Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Часть первая

Глава 1

Альбрехт Гуммельсберг, барон Цоллерна и Ротвайля, а теперь еще и граф, мой верный соратник, продолжал всматриваться в страшный багровый кружок в небе холодно и вполне бесстрастно, а я с тяжестью в груди окидывал взглядом простор долины, страшась поднять голову.

Красные и оранжевые шатры на свежей зелени смотрятся ярко и празднично, рыцарские доспехи бодро блестят на солнце, это наш лагерь, мои люди, все привычно и надежно. Дружина отважного барона давно растворилась в нашем войске, а он с первых же дней, как только его привел ко мне на помощь в трудный час Митчелл, остался, и с того дня и доныне могу опереться, и опираюсь.

Ему самому с его острым и постоянно работающим умом было тесно в том мирке, а со мной простор, размах и авантюры, что все масштабнее и грандиознее.

– Судя по размерам, – произнес он, – ему к нам еще далеко.

– М-да, – пробормотал я. – Смотря как лететь.

Он промолчал, я тоже не стал объяснять, что если это вот стремительно примчалось из глубин космоса, то яркая звездочка блеснула бы в небе, в доли секунды разрослась бы, и вот уже нечто огромное опускается в десятке шагов на землю. Такое невозможно представить себе в этом неторопливом веке, а я такое не смогу объяснить, потому лучше державно помалкивать.

Он зябко передернул плечами.

– Отвратительно. Как я понимаю, эту напасть приостановил небесный свод, которым Господь прикрыл землю? Но эта тварь, судя по ее настойчивости, все же продолбит дыру и ворвется к нам? И будет сеять смерть и разрушит наш мир…

Мелькнула дикая мысль, что слова Альбрехта как раз все и объясняют. Разве что не хрустальный купол повышенной прочности защищает наш мир, а тонкая грань из некого субстрата другой или альтернативной вселенной, параллельной или как не назови. И тогда понять легче, так как расстояния и время в этих случаях значения не имеют.

Возможно, в самом деле Маркус продавливается через наше пространство, как через тонкий лист, это для нас триллионы световых лет, а там, возможно, половинка этой чудовищной конструкции еще на взлетной площадке, а половину уже видим здесь.

Но тогда сталкиваемся с чем-то вообще невообразимым. И тем более непонятно, зачем невообразимому земные рабы? Никогда не мог понять, когда рисуют чудовищных жуков или осьминогов, что тащат наших роскошных блондинок на алтарь изнасилования.

– Если опустится в другом месте, – сказал я, – мы обречены. Но если заинтересуется маяком… у нас есть шанс.

Он сказал трезво:

– Только не сегодня. Мы не готовы.

– Будем драться с тем, – отрезал я, – что есть. Я тоже рассчитываю, что этот ужас будет продавливаться через… небесную твердь еще хотя бы несколько дней. А лучше – недель.

Он перекрестился, на лице то вспыхивала, то гасла надежда.

– А он в самом деле опустится?

– Граф?

– Или просто появится, – договорил он. – Вот его не было, а потом вдруг есть?

– Знаете, граф, – сказал я, – теперь уже и я не уверен, каким способом окажется здесь. Что, конечно, не отменяет.

– Не отменяет, – согласился он. – Только больше неожиданностей. Говорят, вы их любите?

– Типун вам на язык, граф!.. Разве не видно, что просто обожаю?

Он кивнул в сторону быстро шагающего в нашу сторону барона Дарабоса.

– Вот у кого нужно спрашивать…

Норберт Дарабос, глава конной разведки и всей легкой кавалерии, как всегда с чисто выбритым до синевы подбородком, воинственно приподнятыми кончиками усов, приближается быстрыми деловыми шагами, высокий, худой и поджарый, продубленный ветрами и морозами.

– Ваше Величество, – произнес он еще издали, – в сторону нашего лагеря двигается группа всадников из Мезины!

Я махнул рукой.

– У Ротильды огромная свита. Десятком больше, десятком меньше… Кстати, у графа к вам вопрос.

Норберт хмуро взглянул в сторону подчеркнуто серьезного Альбрехта.

– Знаю его вопросы. Я распоряжусь, чтобы препроводили к вам?

– Естественно, – ответил я. – Королева еще спит, ибо королева, а не.

– Хорошо быть королевой, – сказал Альбрехт, взглянул на меня и уточнил: – Только не королем, Ваше Величество.

