Ральф 124С41+

В Соединенных Штатах пользовались только бумажными деньгами. В продолжение известного периода банкноты достоинством в один доллар были самой мелкой денежной единицей, но потом выпускались банкноты в пятьдесят центов, двадцать пять, десять, пять и один цент. Вскоре обнаружилось, что бумажные деньги размером с почтовую марку неудобны для пользования, и их стали печатать целыми лентами, какими мы расплачиваемся и ныне.

Лента, простроченная дырочками, разделяющими купюры, которую вы вытягиваете из маленькой металлической коробки, это по существу то же, что прежние бумажные деньги. Покупая теперь что-нибудь на пятьдесят центов, вы отрываете от ленты нужное количество десятицентовых марок и тем самым прибегаете к старой системе.

Однако подлинная денежная система строится на доверии. В наше время ни на чем другом ее не построишь, ведь драгоценных металлов больше нет. Девяносто пять лет тому назад, когда француз Р865+ нашел способ изготовления драгоценных металлов, пробил последний час старой денежной системы. Кто угодно может теперь получить золото или серебро дешевле, чем стоило в былые времена выплавить железо. Таким образом, если прежде на банкноте в сто долларов было написано, что вы можете ее обменять на равноценное количество золота, то казначейство действительно выдало бы вам за него четыре золотые монеты двадцатипятидолларового достоинства, но после упомянутого изобретения они не стоили и пары центов! Чего же стоила в таком случае и сама стодолларовая бумажка[11]?

Открытие Р865+ не вызвало ни паники, ни даже замешательства. Будь оно совершено несколько веков назад, привело бы к потрясениям, но с ходом прогресса и развитием знаний в мире все стали понимать, что торговля и экономика основаны на доверии.

В мире есть только одна подлинная ценность – человеческий труд. Вы всему найдете замену, кроме человеческого труда – его заменить нечем. Поэтому современная экономическая структура целиком зиждется на человеческом труде.

В XIX столетии, когда вошел в употребление банковый чек, он произвел радикальный переворот в денежной системе. Люди, вместо того чтобы платить друг другу металлическими деньгами или банкнотами, стали заменять их подписанной бумажкой – денежным чеком. Миллиарды долларов переходили из рук в руки посредством листков, на которых стояла подпись, и банки оплачивали их предъявителю. Один счет кредитовался, тогда как другой дебетовался на эту же сумму. Человек, подписавший чек, и тот, на чье имя он был выписан, фактически не передавали друг другу деньги, как не делали этого и банки, принимавшие чек. Другими словами, вся система чеков основывалась на доверии. Вы получали от человека, задолжавшего вам сто долларов, чек на эту сумму. Этот чек вы спокойно брали, зная, что у должника сто долларов лежат в банке, потому что, не будь их, он едва ли стал бы выписывать чек. Вы в свою очередь посылали этот чек в свой банк, который получал означенную сумму в банке вашего должника. Во всех таких процедурах деньги фактически не участвовали. Это были с начала и до конца кредитные операции.

Вот почему, когда Р865+ открыл синтез металлов, положение нисколько не изменилось. Хотя денежные резервы государства в золоте и драгоценных металлах утратили свою ценность, народ полагал, что правительство способно тем или иным путем выполнить свои обязательства и что благополучие страны зиждется не только на стоимости металлов. Кроме того, было общеизвестно, что ни одно государство в мире не способно рассчитаться золотыми и серебряными монетами по всем своим обязательствам.

Поэтому, когда золото и серебро практически утратили свою ценность, ничего не изменилось: монеты как таковые были уже давно вытеснены практикой расчетов чеками, и даже бумажные деньги вышли из употребления.

Но, обесценивая так называемые драгметаллы, правительства заменили их другими эквивалентами. Начали с того, что установили твердые цены на недвижимое имущество – земельные участки, жилые дома, производственные предприятия и так далее. Оценка производилась по нескольку раз в год, и всем владельцам недвижимости выдавался «государственный сертификат ценности». Например, доходный дом стоимостью в пятьдесят тысяч долларов переоценивался государством три или четыре раза в год, а иногда и чаще, и его владельцу выдавался сертификат; владелец передавал его своему банку, который тотчас кредитовал предъявителя на часть этой суммы. Скажем, вы захотели продать свою собственность другу за пятьдесят тысяч долларов или дороже; взяв у него чек, вы потребуете у своего банка возвращения вам первоначального документа и передадите его покупщику. В описанном случае банк кредитует вас на сумму чека вашего друга, а друг сделается владельцем собственности.

