Ральф 124С41+

При последнем ударе часов в городе погасли огни, а за ними и прожекторы сигнализаторов. Все вокруг погрузилось в темноту.

Внезапно в небе возник флаг Соединенных Штатов. На огромной высоте выстроились в одной горизонтальной плоскости шесть тысяч воздухолетов, и каждый нес мощную лампу – либо белую, либо синюю, либо красную. Так сложился гигантский триколор, причем полет машин был согласован безупречно – хотя их разделяло расстояние не менее пятидесяти футов, зрителям с земли казалось, что они видят сплошное шелковое полотнище. Флаг стронулся с места и медленно поплыл в темном небе, описывая широкий круг, так что все население города прекрасно его видело.

Зрители рукоплескали этой демонстрации. Затем флаг исчез так же внезапно, как и появился, и мрак снова окутал все вокруг. Ральф объяснил, что на всех воздухолетах одновременно погасли лампы – готовится следующий номер программы.

Вдруг в небе появился исполинский разноцветный диск; он вращался с большой скоростью и при этом все уменьшался в размерах. Продолжая крутиться вокруг своей оси, диск вспыхнул ослепительным светом. Через несколько секунд от его кромки отделилась прямая черта, которая все удлинялась – диск разматывался наподобие рулетки. Еще через несколько минут он растаял, превратившись в разноцветную ленту протяженностью несколько миль. Затем снова погас свет, и перед зрителями возникла Солнечная система. В центре неподвижно висело Солнце. Ближе всех вокруг него обращался красный шарик, изображавший планету Меркурий. Вокруг Солнца и Меркурия выписывал круги другой шар, голубого цвета – это была Венера. Далее следовала белая Земля с вращавшейся вокруг нее Луной, затем красный Марс с двумя лунами, зеленый Юпитер со своими спутниками и желтый Сатурн. Уран был оранжевого цвета, а последний спутник Солнца, Нептун, – розового. Все эти планеты и их спутники двигались по своим орбитам вокруг Солнца[10]. А пока развертывалось зрелище, через орбиты планет летела белая комета под острым углом к Солнцу, так что ее хвост все время был направлен в противоположную от Солнца сторону; затем она снова пересекла орбиты планет, уже по другую сторону от Солнца, и исчезла во мгле.

Одно представление сменялось другим, причем каждое было великолепнее предыдущего. Карнавал закончился показом светового портрета правителя планеты. В течение пяти минут, пока он висел в небе, не смолкали аплодисменты.

– Мы никогда не видели столь восхитительного зрелища, – заявил Джемс 212В 422. Вы, американцы, по-прежнему ведете мир за собой. Ей-богу, старая поговорка «в Америке нет невозможного» по-прежнему в силе.

Домой вернулись во втором часу ночи, и Ральф предложил заморить червячка перед сном. Гости согласились, и он повел их в бациллаторий.

Бациллаторий, изобретенный в 2509 году шведом 1А 299, представлял собой небольшую комнату, чьи стены и пол были выложены свинцом. Возле стен стояли на подставках пустые колбы высотой один фут, толщиной около шести дюймов и диаметром два фута. В каждую был вставлен большой вогнутый катод из радиоарктурия. Трубка перед катодом имела двойную стеклянную стенку, заполненную гелием.

Когда в трубку подавались колебательные токи высокой частоты, из катода исходили так называемые арктуриевые лучи. Они обладали свойством в считаные секунды уничтожать любые бактерии. Арктуриевые лучи, как и рентгеновские, проникали сквозь твердые тела и, будучи применяемы в чистом виде, сжигали ткани человеческого тела. Было, однако, установлено, что эти же лучи, пропущенные через пары гелия, не дают ожогов, но мгновенно убивают бактерии и микробы в организме.

Закон обязывал всех граждан пользоваться бациллаторием не реже, чем через день: эта мера исключала распространение инфекционных заболеваний. Вплоть до двадцатого века высокая смертность более чем наполовину обусловливалась болезнями, распространяемыми бациллами и микробами.