Норберт оглянулся, спросил негромко:

– Что слышно насчет маяка?

– Растет, – ответил я, – но, понятно, пока еще мал и глуп. В смысле, работать не умеет. Не готов. А может, и готов, как проверить?.. Сейчас в нем, думаю, трудятся только те… корни, что ли, которые усиленно перерабатывают землю в иное состояние.

Он потряс головой.

– Это как? Ах да, как кусты перерабатывают ее в листья и ветки. Понял-понял.

– Начинка, – сказал я, – вырастет на последнем этапе.

– Начинка, – повторил он, – это плоды?.. Ну да, понятно. Ваше Величество, не смотрите так. Я стараюсь понять. Не люблю это «все в руке Божьей» и «не нашего ума дело»!

– Я тоже не люблю, – признался я. – Хотя признаю, что некоторые вещи просто не понимаю. Надеюсь, мы как-то узнаем о готовности маяка к работе. Думаю, он запустится сам по себе. И то ли хрюкнет, то ли пискнет.

Он подумал, кивнул.

– Как конь, что сам отыскивает траву?.. У моего отца была кобыла, сама возила брату телегу с дровами. Тот сгружал, угощал ее морковкой, и она довольная тащила повозку обратно, а это почти миля.

Его суровое лицо, что вообще-то без морщин, пошло трещинами, это он заулыбался детским воспоминаниям.

Из-за дальних холмов выметнулся низкорослый шустрый парень на быстром коне, как низко летящая птица, промчался к нашу сторону, прокричал веселым голосом:

– Ваше Величество, еще группа мезинцев!

Норберт ответил командным голосом:

– Посмотри, не двигается ли за ними с отрывом группа побольше?

Разведчик унесся, легкий и быстрый, как молодая ящерица, довольный жизнью и участью, совершенно не ломающий голову над проблемой Маркуса, для этого у него есть король Ричард, которому, говорят, и черти пятки чешут.

Норберт покосился на мое мрачное лицо.

– Эта Багровая Звезда приближается не так уж и быстро. Видать, дороги и на небе с ухабами, не разгонишься.

– Но остановить этого гада, – ответил я с тоской, – почти невозможно.

– Гм, – сказал он, – мне нравится слово «почти»… Вы разве не всегда на «почти»?

Я не ответил, вдали на изумрудной зелени под ярким солнцем показалась группа скачущих в нашу сторону всадников в цветах мезинской знати.

Впереди пышно одетый юноша с развевающимся знаменем, следом трое ухитряющихся сидеть даже в седлах особенно гордо и красиво, словно на тронах, тоже молодые и спесивые, не забывающие о своем достоинстве, что переходит в гордыню.

От шатра быстро примчались мои телохранители. Зигфрид во главе, еще мордастее и широкоскулее, с той поры как встретил и взял под защиту ту ведьмочку Скарлет Николсон, в боках раздался, живот выпирает, но все еще быстр и силен.

Он быстро и зорко огляделся по сторонам, взмахом руки велел двоим дюжим орлам встать от нас с Альбрехтом справа и слева.

Мы выждали, когда прибывшие остановят коней, вперед выехал тот юноша, одетый крикливо, но сейчас все крикливо и ярко, мне даже нравится, праздничное настроение так необходимо в это мрачное время.

Костюм расшит золотом, но привлекает внимание не одежда, а шляпа: широкополая, прошитая золотыми нитями и украшенная драгоценными камнями, а сверху еще и развевается целый веер тщательно окрашенных во все цвета радуги перьев.

Они красиво и величественно заколыхались, когда всадник соскочил на землю и бодрой пружинящей походкой направился к нам.

Его спутники спешились, но остались у коней.

– Граф Дэниэл Самантер, – представился он. – Послан герцогом Джефферингом к ее величеству королеве Ротильде Дрогонской.

Я промолчал, Альбрехт заметил строго:

– Граф, у вас в самом деле великолепная шляпа. Мы все уже оценили. И фасон, и драгоценности. Я еще не видел изумрудов такого размера и чистоты! Однако перед Ричардом Завоевателем положено снимать головные уборы. Даже такие.

Он в изумлении приподнял по-женски красивые дугообразные брови.

– Но я из рода Гарнарда Ричардсона!

Я промолчал снова, Альбрехт поинтересовался:

– Ну и что?