Приведенный мною пример не совсем удачен, потому что вы не могли бы получить от банка полную оценочную стоимость собственности, переходящей из рук в руки. Банк, за некоторыми исключениями, авансирует около семидесяти процентов. Между прочим, это нисколько не отличается от практики наших предков: в старые времена подобная сделка называлась ипотекой. Существенная разница заключается в том, что теперь оценка собственности производится государством и что эта оценка считается окончательной. Этим путем стремятся стабилизировать недвижимость и оценку собственности.

Товары и сегодня покупают и продают совершенно так же, как сотни лет назад, – посредством чеков. Это относится ко всем видам ценностей, включая и труд. Зарплата выдается чеками. Рабочий волен внести чек на свой счет в банке или непосредственно расплатиться им с бакалейщиком или портным, причем разницу он может получить обратно чеком или в бумажных ленточных деньгах.

Небольшое количество ленточных денег и банкнот, находящихся по сей день в обращении, обеспечивается не золотом, а облигациями на недвижимость и другим материальным имуществом.

– Но, – спросила Элис, – если бы вдруг возникла паника, как это описывается в старых книгах, и все одновременно обратились в банк за своими вкладами, что произошло бы?

– Ничего, – уверенно ответил Ральф. – Абсолютно ничего. Предположим на минуту, что «паника», как вы это называете, действительно начнется. Но, во-первых, что могло бы ее вызвать? Для нее нет оснований, поскольку в наше время никому в голову не придет бежать в банк и требовать возвращения своих денег. Ведь их нет, они не существуют. Заметьте, что все банки находятся под государственным контролем, и если бы один из них прогорел, чего не случалось в последние четыреста лет, то государство взяло бы на себя платежи. Если бы в одно прекрасное утро все граждане страны потребовали возвращения своих вкладов, банки попросту выписали бы каждому владельцу чек на соответствующую сумму. Однако чеком не позавтракаешь и не пообедаешь. Перед каждым встала бы альтернатива: либо возвратить банку чек и снова открыть счет, либо обменять его на товары. Иными словами, через двадцать четыре часа после всеобщего наплыва клиентов в банки все пришло бы в исходное состояние и выписанные банком чеки вернулись бы в него. Поскольку банки не обязаны производить платежи клиентам в монетах или банкнотах, а должны по закону выдавать чеки, нет причины, которая заставила бы вкладчика потребовать выдачи своего вклада только для того, чтобы получить чек.

– Но ведь может случиться, – сказала Элис, – что вы превысите свой кредит в банке и выпишете чек на сумму больше вашего вклада? Что произойдет тогда?

– Думаю, вы способны ответить на этот вопрос не хуже меня. Поступить так – значит совершить уголовное преступление, которое, кстати, повредит вам самой. Такой проступок, совершенный впервые, повлечет за собой предупреждение. Его повторение вызовет вторичное, но уже более строгое предупреждение, а на третий раз последует тюремное заключение. Предполагается, что первые два раза вы могли ошибиться, однако в третий раз на это уже не сошлешься. К тому же ваш счет будет изъят из всех банков и вас лишат права открыть новый в продолжение десяти лет. На чеках, как вам известно, помимо подписи ставятся отпечатки пальцев. Благодаря этому эксперты смогут установить, что вы нарушили запрет. Вот почему никто не злоупотребляет своим правом выдавать чеки и не выписывает из банка больше, чем у него есть на счету.

* * *

Через несколько дней Ральф свозил Элис на одно из крупных промышленных предприятий, изготовляющих одежду. Они посетили Пенсильванию, где находились все крупные фабрики по выработке искусственного шелка, хлопчатобумажной ткани и шерсти. Ральф рассказал ей, что еще в XX веке промышленность окончательно перешла на производство шелка из древесины и химических веществ. Уже тогда его называли искусственным шелком. Но только в последние сто лет удалось получить искусственное хлопковое волокно и шерсть из тех же материалов. Следует указать, что по качеству они превосходят натуральные хлопок и шерсть.