Бациллаторий полностью ликвидировал эти болезни. Арктуриевые лучи оказывали также благотворное воздействие на человеческий организм, и усиленное пользование ими приводило к удлинению человеческой жизни. Предельный возраст теперь колебался между ста двадцатью и ста сорока годами, тогда как прежде он не достигал и семидесяти лет.

6

Накорми нас

Следующий день был посвящен поездке на фермы ускоренного роста. Уже в глубокой древности люди знали, что некоторые растения, например грибы, достигают полного развития за несколько дней. Плодовые и овощные растения под стеклом и при повышенной температуре набирают массу быстрее и созревают раньше, чем в открытом грунте.

Но лишь недавно, объяснил Ральф, стало возможным организовать это в широких масштабах. Правда, некоторые овощи, вроде спаржи, листового салата и сладкого гороха, уже выращивались в теплицах столетия назад, но их нельзя рассматривать как продукты первой необходимости – они скорее относятся к разряду деликатесов.

К началу XXVII века население земного шара увеличилось настолько, что во многих странах свирепствовал голод, вызванный недостатком основных продуктов питания, таких как пшеница и картофель. Было признано жизненно необходимым значительно увеличить производство этих продуктов и обеспечить устойчивость урожаев. Во всех частях света были учреждены сельскохозяйственные предприятия, известные теперь как фермы ускоренного роста. Первые такие фермы в Европе и Африке – ныне устаревшие – были построены по образцу старых теплиц. В Европе они представляли собой горизонтальные крыши с металлическим переплетом и обыкновенными стеклами, пропускавшими внутрь лучи солнца. Эти простые сооружения занимали огромную площадь, но не имели искусственного отопления; для ускорения развития растений в них использовалось только солнечное тепло. Если в природных условиях можно было вырастить за сезон один урожай пшеницы или кукурузы, то эти теплицы позволяли снять два урожая за год.

В Америке существовали такие же фермы, пока Ральф не принялся изучать это дело с научной точки зрения. На первых порах он пытался добиться большего нагрева гигантских теплиц; одна из них, например, имела три мили в длину и столько же в ширину. Ральф воспользовался уже имеющимися теплицами – длинными сооружениями из стекла и железа, не пропускающими в себя внешний воздух, – и заключил каждое из них в футляр из тех же материалов. Двухфутовое расстояние между внутренней и внешней стенами обеспечивало воздушную прослойку, а поскольку воздух – плохой проводник тепла, оно теперь удерживалось в теплице дольше, что имело особенно важное значение в холодные ночи.

Ральф и Элис вылетели из дома рано утром и направились к северу от Нью-Йорка – в той стороне было сосредоточено большинство ферм. Когда фермы показались на горизонте, местность под воздухолетом приобрела необычный вид: насколько хватало глаз, земля была покрыта стеклянными крышами, отражавшими солнечные лучи. Элис была поражена этим зрелищем, потому что в Европе, где ей также доводилось видеть тепличные хозяйства, не было таких огромных.

Через несколько минут машина приземлилась у одной из гигантских теплиц. Управляющий повел их на ферму под номером Д1569.

На этой ферме выращивалась исключительно пшеница. Там, где мать-природа прежде давала всего лишь один урожай в год, стали получать четыре, а иногда даже пять благодаря новейшему ускорителю, изобретенному Ральфом. Насколько знала Элис, на старых европейских фермах снимали два урожая за год.

– Расскажите, как вам удается получать на три урожая больше, чем нам, европейцам?

– Во-первых, – начал Ральф, – следует принять за аксиому, что чем больше тепла дается растениям, тем быстрее они растут. Холод и студеные ветры задерживают их развитие, а электричество и некоторые химические вещества, наоборот, ускоряют. Это факт, известный науке уже много веков. Однако только научное применение имеющихся знаний позволяет вырастить пять урожаев. Европейские фермы используют только солнечное тепло, поэтому ночью, когда температура падает, рост фактически прекращается. Заметьте, здесь теплицы имеют двойные стены и крыши. Иными словами, у нас теплица заключена в другую теплицу. Между стенами содержится воздух – превосходный теплоизолятор, так что в четыре утра, когда солнце стоит над горизонтом низко, температура в теплице почти такая же, какой была в восемь или девять вечера. Даже морозной зимой, когда солнце садится около четырех пополудни, мы успеваем за день накопить достаточно тепла, чтобы сохранить высокую температуру до семи или восьми вечера. Если бы мы не приняли специальных мер, то между восемью вечера и восемью утра температура упала бы до уровня, при котором рост растений прекращается.

