Медь и компания. Сборник возмутительных рассказов

Даня ушел в свою комнату и грохнул дверью так, что в коридоре чуть не оборвалась люстра. Через минуту в комнату влетел взбешенный Виталий Иванович:

– Как ты разговариваешь с матерью, щенок! – заорал он. И тут Даня решился:

– Виталий Иванович, давайте поговорим спокойно, как мужчина с мужчиной.

Отчим от неожиданности поперхнулся и снова заорал:

– Вы поглядите на него, мужчина нашелся! Да ты картошку сам не в состоянии почистить! Тоже мне, мужик.

– Картошку я в деревне чистил, – сообщил Даня спокойно, – и варил, и жарил, и даже как-то с кабачками тушил. Вы же сами хотите от меня избавиться? Вот и уговорите мать, чтобы она меня отпустила. Нам обоим будет только лучше.

Виталий Иванович неожиданно замолчал на полуслове.

Потом сказал:

– Может ты и прав, деньги мы и так, и так на тебя тратим, я, пожалуй, тебе даже лишнюю пятерку на карманные расходы подкину. Но чтобы никаких возвращений через две недели с криками «Мне там скучно»!

Даня кивнул.

Три дня отчим скандалил с матерью. В начале весенних каникул Даниил написал заявление о переводе в школу №1 ПГТ Калиново и с чемоданом и рюкзаком отбыл к бабушке.

***

Виталий Иванович ушел от матери в начале июня. Мать немедленно позвонила Дане и сообщила, что она с нетерпением ждет любимого сына домой. Даня вышел на берег озера, присел на камушек, посмотрел направо – на новорусские коттеджи с архитектурными изысками, налево – на унылые пятиэтажные хрущевки ПГТ – и глубоко задумался… А надо ли возвращаться?

Нагуляла

– Егор, бросай свою газету, иди ужинать! Борщ стынет!

Нина Ивановна расправила складки на скатерти и потянулась за хлебницей. Егор Матвеевич громко шаркая тапочками прошел на кухню и сел за стол. Женщина поставила перед мужем тарелку, рядом положила ложку и протяжно вздохнула.

– Что, Нинуша, опять переживаешь?

– Да, дорогой, что-то Марьяша задерживается. Уже восемь вечера!

– Нина, девочке семнадцать лет! Она учится в институте, вращается в новом для нее кругу. Наверное, у Марьяны появились друзья. Оставь девочку в покое – она взрослая, пора дать ей возможность учиться на собственных ошибках.

– Ох, Егорушка, чует мое сердце – случится беда. Я вчера сон про нее плохой видела…

Егор Матвеевич, нервно отмахнувшись от жены, продолжил есть. Нина Ивановна подошла к окну и немного отодвинула занавеску. Зрение у шестидесятипятилетней женщины было не ахти, и ей приходилось сильно щуриться, чтобы разглядеть силуэты идущих по улице людей.

– Ой, а вон и Марьяша. Егор, посмотри, кажется, рядом с ней идет высокий молодой человек?

Егор Матвеевич, молча закатив глаза, поднялся из-за стола и подошел к жене.

– Да действительно, рядом с нашей Марьянкой идет какой-то парень. Надо же, какой джентльмен – поддерживает за локоток и несет ей сумку.

Нина Ивановна засуетилась: быстро достала из холодильника торт, нарезала его, поставила лучшие фарфоровые чашки с блюдцами, сахарницу вазочки с конфетами и вареньем. Егор Матвеевич про себя только усмехнулся, глядя на старания жены. В дверь позвонили. На ходу снимая фартук, Нина Ивановна бросилась открывать.

– Здравствуйте-здравствуйте, проходите. Марьяша, что же ты не предупредила, что к нам сегодня придут гости?

– Извини, бабуль, не сообразила. Знакомьтесь. Это Михаил, мой одногруппник.

Молодой человек протянул Нине Ивановне руку и улыбнулся.