В огромных фабричных цехах стояли гигантские чаны, в которых сырые материалы варились и обрабатывались химикалиями, потом масса продавливалась сквозь микроскопические отверстия и образовавшиеся нити наматывались на громадные бобины. Мотки пряжи отправлялись на ткацкие и прядильные фабрики.

Особый интерес представлял новый вид ткани, более легкой, чем хлопчатобумажные или шерстяные, но одновременно более прохладной летом и теплой зимой. Этот материал был изготовлен из пробки. Ее сначала превращали в порошок, а затем обрабатывали химикатами. Гидравлическим способом производилась довольно толстая нитка, обладавшая всеми достоинствами пробки и ни одним из ее недостатков. Ткань из пробковых нитей обладала прочностью и легкостью, была бархатисто-мягкой на ощупь и, являясь плохим проводником тепла, защищала тело от жары летом и от холода зимой.

Путем комбинации шелковых и пробковых нитей был получен совершенно новый материал, наделенный всеми качествами шелка и пробки.

8

Угроза плаща-невидимки

С пенсильванских фабрик воздухолет уносил своих пассажиров на большой скорости. Очень скоро он опустился на одну из высоких посадочных площадок Нью-Йорка. Ральф провел Элис вниз и предложил покататься на роллерах: до дому недалеко, объяснил он с улыбкой, и небольшой моцион будет только полезен перед обедом.

Они уже приближались к дому, когда Ральф услышал тихий свист позади. Он дважды оглянулся, но никого не увидел: улица в этот час, около полудня, была пустынна.

Однако свист не прекращался и вроде даже приблизился; как будто их преследовало назойливое насекомое.

Элис, похоже, ничего не услышала или приняла этот странный звук за один из обычных уличных шумов. Она продолжала оживленно щебетать, что придавало ей особое очарование, и даже не замечала, что озабоченный Ральф не отвечает.

Окончательно удостоверившись в том, что вокруг нет ничего, способного производить докучливый звук, Ральф недоумевал: из какого невидимого источника он исходит и что бы это могло означать?

Для ученого, привыкшего объяснять необъяснимое, в этом звуке было что-то подозрительное, даже угрожающее…

Ральф снова внимательно осмотрел улицу, как вдруг услышал приглушенный крик спутницы. Он мгновенно обернулся и… никого не увидел! Он один на пустынной улице!..

Не веря глазам, Ральф в панике озирался. Он был слишком ошеломлен невероятным исчезновением, чтобы рассуждать хладнокровно.

Над ним в безоблачном небе сияло солнце, справа и слева уходила вдаль улица. Только теперь Ральф обратил внимание на воцарившуюся кругом тишину, на мертвый покой. Вместе с Элис исчез и таинственный звук.

Ученый внезапно постиг размеры обрушившейся на него катастрофы, и им овладело состояние, близкое к отчаянию. Грозившую ему лично опасность Ральф мог бы встретить со спокойным мужеством храброго человека, но этот неожиданный удар неизвестного врага, обрушившийся на девушку, ставшую столь близкой и дорогой его сердцу, наполнил его холодным ужасом. Какое-то мгновение он чувствовал себя скованным и беспомощным.

Элис в беде, он оказался недостаточно бдительным… Но сейчас не время себя упрекать! Надо действовать, причем немедленно – это главное!

В его мозгу вихрем завертелись мысли о радиоволнах высокой частоты, о рентгеновских лучах, о Фернанде…

– Фернанд! – громко воскликнул ученый, и этот возглас вернул ему способность мыслить логически.

Он помчался к дому и через несколько минут оказался в своей лаборатории. Его мозг беспрерывно работал над разрешением важнейшей задачи, какая прежде никогда не стояла перед ним.

Эксперименты с ультракороткими волнами убедили Ральфа в том, что можно добиться полной прозрачности любого предмета, если придать ему частоту колебаний, равную частоте света. Эту теорию Ральф хорошо знал, и ему случалось временами к ней обращаться – но только не практически[12]. Ученый понял, что за аппарат был в руках человека, похитившего Элис. Зная, что оперативно-розыскная информация передается за тысячи миль в считаные секунды, злоумышленник будет первое время прятать девушку, чтобы ее кто-нибудь не увидел и не опознал. Все это мгновенно пронеслось у Ральфа в голове, пока он собирал обнаружитель, состоящий из переносной антенны и небольшого ящика с радиоприборами и парой головных телефонов.

