краю.

Я послушно отступил на шажок, а следом из котлована пошла тугая волна разогретого воздуха. Горячую массу выдавливает наружу, как из гигантского поршня, Альбрехт потянул ноздрями, тоже ощутил запах горелой земли. Хотя это могут быть деревья, что Маркус сплющил и вдавил на глубины, а какие-то втер в стены.

Альбрехт тихохонько охнул, конь под ним беспокойно попятился, а Бобик отпрыгнул и зарычал.

Все трое то и дело косились в мою сторону, хотя тут же поворачивали головы в сторону котлована.

– Сэр Ричард, – сказал Альбрехт шепотом, – оно там поднимается!.. Вы… уверены?

Боль ушла совсем, только в ногах тяжесть, я ответил почти своим голосом:

– Нет… Но если получится… вы представляете…

– Нет. А вы?

– Тоже.

– Тогда как…

– Что-то просматривается, – сообщил я, – вроде рыбы в тумане.

– Большой?

– Левиафан перед такой вроде пескарика.

На внутреннюю стену котлована снизу пал страшный багровый отсвет. С замиранием сердца смотрели, как поднимается все выше, призрачное багровое пламя выметнулось наружу и воспламенило низко проплывающее облачко, превратив из белоснежного барашка в пропитанную кровью повязку на голове раненого.

Появилась и быстро пошла вверх красная вершина купола, а в глубине угадывается эта блестящая красная гора металла, пугающе громадная и страшная в своей несокрушимости, похожая на литой панцирь бога размером с горный хребет.

– Маркус, – сказал я властно, хотя голосок в конце сорвался на мышиный писк, – остановись!

Тугой жар ударил в голову, я невольно взвыл, но Альбрехт не заметил, остановившимися глазами смотрит на вершину горы из красной стали, что замерла всего в ярде от края котлована.

Он шумно выдохнул, лицо белое, как мел, едва-едва прошептал:

– Сэр Ричард… это сумасшествие…

– Еще какое, – ответил я с дрожью, – хорошо, что я частенько вот так, не подумавши… Если бы подумал, ни за что бы… Маркус, пандус!.. В смысле, трап, трап!.. Сходни!

И снова боль и жар во всем теле, но я инстинктивно набрал в грудь воздуха и терпел, Альбрехт тоже застыл, страшась шевельнуться и даже вдохнуть.

Несколько секунд ничего не происходило, затем прямо на верхушке купола, на сплошной и с виду монолитной плите вздулся горбик, преобразился в подобие трапа и начал быстро вытягиваться в нашу сторону, длинный, тонкий и ничем не поддерживаемый в воздухе, вот-вот переломится под собственным весом.

Наметились даже ступеньки, грубые и плохо оформленные, по краям висят неопрятные красные сосульки, сам трап выглядит так, будто наскоро слепили из щедро смешанного с красным перцем теста.

Преодолев под углом снизу вверх бездну от вершины купола и до края котлована, трап бесшумно лег концом на край обрыва, а сосульки, как зубы, глубоко вошли в землю.

Я поежился, но сердце, несмотря на боль, колотится, как птичка в клетке, чувствуя, как вот-вот выпустят на свободу.

– Сэр Альбрехт, – прошептал я, – это эпохально…

– Мой лорд?

– Разве не видите, – сказал я, – общаемся!.. Начало хорошее, а потом и до баб дойдем…

Он расширенными глазами, едва удерживая коня, смотрел, как я покинул седло и, подобрав под ногами тяжелый валун, прижал им длинный повод.

– Пойдемте, сэр Альбрехт.

– Ох… вы всерьез? Вот так, без нужды?

– Нужда у людей всегда, – ответил я. – Иначе бы не слезли с деревьев… Смелее, сэр!

Он нервно оглянулся в сторону далекого лагеря.

– А там сейчас пируют…

Я проговорил вздрагивающим голосом:

– Если не мы цари природы, то хто? А Маркус… это как бы природа.

Альбрехт молча, как в ступоре, слез на землю, накинул повод на обломок деревца с уцелевшими сучками и двинулся за мной деревянными шагами.

