Ральф 124С41+

Хьюго Гернсбек

Ральф 124С 41+. Роман о жизни в 2660 году

© О. В. Волков (наследник), перевод, 2025

© ООО «Вимбо»

Предисловие к первому изданию

«Ральф 124С 41+» появился на свет в 1911 году в «Модерн электрикс», первом журнале, который издавал автор. Изначально журнал был посвящен исключительно вопросам радио. Повесть писалась во времена, когда слово «радио» еще не вошло в обиход. В те годы мы пользовались термином «беспроволочная связь».

Учитывая прогресс науки за годы, истекшие со времени, когда был написан «Ральф», и желая представить книгу для гораздо более широкого круга читателей, автор был вынужден внести в нее многочисленные поправки и кое-что переписать заново. Однако первоначально заложенные в повесть идеи и концепции не подверглись сколько-нибудь существенному изменению.

Автор всегда помнил о том, что предсказания и прогнозы в большинстве случаев принимаются за фантастику. Так было с «Наутилусом» в известном романе Жюля Верна «80 000 километров под водой». В то время его концепция подводной лодки была объявлена смехотворной. Однако пророчество сбылось. Более того, воображение этого писателя значительно отстало от того, что фактически достигнуто наукой на сегодняшний день.

Если вы полагаете, что автор забрел чересчур далеко в область чистого воображения, представьте себя на миг среди ваших далеких предков, которым бы рассказали о паровозе, пароходе, рентгеновских лучах, телеграфе, телефоне, фонографе, электрическом освещении, радиосвязи и тысяче других обыденных принадлежностях наших дней. Разве прадеды не сочли бы такие предсказания верхом безумия и нелепости?

По отношению к предсказаниям, содержащимся в этой книге, вы находитесь точно в таком же положении, как и ваши отдаленные предки. Открыв через семьсот пятьдесят лет, то есть в эпоху, описанную в повести, эту книгу, наши потомки посмеются над отсутствием у автора достаточного воображения, чтобы угадать самые элементарные достижения первой половины следующего века!

Возможно, заслуживает упоминания то обстоятельство, что некоторые из сделанных автором в 1911 году предсказаний уже стали реальностью. Тут в первую очередь следует указать устройство, которое автор назвал гипнобиоскопом и которое имеет целью приобретение знаний во время сна. Автор был немало изумлен, когда ознакомился с результатами опытов Джеймса Финни, начальника радиослужбы военно-морского флота США, испробовавшего на себе в 1923-м новый метод и затем применившего его практически в морском училище в Пенсаколе, штат Флорида. Можно наблюдать, как курсанты спят на длинных кушетках с чем-то вроде шлема на голове. В шлем вмонтированы два телефонных приемника, по которым спящему передаются радиосигналы. Было установлено, что во сне курсант быстрее запоминает азбуку Морзе, чем если учить его другим способом. Это потому, что подсознание человека никогда не спит. Курсанты, не выдержавшие экзамен, успешно сдали его после обучения указанным методом.

Научная концепция автора, или его видение мира таким, каким тот станет через семьсот пятьдесят лет, является проекцией суммы научных знаний сегодняшнего дня. Развитие науки происходит усиленным темпом, и если это поступательное движение продолжится, можно с полным основанием предположить: то, что будет фактически достигнуто через семьсот пятьдесят лет, далеко превзойдет описанное в этой книге.

Хьюго Гернсбек3 сентября 1925 года

1

Лавина

Вибрации в лаборатории не успели стихнуть, как со стеклянного стула поднялся человек и посмотрел на сложный прибор, стоящий на столе. Теперь работа над ним закончена, последняя деталь встала на свое место. Человек взглянул на календарь. Первое сентября 2660 года, канун знаменательного и хлопотливого дня, когда предстоит проверить конечную фазу длившегося три года эксперимента.

Он зевнул и потянулся всем своим могучим телом. Это был крупный мужчина, значительно выше среднего роста его современников, куда ближе к росту великанов-марсиан.

Однако выдающееся телосложение этого человека не шло ни в какое сравнение с его огромным умом. Это был Ральф 124С 41+, величайший ученый своего времени, один из десяти живущих на планете людей, которым было разрешено прибавлять к своему имени знак +.