Вращая антенну, можно определить, откуда идут волны. За десять минут Ральф смонтировал аппарат и стал поворачивать антенну; наконец в наушниках раздался глухой рев. Ученый знал, что его производит аппарат, делающий твердые тела светопроницаемыми. Не теряя ни секунды, с обнаружителем в руках, в сопровождении двух ассистентов он выехал из своего дома на роллерах.

Началась погоня. Едва сократилась дистанция до похитителя, как звук в наушниках усилился. Преследователи мчались по Бродвею, по тротуару, очищенному для них полицией, которую Ральф успел предупредить. Все нарастающий шум в телефонах ясно говорил о том, что движутся мчатся по верному следу.

Расстояние между Ральфом и похитителем сокращалось благодаря тому, что наземная и воздушная полиция расчищала для ученого путь громкими сиренами, тогда как злоумышленнику с его добычей приходилось пробираться сквозь толпу.

Вскоре Ральф и его товарищи добрались до узкой улицы на окраине города.

Звук в наушниках сделался очень громким; цель была явно близка. Однако именно эта близость создала проблему – громкость шума не позволяла точно установить местонахождение похитителя и девушки. Тщетно поворачивал ученый антенну во все стороны, стараясь определить, откуда исходит более сильный звук. На минуту он замер, как замирает на следу гончая, сбитая с толку хитрой уловкой лисы. Ральф ждал того, что должно было неминуемо произойти – следующего хода преследуемого человека.

И вот оно произошло – в наушниках послышались более низкие последовательно чередующиеся звуки, давшие ученому с его натренированным слухом необходимую подсказку. С ликующим криком Ральф устремился к двери небольшого магазина.

Это вторжение настолько изумило хозяина, что он лишился дара речи. С ужасом бедняга смотрел, как Ральф и его ассистенты торопливо обшаривают все закоулки помещения.

– Стойте, стойте, парни! – наконец удалось ему выговорить. – Что вы делаете? Что вам нужно? Сейчас что-нибудь заденете и разобьете… Так и есть!.. Началось!

В этот миг Ральф бросился к манекену, опрокинул его и схватил что-то невидимое, но плотное и теплое. Оно встрепенулось от его прикосновения, съежилось и выскользнуло из рук.

Хозяин бросился поднимать манекен, но остановился, ошеломленно разинув рот. Руки Ральфа в момент прикосновения будто растаяли. Но в следующее мгновение они вновь обрели видимость – ученый подтянул к себе и вывел из сферы действия ультракоротких волн Элис, связанную и с кляпом во рту.

Все ее увидели, едва она оказалась за пределами действия лучей. На голове и плечах у девушки был мешок, руки туго прижаты веревкой к бокам. Однако ноги с прикрепленными к ним роллерами связаны не были – похитители сочли, что девушка и так полностью лишена возможности сопротивляться.

Едва Ральф развязал Элис руки, снял мешок и вынул кляп, она бессильно поникла и упала бы, и если бы ученый ее не поддержал.

– Ох… – чуть слышно прошептала девушка. – Что случилось? Где вы были?

– Воды! – выкрикнул Ральф.

Дрожа от страха, торговец устремился к прилавку с резвостью, какой нельзя было предположить при его тучности. Он швырнул в угол пучок цветов и торжественно подал Ральфу вазу с мутной водой. При этом так тяжело дышал, словно только что состязался в беге.

– Я просил воды, а не помоев! – прорычал Ральф, растирая горячими ладонями холодные пальцы девушки.

– Разве это не вода? – опешил торговец, глядя в лицо с гневно сдвинутыми бровями.

– Благодарю вас, – проговорила слабым голосом Элис, пытаясь высвободить руки. – Мне уже лучше. Просто закружилась голова, но теперь проходит.

На бледных щеках появилась краска; девушка выпрямилась, смущенно отворачивая лицо и инстинктивно трогая руками прическу в извечном жесте, присущем женщинам, когда они не находят, что сказать.