Бобик, обогнав нас, бодрыми прыжками пронесся вперед, а я торопливо прикидывал, насколько Маркус улавливает мои желания…

Когда прошли до середины трапа, под ногами дрогнуло. Трап понес со все возрастающей скоростью прямо в стену металла.

Альбрехт оглянулся, охнул.

– Сзади нас ничего нет!.. Мы в ловушке!

Бобик попятился, шерсть поднялась дыбом, а из горла вырвался грозный рык. Я ответить не успел, нас ударило о стену… этого ожидал и уже напряг мышцы, но стены нет… хотя есть, вон позади, а нас внесло в огромный зал странной и дико изогнутой формы, даже под ногами пол в ямах, наростах и трещинах.

Бобик тут же соскочил с трапа, осмотрелся и запрыгал вокруг нас, приглашая побегать в такой интересной пещере.

Альбрехт оглянулся, голос его задрожал, как туго натянутая тетива:

– А где эта самодвижущаяся лестница?

У меня у самого голос прозвучал как-то нетвердо и не по-императорски:

– Растаяла, – ответил я, – за ненадобностью.

– Здесь все на магии?

– Замрите, сэр Альбрехт… Это как новый жеребец… Купить купили, но вот с какого боку подойти, чтоб ни зубами, ни копытами не достал…

Он прошептал:

– По каким вы только базарам ходите… Чуть сердце не выскочило!

– Тихо, – повторил я. – Думаете, у меня не трясется?.. Но все через тернии, все через тернии… Маркус, я на месте. Твой глава, босс, руководитель и твой мозг. Говорить можешь?.. Ладно, мысленный интерфейс тоже неплохо, хотя предпочитаю вслух, так надежнее, а то мысли у меня такие бывают… сам бы себе… погрозил пальчиком. Бобик, перестань…

Бобик перестал, но тут же совершил каскад красивых прыжков через наросты и выпуклости, хоть мог бы обойти, затем с разбегу влетел в стену и… пропал.

Я похолодел, хотя, возможно, собака видит, где стена настоящая, литая, а где легко трансформируемая или вообще голографическая проекция.

Альбрехт не сдвинулся с места, а я осторожно пошел по нижнему этажу, притрагиваясь к стенам, ощупывал наросты и сталагмиты, вырастающие из пола на высоту моего роста.

Все непонятное и чужое, везде металл, который невозможно даже поцарапать, но легко меняющий форму по каким-то неведомым мне причинам.

И с каждым шагом чувствуется нарастание некого единения с этим существом. Чем-то странно напоминает Бобика в момент нашего с ним знакомства, когда тот и присматривался ко мне с недоверием, и в то же время страстно жаждал подойти к этому незнакомцу, вдруг станет хозяином, которому так сладостно служить и повиноваться!

В построенных людьми дворцах и замках из камня свод поддерживают массивные колонны, Маркус благодаря металлу мог бы позволить себе пространства намного больше без всяких колонн, однако здесь, видимо, срабатывает то же, что в муравейнике. Мураши могли бы вырыть огромную пещеру, однако же копают тысячи ходов, что ведут в сотни различных помещений, больших и маленьких, круглых и вытянутых, расположенных на разных уровнях.

Возможно, не только человеку тревожно спать в огромном зале, все-таки в небольших помещениях уютнее, будь это спальня или кабинет.

Альбрехт наблюдал за мной с вытянутым, как у коня, лицом, а когда я приблизился, проговорил напряженным голосом:

– Ну… и как?

– Дружелюбен, – ответил я, подумал и добавил чуть осторожнее: – Даже больше, чем с его предыдущими хозяевами.

– Даже так?

Я сказал все еще без уверенности:

– Возможно, ориентируется на уровень интеллекта?.. Пусть я не гений, но все-таки в сравнении с теми обезьянами… Долго же скитался, раз даже их принял как поводырей!.. И Бобика вроде бы принял, а тот, паразит, унесся мышей искать, не понимает, как за него страшно.

– Мне и за нас тоже страшно, – ответил он почти прежним суховатым тоном. – Хотя, конечно, за Бобика больше, как же иначе.