Чтобы прокормить огромное население Америки, мы были вынуждены добиваться очень высокой производительности ферм. Эта необходимость заставила нас прибегнуть к искусственному обогреву в ночное время. Как известно, когда копают шахту, температура по мере углубления повышается. В некоторых частях нашей планеты это происходит быстрее, в других медленнее, но в среднем через каждые сто футов температура поднимается на полградуса Цельсия. Мы сочли экономически целесообразным использовать тепло самой Земли для обогревания почвенного слоя.

Скоростные буры позволяют нам меньше чем за месяц сверлить скважины в три тысячи футов глубиной и три фута диаметром. Мы углубляемся до горизонта с температурой от сорока до пятидесяти градусов Цельсия. В скважину опускается стальной резервуар, от него идут две трубы большого диаметра на ферму, к сети трубопроводов, проложенных вдоль внутренних стен теплиц. Скважина закрывается сверху. Получается дешевая и эффективная отопительная система. Горячая вода сама поднимается по трубам, а по мере охлаждения стекает обратно в подземный резервуар, чтобы снова нагреться и подняться наверх. Таким образом, на наших фермах круглый год поддерживается одна и та же температура и растения активно вегетируют сутки напролет.

Но одного тепла недостаточно, ведь оно обусловливает всего лишь нормальный темп развития растений. Нам же требовались пять урожаев в год. Я направил все усилия на исследование свойств удобрений. Прежние азотные туки, при всех их превосходных качествах, непригодны для высокопроизводительных и скоростных методов выращивания. Мы искали химические вещества, которые были бы одновременно дешевы и легко применимы. Оказалось, что слабый раствор термидона в воде вызывает значительное ускорение вегетации. Мы его разбрызгиваем по полю распылителями, которые, как видите, проложены вдоль крыши.

Площадь поля до сева орошается раствором термидона, пока земля не пропитается им как следует. Это мгновенно придает почве все свойства чернозема, как известно, наиболее пригодного для пшеницы, картофеля и кукурузы. Термидон делает землю плодородной, и если применять его после каждого урожая, то никакие другие удобрения не нужны.

Они шли по полю, когда Элис вдруг спросила:

– Я ощущаю покалывание в подошвах. Уж не используете ли вы электрические разряды?

– Вы угадали, – ответил Ральф. – Всех принятых нами искусственных мер оказалось недостаточно, чтобы добиться желаемого ускорения развития растений. Поэтому я прибегнул к изоляции внутренней теплицы от грунта. Внутренняя теплица поставлена на стеклянные опоры и наэлектризована токами высокой частоты. Вся ее площадь день и ночь подвергается действию токов, и в этом оказался подлинный секрет стимулирования быстрого роста растений. Между прочим, метод отнюдь не нов, о нем знали еще несколько веков назад. Новшество заключается лишь в способе его применения. Решающее значение приобретают такие факторы, как плотность тока, его характер – постоянный или переменный, и множество других особенностей. Мне удалось установить, что электрический ток работает наиболее эффективно, если направлять его от растения к потолку, причем ток должен быть постоянным, пульсирующим, но не переменным.

Ральф попросил у одного из служителей разрядник. Это был металлический шест футов семи длиной, со стеклянной рукояткой посередине. Ученый взялся за нее и поставил шест вертикально: верхний конец не доставал до стеклянной крыши примерно шесть дюймов. Тотчас поток мелких искр устремился от металлического переплета крыши к концу шеста.

– Вот он, – сказал Ральф, – ток, которым мы ускоряем рост растений.

Вернув шест служителю, он продолжил:

– Плотность тока на квадратный фут невелика, так что за сутки пшеница получает довольно скромное количество электрической энергии. Главное, чтобы ток поступал беспрерывно.