Ральф подошел к укрепленному на стене телефоту, нажал несколько кнопок, и через некоторое время экран аппарата засветился. На нем появилось чисто выбритое и довольно привлекательное лицо мужчины лет тридцати. Узнав в своем телефоте Ральфа, он с улыбкой поздоровался:

– Привет, Ральф!

– Здравствуй, Эдвард. Приходи завтра утром ко мне в лабораторию. Покажу нечто исключительно интересное. А впрочем, лучше взгляни-ка сейчас!

Ральф посторонился, чтобы его приятель мог увидеть прибор на столе. Прибор этот находился футах в десяти от экрана телефота.

Эдвард подошел поближе к своему экрану, чтобы лучше разглядеть изображение.

– Так ты его доделал! – воскликнул он. – А как же твой знаменитый…

В этот момент голос Эдварда пресекся, и одновременно померк экран Ральфа. Что-то случилось на центральной станции телесвязи. После нескольких тщетных попыток восстановить работу устройства раздосадованный Ральф уже собирался отойти от стола, но тут экран снова ожил. Однако вместо своего друга Ральф увидел миловидную девушку. На ней было вечернее платье; рядом на столе горела лампа.

Появление незнакомого лица на экране поразило девушку, и она вскрикнула. Ральф поспешил объясниться:

– Извините, пожалуйста, но на центральной снова что-то перепутали. Мне придется подать жалобу на плохое обслуживание…

Ответ незнакомки показал, что в этот раз неполадки на центральной были не совсем обычными: Ральф оказался соединен с межконтинентальной линией. Наконец он уловил фразу:

– Pardon, monsieur, je ne comprends pas[1].

Ученый тотчас повернул маленький светящийся переводной диск, установив стрелку против надписи «Французский».

– Такая досада с этими неполадками на линии, – произнесла девушка теперь уже на безукоризненном английском языке и тут же спохватилась, что она не слишком любезна с этим приветливо улыбающимся мужчиной приятной наружности. – Но иногда центральной станции можно простить ее ошибки. Конечно, все зависит от великодушия и деликатности другой пострадавшей стороны, – добавила она.

Ее попытка смягчить тон, чуть приправленная кокетливостью, не осталась незамеченной Ральфом. Он поклонился в знак признательности.

Незнакомка приблизилась к экрану и с любопытством взглянула на открывшуюся перед ней лабораторию – одну из лучших в мире.

– Какое странное помещение! Что это? Где вы находитесь?

– В Нью-Йорке, – протянул в ответ Ральф.

– Это очень далеко отсюда, – сказала она весело. – А вы можете угадать, откуда я говорю?

– Пожалуй, могу, и довольно точно, – кивнул Ральф. – Во-первых, прежде чем я включил аппарат для перевода, вы говорили по-французски, так что надо полагать, вы француженка. Во-вторых, в вашей комнате горит лампа, а в Нью-Йорке сейчас только четыре часа пополудни. Вы в вечернем платье… У вас, очевидно, уже вечер, а так как часы на вашем камине показывают девять, я могу заключить, что вы находитесь во Франции, ведь нью-йоркское время опережает французское на пять часов.

– Толково, но не совсем верно. Я не француженка и живу не во Франции, а в западной Швейцарии – в моей родной стране. Вы, должно быть, знаете, что швейцарское время почти совпадает с французским.

И они оба засмеялись.

– Ваше лицо кажется мне знакомым, как будто я где-то вас видела, – внезапно прозвучали ее слова.

– Вполне возможно, – смутился Ральф. – Вы, вероятно, видели мою фотографию.

– До чего же я недогадлива! – воскликнула она. – Почему не узнала вас сразу!.. Ведь вы знаменитый американский изобретатель Ральф 124С 41+.

Ученый улыбнулся, а девушка продолжила:

– Ваша работа, несомненно, очень интересна. Как мне повезло, что я с вами познакомилась так необычно! Подумать только – знаменитый Ральф 124С 41+, который всегда избегает общества!.. – И после минутного колебания она вдруг решительно произнесла: – Вы не сочтете меня нескромной, если попрошу у вас автограф?

К своему удивлению, Ральф заметил, что ему понравилась эта просьба. Обычно он отвечал женщинам – охотницам за автографами вежливым отказом.

