Ральф 124С41+

Их состояние было удовлетворительным, зато изменения, медленно, но неуклонно происходившие в дыхательных органах, будучи обнаружены ученым, сильно его встревожили. Природа некоторых из них была для него непонятна. Напрашивалось предположение, что это результат применения армагатола, но отказаться от этого газа Ральф не мог, поскольку не располагал необходимыми химикалиями для создания живительного пермагатола.

Нескончаемо тянулись дни ожидания, и уныние все крепло, тогда как надежда на воскрешение нареченной слабела и тускнела. Впервые с тех пор, как ученый покинул Землю, с ним приключился приступ космической болезни.

Это одно из самых неприятных ощущений, какие может испытывать человек. Не все подвержены космической болезни, чьи приступы донимают жертву двое суток, после чего никогда не повторяются.

На Земле тяготение оказывает известное давление и на мозг. В космическом пространстве, где практически отсутствует гравитация, это давление исчезает. Без него мозг слегка расширяется во всех направлениях, подобно тому как воздушный шар утрачивает свою грушевидную форму и становится круглым, когда аэронавт спрыгивает, чтобы спуститься на парашюте.

Расширение мозга вызывает пространственную болезнь. Ее первый признак – черная меланхолия и уныние, а далее следует мучительная тоска по Земле. На этой стадии человек испытывает чрезвычайные нравственные мучения, отражающиеся на зрительных нервах: он видит все перевернутым вверх ногами, словно глядит через линзу. Необходимо принимать большие дозы силтагола, чтобы предупредить возникновение мозговой горячки.

Через двое суток болезнь прошла, однако не бесследно: Ральф испытывал физическую слабость и разбитость, сопровождаемые приступами депрессии. В такие минуты его страшила окружавшая бездна – ее неизмеримость словно давила всей своей тяжестью. Окружавшая космолет нерушимая тишина тоже действовала угнетающе. Все вокруг казалось мертвым – таким же мертвым, как это неподвижное девичье тело, когда-то очень давно, как теперь казалось Ральфу, страстно любимое им.

Чудилось, что сама природа мстит ему за дерзкое вторжение в ее владения. Он осмелился посягнуть на законы жизни и смерти, меняя их по своему произволу, и вот наступило возмездие: живая смерть, прикованная к живому мертвецу.

В такие минуты ему приходилось бороться с безумным страхом и отчаянием.

В промежутках между этими припадками Ральфа охватывала летаргия – он часами сидел неподвижно, устремив взор в одну точку. С ввалившимися потухшими глазами, исхудалый и апатичный, он скорее походил на помешанного, чем на человека в здравом рассудке.

И все же титаническая сила воли проснулась в ученом, когда космолет оказался в сорока восьми часах пути от Земли. Ральф стряхнул с себя летаргию и подготовился морально и физически к последней битве за жизнь Элис.

Он уже достаточно приблизился к Земле, чтобы воспользоваться радиоаппаратурой. Наладив связь со своей лабораторией, Ральф ежечасно вызывал ассистентов и четко диктовал необходимые указания. Вскоре ученый удостоверился в том, что все подготовлено для операции.

Космолет опустился на верхнюю площадку башни спустя шестьдесят девять дней после своего вылета. На Ральфа произвело сильное впечатление то обстоятельство, что в городе были приспущены флаги на мачтах. Не было и обычного оживления. Движение на улицах приостановилось, воздухолеты не бороздили небо. После прибытия Ральфа вся деловая жизнь замерла на десять минут. Так город выражал ему свое искреннее сочувствие.

В считаные минуты Элис перенесли на операционный стол в лаборатории Ральфа, и 16К 5+, величайший хирург планеты, приглашенный специально для этого случая, приготовился к работе. Ральфа положили на стол справа от Элис, а слева лег Клэоз, ее любимый двоюродный брат.

