Жестокеры

В редакции меня встретила невысокая девушка с пышной кудрявой шевелюрой. Она сразу заявила, что они будут переиздавать сказку про Золушку, и попросила показать работы, чтобы оценить мой авторский стиль. Я показала ей портрет хрупкой светловолосой девушки, которую нарисовала из головы. Эта работа больше всех, на мой взгляд, подходила для образа Золушки. Губы редакторши недовольно сморщились.

– Ну, стиля-то у вас никакого нет. Вы просто рисуете людей.

Я не нашлась, что ответить.

– Для нашей книжки вам нужно будет ее как-то стилизовать… Почему бы вам не нарисовать ей большую голову?

– Большую голову?

– Ну да. Тело маленькое и большая голова.

– Но зачем ей большая голова?

Редакторша в недоумении уставилась на меня.

– Все так делают. Такой художественный прием, понимаете?

– А разве это красиво?

Редакторша снова взглянула на меня и тяжко вздохнула.

– Как с вами сложно. А зачем красиво? Красиво никому не нужно. И потом… Какая-то она немодная, эта ваша Золушка… Неактуальная. Светлые волосы… Это же вообще антитренд. А ее лицо? Ну, вы сами посмотрите на ее лицо! Что оно выражает? Глупость и наивность. Такую раздражающую наивность!

– А может, доброту, доверчивость и чистоту души? Юность? Она же еще совсем юная… была… в сказке.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга.

– Вот что: я вижу, что рисовать вы в принципе умеете. Но если вы хотите работать с нами, вам нужно будет нарисовать другую Золушку. Новую Золушку. Скажем так, Золушку наших дней – как если бы она жила в это время. Я вам сейчас объясню, какой она должна быть. Во-первых, она будет брюнеткой…

Редакторша много еще чего говорила. Показывала кучу картинок – все из выпущенных ими книжек. Я молча слушала ее и думала о том, что если бы я нарисовала то, что она от меня хочет, «новая Золушка» предстала бы этакой злой, прожженной, многоопытной стервой, с написанным на лице презрением к этому миру и всем людям, которые в нем есть.

– Это будет не Золушка. Это будет…

Я не придумала, как закончить фразу. Редакторша смотрела на меня, словно сочувствуя моей безнадежности.

– А ваша старомодная наивная Золушка, какой вы ее видите, – это просто лохушка. Она не выживет в этом мире. Не выйдет замуж за принца. Современная Золушка должна быть стервой!

Боже, неужели это просочилось и в детскую иллюстрацию… Я ушла из редакции, с твердым убеждением в том, что совсем не гожусь на роль иллюстратора детских книжек.

***

Следующее собеседование было в глянцевом издании, посвященном моде и стилю. Его одетой с иголочки редакторше хватило беглого взгляда, чтобы оценить весь мой «творческий багаж».

– Моделей вы выбираете каких-то странных… В вашем портфолио одни классические красотки! Такая красота сегодня вызывает раздражение. Нам нужно что-то совсем другое. Подождите-ка!

Она встала и взяла с полки пачку журналов. Раскрыв несколько из них, редакторша выложила их на стол передо мной. С глянцевых страниц на меня смотрели одинаковые лица с гипертрофированными скулами, нарисованными бровями неестественно выгнутой формы, неприятно вывернутыми наружу губами и с одним и тем же выражением высокомерной недоброжелательности, написанном на каждом из них. Я давно заметила, что с экранов, со страниц печатных изданий на нас смотрели только такие лица. Мегащиты и модные журналы навязывали нам какие-то странные стандарты красоты. Поддельной, ненастоящей. Эти стандарты живо перенимались, копировались, шли в народ, тем самым множились и распространялись. На улицах в невероятном количестве я встречала такие суррогаты красоты. Ежедневно я видела сотни одинаковых пустых лиц с одним и тем же выражением высокомерной недоброжелательности. Сотни одних и тех же капризно надутых губ – другого положения они не знают. А еще мертвые наращенные волосы, длинными черными змеями ползущие по спинам… Казалось, этих девиц где-то штампуют – целыми партиями. Казалось, они выходят на улицы города прямо из-под копирки!

– И нужно что-то более стилизованное. Не такое прорисованное, как у вас. Это не интересно.

– Мне придется рисовать их… вот таких?

Редакторша непонимающе на меня уставилась.

– Да. А что вам не нравится?

– Они мне не нравятся. Я не хочу участвовать в том, что их будет еще больше…

Какое-то время редакторша смотрела на меня.