– С удовольствием, – сказал он. – Но хотелось бы, однако, узнать, кому я его даю.

– Вот как, – с некоторым смущением сказала она. – А для чего вам это нужно?

– Для того, – ответил Ральф со смелостью, удивившей его самого, – чтобы мне не пришлось потом разыскивать вас по всей Швейцарии.

– Хорошо… В таком случае, – проговорила она, краснея, – я, очевидно, должна назвать себя. Я Элис 212В 423, живу в Вентальпе.

Ральф подключил к своему телефоту телеавтограф, девушка сделала то же у себя. Когда оба прибора были соединены, ученый написал свое имя и увидел, как его подпись тут же появилась на аппарате в Швейцарии.

– Спасибо от всей души! – воскликнула Элис. – Как я горда, что получила ваш автограф! Ведь, насколько я знаю, вы впервые дарите его женщине, не так ли?

– Вы совершенно правы, и должен признаться, что для меня огромное удовольствие преподнести его именно вам.

– Как чудесно! – восторженно продолжала она, разглядывая автограф. – Мне еще никогда не приходилось видеть подлинной подписи с плюсом… Просто невероятно, что я вдруг сделалась обладательницей автографа одного из десяти…

Благоговение и восторг светились в ее темных глазах. Ральфу стало немного не по себе. Девушка почувствовала это и попыталась как-то оправдаться.

– С моей стороны просто бессовестно отнимать у вас время, – заговорила она снова. – Но видите ли, последние пять дней не с кем было словом перемолвиться и теперь до смерти хочется отвести душу.

– Продолжайте, пожалуйста, я слушаю вас с удовольствием. Почему вы одна?

– Дело в том, – объяснила она, – что мы с отцом живем на середине высоты горы Монте-Роза, и вот уже пять суток здесь бушует такая ужасная метель, что нашу виллу буквально засыпало снегом. И ни один воздухолет не смог приблизиться к ней. Я в жизни не видала ничего подобного! Мои отец и брат отправились в Париж, рассчитывая в тот же день вернуться, но в пути произошла авария и брат повредил коленную чашечку. Это заставило их задержаться вблизи Парижа, а здесь тем временем повалил снег. Телесвязь нарушилась – где-то в долине сошла лавина, и первый, с кем меня соединили за эти пять дней, были вы. Не возьму в толк, как это центральная соединила меня с Нью-Йорком. Прямо загадка!

– В самом деле, удивительно. А что с вашим радио?

– Обе мачты – силовая и передаточная – были сорваны одновременно, и я осталась вовсе без средств связи. Наконец мне с трудом удалось временно установить легкую магниевую силовую мачту; я вызвала телепередаточную станцию и просила снова направить сюда энергию, как вдруг оказалась соединенной с вами.

– Я так и подумал, что произошла какая-то авария, когда увидел в вашей комнате старомодный «Рэйдиаламп»[2], но не вполне уяснил себе, в чем дело. Вам стоит проверить энергию – полагаю, ее уже успели направить. Во всяком случае, люминор должен работать.

– Вы скорее всего правы, – ответила Элис и тут же громко и отчетливо скомандовала: – Люкс!

Чувствительный механизм детектофона люминора тотчас отозвался на ее приказание: комната наполнилась чудным холодным розоватым светом, исходящим от тонкого провода, протянутого под белым потолком вдоль четырех стен помещения.

Однако свет показался Элис слишком интенсивным, и она потребовала:

– Убавь яркость!

Механизм сработал и на этот раз: излучение проводов люминора ослабело, и комната погрузилась в приятный нежно-розовый сумрак.

– Теперь лучше, – улыбнулась девушка. – И калориферы стали нагреваться. Ведь я до костей промерзла! Только подумайте: пять дней без отопления! Право, я иногда завидую нашим предкам, которые, насколько мне известно, отапливали свои жилища печами, сжигая в них куски дерева или необычного черного камня.

– Да уж, попали вы в переделку! Просто ужасно оказаться отрезанной от всего мира, и это в наши дни, когда научились управлять погодой. Уникальный опыт, что ни говори. Но мне все же непонятно, что могло вызвать метель в середине лета?