После завтрака, за которым подали хлеб, испеченный из местной пшеницы, они отправились на соседнюю ферму, где шла полным ходом уборка. Машины, подвешенные к рельсам, быстро срезали пшеницу циркулярными серпами. Поскольку все стебли были одинакового роста, машина подсекала их у самого колоса. Колосья тут же сбрасывались на конвейер, который транспортировал их на центральный распределительный пункт. Сразу за жнейкой следовала другая машина, она выдергивала из земли обезглавленные стебли вместе с корнями. Благодаря этому почва взрыхлялась и отпадала надобность в пахоте. Жатва заняла немного времени – через несколько часов последний стебель пшеницы был выдернут из грунта. Его немедленно полили раствором термидона. Уже через три часа после уборки урожая поле начали засевать снова. Семена поступали из проложенных под крышей труб.

Соседнее поле оказалось уже подготовленным к севу: голая земля выглядела почти черной. По просьбе Ральфа служитель повернул выключатель, и Элис увидела, как из труб под крышей градом посыпались зерна.

– Семена подаются в трубы сжатым воздухом, – пояснил Ральф. – В трубах имеются отверстия; под напором воздуха семена перемещаются внутри и выбрасываются наружу через эти отверстия, расположенные так, что на определенную площадь равномерно падает определенное количество зерен. Высеялась нужная мера – и отверстия автоматически закрываются. Как видите, сев организован на научной базе. Это позволяет выращивать столько пшеницы, сколько нам нужно.

Элис, онемев от изумления, наблюдала, как сыплются зерна. Завеса семян, подобно дождю, медленно отступала все дальше и дальше, пока не скрылась из глаз.

– За сколько времени можно засеять поле? – спросила девушка.

– За два-три часа, в зависимости от его размеров. То, которое вы видите, имеет длину восемь миль и ширину три. На него, пожалуй, нужно три с половиной часа.

– И когда же пшеница на нем созреет? – задала новый вопрос Элис.

– Через семьдесят дней можно снимать урожай.

Элис, внимательно и вдумчиво приглядывавшаяся ко всему вокруг, спросила, не убыточно ли выращивание продовольственных культур из-за огромных затрат на сооружение ферм.

– Напротив, – возразил Ральф. – Мы выращиваем пшеницу, картофель, кукурузу и много других продовольственных культур значительно дешевле, чем это делали наши предки пятьсот или шестьсот лет назад. Конечно, строительство теплиц и их оснащение стоит очень дорого, но эти сооружения при надлежащем уходе простоят века. Переплеты сделаны из нержавеющей стали, не требующей покраски. Стекло, как вы знаете, материал практически вечный. Затрата рабочей силы на сев и сбор урожая – лишь малая доля того, что расходовалось прежде. Чтобы обиходить поле площадью в двадцать четыре квадратные мили, нужно всего лишь двадцать человек. Прежние фермы с такой площадью требовали гораздо больше рабочих рук. Кроме того, у нас не бывает потерь. Недородов мы не знаем; наши урожаи в три или четыре раза выше, чем у предков.

Они подошли к стеклянной витрине с образцами пшеницы, собранной за несколько столетий: колосья 1900 года имели около трех дюймов в длину, тогда как современные достигали шести дюймов. Иными словами, прежний колос содержал в два раза меньше зерен, чем нынешний. Ральф также обратил внимание Элис на то, что солома теперь гораздо толще. Это объяснялось возросшей тяжестью колосьев – возникла необходимость выращивать пшеницу с более прочным стеблем.

Ральф продолжал объяснения:

– Как я уже сказал, у нас ничего не пропадает зря. Солома поступает на бумажную фабрику в нескольких милях отсюда и перерабатывается в первосортную бумагу. Несколько десятилетий назад в этой отрасли произошел настоящий переворот. Прежде из соломы умели делать только картон и так называемый соломит, а теперь вырабатываются лучшие сорта бумаги. Мы уже не расходуем древесину для изготовления целлюлозы. Как только был изобретен этот новый способ, рубка леса для нужд бумажной промышленности оказалась под запретом. Всю бумагу в Америке делают исключительно из химически обработанной соломы.