– У нас модное издание. Наши модели выбраны на основе анализа последних трендов и…

Я вышла из редакции с твердым убеждением в том, что совсем не гожусь на роль иллюстратора модных журналов. Обратно домой я шла пешком. Мне нужно было пройтись и освежить голову.

На перекрестке я остановилась под мегащитом, который своим громким ором привлек мое внимание. Показывали историю очередной выдроподобной девицы с толстыми губами, искусственными бровями и гипертрофированными скулами – на вид точь-в-точь такой, каких мне сейчас показывала модная редакторша. Я устало вздохнула.

«Красивые люди… Куда исчезли по-настоящему красивые люди? Чтобы увидел – и дух захватило от восхищения. А сердце порадовалось. Где и когда я видела таких в последний раз?»

Я вспомнила: дома, в старых маминых журналах. А еще в семейном альбоме, на старых фотографиях полувековой давности. Наши бабушки и дедушки – казалось, это были последние красивые люди на этой земле…

Внезапно я поняла, что это было. Что мучило меня все эти годы, делая мою жизнь еще более невыносимой. Груз Нелюбви – не единственное, что отравляло мое существование. Я поняла, что у меня какой-то странный врожденный специфический голод, от которого как будто страдаю я одна и который все никак не могу утолить, особенно в последние годы. Это голод по Красоте. В сегодняшней действительности мне ее катастрофически не хватает. Сегодня она как будто куда-то исчезла. Ее убрали из журналов и с экранов. И как будто с улиц этого города…

«”Красота сегодня вызывает раздражение”. Какой абсурд! Но неужели она права? Неужели сегодня это действительно так?»

Но ведь я и сама давно заметила, что это так. Нет, мне не показалось – я видела это повсюду. В том, на кого они с восторгом смотрели, в том, кому пытались подражать, в том, что они выбирали, во что одевались и как в целом организовывали среду вокруг себя, я видела одно – массовую враждебность к Красоте. Ее агрессивное неприятие. Упрямое стремление выбрать и создать что-то противоположное ей. Почему? Да, я понимала, что пытаюсь придать объективность какому-то субъективному понятию. Да, я знала, что у всех разные представления о том, что красиво. Но ведь есть какие-то базовые законы гармонии, понимание которых встроено в нас от природы, равно как и потребность в ней. Так вот это понимание и эта потребность как будто куда-то ушли. Во многих из нас этого больше нет – вот что мне было очевидно.

Но снова оказалось, что возмущаюсь и страдаю я одна. И в тот день под мегащитом собралась целая толпа любопытствующих зевак. Они с интересом слушали историю девицы, с восторгом смотрели на нее саму. А я смотрела на всех этих людей, дружно, в едином порыве задравших головы, и ясно видела, что их, в отличие от меня, все устраивает. Им и не нужно что-то иное, нежели то, что им ежедневно скармливают с экранов. Я не понимала их.

«Почему они стоят и смотрят с открытыми ртами на эти говорящие щиты? Почему им нравятся те, кого они там видят? Как можно ежедневно поглощать глупость, пошлость, безвкусицу и уродство и даже не возмущаться, что тебя этим кормят? Нет, я не буду рисовать этих страшных пустышек! Множить их своими усилиями! Тратить на них свои карандаши и краски!»

Я бросила прощальный взгляд на жалкую экранную героиню и побрела прочь. Шедшие мне навстречу девицы, ее точные копии, ленивыми движениями смахивали с лица пряди чужих волос и высокомерно смотрели на меня своими крошечными глазками из-под опахала искусственных ресниц. На улице, выходящей к торговому центру, я попала в пробку из людей. Я позволила людскому потоку нести себя. Его создала только что прозвучавшая по другому мегащиту реклама о распродаже шариковых дезодорантов. «Тропический рай для ваших уставших подмышек». Эти тупые раздражающие тексты – и какой идиот их пишет? Они внаглую лезут в мой мозг – без разрешения, помимо моей воли. Кажется, они специально сконструированы так, чтобы залезть в наш мозг. Нет, наверно, их пишет далеко не идиот… Они все верно просчитали… Потому что все, что теперь интересует всех этих людей – это распродажи и какая-нибудь очередная бездарность с мегащита. Распродажи и бездарность. Распродажа бездарности… Я не хочу жить так, как они: пусто, примитивно, мелко. Но кто поможет мне выбраться из этого омута посредственности, который меня затягивает? Сама я не могу, я пыталась… Кто подаст мне руку? В ком найти вдохновение? Нет, не просто другие лица, а других людей хочу я видеть на этих экранах. Я хочу видеть Личность, а не просто человекоподобные оболочки. Но где она? Где хотя бы один такой человек? Таких нет. Их просто нет. И не только на экранах… Обезличенная серая масса, закостеневшая в своей злобе и ограниченности, мрачно течет по улицам, по всей планете. И ты сам – всего лишь часть этой массы, не более. Как бы ты ни сопротивлялся…