– К сожалению, несколько месяцев назад губернатор нашего кантона не поладил с четырьмя инженерами погоды, и они объявили забастовку. Потребовали, чтобы власти значительно улучшили для них условия, а получив отказ, включили четыре метеобашни разом на максимальное повышение давления и скрылись, оставив ток высокого напряжения бесконтрольно излучаться со страшной скоростью. Это произошло вечером, а к полуночи весь наш кантон, окруженный четырьмя метеобашнями, был покрыт слоем снега толщиной в два дюйма. Эти инженеры специально установили на башнях дополнительные, обращенные вниз разрядники, с тем чтобы снег засыпал метеобашни. Они все предусмотрели. К башням нельзя было подойти в течение четырех дней. Наконец их пришлось разрушить при помощи энергии, направленной из сорока остальных метеобашен. Затрачено этой энергии было столько, что наши четыре башни расплавились и рухнули. Я полагаю, что скоро заработают запасные метеобашни и понизят давление в нашем кантоне. Но так как они расположены довольно далеко от нас, понадобится около суток, чтобы растопить снег и образовавшийся лед. Задача не из легких. Накопившийся в нашем кантоне снег вызовет метеорологические неполадки в примыкающих кантонах, так что с этих башен придется выправлять погодные условия не только у нас.

– Какое необычное происшествие! – проговорил Ральф.

Элис приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, как вдруг раздались удары электрического гонга. Такие сильные, что их звук долетел до лаборатории Ральфа – за четыре тысячи миль.

Выражение лица Элис мгновенно изменилось: только что весело блестевшие глаза наполнились ужасом.

– Что случилось? – встревоженно спросил Ральф.

– Лавина. Она только что стронулась и через пятнадцать минут доберется сюда. Что делать? О, что делать! Я беспомощна! Скажите, что мне делать?

Сознание ученого реагировало молниеносно.

– Отвечайте быстро! – воскликнул он. – Ваша силовая мачта на месте?

– Да, но разве это поможет?

– Не важно. Длина волны?

– 0,629.

– Частота?

– 491,211.

– Вы сможете ее направить?

– Смогу.

– А взять обломок вашей передаточной мачты длиной в шесть футов и прикрепить его к основанию силовой мачты?

– Конечно смогу, ведь мачта очень легкая, сделана из аломагния.

– Отлично. Действуйте быстро! Бегите на крышу, прикрепите к основанию силовой мачты обломок передаточной и направьте его концом к лавине. Затем поверните директоскоп точно на юго-запад, а антенну силовой мачты на северо-восток. Идите – остальное я беру на себя.

Ральф видел, как девушка повесила трубку и убежала от телефота. Он тотчас по стеклянным ступеням лестницы взобрался на верхнюю площадку и повернул установленную там большую антенну на юго-запад.

Затем ученый настраивал директоскоп, пока не зазвонил миниатюрный звонок. По этому сигналу он определил, что прибор отрегулирован в унисон с аппаратом в далекой Швейцарии – стрелка директоскопа повернулась точно на северо-восток.

– Ну что ж, пока все идет нормально, – проговорил он с удовлетворением. – Пора пускать ток!

Ральф бегом спустился в лабораторию и повернул рубильник. Затем ногой перекинул другой и одновременно руками в резиновых перчатках крепко зажал уши. Раздался ужасающий вой, потрясший все здание. Это голосила сирена на крыше дома, ее можно было услышать в радиусе шестидесяти миль. Она предупреждала население о необходимости держаться подальше от больших металлических конструкций или по крайней мере изолироваться от контактов с металлами.

Ральф включал сирену дважды по десять секунд, предупреждая этим, что будет направлять ультраэнергию в продолжение двадцати минут и что в это время необходимо соблюдать осторожность.

Не успела отзвучать сирена, как Ральф увидел в телефоте Элис. Она показывала знаками, что выполнила его инструкции.

Он крикнул девушке, чтобы изолировалась, и она тотчас забралась с ногами на высокий стеклянный стул. Сидела мертвенно бледная, не смея шелохнуться. Ральф видел, как Элис зажала уши руками, чтобы не слышать грохота приближающейся лавины.

Ученый снова поднялся на верхнюю площадку и стал вращать большой стеклянный штурвал, чья ось была соединена с ультрагенератором.