– Ну что же мы стоим? Проходите скорее на кухню, будем пить чай. Егор Матвеевич уже заждался.

Марьяна, глядя на Мишу, щебетала как птичка. Дедушка невольно поймал себя на мысли, что молодой человек ему не нравится. Он был каким-то скользким, с недобрым взглядом.

После чаепития переместились в гостиную. Михаил бесцеремонно озирался по сторонам, разглядывая картины, технику и антикварные статуэтки.

Родители Марьяны погибли, когда она была еще маленькой девочкой. С тех пор заботу о внучке полностью взяли на себя ее дедушка и бабушка со стороны отца. Нина Ивановна старалась привить Марьяне правила этикета: учила девочку, как нужно вести себя в обществе.

О дискотеках, ночевках у друзей и, как сейчас модно говорить, «вписках» не было и речи. Если Марьяна заводила разговор, например, о поездке в другой город с классом, Нина Ивановна тут же хваталась за сердце и изображала глубокий обморок.

И девочка смирилась, стала потихоньку отдаляться от сверстников, не принимала участия в молодежных развлечениях, только бы не расстраивать бабушку. Нина Ивановна мечтала, как Марьяна окончит институт, устроится на престижную работу и создаст семью.

После ухода молодого человека Егор Матвеевич посадил внучку рядом с собой на диван и начал непростой разговор:

– Марьяша, скажи мне, пожалуйста, что тебя связывает с этим молодым человеком?

– Ну-у… э-э… Он мне нравится, дедуль.

– Давно вы знакомы?

– Уже три месяца Миша за мной ухаживает. Кстати, на следующей неделе мы идем знакомиться с его семьей.

– Детка, расскажи мне подробнее о его родителях. Кто они, кем работают?

– Мишин папа работает на заводе, мама – стоматолог в городской поликлинике. У них, кроме Миши, есть еще дочка. Кстати, бабуль, поможешь выбрать небольшой подарочек Мишуткиной сестренке?

«Хм, уже Мишутка» – подумал про себя Егор Матвеевич, но промолчал.

Вечером, перед сном, Нина Ивановна тарахтела как заведенная, строя планы на счастливое внучкино будущее. Егор Матвеевич молчал – он старался разобраться в себе и понять, чем ему так не понравился будущий зять.

С того дня Миша стал каждый вечер провожать Марьяну домой. Девушка выпросила у Нины Ивановны жемчужные бусы и янтарные серьги. Бабушка сводила ее к парикмахеру и прикупила несколько платьев. Особый наряд выбрали для похода на «смотрины» к родителям жениха.

Егор Матвеевич никак не мог отвязаться от неприязни, которая с каждым днем росла и крепла в его душе.

К походу к родителям Миши Нина Ивановна и Марьяна начали готовиться загодя. Осталось прикупить сумочку и туфли в тон к красивому брючному костюму.

В день Икс, проводив внучку за дверь, Нина Ивановна практически не отходила от окна, чем вызывала здоровое недовольство Егора Матвеевича:

– Нина, сколько можно ждать? Ты покормишь меня сегодня или нет?

– Сейчас-сейчас, Егорушка. Только посмотрю, возвращается ли Марьяна.

Молодые люди приближались к обычной многоэтажке. Миша, как бы стесняясь, объяснял, что квартира его родителям досталась от бабушек и дедушек. Но есть планы расширяться: продать это жилье и съехать в более удобное и презентабельное место. Родители Миши Марьяну встретили радушно: мама сразу же пригласила к столу, долго расспрашивала девушку о родственниках.

– Родителей у меня нет. Маму и папу мне заменили бабушка с дедушкой. Егор Матвеевич, мой дед – академик. Бабушка в свое время преподавала на кафедре Искусства.

Евгения Федоровна удовлетворенно кивала, слушая рассказ Марьяны, и потихоньку под столом пинала мужа, видя, как он налегает на коньяк. Разговор плавно перетек к свадьбе: родители Миши дали понять, что они довольны выбором сына.