***

Дома этот отчаянный, надсадный монолог в моей голове продолжался против моей воли. Он вылился в очередную серию моего многосерийного самокопания.

Невероятно, но посреди этого отчаянья судьба неожиданно подала мне обнадеживающий знак. Позвонила девушка из кадрового агентства и сказала, что меня ждут еще на одном собеседовании в крупном иллюстрированном издании и приехать на него нужно прямо сейчас. Вздохнув, я отложила пакетик с чипсами, встала с диванчика, взяла папку с рисунками и вышла из комнаты.

Когда я шла на это собеседование, я и не подозревала, что именно здесь получу не только очередной отказ, но и самую полезную для себя обратную связь. Именно эта неудача (а на самом деле, огромная удача, но я лишь намного позже осмыслила и правильно поняла всю ценность этих ценных слов) в какой-то степени и повлияла на то, что из меня впоследствии получилось.

Главный редактор издательства, женщина с седым каре, очками с бордовой оправой и тонкими губами рубинового цвета, долго и внимательно изучала мои работы. В конце концов, она отрицательно замотала головой. Все было понятно без слов.

– Вы тоже скажете, что они слишком красивы, что мой стиль рисования не в тренде, поэтому я вам не подхожу?

Продолжая изучать мои рисунки, редактор подняла брови.

– Нет, я скажу, что они всего лишь красивы, поэтому вы нам не подходите. – Она подняла глаза и пристально посмотрела на меня поверх очков. – Дело не в том, что вы выбрали неправильных моделей – слишком красивых или еще каких. Просто нужно большее, понимаете? Вы можете выбирать каких угодно людей. Которые нравятся лично вам. Главное, чтобы ваши рисунки не были просто картинкой. Вы понимаете меня?

Я молчала.

– А где вы учились рисовать?

Пришлось признаться, что я самоучка.

– А почему вы не пошли учиться живописи, рисунку?

– Я хотела поступать, но… не получилось. Жизнь пошла в другом направлении.

Редактор сняла очки и откинулась на спинку кресла.

– Понятно. Поэтому вы просто делаете то, что когда-то неплохо научились делать. А почему со своими навыками вы решили пойти именно в глянцевый журнал?

Я пожала плечами.

– Вам же нужно иллюстрировать статьи. А что-то я все-таки умею. И делаю это неплохо, ведь так?

Редактор, прищурившись, какое-то время разглядывала меня.

– А вам самой они нравятся, ваши работы?

– Мне кажется, я способна на большее, – после долгой паузы честно призналась я.

– Вот и я об этом! И дело-то ведь не в том, что вы нигде не учились, и теперь вам не хватает навыков. Как раз рисовать-то вы умеете. Но вы застряли в одной точке. Вы застыли в своем развитии. Вы словно боитесь пробовать, искать. Эти работы, безусловно, очень красивы, но в них нет вас. Они обезличены, тогда как должны нести в себе какой-то посыл, сообщение. То, что именно вы хотите сказать этому миру. Даже не сказать – крикнуть! А вы не позволяете себе этого. Словно вам и сказать-то нечего. Хотя, – редактор выразительно на меня посмотрела, – я почему-то думаю, что это не так.

Какое-то время она задумчиво изучала меня, прикусив дужку своих очков.

– Я вижу, что рисовать вы умеете, – еще раз повторила моя собеседница. – Но до настоящего художника со своим авторским стилем вам далеко. Но дело вовсе не в этом. Я вам отказываю не поэтому.

Я непонимающе уставилась на нее. Я совсем запуталась.

– Вот скажите: вам будет интересно рисовать по заказу? По четкому техническому заданию? Исключительно то, что от вас будут требовать? В строго заданных рамках? Просто мне кажется, что вам нужно совсем другое.

Видя, что я по-прежнему ничего не понимаю, редактор улыбнулась.