В тот же день они осмотрели картофельную ферму. Здесь, как и на других овощных фермах, процесс выращивания протекал в несколько иных условиях, чем на пшеничных угодьях.

Было уже совсем темно, когда Элис и Ральф возвратились на пшеничную ферму № Д1569. Управляющий приготовил для них изысканный ужин, указав при этом Элис, что все, что она видит на столе, собрано сегодня, даже хлеб испечен из пшеницы, убранной, обмолоченной, высушенной в зерносушилке и смолотой за один день. И не без гордости добавил: вероятно, это рекорд оперативности, учитывая, что созревание колосьев было ускорено с помощью тепла.

Кроме хлеба, все блюда были приготовлены из овощей и фруктов, выращенных на соседних фермах. Тут и горошек, и спаржа, и молодой картофель, и салат, и сочные яблоки, и множество других вкусных яств.

На десерт управляющий подал на большом серебряном подносе разнообразные гибридные фрукты, еще не поступившие на широкий рынок. Среди них яблогруша, сочетавшая в себе все лучшие качества обоих фруктов, и чудесный результат скрещивания сливы и вишни, и дыня-канталупа с легким привкусом апельсина, и вишня размером с крупную сливу, и много других.

Чай был заварен из листьев, также снятых в этот день на одной из ферм. Управляющий предложил Элис сигареты и поставил перед Ральфом коробку сигар – табак, разумеется, был сегодняшний. Листья подверглись скоростной сушке в вакууме.

Отужинав, Ральф и Элис поблагодарили гостеприимного хозяина за необычное угощение и отправились на прогулку по пшеничной ферме. Было уже темно, но поле, раскинувшееся вокруг на несколько миль, лучилось слабым пурпурным сиянием. При этом слышался звук, похожий на потрескивание или шелест. Колоски пшеницы казались светящимися.

– Так выглядит ночью поле под электрическим током, который вы ощутили нынче, – сказал Ральф. – Днем слабые разряды не видны, но в темноте возникает свечение. Один из полюсов высокочастотного генератора соединен с почвой, другой – со стальным каркасом теплицы. Без помощи электричества мы не могли бы получать более двух, от силы трех урожаев пшеницы в год.

Днем необходимо менять силу тока. Когда наступает дневная жара, уже не нужно давать пшенице ночную дозу. Несколько веков назад, когда начали пользоваться методами вроде нынешних, но еще недостаточно их разработали, по ночам для роста растений применяли искусственный свет. Однако мы установили, что мягкого сияния, которое вы видите сейчас, достаточно – растения развиваются и без дополнительного освещения.

Элис долго любовалась полем, излучавшим слабый красноватый свет, и слушала легкое потрескивание электрических разрядов. Затем гости распрощались с персоналом и улетели в Нью-Йорк.

На другой день Ральф взял с собой Элис в одну из городских лабораторий синтетических продуктов питания. Пока летели, ученый объяснил спутнице: если фермы, которые они осматривали накануне, предназначены для производства основных видов продовольствия, то сахар, молоко и многие другие продукты, которые нельзя получать таким же способом, изготовляются синтетическим путем. Химики уже много веков назад узнали, что сахар – это просто углевод, тогда как молоко представляет эмульсию казеина, молочной кислоты, масла, воды и второстепенных ингредиентов. С ростом населения сделалось не только невыгодным, но и невозможным получать в достаточном количестве эти продукты естественным путем; пришлось обратиться к химикам.

Воздухолет снизился у одной из химических лабораторий, вырабатывающих сахар, молоко, пищевые жиры и сыры.

Взору посетителей тут не предстало ничего особенно интересного. Похожие на большие котлы химические реторты, вместительные белые эмалированные чаны и изрядное количество насосов и электромоторов – вот, пожалуй, и все. Директор объяснил, что сахар изготавливается из опилок. Их подвергают действию определенных кислот в эмалированных чанах. По окончании основной реакции добавляются другие химические вещества, затем полученная патока перегоняется через реторты, откуда вытекает уже струя белого жидкого сахара.

Директор преподнес Элис кусок белого рафинада и несколько образцов кристаллического сахара. С удовольствием съев их, она улыбнулась и сказала, что отродясь не пробовала опилок вкуснее.