– В королевстве Мезина, – сообщил граф с великолепным пренебрежением, – было два древних рода, представителям которых даровано триста двадцать пять лет назад право не снимать головные уборы в присутствии короля. Но один пресекся семьдесят лет тому, а наш – нет!

– И что? – повторил Альбрехт.

– Я граф Дэниэл Самантер, – повторил он победоносно и попытался посмотреть на нас обоих свысока, не делая разницы. – Представитель первого и самого славного рода, который обладает этим правом!

Альбрехт хмыкнул, повернул голову ко мне. Не двигаясь, я произнес холодно и отчетливо:

– Мне кажется, король, даровавший вашему роду это право, давно умер.

Он выпрямился, сказал с благородным негодованием:

– Но право есть право!

– Это не право, – сообщил я, – а некая дурь. Я не собираюсь поддерживать замшелые обычаи, тормозящие прогресс и всяческий гуманизм. Снять шляпу!

Граф вздрогнул, рука уже дернулась вверх, но опомнился, выпрямился еще больше и сказал дерзко:

– Наши старинные привилегии…

Я взглянул на Альбрехта, тот кивнул Зигфриду. Мой телохранитель без замаха, но с таким удовольствием сбил шляпу с головы представителя древнейшего рода, что у того от мощного подзатыльника едва голова не оторвалась от тонкой шеи.

Я сказал в пространство перед собой:

– Если этот мезинский дурак еще раз не снимет головной убор, каким бы тот ни был, в моем присутствии или в присутствии королевы… то на первый раз хорошенько выпороть на площади у позорного столба, а если повторится… повесить сразу же без замены штрафом. А сейчас выбросите его прочь.

Ничего не понимающий граф не успел пикнуть, как его подхватили под руки и бегом почти вынесли, ноги волочились по земле. Исчезли надолго, видимо, слово «выбросить» поняли как выбросить вообще из дворца во двор, а то и вообще за пределы двора на городские улицы. Но так как мы не во дворце, только из шатра вышли посмотреть на Маркус, то даже и не представляю, как бдительные стражи поняли простое и как бы понятное слово «выбросить».

Я повернулся к его замершим спутникам.

– Мезина должна быть сильной, – произнес я жестко, – богатой и процветающей! Это будет доступно только при гуманном прогрессе, высокой культуре и отказе от диких привычек. Тот, кто соблюдает закон, всегда будет под его защитой. Кто не соблюдает… что ж, не завидую тому, кто воспротивится.

Один из прибывших вместе с графом, слишком тугодумный, чтобы понять изменившиеся реалии, промямлил растерянно:

– Но ведь ее величество королева Ротильда…

Я развернул и посмотрел на него в упор.

– Вы говорите о моей жене?

Он открыл рот для ответа, посмотрел на меня и медленно закрыл. Кажется, и до него наконец-то дошло, что это Ротильда моя жена, а не я ее муж. И хотя в математике не один ли хрен, но в реальной жизни как бы очень даже не совсем.

Телохранители сдержанно улыбаются, простодушный Зигфрид расхохотался во весь голос.

Альбрехт покачал головой.

– Жестоко.

– Находите? – поинтересовался я.

– Старинные привилегии, – пробормотал он, – пользуются уважением. И почтением. Это же в память о заслугах предков!

– Заслуги предков принадлежат Отечеству, – сказал я высокопарно, – а не отдельным всяким нахлебникам… Ишь, прадед совершил подвиг, может быть, даже погиб, а дивиденды получает внук?

Он усмехнулся.

– Но род один…

– Каждый отвечает за себя, – отрезал я. – Так и в Писании сказано. Нечего жить заслугами предков! Никаких привилегий.

– Кроме тех, – сказал Зигфрид, – которые установит Ваше Величество.

Я кивком указал на него Альбрехту.

– Слышишь глас народа?

– Ваше Величество, – ответил Альбрехт с укором, – это само собой разумеется. Не стоило даже упоминать о такой очевидности!

Ротильда, вся в пышных и красных, как закатное небо, волосах, сидит в ночной сорочке на краю кровати и быстро просматривает бумаги. Услышав шорох откидываемого полога, вскинула голову, лицо осветилось такой искренней радостью, что я усомнился, будто в самом деле уже знаю пределы женских хитростей и притворства.

– Мой король, – проговорила она счастливо, – уж прости, надо было сперва одеться…

– Не так уж и надо, – великодушно сказал я. – Ты хороша даже в рубашке, которая все равно ничего не прячет.