Ральф взглянул на часы. С того момента, когда он услышал гонг, прошло ровно девять минут. По его губам скользнула холодная улыбка: он знал, что не опоздал.

При первых же поворотах штурвала раздался оглушительный рев. Словно миллионы чертей вырвались на волю. Повсюду запрыгали искры. Мелкие металлические части, не заключенные в свинцовые кожухи, расплавились. Из предметов с острыми гранями вынырнули длинные языки голубого пламени, тогда как все закругленное окуталось белым сиянием, похожим на ореол. Железные части настолько намагнитились, что те, которые помельче, перелетали между крупными, от одной к другой. Цепочка часов раскалилась так сильно, что пришлось отбросить ее вместе с часами.

Ральф продолжал крутить штурвал. Рев усилился, и чтобы он не терзал барабанные перепонки, ученый был вынужден надеть резиновые наушники-присоски. Дальнейшее вращение штурвала повысило тон ультрагенератора до частоты, соответствовавшей собственной частоте колебаний здания, построенного из стилония, новейшего заменителя стали.

И вдруг все здание «запело» на такой пронзительной ноте, что можно было услышать за двадцать миль.

Ему вторило другое здание, обладающее такой же собственной частотой. Так один камертон заставляет на расстоянии звучать другой, созвучный ему.

Но вот еще несколько поворотов штурвала – и «пение» прекратилось. Зато теперь генератор издавал все более резкие, все более высокие звуки, пока этот визг не сделался непереносимым.

Внезапно шум прекратился.

Частота колебаний перешла за двадцать тысяч герц, то есть за предел, выше которого человеческий слух перестает воспринимать любые звуки.

Ральф повернул штурвал еще на несколько делений и остановился. В наступившей тишине было слышно только, как сталкиваются на лету металлические детали да шипит пламя, исходящее от острых предметов. Даже мириады искр вокруг вспыхивали бесшумно.

Ральф посмотрел на часы. С первого удара гонга прошло ровно десять минут.

Он повернул колесо еще на деление, и комната мгновенно погрузилась во мрак.

Для того, кто не был знаком с потрясающей силой, которой распоряжался Ральф 124С 41+, но у кого хватило бы смелости, обезопасив себя изоляцией, понаблюдать с соседней крыши за лабораторией ученого, открылось бы необычайное зрелище.

Едва Ральф пустил энергию ультрагенератора в антенну, как она начала метать свистящие языки пламени в юго-западном направлении.

По мере того как Ральф увеличивал мощность генератора, длина языков росла и шипение становилось все громче. Массивные иридиевые провода большой антенны нагрелись докрасна, затем стали желтыми, потом ослепительно белыми, и наконец добела накалилась вся мачта. Свист вырывающегося пламени сделался невыносимым и вдруг прекратился, а вся окружающая местность погрузилась в темноту – такую кромешную еще никому не приходилось видеть. Нельзя было различить руку, поднесенную к глазам. Точно так же исчезла из виду и антенна, хотя наблюдатель по-прежнему ощущал бы, как она излучает могучую энергию.

Что же произошло? Антенна на крыше лаборатории стала давать особо мощное излучение, которое влияло на эфир примерно так же, как воздействует на атмосферу вакуумный насос.

Антенна так быстро притянула к себе эфир, содержавшийся в радиусе порядка сорока миль, что вновь заполниться им с достаточной скоростью эта область не смогла.

Поскольку прохождение световых волн в пространстве обусловливается наличием эфира, вся территория, на которую распространилось действие антенны, окуталась мглой.

Наблюдателю, никогда не бывавшему в безэфирной яме, в так называемом отрицательном вихре, довелось бы в течение следующих двадцати минут испытать необычайные ощущения.

Хорошо известно, что тепловые волны не могут распространяться без посредства эфира, точно так же как голос звонка, помещенного в вакуум, не будет слышен, потому что звуковые волны не могут распространяться без своего носителя – воздуха.

Тотчас по наступлении темноты наблюдателем овладели бы оцепенение и вялость.