После этого гости посетили секцию, где ежедневно вырабатывались сотни тысяч литров синтетического молока. Это производство было освоено недавно, и директор подробно рассказал о нем.

– Еще на заре истории, – начал он, – человечеству было известно молоко, но лишь достигнув определенной степени цивилизации, люди научились брать его у животных. Понадобились тысячелетия, чтобы приручить козу и корову, однако мы не знаем, на какой стадии человек начал доить этих животных для своих нужд. Несомненно, любознательные умы тысячи лет назад задавали себе вопрос: «Корова ест траву, переваривает ее и обращает в молоко, так нельзя ли устранить корову из этого процесса?» Однако эта мысль не имела под собой реальной почвы, потому что химические процессы на промежуточных стадиях переработки травы в молоко представлялись сложными до непостижимого. Лишь несколько лет назад загадка была решена. Теперь мы закладываем сырье вот в эти реторты, и оно перерабатывается точно так же, как в организме коровы. Добавляя соли и иные химикалии, мы воспроизводим все внутренние процессы и после удаления твердых веществ и посторонних жидкостей получаем молоко, обладающее многими качествами, которых не имеет натуральное. Попробуйте это искусственное молоко. – Директор протянул Элис стакан с густоватой мутной жидкостью бледно-зеленого цвета, не очень аппетитной на вид.

Девушка отважилась выпить немного и нашла, что по вкусу искусственное молоко ничем не отличается от коровьего. Тогда директор попросил ее закрыть глаза и повторить опыт. На этот раз она сделала хороший глоток и с удивлением признала, что напиток нельзя отличить от цельного, жирного коровьего молока.

Директор объяснил, что в синтетическом молоке нет бактерий, придающих молоку белый цвет. Кроме того, оно по жирности значительно превосходит коровье, да и содержание сахара в нем выше, и оттого оно гуще и слаще. Добавление некоторых солей придает искусственному молоку исключительно высокие вкусовые качества.

Далее Элис узнала, что из этого молока получают разные жиры, а также сливки, любые сорта сыра и прочее, причем все это лучше, чем из молока коровьего, которое никогда не бывает одинакового качества. При осмотре лабораторий Ральф и Элис отведали различные молочные продукты, найдя их более вкусными, чем изготовленные из натурального молока.

– Синтетические продукты усваиваются организмом легче натуральных, – сказал в заключение директор. – Они полезнее для здоровья. Это потому, что мы уничтожили все вредные микробы и бактерии, оставив только полезные. В наших лабораториях делать это совсем несложно. В организме козы или коровы процесс изготовления молока значительно сложнее.

7

Конец денег

Спустя несколько дней во время прогулки по одной из эстакад, возведенных над городом, Элис спросила, как была создана современная денежная система, и добавила при этом, что плохо разбирается в экономических вопросах.

– Начнем с того, – отвечал Ральф, – что все денежные системы прошлого и настоящего основаны на одном принципе: вещь меняется на другую вещь. Началось с обмена козы на свинью или низки бус на кусок ткани. И лишь значительно позднее появились деньги. Их роль, пока не изобрели монеты, играли редкие раковины. В дальнейшем изделия обменивали на драгоценные металлы, причем вес этих металлов служил мерилом ценности. Со временем слитки были вытеснены чеканными монетами, а тех потом частично заменили бумажные деньги. В то время как раковины, драгоценные металлы и позднее металлические монеты имели ценность сами по себе, бумажные деньги такой ценности не имели. Люди относились с доверием к куску бумаги, на котором было написано, что предъявителю гарантируется в обмен на эту банкноту соответствующее количество золотых единиц. Система бумажных денег основывалась на доверии народа к тому правительству, которое их выпустило.

Мало кому приходило в голову посетить банк или государственное казначейство, чтобы обменять бумажные деньги на золотые или серебряные монеты. Бумажные деньги повсеместно вошли в обращение, и к ним так привыкли, что пользовались только ими, исключив из обихода золото и серебро. Эта система получила особенно широкое распространение в прежних Соединенных Штатах, шире, чем в старой Европе, где бумажные деньги ходили наряду с золотыми и серебряными.