– Ах, Ваше Величество!

– Ротильда, – сказал я серьезно. – Мне надо отлучиться по делам службы.

– Службы?

– Я служу королем, – напомнил я, – не забыла? Так что увидимся не совсем скоро… Ох, да не ликуй так уж откровенно, это же обидно.

Она вскрикнула:

– Ваше Величество! Какое ликование, я безумно огорчена!

– Вижу, – сказал я, – все расцвела моментально.

– Ваше Величество, – запротестовала она, – я обижусь.

– Ладно, – сказал я и остановил ее жестом. – Слушай. У меня для тебя две новости. С какой начинать?

– С хорошей, – ответила она.

Я изумился.

– А кто сказал, что есть и хорошая?.. В общем, так. Я уезжаю, но присматривать за тобой буду. Ты из тех женщин, за которыми нужен глаз да глаз.

– Ваше Величество?

– Все серьезные документы, – предупредил я, – после твоей подписи должны визироваться мною. Если там только твоя подпись – акт недействителен.

Она посмотрела на меня исподлобья.

– А я надеялась…

– На что?

Она объяснила тихим голосом обиженного ребенка:

– Ваша победа над Мунтвигом должна была укрепить и мое положение, я ведь ваша жена!

– Ваше положение, – сказал я, – моя королева… отныне незыблемо. И ваши слова имеют больший, чем раньше, вес. За вашей спиной все теперь видят Ричарда Завоевателя, а не просто принца-консорта. Но, с другой стороны, как вы сами понимаете…

Она вздохнула.

– Понимаю. И смиряюсь.

– Мудрая позиция, – одобрил я. – Кто говорит, что женщины – дуры? Ротильда, вы реабилитируете всех женщин на свете!

Она сказала язвительно:

– Спасибо, Ваше Величество.

Я поцеловал ее в лоб, она подставила губы, я поцеловал и в губы, они у нее такая прелесть, что пришлось сделать усилие, чтобы оторваться и заставить себя выйти из шатра.

Зигфрид уже ждет, сразу поинтересовался:

– Мы сопровождаем?

– Откуда взял, – спросил я сварливо, – что отбываю?

– Чувствую, – ответил он.

– Вот так и храни тайны, – сказал я с огорчением, – когда одни шпионы вокруг. Нет, пока не отбываю!

– Сперва расскажете, – сказал он, – кому что делать? Ну, это ненадолго. В шатер к графу?

– И это знаешь, – буркнул я.

– Ну да, – ответил он. – Граф уже и карту расстелил, вас ждет.

– С ума сойти, – сказал я. – Каждый мой шаг расписан, будто я не король… а не знаю кто. Правда, я всего лишь, гм, выборный король. Ладно, только не забегай вперед. Если хочешь охранять, то охраняй так, чтобы я тебя не видел вовсе. А то вроде на похвалу напрашиваешься.

– Вот еще, – сказал он обидчиво, но в самом деле исчез так быстро, что либо сам умеет, либо Скарлет научила своим колдовским штучкам.

Глава 2

У шатра Альбрехта охрана выпрямилась, бодрые и бравые, готовые защищать короля от всего на свете. Как же, если в моем расположилась королева, то военный совет точно не для женских ушей, все понимают и даже сочувствуют моей бездомности, вот уж чего не люблю, когда сочувствуют не тогда, когда я на сочувствие нарываюсь сам.

Норберт и Альбрехт вежливо поднялись, я же король, но по моему нетерпеливому жесту снова плюхнулись на лавку.

На столе заботливо расстелена карта Сен-Мари, я сразу навис над нею, как туча, что обязательно разразится грозой. Взгляд прыгнул к Тарасконской бухте, там мой драгоценный флот, но я заставил себя скрупулезно просматривать города и даже повел пальцем, стараясь ни один не пропустить.

– Кто-то уже наметил, – спросил я, – откуда выставят войска в поддержку Вирланда?

– И даже крепости, – сказал Альбрехт, – какие можно обойти.

– Какие стоит обойти, – уточнил Норберт.

Альбрехт сказал покровительственно:

– Дорогой барон, это несущественно. Пусть все сидят в замках! Важнее то, что Сен-Мари в целом наверняка выставит армию впятеро больше, чем есть у стальграфа и рейнграфа вместе взятых. Даже если к ним прибавить и армию из Гандерсгейма.