Вскрытие артерий и выкачивание из них раствора бромистого радия-К заняло всего несколько секунд. Затем два помощника промыли кровеносные сосуды обильным количеством воды с антисептическими солями. В это время хирург вскрыл артерии у Ральфа и Клэоза и вставил в них гибкие трубки. Миг спустя кровь мужчин быстро потекла по этим трубкам в кровеносные сосуды Элис.

Одновременно третий ассистент давал Элис кислород, а четвертый электрическим током ритмично стимулировал деятельность сердца.

Не менее энергично стали возбуждать ее мозговую деятельность при помощи мощных лучей Ф-9. И вот, в то время как Ральф и Клэоз теряли кровь и становились все бледнее, тело Элис постепенно приобретало живой вид, оставаясь при этом неподвижным. Когда было перелито достаточное количество крови, хирург зашил артерии у Ральфа и Клэоза. Юноша потерял сознание во время процедуры, но ученый, как ни ослабел, усиленным сосредоточением воли удерживал себя от обморока.

Хирург 16К 5+ распорядился перенести Ральфа в соседнюю комнату, но тот не согласился. Ученый даже попросил приподнять его на подушках, чтобы он мог следить за тем, как Элис возвращают к жизни. Просьба была удовлетворена.

Прошло уже более двух часов с той минуты, когда Элис положили на операционный стол, а она все еще не подавала признаков воскрешения. Неизвестность становилась гнетущей не только для Ральфа, но и для остальных присутствующих.

Суждено ли ему увидеть любимую живой? Или она потеряна навсегда?

Знаменитый врач и его ассистенты делали все, что могли. Были использованы все средства, способные оживить бездыханное тело, однако безуспешно… По мере того, как одна попытка за другой не давала результата, лица у всех мрачнели. В лаборатории воцарилось гнетущее молчание, изредка нарушаемое короткими указаниями, вполголоса произносимыми хирургом.

Когда уже казалось, что потеряна всякая надежда, Ральф поманил к себе ближайшего ассистента. Ученый мог говорить только шепотом, таким слабым, что трудно разобрать слова, но едва он умолк, ассистент поспешил к хирургу, чтобы передать услышанное.

Ральф велел принести гипнобиоскоп и катушки с записями. Головную часть устройства прикрепили к вискам Элис, затем Ральф выбрал катушку с красивейшей легендой о любви.

Это было его последнее оружие в отчаянной схватке с природой. Это была его последняя попытка вырвать девушку из когтей небытия. Это был его последний бросок костей в игре между смертью и наукой, в игре, где ставкой была любимая девушка.

Ральф знал: если мозг Элис сохранил способность реагировать на происходящее, он должен под влиянием легенды проявить себя каким-нибудь волевым действием.

Катушка разматывалась, а горящие глаза Ральфа все пристальнее вглядывались в лицо девушки, словно он надеялся усилиями воли помочь впечатлениям, производимым гипнобиоскопом, глубже проникнуть в ее сознание.

Затаив дыхание, все смотрели на операционный стол, как вдруг по лежащему на нем телу пробежала едва заметная дрожь – так морщит тихую гладь пруда ласковое дуновение зефира. Через мгновение грудь девушки чуть приподнялась и опустилась. Ее бескровные губы приоткрыл еле слышный вздох.

Едва Ральф это увидел, как к нему вернулись силы. Он приподнялся и с бьющимся сердцем прислушался к нежному дыханию девушки. Лицо ученого преобразилось, в глазах вспыхнула радость. Можно торжествовать победу! Все сомнения, все отчаяние, все душевные муки, терзавшие Ральфа в последние недели, оставили его, и великий покой овладел его душой.

Хирург успел подбежать в тот момент, когда ученый уже терял сознание, и подхватить его.