Молодые люди вскоре и родственников познакомили друг с другом. Миша и Марьяна перестали скрывать в институте свои отношения, везде ходили за ручку, сидели рядом друг с другом на лекциях и много гуляли.

Марьяна беспокоилась, что Миша не торопится делать ей предложение. Девушка поделилась своими переживаниями с Ниной Ивановной. Бабушка успокоила внучку:

– Дорогая, современные мужчины не такие смелые. Твой дедушка, например, позвал меня замуж на третий день знакомства. Как видишь, сорок пять лет мы живем душа в душу. Дай Мише немного времени, пусть свыкнется с мыслью и попрощается с холостяцкой жизнью.

Марьяна послушалась бабушку и перестала думать о плохом. Миша же начал настойчиво приглашать Марьяну к себе на ночь под предлогом помочь с высшей математикой, посмотреть фильм или показать его новую компьютерную игру.

Марьяна, хоть и была домашней, но совсем не глупой – она понимала, чего от нее хочет молодой человек. Миша, устав выслушивать отказы, объяснил девушке, как важны для него полноценные взрослые отношения.

Если Марьяна не хочет его как мужчину, то он найдет себе более сговорчивую пассию. Девушка долго сопротивлялась, но все-таки сдалась.

Нина Ивановна стала замечать, что Марьяна ведет себя как-то странно. Девушка практически полностью перестала дома есть, ссылаясь то на занятость, то на отсутствие аппетита. Перед завтраком она подолгу запиралась в ванной. Бабушка, заподозрив неладное, вызвала внучку на откровенный разговор:

– Дорогая, ты ничего не хочешь мне сказать?

– Бабуль, я, кажется, беременна.

От ответа внучки Нина Ивановна так опешила, что забыла по привычке изобразить обморок и схватиться за сердце. Тут же вызвала Егора Матвеевича, и семья за круглым столом стала обсуждать дальнейшее развитие событий.

– Ты Мише сказала?

– Да, бабуль, сказала…

– И что он решил?

– Велел мне отправляться на аборт. Ребенку он не рад, воспитывать его не хочет. Я не знаю, что делать…

Дед, выслушав внучку, молча встал и вышел из квартиры. Поймав такси, Егор Матвеевич отправился к родителям Михаила. Те встретили его враждебно.

Отец, явно под каблуком у жены, молчал, изредка кивая головой в знак одобрения. Евгения Федоровна кричала так, что в серванте дребезжала посуда:

– Что вы себе позволяете? Да как вы смеете обвинять моего мальчика в таких вещах? Как вы воспитали свою вертихвостку? Вы разве не объяснили ей, как должны себя вести порядочные девушки?

У Егора Матвеевича никогда в жизни не возникало мысли поднять руку на женщину. В этой ситуации он еле сдержался. Вернувшись домой, он произнес:

– Значит так. Про Михаила забудь, в твоей жизни его никогда не существовало. Ребенка вырастим сами. Ты будешь учиться, а мы, насколько нас с Нинушей хватит, будем воспитывать твоего малыша.

Михаил после скандалов надолго исчез из жизни Марьяны. Чтобы она не нервничала, Егор Матвеевич похлопотал и перевел внучку в другой институт. Когда девушка была на седьмом месяце, в учебное заведение приехала Евгения Федоровна. Она прижала девушку в коридоре к стенке и зашипела:

– Что, прохвостка, хочешь моего сына обманом на себе женить? Нагуляла ребенка неизвестно от кого, а на моего Мишеньку вешаешь? Чтобы духу твоего не было в его жизни! Узнаю, что ты приблизилась к моему сыну хотя бы на сто метров – пожалеешь! Не родится твой ребенок на свет!– шипела несостоявшаяся свекровь.