– А выставят? – спросил я.

Альбрехт сказал с укором:

– Ваше Величество! Сен-маринцы не большие любители воевать, но когда пятикратное преимущество, любой трус почувствует себя героем. А они все-таки не совсем трусы.

Норберт заявил сухо:

– Ваше Величество, необходимо дождаться армию в полном объеме. Вы и так бессовестно распылили всю нашу мощь, оставив часть в Сакранте, часть в Ричардвилле…

– Спасибо, – сказал я саркастически, – что не стали перечислять остальные земли.

Альбрехт заметил с долей ехидства:

– Пока что называемые королевствами.

Я сделал вид, что не услышал этого проницательного гада, сказал Норберту:

– Барон, увы, нам придется попробовать… пока что просто попробовать управиться с тем, что есть.

– Почему?

Не поднимая головы, я указал пальцем вверх.

– Он торопит.

– Господь?

– Если предположить, что Маркус, – ответил я, – его длани дело… хотя чье может быть еще?

– Но что мы можем? – сказал он с досадой. – Граф, несмотря на то что у него в шляпе перьев больше, чем у того дурного мезинца, все же брякнул верно насчет большой армии сен-маринцев. Пусть она не весьма отважная и боеспособная, однако Сен-Мари в разы крупнее любого северного королевства! Там богатые земли, зима курам на смех, а почва такая, что вечером воткни в землю оглоблю, за ночь вырастет телега. Народу там больше, чем муравьев в лесу.

– Армия у них многочисленная, – согласился я, – расходы на военные действия у нас возрастут в разы. А с каждым днем, в смысле, эпохой, убивать все дороже… Та-ак, садитесь за стол, нет-нет, пировать и не надейтесь, займемся калькуляцией. Дело это скучное, но весьма нужное. Война – это математика и статистика. Любые расходы нужно сводить к минимуму.

Они сели, оба настороженные, от меня часто слышали незнакомые слова, но в слове «калькуляция» какой-то неприятный звук вроде лязга ножниц.

Альбрехт осторожно спросил:

– Ваше Величество, однако же…

Я прервал на полуслове:

– Все потом. Сперва самое важное. Сколько уходит средств, чтобы лишить жизни одного вражеского воина? А так как мы гуманисты и делаем вид, что вовсе не убиваем живых людей, то будем называть, как уже предлагал, живой силой противника.

Норберт спросил сумрачно:

– А что тогда неживая?

Альбрехт ответил за меня:

– Видимо, замки, крепости… а также зомби. Хотя насчет зомбей не знаю. А вот тролли – точно живая сила.

Норберт отмахнулся.

– Тролли еще какая живая! Даже живучая. К счастью, они есть только в нашем войске. В общем, Ваше Величество, чтобы убить одну единицу живой силы противника, нужно затратить около семидесяти серебряных монет. Это не строгий расчет, это из опыта.

Я охнул:

– Почему так дорого?

Он прикрыл глаза, губы подвигались, будто читает молитву, но мы-то знаем, какие молитвы у нашего начальника внешней разведки.

– С учетом вербовки, подготовки, обмундирования, вооружения…

– Ежемесячного жалованья, – напомнил Альбрехт.

– Ежемесячного жалованья, – согласился Норберт, – расхода на закупку и подвоз в военные лагеря продуктов, амортизацию телег, компенсации родителям за обесчещенных девиц, что рисковали гулять слишком близко возле лагерей… В общем, получается даже больше. Чуть ли не под сто. Но мы привычно недоплачиваем, весь мир такой, все кому-то что-то должны и обязаны, а все вместе – Господу.

Я сказал с огорчением:

– Какое же это дорогое удовольствие – война. Семьдесят монет! И то, если экономить… А если дешевле?

Они оба задумались, Альбрехт предположил:

– Очень хорошо показывает себя оснащение армии вашими луками. У них и дальнобойность, и проникающая способность… Если использовать чаще, из-за спины бронированной пехоты, разумеется, стоимость убитого сен-маринца точно упадет на пару монет.

– Хорошо-хорошо, – сказал я с одобрением. – Пара монет это немало в масштабах армии!.. Давайте еще! Ну, думайте, думайте.

Норберт сказал брезгливо:

– Можно чаще использовать ловушки. Если вырыть глубокий ров с торчащими внизу кольями и заманить в них пехоту противника, то это снизит себестоимость каждого убитого на порядок. Ну, не на порядок, а почти вполовину. Правда, всю армию так не заманишь, но все же от шестидесяти восьми можно смело отнять еще три монеты.