* * *

Через неделю после описанных событий медсестра допустила Ральфа в палату, где лежала Элис, к которой постепенно возвращались силы. Ученый и сам еще был слаб – сказывалась потеря крови. Элис только что проснулась; услышав шаги, она порывисто потянулась в сторону Ральфа. Розоватый перламутровый оттенок слегка окрашивал ее щеки, глаза лучились мягким светом выздоровления.

Она поманила Ральфа, заглядывая в глаза с ласковой улыбкой, а тот опустился на колени и взял ее за руки. Движение губ девушки заставило его приблизить ухо, и он почувствовал ее нежное дыхание.

– Не могу разговаривать нормально, – прошептала Элис. – Легкие и голосовые связки еще не вполне окрепли, однако доктор разрешил сказать несколько слов. И мне очень хочется это сделать.

– Что ты хочешь сказать, дорогая? – мягко спросил Ральф.

В глубине ее темных глаз сверкнул былой озорной огонек.

– Родной мой, – произнесла она, – я наконец разгадала, что означает твое имя.

Ральф осторожно обвил выбившийся из ее прически локон вокруг пальца.

– И что же оно означает? – с лукавинкой улыбнулся ученый.

– Видишь ли, дорогой, – начала она с очаровательной краской смущения на лице, – твое имя теперь станет и моим, вот я и повторяю его то и дело про себя… Ведь в нем зашифровано на английском: «Один предназначен для одной!»

Послесловие к книге Хьюго Гернсбека «Ральф 124с 41+»

Впервые эта книга была издана в 1925 году; с тех пор прошло ровно 100 лет. А ее журнальный вариант опубликован и того раньше – в 1911-м. Чем же сегодня это произведение молодого Хьюго привлекает нас?

С детства влюбленный в научную фантастику, я часто слышал, что лучшие произведения этого жанра удостаиваются престижной награды – премии «Хьюго». Но лишь теперь я узнал историю этой премии и познакомился с жизнеописанием ее «отца».

Хьюго Гернсбек (1884–1967) родился в конце XIX века в Европе, в маленьком, но славном Великом Герцогстве Люксембург. Там же, а позже в Германии, учился на инженера-электрика и в двадцатилетнем возрасте переселился в Нью-Йорк, изменив свое настоящее имя Хуго Гернсбахер на более подходящее для американского уха Хьюго Гернсбек. Обычно указывают такие его профессии: изобретатель, бизнесмен, писатель, редактор и издатель. Но если судить по результатам, то две из них, очевидно, важнейшие: за Хьюго числятся 80 патентов на изобретения и 35 основанных им журналов! То есть прежде всего он изобретатель и издатель журналов. Среди них первый в мире массовый журнал научной фантастики «Amazing Stories», а также журналы в области электротехники, радио- и телевизионной техники, коммерции и авиации, детективные и приключенческие, и многие другие. Но именно научно-фантастическим журналам Хьюго Гернсбека обязан взлет этого жанра в первой половине XX века.

Деятельность Гернсбека не знала границ. В 1905 году он учредил компанию, которая впервые в истории начала производить и продавать общедоступные приемопередающие комплекты для «беспроводной» связи, открыв этим дорогу радиолюбительству. В 1925-м он соорудил в Нью-Йорке собственную радиостанцию и всерьез занялся опытами по передаче телевизионного изображения; а термин «television» был предложен им еще в 1909 году. Тогда же он основал Американскую ассоциацию беспроводной связи. А в 1934-м инициировал создание Лиги научной фантастики, которая постепенно преобразовалась в глобальное сообщество любителей фантастики. Эта активность не осталась незамеченной. Не только самая престижная премия в мире научной фантастики, но и кратер на обратной стороне Луны названы именем Хьюго Гернсбека.

Однако вернемся к его литературной деятельности. Хотя именно Гернсбек впервые употребил термин «scientifiction», позже превратившийся в привычный нам «science fiction», как писатель он не был плодовит. Кроме «Ральфа» за ним числятся «Магнитный шторм», «Электрическая дуэль» и «Научные приключения барона Мюнхгаузена». Но именно «Ральф 124C 41+» сделал его знаменитым.