Тем временем помощники тщательно обыскивали место, где была найдена девушка. Как только у них исчезли руки, они поняли, что ультраволновая машинка где-то здесь. Ральф велел облить машинку водой; тотчас она перестала работать и сделалась видимой.

Убедившись, что Элис невредима и благополучно приходит в себя после пережитого, ученый тщательно обследовал прибор. Конструкция оказалась очень сложной и совершенно ему неизвестной. По мере ознакомления с аппаратом Ральф все больше склонялся к мысли, что эта вещь изобретена не на Земле. Вероятно, она придумана и изготовлена марсианином. Не было сомнения, что это работа подлинного ученого, настоящего гиганта мысли.

Но как же этот прибор оказался в руках у Фернанда? Было ясно: негодяй готов пойти на все, чтобы девушка принадлежала ему. Разве он не угрожал ей раньше? Судя по тому, с каким изощренным коварством он действует, это не мелкий преступник, не тот враг, которым можно пренебречь. Это соперник, способный потягаться с Ральфом.

Пока продолжался осмотр машинки, ученый убедился, что Элис окончательно оправилась. Она слушала хозяина магазина, который излагал свою версию события, и если фактов в ней было немного, то фантазии, подогретой величайшим вниманием девушки и сочувственным взглядом ее темных глаз, хватало с избытком.

– …Отворилась передо мной, – говорил он, когда подошел Ральф, – словно ее распахнули невидимые руки. И этот ужасный шум – трудно его описать, он похож на… на… – Тут торговец заметил ультраволновой прибор. – Ага, точно: на звук большой машины. И я себе говорю… Да, я себе говорю: происходит что-то странное, дружище, очень-очень странное, так что гляди в оба – может, потом пригодится. Право, было у меня предчувствие, будто заваривается что-то неладное…

На самом же деле хозяину показалось, что дверь распахнул ветер, а звук машины он принял за жужжание пчелы, этим же ветром загнанной в помещение.

– А потом еще этот черный человек, – продолжал свой рассказ торговец. – Напугал меня до смерти!

– Что за человек? Какой он из себя? – набросился на него Ральф.

– Вот это меня и занимает, – ответил хозяин магазина, раздуваясь от осознания важности имеющихся у него сведений. – Забавно: нас с вами интересует одно и то же!

– Очень даже забавно! – сказал ученый с иронией, оставшейся незамеченной. – Вы не могли бы описать его? Когда увидели незнакомца, при каких обстоятельствах?

Хозяин засунул руки в карманы и стал раскачиваться на каблуках. Он обводил свою аудиторию многозначительным взглядом, как человек, собирающийся выдать свой секрет, но не сразу, а когда ему заблагорассудится.

Наконец торговец заговорил:

– Он был черный. Черный с головы до ног…

– Так-так, – нетерпеливо перебил его Ральф. – Это мы слышали. Не попробуете ли сообщить что-нибудь определенное? Ну, например, какое у него лицо? Нос, глаза?

– Все черное, – последовал ответ.

– Все?! – воскликнул Ральф.

– Конечно! Оно же под черной маской, – самодовольно произнес явно не слишком сообразительный собеседник. – Этот тип возник у меня перед глазами, точно из воздуха соткался, в черном с головы до ног, и вылетел из моего магазина, словно подхваченный ураганом.

– Вы пытались задержать его?

– Уж не сомневайтесь! Я так на него посмотрел, что он век не забудет. Я стоял вот на этом самом месте и глядел на него вот так…

И торговец скорчил такую гримасу, что один из ассистентов Ральфа с усмешкой произнес:

– Просто чудо, что этот тип не упал замертво.

– Что вы хотите этим сказать? – насторожился владелец магазина.

– Просто удивляюсь, как это неизвестный не брякнулся в обморок от ужаса. Я бы уж точно не устоял. Вот сейчас на вас гляжу, и ноги подламываются.

Элис, еле сдерживая смех, что-то пробормотала насчет свежего воздуха и выехала на улицу.

Ральф, с трудом сохраняя серьезность, приказал ассистентам отвезти ультраволновую машинку в лабораторию для более тщательного изучения.