После того, как Марьяна в слезах прибежала домой и рассказала бабушке с дедушкой о визите несостоявшийся свекрови, Егор Матвеевич чуть было снова не поехал к Михаилу домой. Нина Ивановна и Марьяна отговорили.

В институте и преподаватели, и однокурсники стали перешептываться. Марьяна, стыдясь саму себя, перестала ходить на учебу.

В декабре, в ночь с пятого на шестое число, на свет появился чудесный мальчик, которого назвали Даниилом. Было видно, что Марьяна особой любви к ребенку не испытывает: малыш напоминал ей о предательстве и о самой большой боли в жизни.

Новорожденным занималась бабушка Марьяны. Нина Ивановна вставала к малышу ночью, кормила его из бутылочки (молоко у Марьяны от переживаний пропало) и укачивала. Когда Дане исполнилось три месяца, девушка решила выйти на работу. Получив первую зарплату, Марьяна поставила бабушку с дедушкой перед фактом:

– Я хочу жить одна. Наверное, Миша был прав – ребенок мне сейчас только в тягость. У меня нет ни желания, ни возможности его воспитывать. Если хотите, оставьте его себе или сдайте в детский дом.

У Нины Ивановны впервые за много лет на самом деле заболело сердце от слов внучки. Егор Матвеевич велел Марьяне собирать вещи и уходить, раз она так решила. Девушку не нужно было просить дважды – в тот же день она съехала на съемную квартиру.

К удивлению Нины Ивановны, воспитывать новорожденного малыша оказалось делом несложным. В помощь супруге Егор Матвеевич нанял соседку – шуструю, моложавую женщину. Она выполняла вместо Нины Ивановны всю домашнюю работу, прабабушка же круглосуточно находилась с Даниилом.

Со временем жизнь вошла в колею – Марьяна периодически приходила домой, минут пять играла с сыном, просила у Нины Ивановны денег и снова уходила. Втайне женщина надеялась, что внучка образумится и рано или поздно заберет сына к себе.

С работы Марьяна торопилась домой, к бабушке и дедушке. Она наконец-то стала испытывать к малышу материнские чувства. Данька рос забавным и любознательным. Марьяна все чаще старалась проводить с ним время.

Уже почти подойдя к подъезду, девушка поскользнулась на льду и упала, подвернув ногу. Боль была настолько резкой, что Марьяна непроизвольно закрыла глаза. «Торт, торт раздавила!» – промелькнула в ее голове.

Вдруг чьи-то сильные руки подняли ее в воздух, аккуратно поставили на землю и принялись отряхивать плащ. Так она и познакомилась с Юрием.

Отношения молодых людей развивались стремительно. Вскоре девушка переехала со съемной квартиры к любимому мужчине. Три месяца Марьяна боялась признаться Юрию и рассказать про Даньку.

Всякий раз она прокручивала в голове сложный разговор и приходила к мысли, что не хочет расставаться с единственным понимающим ее человеком.

Но скрывать дальше было нельзя – набравшись смелости, Марьяна как-то за ужином рассказала Юре все о Михаиле, беременности и скандалах с родителями несостоявшегося мужа.

Юрий выслушал все молча, встал из-за стола и вышел из квартиры. Девушка испугалась и стала на всякий случай собирать вещи. Юрий вернулся быстро с большим букетом. Он крепко обнял любимую женщину и сказал:

– Дурочка, неужели ты думала, что твой сын – помеха нашим отношениям? Сейчас же поехали, заберем его к себе!

Егор Матвеевич и Нина Ивановна сначала не хотели отдавать Даньку. Но Юрий клятвенно пообещал, что малыша они будут привозить прабабушке и прадедушке каждые выходные. Через месяц сыграли свадьбу, и у Даньки в графе «Отец» появилась фамилия Юрия.

Ешь чужой хлеб

Юля вышла в декрет три года назад, когда была беременна Сашей, и до сих пор не вернулась к работе. На недавнем семейном совете было решено, что муж, Сергей, будет зарабатывать, а Юля – заниматься домашними делами.