– Мой вам совет: прекратите ваши попытки устроиться куда-либо иллюстратором. Такому человеку, как вы, надо создавать свои полотна и через них говорить людям то, что именно вы хотите им сказать. Ведь вы же сами прекрасно знаете, что рисовать, кого рисовать и как это делать, – и вам не нужно, чтобы кто-то вам это диктовал. Вы не иллюстратор, моя милая. Вы – Художник. Но пока совсем в зачаточном состоянии. Я вижу, что вам еще расти и расти.

Я ушам своим не верила! Как она разглядела это во мне? Буквально с первого взгляда!

– Я очень этого хочу – расти, создавать свои полотна. Но я не знаю, как к этому прийти. И что именно я хочу изображать. И как. Я начинаю и тут же бросаю – с разными отговорками.

Это признание сорвалось с моих губ помимо моей воли. Моя собеседница какое-то время смотрела на меня, с доброй улыбкой.

– Если вы этого действительно хотите, если выбираете для себя этот невероятно радостный и вместе с тем невероятно тяжелый путь Художника, вы должны понять, что никто не найдет эти ответы за вас. Никто не проделает за вас эту огромную внутреннюю работу по поиску, по осмыслению и художественной переработке действительности, понимаете? Вы сами должны предпринять шаги для этого. И приготовиться к долгому пути, а не взятию этой крепости с нахрапа. Рисуйте! Рисуйте больше! Вы должны постоянно экспериментировать. И быть в этом смелой и неугомонной. Ищите свои образы и смыслы! Вы должны сформулировать свое собственное уникальное послание и выплеснуть его на полотно.

– Но портрет – это ведь просто изображение человека и все. Как он может нести в себе что-то большее?

– Найдите человека, который вас восхищает, вдохновляет. Который вам небезразличен. Чью историю вам хотелось бы рассказать, донести до зрителей. Нарисовать его так, чтобы сам портрет рассказывал об этом человеке без слов. Ведь портрет – это не просто изображение человека. Это целая история. Когда вы это поймете, когда захотите рассказать всем историю какого-то человека, вы будете знать, как его нарисовать. И тогда – все у вас получится!

– Вдохновляющая модель! – я горько усмехнулась. – Да кем сейчас вдохновляться? Героями с мегащитов?

Редактор улыбнулась.

– Зачем же? Есть много прекрасных достойных людей, которых не показывают по этим огромным говорящим коробкам. Да, таким как вы, непросто. Вы, если выразиться современным языком, «не в тренде». Безусловно, повезло тем, кто попал в эту волну, кто чувствует своим это время, кому понятны и близки все эти образы и смыслы. Таким жизнь дается гораздо легче. А когда ты смотришь вокруг и не находишь понимания и поддержки себе и своим взглядам, своим эстетическим идеалам, требуются огромные силы и мужество, чтобы продолжать делать то, что считаешь правильным и важным. Но это и есть ваша проверка – пройдете вы ее или нет? Понимаете, можно бесконечно сетовать на то, какие сейчас тренды. А можно оставить в покое этот несчастный несовершенный мир и начать самой их создавать, эти самые тренды, в соответствии со своими взглядами и вкусами. А там, глядишь, и другие люди захотят разделить их с вами – если вы будете честной, смелой и убедительной. А что касается мегащитов – то их и вовсе не стоит смотреть. Тем более на них равняться.

Я сама не верила, что слышу эти слова, да еще и от редактора журнала, задающего эти самые тренды! Я смотрела на эту невероятную женщину со слезами благодарности. Мне хотелось подойти и крепко ее обнять.

– И вот еще что… Мне, конечно, не платят за советы, но позвольте дать вам еще один: не относитесь к себе так. Никогда! Вы – в первую очередь вы сами – должны ценить и уважать себя, как художника. А вы словно стесняетесь этого. Словно извиняетесь: извините, люди добрые, так уж получилось, что я рисую… Не надо так! Гордитесь тем, что вы делаете! Гордитесь собой за то, что вы это можете! Придите ко мне в следующий раз и гордо заявите: «Я – художник. И плевать я хотела на все ваши тренды. На тот стиль, которой вы от меня требуете. У меня – свой стиль. И вы все его полюбите». Тогда, только тогда я захочу взять вас на работу и при этом разрешить вам рисовать не то, что нужно мне, а то, что рисуете вы, понимаете? Тогда все вас захотят взять и позволят вам делать то, что вы хотите.