Чем же замечательно это произведение?

Оно удивляет многим, в том числе и своим необычным названием. Найдется ли еще одно литературное произведение той эпохи с названием, содержащим математические символы? При чтении выясняется, что это имя главного героя. И тут изобретатель остался верен себе: в имени он зашифровал мысль. По замыслу автора «124С 41+» должно было читаться как «one to foresee for one another» – «тот, кто предвидит для других». Хотя возлюбленная Ральфа перевела это иначе: «один предназначен для одной». Что тут скажешь – l’amour.

Если вы уже прочитали текст, то смогли убедиться, что высоких художественных достоинств в нем нет. В целом история весьма традиционная: есть и любовная линия, и детективный сюжет. Ясно, что автора вдохновляли не поступки героев и не их переживания, а фон, на котором разворачивается действие – далекое будущее. Очень-очень далекое – 2660 год! Именно это в первую очередь изумляет современного читателя. Ведь большинство технических устройств, описанных фантастом, уже стало нашей повседневностью. Насколько же сильно он ошибался в скорости технического прогресса! Взять хотя бы это: «Ближе к концу XXI века, когда были полностью освоены полеты в пределах земной атмосферы, ученые всерьез приступили к изобретению аппаратов, способных выбраться за пределы Земли». В действительности это произошло уже в середине XX века.

Впрочем, спустя дюжину лет после первой публикации повести Хьюго и сам это почувствовал: «Открыв через семьсот пятьдесят лет, то есть в эпоху, описанную в повести, эту книгу, наши потомки посмеются над отсутствием у автора достаточного воображения, чтобы угадать самые элементарные достижения первой половины следующего века!» Но даже мы с вами, не столь далекие потомки, должны быть снисходительны к автору. Попробуйте-ка сами предугадать будущее!

Однако, когда проходит это первое удивление, наступает второе: как можно было угадать, во что превратятся спустя столетие робкие ростки электроники той эпохи? Двадцатый век начинался первыми опытами в области радиосвязи. Лишь в 1916 году состоялась регулярная радиопередача: погоду в штате Висконсин передавали морзянкой. Разборчивая человеческая речь была впервые передана по радио лишь в 1919-м. А герои Хьюго пользуются радио так же активно, как мы сотовым телефоном.

Незаметно для современного читателя Хьюго делает и другие не менее революционные прогнозы, очевидно смущавшие читателей его эпохи. Я хорошо помню рассказы моей бабушки, бывшей подростком в 1910-е годы, о тогдашней жизни. Уверен, что ее в ту пору очень удивили бы такие вещи, как стеклянные стулья, вакуумная сушка, электронный переводчик, телевизор, факс (у Ральфа это телеавтограф), наконец – умный дом, многие функции которого управляются голосом. Лампы накаливания еще только входили в быт (вспоминаем «лампочку Ильича»!), а герои Хьюго уже используют холодные источники – сегодня это светодиоды. Про электрические «роллеры» и говорить нечего: оглянитесь вокруг – повсюду электросамокаты (показать бы их моей бабушке!). Любопытно, что Хьюго уже тогда предвидел проблемы, связанные с электросамокатами, и считал, что их движение должно строго регулироваться правилами. Надеюсь, так и будет.

Прямо на наших глазах сбывается транспортный прогноз Хьюго: «Троллейбусы и автомобили с бензиновыми двигателями давно вышли из употребления. Встречались только электромобили, перевозившие пассажиров или грузы». Или воздушное такси с электродвигателем – они больше не фантастика, уже начинают летать.

Воздухолеты Хьюго нельзя считать чистым прогнозом: самолет братьев Райт взлетел в 1903 году. Но «трансатлантические и трансконтинентальные воздушные лайнеры» – это весьма смело, ведь до первых перелетов через Атлантику было еще далеко.