Такой вариант устраивал обоих.

У Сергея была хорошая, высокооплачиваемая работа, так что у него была возможность обеспечивать троих человек и не волноваться за то, что из дома понемногу выветривается так любимый им домашний уют. Юля была рада проводить больше времени с малышом и обустраивать потихоньку их новую квартиру. Так и жили. Денег хватало, в доме был мир и благодать, обоих супругов все устраивало.

Но это не устраивало свекровь

Тамара Анатольевна, мать Сергея, была женщиной волевой и с принципами, как она сама о себе говорила. Хотя, Юле иногда казалось, что принцип у нее был только один: постоянно тыкать невестку носом в то, что та еще не вышла на работу.

В воспоминаниях Тамары Анатольевны о своем славном прошлом такого безобразия, конечно же, не было. Она всю жизнь проработала старшим инженером на химико-механическом заводе и по ее словам выходило, что Сергея в младенчестве она нянчила чуть ли не отходя от чертежного стола. За ухом карандаш, в одной руке – штангенциркуль, во второй – ребёнок, в глазах – рабочий пыл и азарт.

По крайней мере, такая картина рисовалась в воображении Юли, когда она слушала свекровь.

Вот и в этот раз, едва переступив порог, едва взглянув на внука, Тамара Анатольевна задала свой сакраментальный вопрос:

– Все еще в декрете? Никак не выйдешь?

Юлю покоробило от тона, каким это было сказано. У Тамары Анатольевны были интонации генерала, распекающего подчиненных.

– Как видите, да, в декрете.

– Не надоело еще бездельничать? – взгляд свекрови стал еще колючее.

Юля еле сдержалась от страдальческого вздоха.

– Я не бездельничаю, Тамара Анатольевна, что вы такое говорите? Столько дел по дому надо переделать, я уже с утра в мыле.

Свекровь прошлась по квартире. Судя по неодобрительно поджатым губам, успехами Юли в плане работы по хозяйству она осталось не впечатлена.

– Я Серёжины любимые пирожки принесла, – сказала наконец свекровь, протягивая невестке контейнер. – Ты-то их готовить не умеешь, – добавила она со скрытым триумфом.

– Спасибо большое, – Юля ушла на кухню и убрала контейнер в холодильник. Сергей как-то признался ей, что давно уже не питает пылкой любви к маминым пирожкам с творогом и изюмом, и уплетает их в гостях у матери только чтобы не обижать ее. Поэтому Юля и не удосужилась выучить рецепт. Представив, какие глаза были бы у мужа, если б и она начала пичкать его дома этими пирожками, она едва не рассмеялась.

– Что смешного? – холодно спросила свекровь, появившись в дверях кухни. Руки были скрещены на груди, взгляд бегал по помещению, искал примеры Юлиной лени и неумелости.

– Ничего. Я так, о своем. Чаю хотите? – примирительно спросила Юля.

– Нет, обойдусь, – сказала Тамара Анатольевна таким тоном, как будто намекала, что от чая-то она бы не отказалась, но сомневается в способности невестки заварить его как надо, не облив при этом свекровь кипятком и не расколотив вдребезги подаренный на свадьбу сервиз.

– Ну а я, пожалуй, попью, – скорее даже из капельки вредности, чем по действительному желанию, Юля поставила чайник на огонь.

– Как хочешь, твой дом – твои правила, – язвительно сказала Тамара Анатольевна.

Юля промолчала и занялась своими делами. Спиной она чувствовала взгляд свекрови.

– Сашка-то уже большой. Могли бы в ясли его отдать, не зря же они существуют. Или я бы могла с ним посидеть, пока ты на работе, – с благородной жертвенностью в голосе предложила Тамара Анатольевна.

– Мы с Сергеем давно уже это обсуждали, – терпеливо ответила Юля. – И решили, что так будет лучше.