Его организм, оказавшийся в отрицательном поле, мгновенно перестал бы стареть, так как всякое горение и переваривание происходит только при наличии эфира. Этот человек больше не ощущал бы ни тепла, ни холода. Курительная трубка, которую он считал до этого момента горячей, теперь не казалась бы ему ни теплой, ни холодной. Тело не могло бы зябнуть, потому что прекратилась бы отдача тепла атмосфере. Даже если бы человек сидел на льдине, его тело не остыло бы, так как без эфира тепловое излучение не может передаваться от одного атома другому.

Наш воображаемый наблюдатель на крыше несомненно вспомнил бы, что смерч в своем эпицентре создает частичный вакуум и человеку, угодившему туда, покажется, будто из его легких внезапно выкачали весь воздух. Он мог бы вспомнить и рассказы о безвоздушных ямах, где нет ничего, кроме эфира (обусловливающего прохождение света). Здесь же, в отрицательном вихре, имело место обратное явление: человек продолжал слышать и дышать, потому что эфир не влияет на эти функции, но лишался зрительных ощущений, а также осязания тепла и холода, поскольку не было посредника, через который все это могло бы проникнуть в эфирный вакуум[3].

Отец Элис, узнав о забастовке инженеров метеобашен, тотчас подумал о тяжелом положении дочери и поспешил вылететь из Парижа на своем воздухолете. Он развил предельную скорость, как будто инстинктивно чувствовал надвигающуюся катастрофу. Когда наконец по курсу показалась вилла, кровь застыла у него в жилах: по склону горы прямо на дом, в котором находилась его дочь, низвергалась огромная лавина.

Уже явственно доносился жуткий грохот обвала, сметающего все на своем пути. Отец Элис с ужасом осознал собственное бессилие: даже если он вовремя долетит до виллы, все равно уже ничем не поможет – там ждет верная гибель! Он обречен стать зрителем трагедии, которая неминуемо разыграется через какое-то мгновение.

И в эту минуту произошло то, что представилось обезумевшему от ужаса человеку чудом.

Его взгляд случайно упал на силовую мачту на крыше дома: иридиевые провода антенны, направленные на северо-восток, внезапно сделались красными, затем желтыми… А чуть позже Ральф обнаружил, что началось мощное эфирное возмущение – от всех металлических частях воздухолета отскакивали искры. Он снова взглянул на антенну и увидел обломок передаточной мачты, вероятно, случайно упавший к подножию силовой антенны. Обломок лежал точно в направлении лавины, выбрасывая гигантские языки пламени. Они становились все длиннее и длиннее, издавая все более пронзительные звуки. Огонь на конце обломка напоминал громадную струю воды, бьющую из брандспойта под мощным давлением.

Эта струя имела длину порядка пятисот ярдов и диаметр около пятнадцати футов. Дальше пламя разбрасывалось веером. Отец Элис заметил, что не только обломок передаточной мачты, но и силовая антенна накалены добела, и это говорило об огромной энергии, направленной туда. Между тем лавина уже почти достигла зоны бушевавшего пламени.

И тут произошло невероятное. Едва снег соприкоснулся с пламенем, он начал стремительно таять. Жар был такой, что, пожалуй, и айсберг моментально превратился бы в воду. Огромная белая глыба превратилась в поток кипящей воды и клубы пара.

По склону горы побежали горячие ручьи – вот и все, что осталось от грозной лавины. Причиненные ею разрушения оказались незначительны.

После того как был ликвидирован обвал, излучение антенны стало слабеть, а через несколько минут пламя и вовсе исчезло.

За четыре тысячи миль от швейцарской виллы, в Нью-Йорке, Ральф 124С 41+ выключил ультрагенератор.

Он спустился по стеклянной лестнице, подошел к телефоту и увидел Элис, стоявшую у своего аппарата.

Девушка смотрела на Ральфа, улыбающегося ей с экрана. Охваченная радостным волнением, Элис силилась что-то сказать, но ей изменил дар речи.

– Опасность миновала, – добрался наконец до Ральфа ее дрожащий голос. – Что вы сделали с лавиной? – Она изо всех сил старалась говорить внятно.

– Я ее растопил.

– Растопили! – Это прозвучало как эхо. – Я не…

Она не успела договорить: дверь с шумом распахнулась и в комнату вбежал трясущийся от пережитого ужаса пожилой мужчина. Элис бросилась в его объятия.