Не стала прогнозом и «микроскопическая копия газеты. Увеличенная мощной линзой, она становилась удобочитаемой». В 1906 году Пол Отле и Роберт Гольдшмидт изобрели микрофишу – миниатюрную стандартизированную фотокопию документа, которую можно читать с помощью увеличивающего аппарата. Мы и сейчас используем их в архивах и библиотеках, но в те годы это была суперновинка.

В предисловии ко второму изданию книги Хьюго пишет: «в 1911 году… ни у кого и мысли не возникало о космических кораблях с ракетными… двигателями». Действительно, в Европе теоретические работы о космических ракетах появились позже: Герман Оберт (за свой счет!) издал книгу «Ракета для межпланетного пространства» в 1923 году, а в США первые опыты с жидкостными реактивными двигателями Роберт Годдарт начал в 1926-м. Однако Константин Эдуардович Циолковский начиная с 1903 года публиковал в русских научных журналах свою работу «Исследование мировых пространств реактивными приборами», хотя брошюру под тем же названием издал (тоже за свой счет!) лишь в 1914-м, а на немецкий язык ее перевели только в 1925-м. К сожалению, заметного резонанса работы Циолковского тогда не получили. В этом смысле Хьюго был прав: в 1911 году «космическая ракета» еще не стала мемом. Можно считать его литературный прогноз действительно пионерским.

Кстати, жизнь в невесомости Хьюго описывает довольно точно и даже предвидит ее отрицательные последствия в виде «пространственной болезни». Он весьма ярко изображает симптомы этого недуга, которые, как мне кажется, оказались весьма далекими от реальности.

Не предвидя будущее ракет, Хьюго снабдил своих героев антигравитационными космическими аппаратами. В ту эпоху, когда физика еще не избавилась от эфира, идея антигравитации могла обсуждаться. Даже Альберт Эйнштейн использовал ее в своих статических моделях Вселенной, введя Λ-член в уравнения ОТО. Но после открытия расширения Вселенной он назвал это своей самой большой ошибкой, и про антигравитацию надолго забыли. Однако в самом конце XX века, когда астрономы обнаружили ускорение в расширении Вселенной, антигравитация вновь «всплыла» в виде темной энергии. Не исключено, что прогноз Хьюго сбудется.

Несбывшиеся прогнозы в этой повести тоже имеют место: мы пока не научились управлять погодой, на Земле не живет «пятнадцать миллиардов человеческих существ», мы очень медленно приближаемся к воплощению «менографа», прибора, записывающего мысли. Неизвестно, будет ли изобретен «плащ-невидимка», над которым давно и упорно работают изобретатели. Появится ли «гипнобиоскоп» – прибор, передающий импульсы непосредственно в мозг спящего для управления его снами. И состоится ли когда-нибудь строительство туннеля под Атлантикой, по которому будет мчаться «электромагнитный» транспорт (впрочем, над последним уже задумался Илон Маск).

Наконец, самое интересное: чего не смог предвидеть Хьюго? Разумеется, развития микроэлектроники. Даже полвека спустя эта перспектива еще не была очевидна. Сотовые гаджеты, спутниковая навигация, электронные деньги – их не предвидел никто!

Удивительно, но более века назад Хьюго считал: городской шум – проклятие человечества. В наши дни с этим трудно не согласиться. Поэтому очень привлекательной кажется мне идея Хьюго о парящих городах:

«Люди живут ныне чрезвычайно интенсивной жизнью: им приходится выполнять столько функций, что, несмотря на все приспособления, облегчающие труд, напряженность бытия достигла предела. Бизнесменам и служащим необходимо каждый месяц прекращать работу на несколько дней, чтобы не износиться преждевременно. Раньше мы посылали их в горы или на морское побережье. Однако даже на горных вершинах человек не получал качественного отдыха из-за шума воздухолетов и других транспортных средств. Наш парящий курорт обеспечивает полноценный отдых. Тут ни шума, ни волнений; нет даже радиотелефонов».