– Это почему же лучше? Для тебя – да, лучше! А для Серёжи? – не унималась свекровь.

У Юли начала болеть голова. Очередное переливание из пустого в порожнее в исполнении Тамары Анатольевны. Надо было как-то утихомирить не в меру разбушевавшуюся свекровь.

– Поймите, для Сергея это тоже лучший вариант. Я ведь сижу дома не в последнюю очередь по его просьбе. Ему хочется, чтоб у него был чистый теплый дом, горячий ужин и любящая семья, когда он возвращается с работы. И я рада ему это предоставить. Но если я пойду на работу, я чисто физически не буду успевать и работать и заниматься домом.

Неизвестно что послужило катализатором, но тут Тамару Анатольевну прорвало. Уже с момента своего прихода она потихоньку закипала, как чайник, стоящий на медленном огне, и сейчас, когда вода достигла пиковой температуры, забурлила паром негодования, и чайник яростно засвистел на всю кухню, голос свекрови присоединился к этому воплю, заглушая его:

– Да ты просто привыкла уже жить на всем готовеньком! Сидишь дома, пока Серёжа на тебя горбатится! Содержанка!

– Тамара Анатольевна, что вы такое говорите? – ахнула в ужасе Юля.

– Да правду я говорю в твои глаза бесстыжие! Ешь чужой хлеб, не работаешь! А ребенком только прикрываешься, оправдывая свою лень! – сердито зыркнула свекровь в сторону Юли

– Нет, это ни в какие ворота… – Юля почти онемела от возмущения.

– Ни в какие ворота твое поведение не лезет! – свекровь ходила кругами по кухне, как пантера в клетке, и метала громы и молнии – Кто тебя приучил только жить на всем готовеньком? Мы в свое время своим потом и кровью на хлеб зарабатывали! Трудились не покладая рук! А ты? Разленилась совсем, барыня какая!

– Да вы хоть знаете, сколько сил ребенок и работа по дому отнимают? – возмутилась Юля.

– Преувеличиваешь, – отмахнулась свекровь. – я не Серёжа, меня вокруг пальца не обведешь! Думаешь, я не догадываюсь, что ты задумала? Живешь тут тихой сапой, а потом, дай только момент, квартиру на себя перепишешь?

– Да что вы несете? Как вы… – у Юли перехватило дыхание от обиды. – … можете такое говорить?

Чайник на плите надрывался. Свекровь, не обращая на него никакого внимания, с удовольствием продолжала честить невестку:

– Могу, потому что насквозь тебя вижу! Содержанка ты, Юлечка! Нахлебница!

– Прекратите! – Юля чуть не плакала от незаслуженной обиды.

– Что, правда глаза колет? – торжествовала свекровь.

– Уйдите, пожалуйста, – попросила Юля, отворачиваясь, чтобы Тамара Анатольевна не увидела выступившие на ее глазах слезы.

– Что я говорила? Меня уже гонишь, а потом также Серёжу выгонишь, когда квартиру перепишешь! – свекровь в гордом осознании, что поставила наглую невестку на место, вышла из квартиры, на прощание громко хлопнув дверью. В душе она была убеждена, что хоть она и покинула квартиру сына, но поле битвы осталось за ней.

Юля наконец обратила внимание на заходившийся истеричным свистом чайник и выключила под ним огонь. Наступила тишина.

Юля была очень расстроена. Никогда еще визиты свекрови не проходили с такими разрушительными последствиями для ее душевного спокойствия. Она и раньше, конечно, в выражениях особо не сдерживалась, но до открытых обвинений дело никогда не доходило. Хоть валерьянку пей, что Юля и сделала.

Весь день у нее все валилось из рук: Юля была совершенно выбита из колеи. Надо было заниматься домашними делами, а в голове крутились страшные мысли: а что если и Сергей так же думает? Ну не всерьез, а так, иногда, невзначай, на подсознательном уровне? От этих мыслей становилось еще хуже, и Юля, чтобы отвлечься, погрузилась с головой в каждодневную рутину.