Альбрехт добавил:

– А если сдуру погонится рыцарская конница, то стоимость упадет еще монет на пять-семь. В общем, каждый убитый сен-маринец нам обойдется в пятьдесят монет.

– Хорошо-хорошо, – сказал я подбадривающе. – Давайте думать, как еще удешевить уничтожение живой силы противника. Человеческая фантазия должна постоянно работать в этом направлении! Барон, где полет вашей творческой мысли?

Норберт пробормотал:

– Нужно чаще использовать в нашей армии троллей. Они обходятся дешево, а урон наносят огромный. Если применять их постоянно, то убийство каждого сен-маринца… э-э… каждой единицы живой силы противника снизится примерно на десять монет!

Я потер руки.

– Прекрасно, просто прекрасно!.. Это получается, затратим только сорок монет?.. Так, граф, а что вы замолчали? Вдохновение кончилось?

– Тролли, – сказал Альбрехт, – в самом деле просто здорово. Но если использовать в военном деле колдунов, что умеют бросать огненные шары… это снизит себестоимость еще монет на пять. Все потому, что бросают издали, шары прожигают в рядах… живой силы целые полосы!

Я воскликнул радостно:

– Тридцать пять золотых?.. Еще чуть, война станет рентабельным делом. А кто придумает, как снизить еще больше?

Альбрехт сказал задумчиво:

– На реке Герная есть громадная плотина. Если устроить поле битвы там, а когда враг подойдет первым и займет позиции, разрушить дамбу! Всю армию вода сметет и утопит. Тут, можно сказать, себестоимость убитого падает до тридцати монет.

Я хлопнул себя по бокам.

– Это здорово. Правда, плотину жалко, она и пару сел смоет, ну да ладно, отстроятся. А бабы новых нарожают. Поздравляю, граф!

– Если бы еще такого мага, – сказал Норберт со вздохом, – чтобы мог сразу все войско врага прихлопнуть!.. Тогда вообще каждая живая единица сен-маринца обошлась бы…

– Это запрещено, – возразил Альбрехт.

– Да, – согласился я, – оружие массового поражения… не применяется, хотя и очень хочется. Церковь против.

– А как-то договориться с нею?

– Нужны веские доказательства, – сказал я, – что живая сила либо уже неживая, либо язычники. Или хуже того, еретики. Тогда да, церковь разрешит… А между своими пользоваться таким оружием… гм… в прошлый раз допользовались. Пришлось папе римскому по всей Европе разрешить многоженство, дабы заново населять землю.

Альбрехт сказал с сожалением:

– Да, сен-маринцы не язычники, хотя почти еретики. Однако снижение себестоимости одного человека до тридцати монет уже хорошо.

Я поднялся, сказал веско:

– Вы тут подумайте, вдруг да сумеем удешевить стоимость человеческой жизни еще хоть немного. Желательно, до двадцати монет. Если нам будет обходиться дешевле, чем противнику, выиграем любую войну! В общем, продолжайте калькулировать. Войну выигрывают не полководцы, а бухгалтеры.

За пределами шатра свежий ветерок и знойное солнце, не такое крупное, как в Сакранте, зато раскаленное добела, так и чувствую его горячую поглаживающую ладонь на щеке.

Бобик, выронив бревнышко, которое совал в руки стражам, ринулся навстречу. Я потрепал его по башке, собаки и женщины всегда требуют подтверждения, что их любят, он посмотрел счастливыми глазами и, подхватив свою игрушку, которой можно сбить с ног быка, побежал искать неосторожного новичка, кому эту штуку можно сунуть в руки.

Я пошел в другую сторону, делая вид, что хозяйски осматриваю лагерь, делать мне больше нечего, а в черепе бурлят варианты, что в данной ситуации хорошо, что плохо. Вообще-то все плохо: едва ушел с армией, власть рухнула, лорды моментально взяли ее в свои руки, усадив на трон Вирланда. Их понять можно, Мунтвиг – полководец известный, уже двадцать лет водит армии, а тут почти мальчишка с ним в сравнении, которому просто некоторое время везло.

1 2 3...6 >

На страницу:

Перейти

1 из 6

Полная версия

Ричард Длинные Руки – монарх

Другие книги автора