По пути к дому ученый и девушка молчали. Оба сознавали: хотя на этот раз беда миновала, угроза не устранена и может последовать новое нападение.

Чуть поколебавшись, Элис протянула руку:

– У меня есть неоспоримое доказательство, что это был Фернанд.

На ее ладони лежало тонкой резьбы сердечко из прозрачного зеленоватого материала. Украшение носилось на цепочке, от которой осталось лишь несколько звеньев.

– Что это? – спросил Ральф.

– Амулет, с которым Фернанд никогда не расставался. Как-то раз показал его мне. Очень им дорожил. Я его нашла на полу в магазине, возле дверей.

– Несомненно, машинку Фернанд получил с Марса, – озабоченно произнес он. – Располагая подобными средствами, он может предпринять что угодно.

9

Победа над силой тяготения

На следующий день Элис и ее отец были приглашены в лабораторию, где Ральф собирался познакомить их со своими последними открытиями. Гости застали ученого за письменным столом – он произносил научные формулы, глядя в пустоту перед собой.

– Вы, должно быть, используете метод моего похитителя, – сказала Элис, входя в помещение. – Диктуете секретарю-невидимке?

– Все гораздо проще, – ответил Ральф.

Пожелав гостям доброго утра, ученый стал объяснять им новое изобретение.

– Как вы знаете, развитие письменности шло медленно и трудно. Наши далекие предки тысячи лет назад высекали знаки на камнях. Позднее египтяне, стоявшие на более высокой ступени цивилизации, писали на папирусе. Еще позднее, с появлением бумаги и чернил, обмен письменными сообщениями значительно усовершенствовался и при этом упростился. Наконец, относительно недавно была создана пишущая машинка.

Однако эти способы обладают существенным недостатком. Любую запись легко фальсифицировать. Несмотря на наличие экспертов по почеркам, в прежние времена очень часто подделывалась подпись на таком важном документе, как завещание, и экспертам приходилось решать сложную задачу: подлинная она или поддельная? Но и специалисты далеко не всегда могли дать правильное заключение.

Мне часто приходило в голову, нельзя ли использовать в качестве документа человеческий голос, если запечатлеть его методом, отличным от фонографического, открытого в двадцатом веке. Тот метод давал возможность человеку высказать громко перед фонографом последнюю волю, но процедура была громоздкой и редко применялась из-за своей дороговизны. Кроме того, размножение устного текста наталкивалось на большие трудности. К этому следует добавить, что диски или валики с записью изготавливались из хрупкого материала, их легко было сломать – нечаянно или намеренно.

Я, как видите, использую фонетический метод, практически исключающий возможность подделки. Взгляните, как работает аппарат.

Ральф вернулся за стол и заговорил. Перед ним стоял напоминающий прежние пишущие машинки аппарат, однако без клавиш. Он имел несколько циферблатов и кнопок. Из верхней его части, по мере того как велась диктовка, медленно выдвигался лист бумаги. Умолкнув, Ральф нажал кнопку, и аппарат выбросил бумагу на стол. Она была покрыта линиями странного вида, похожими на запись сейсмографа, регистрирующего дрожь земли, – тонкими параллельными полосами, состоящими из волн разных размеров, от совсем крошечных до высоких, длинных горбов. Весь лист был заполнен такими волнами, нанесенными несмываемыми чернилами. Ученый показал его Элис и продолжил свои объяснения.

– Страница, которую вы держите в руках, в точности воспроизводит мою речь. А ведь как не бывает двух совершенно одинаковых отпечатков пальцев, так не найти и двух полностью идентичных голосов. Каждый голос имеет свойственную ему одному окраску, обусловленную обертонами, разными у разных людей. Специалистам не составляет труда различать эти индивидуальные особенности произношения: интонации, манеру говорить, тембр и множество других признаков.

Предположим, у меня за всю жизнь накопится большое количество таких записей. Волны, нанесенные на эту бумагу, имеют отличительные признаки, свойственные мне одному. Вот, например, молитва «Отче наш», прочитанная двумя разными людьми в моей лаборатории. У этих людей очень похожие голоса, и все же легко заметить огромную разницу между записями. На одном листе линии как бы толще, они изгибаются совсем иначе, чем на другом.