Время близилось к обеду, поэтому она отправилась на прогулку с сыном. Прогулявшись час по ближайшему к дому парку, они вернулись домой. Юля накормила сына и уложила его спать. Саша долго не засыпал, поэтому сама пообедать она не успела. Близился вечер, а значит пора было готовить ужин, а еще загрузить вещи в стиралку, перемыть посуду, оставшуюся с завтрака и сыновьего обеда (кашка уже застыла и с трудом отдиралась с тарелки).

Во время готовки Саша проснулся и расплакался, поэтому пришлось бежать баюкать его, стараясь не забыть про макароны и фарш, чтобы первые не разварились, а второй не пригорел.

При этом у Юли в голове постоянно крутились слова свекрови: «Разленилась совсем, барыня какая! Содержанка ты, Юлечка! Нахлебница!». Слезы обиды упрямо подступали к глазам.

Вечером пришел с работы муж. Как всегда, у него было отличное настроение. Он поцеловал жену, осторожно чмокнул, чтобы не разбудить, посапывавшего сына, потом прошел на кухню, где возилась Юля.

– Итак, что сегодня на ужин? – спросил он, комично потирая руки. Он был в восторге от кулинарных способностей жены. Как и от того, в какой чистоте она содержала дом и какой уют в нем поддерживала, что он, после работы, летел домой как на крыльях.

– Паста с фаршем и помидорами, болоньезе. Не перехватывай, а то аппетит растеряешь, – рассеяно бросила Юля через плечо, увидев, что Сергей полез в холодильник. – Скоро будет готово, имей терпение.

– Хорошо, сдаюсь! – рассмеялся Сергей и увидел контейнер с пирожками. – А что, сегодня мама приходила?

– Да, приходила, – что-то в голосе жены заставило Сергея напрячься.

– Что случилось? – серьезно спросил он, закрывая дверцу холодильника.

Юля не выдержала, и рассказала о некрасивой сцене, происшедшей сегодня на этой самой кухне. У нее было неприятное чувство, эхо из детства, что она ябедничает, но больше держать это в себе она не могла.

Сергей внимательно выслушал ее, а потом притянул к себе всхлипывающую жену и обнял.

– Ты – мое сокровище, – сказал он ей. – Не обращай на ее слова внимания, слышишь? Больше такого не будет, честное слово. Ну, все хорошо, родная.

Когда Юля успокоилась, Сергей с решительным видом достал свой телефон и набрал номер матери.

Та сняла трубку после пары гудков.

– Алло, сынок?

После такого бодрящего дневного скандала Тамара Анатольевна успокоилась и теперь чувствовала себя не в своей тарелке, смутно ощущая собственную вину.

– Здравствуй. Надеюсь, все хорошо у тебя? – голос Сергея был ледяным.

– Да, все нормально. А что у тебя с голосом? – забеспокоилась Тамара Анатольевна. – Ничего не случилось?

– Случилось, что ты сегодня пришла в мой дом и ни с того ни с сего нахамила моей жене. Это как понимать?

– Так разве ж я хамила! – возмутилась от такой вопиющей несправедливости мать. – Просто высказала свое мнение. Ну, попеняла немного, что она на работу не выходит, дак это ж только ей на пользу!

– Слушай, мама, это вовсе не шутки. Нельзя так поступать, понимаешь? Ты же взрослый человек, умудренный жизнью, в чем, кстати, после сегодняшнего я уже начинаю сомневаться. Нельзя прийти в мой дом, оскорбить мою жену, а потом, насвистывая, уйти в закат, или как там это называется. Пойми ты, Юля вкалывает до седьмого пота здесь, и только благодаря ей у нас в семье все хорошо. И я ей очень благодарен за это.