– Сэр Альбрехт, – сказал я, – нужно запустить сюда наиболее трезвых…

Он сказал со вздохом:

– Все трезвые и уже голодные! Мы прибыли на битву без обоза.

– Я о другой трезвости, – сказал я. – Все, для первого раза достаточно, пойдемте отсюда. Маркус, трап на землю!

Голос мой прозвучал почти уверенно, но дыхание я задержал и напряг все мышцы.

Разламывающий череп жар снова начал выжигать мозг, однако Альбрехт с напряжением и заметным испугом смотрит, как прямо из-под ног поднимается широкий и ровный, словно выструганная доска, трап, с трудом отрывается от липкого пола, и не заметил, с какими усилиями я борюсь, стараясь не грохнуться в обморок.

Широкая полоса разбилась на ступеньки, первым на них взапрыгнул Бобик и оглянулся в нашу сторону с нетерпением. Едва мы с ошалевшим Альбрехтом осторожненько встали на нее, стремительно понесла прямо в металлическую стену.

И снова запоздалый холод в желудке, хотя прошли сквозь стену, словно ее не существует в том месте вовсе. Альбрехт шумно выпустил запертый в груди воздух, а я подумал, что надо как-то объяснить Маркусу, что вход-выход нужно бы сделать хотя бы прозрачным.

Хотя зачем? Не собираюсь водить сюда экскурсии. А все остальные пусть лучше видят сплошные толстые стены.

Движущаяся платформа скользила к краю этой чудовищной ямы. Бобик сделал три шага для разбега и в длинном прыжке, преодолев расстояние над бездной, приземлился на краю котлована.

Зайчик уже выдернул из-под камня повод, презрительно фыркнул, видал он такие прыжки, жеребята и то умеют лучше и дальше.

– Возвращаемся, – сказал я. – Или хотите еще что-то посмотреть, сэр Альбрехт?

Он зябко передернул плечами.

– У вас чудовищные шуточки, мой лорд.

Глава 3

От места недавней битвы несутся веселые вопли, кличи, с разных концов поля орут боевые победные песни. Конь Альбрехта, который побаивается громады котлована больше хозяина, без всяких понуканий пошел галопом, а мой охотно ринулся догонять.

На приличном расстоянии от впадины со скрытым от взглядов Маркусом Альбрехт придержал лошадь, поджидая меня.

– Вина, – напомнил он, – как и еды, нет. Если не считать того, что во флягах, да если вдруг у кого завалялся в мешке черствый кусок хлеба.

– Паршиво, – ответил я. – Вся армия здесь! Тысячи и тысячи здоровых бойцов, что шли на верную смерть. Дескать, на тот свет обоз не потащишь.

– Послать конников Норберта в села? – предложил он.

– Лучше в Штайнфурт и Воссу, – ответил я. – Маркус сел как раз между ними, горожане убежали в лес.

– По кладовкам можно шарить, – согласился он, – возражать некому.

– Капля в море, – сказал я, – но на первый случай годится. А вообще-то нужно убираться отсюда.

В импровизированном лагере, завидев нас, люди вскакивали и радостно орали, все еще не придут в себя как от победы над таким врагом, так и от всего, что случилось после.

Навстречу вылетел, настегивая коня, Волсингейн, уже в полных доспехах, только забрало потерял в бою, бледный и трепещущий, прокричал с невыразимым отчаянием в голосе:

– Сэр Ричард!.. Багровая Звезда вылезает из недр?..

Альбрехт оглянулся.

– Где? Вы это чего, сэр Волсингейн?

– Облака, – выкрикнул Волсингейн, – в небе вспыхнули!

Альбрехт сказал поспешно:

– Скажите всем, что это сэр Ричард, его хозяин, вызвал себе на службу. Так и скажите!

Волсингейн охнул, но Альбрехт смотрит холодно, как большой змей на крохотного мышонка, и молодой военачальник, поспешно развернув коня, понесся с той же скоростью обратно к лагерю.

Победные песни умолкли, я видел, как все поднялись в едином порыве и, ухватившись за оружие, развернулись в сторону той страшной пропасти, где свободно поместился бы большой город вместе с пригородами.