Да здравствует воплощение фантастики в жизнь!

Сурдин В. Г.

Примечания

1

Простите, мсье, я вас не понимаю. (Фр.)

2

В начале XX века «Radialamp» начала выпускать стильные настольные лампы со встроенным радиоприемником. Гернсбек в своей повести «продлил» существование этой американской компании.

3

Гипотеза об эфире как «особой среде», заполняющей все пространство и необходимой для распространения электромагнитных волн, получила распространение в XIX веке. Но уже в XX веке ученые пришли к выводу, что такой особой среды в природе не существует. Поэтому рассуждения автора о приборе и выводы, связанные с созданием «эфирного вакуума», следует считать устаревшими для нашего времени.

4

Во время написания повести такой газеты не существовало.

5

Или 22° Цельсия.

6

После выхода повести в свет действительно была создана Национальная спортивная площадка на Лонг-Айленде близ Монтока. Весьма странное совпадение.

7

Когда Гернсбек работал над этой книгой, ночные стадионы уже существовали, хоть и не освещались.

8

Der Spitzbub – жулик (нем.).

9

Мне все равно, убейте его! (Нем.)

10

В 1911 году внешняя планета Плутон еще не была открыта.

11

На момент написания «Ральфа 124С 41+» расчеты золотом в США были вполне законны. Конгресс запретил их в 1933 году.

12

В 1925 году Джон Л. Рейнарц, экспериментировавший с ультракороткими радиоволнами, действительно открыл способ видеть невооруженным глазом сквозь значительной толщины металлические пластины.

13

В космическом пространстве вне земной атмосферы «небо» абсолютно черное; в синих тонах мы его видим с земли благодаря атмосфере. На самом деле небо не имеет цвета.

14

Если бы удалось пробурить скважину до центра Земли, предмет, опущенный туда, предмет повис бы в пустоте.

15

К 1911 году было открыто свыше шестисот пятидесяти астероидов.

16

В 1876 году Рейтлингер и Урбаницкий опубликовали в Венской Академии наук доклад о своих опытах с искусственными кометами. Трубка, содержащая углеводород, была откачана до давления 0,1 мм; затем её подключили к индукционной катушке и через некоторое время на положительном электроде появился голубой шар, находящийся во взвешенном состоянии. От этого шара отходил хвост. Нельзя не обратить внимание на сходство этой искусственной кометы с кометой Генри 1873 года. Если к трубке приблизить проводник (латунный шарик), то хвост кометы отклонится в обратную сторону от него, насколько допускает стенка трубки. Это показывает, что как искусственные, так и природные кометы подчиняются одним и тем же законам природы. Как известно, Солнце, являющееся проводником, имеет свойство отталкивать от себя хвост кометы.

17

Согласно Бредихину, длинные прямые хвосты, отходящие от кометы 1861 года, образованы водородом; длинные изогнутые хвосты, подобные главному хвосту кометы Донати, состоят главным образом из паров углеводородов; наконец редко встречающиеся, малоподвижные и сильно изогнутые хвосты состоят из смеси железных, натриевых и других металлических паров. Спектроскопические наблюдения подтвердили эту классификацию. Фитцджеральд первым в 1882 году выдвинул теорию происхождения хвостов комет, обусловленную давлением света на составляющие их газы. Эту теорию в 1900 году развил Аррений, высказавший предположение, что хвост кометы состоит не из газообразных веществ, а из мельчайших частиц, образующихся благодаря конденсации продуктов распада кометы. («Новая международная энциклопедия».)

18

Если к индукционному контуру, соединенному с телефоном, поднести кусок металла, то телефон будет издавать поющий звук. Этот невероятно чувствительный инструмент, изобретенный в 1880 году профессором Хьюгом, применяется для поисков зарытых в землю сокровищ.