От всей души поблагодарив наиважнейшую в моей жизни собеседницу, я в сильнейшем смятении вышла на улицу. Эти слова, истинную ценность которых я пойму гораздо позже, произвели переворот в моей голове. Как будто из нее разом вытрясли целую груду мусора. Мне в очередной раз отказали, но я не чувствовала никакой обиды или горечи. Наоборот: горячую признательность и благодарность. Домой я пришла воодушевленная – буквально взлетела наверх по неудобным высоким ступеням. Я чувствовала всю важность этой встречи и этого разговора и знала, что вот она, та самая точка, которая станет поворотной в моей творческой судьбе.

Значимое. СВОЕ. Я горела желанием создать это настоящее произведение – такое, что оправдало бы все эти пустые потерянные годы. Которое освободит меня. В котором я выскажусь, выскажу все, что передумано и перечувствовано, что наболело. Сразу скажу: тогда я не создала такого полотна. Не набросала даже эскиза. Не придумала образ. Новые заботы снова не позволили мне целиком отдаться этому действу, этой внутренней творческой работе, напряженной и очень не быстрой. Да и не готова я еще была тогда к такому росту, когда, к своему собственному удивлению, ты вырастаешь из старой себя, сбрасываешь эту оболочку и с недоумением смотришь на то, что долгое время было тобой. Но я думала об этих сказанных мне словах напутствия и поддержки, постоянно держала их где-то в подсознании. Незаметно для меня самой все это время они работали.

***

Четвертое собеседование было в фотоателье. После такого воодушевляющего разговора я не хотела туда идти, но надо было что-то решать – накопленных денег почти совсем не осталось. Директор фотоателье – добродушный мужчина средних лет, по фигуре напоминающий практически идеально ровный шар – долго крутил мои рисунки в своих больших мягких ладонях. Его открытое лицо сделалось серьезным и сосредоточенным. Наконец он поднял голову и удивленно посмотрел на меня. После того, что мне в последнее время довелось слышать о своем творчестве, я готовилась к любой обратной связи. Но то, что я услышала, выбило почву у меня из-под ног.

– Мне очень нравится.

– Правда???

– Они прекрасны. Где ты этому училась?

Я пожала плечами.

– Да, собственно, нигде. Я планировала поступать, но… В общем, жизнь пошла в другом направлении.

– Да тебе это и не нужно – я имею в виду, поступать куда-то, – директор стукнул тыльной стороной ладони по моим рисункам, которые все еще держал в руке. – Ты готовый художник.

Я все еще не могла прийти в себя.

– Вы в самом деле так считаете? – недоверчиво спросила я.

Он усмехнулся.

– А зачем мне тебе врать?

С минуту мы молча смотрели друг на друга.

– В одном журнале мне сказали, что я всего лишь рисую красивых людей. И что сегодня это никому не нужно.

– А у нас именно этого все и хотят – быть красивыми! Но не все могут. Вот ты им в этом и поможешь.

Оказалось, речь шла о художественной доработке снимков: фотографию, распечатанную на холсте, необходимо доработать несколькими мазками краски, чтобы она приобрела вид живописного полотна, а клиент предстал на ней прекрасным и величественным – в общем, совсем не таким, какой он в жизни.

– Ты сможешь это делать?

– Думаю, да. Ничего сложного.

Директор как-то странно на меня посмотрел.

– Вот только что ты с твоим-то талантом забыла в нашей конуре? Это место явно не для тебя. Тебе нужно что-то большее, что-то более…

Директор запнулся. Я устало на него взглянула. Я три месяца сидела без денег. Пришибленная нуждой, я понимала, что пока не могу себе этого позволить – хотеть чего-то большего.

– Хорошо-хорошо. Ситуации в жизни бывают разные, сам понимаю. Но – говорю сразу – стабильных заказов не будет. Так – периодические услуги.

– Это меня не пугает. Для меня важно рисовать. Пусть и изредка.

Пустой кошелек заставил меня принять это предложение. Так я стала дорисовывать портреты в фотоателье. Я приходила туда, забирала снимки домой и там их дорабатывала – так мне было удобнее. Директор не обманул: стабильных заказов действительно не было. Но эти разовые заработки позволяли мне держаться.

Через некоторое время директор завел речь о том, что хочет, наконец, вложиться в новую вывеску и рекламу: в кои-то веки у него появились на это свободные средства.

– На мегащит, конечно, пробиться не удастся. Сама понимаешь: там совсем другие деньги крутятся. Но мы напечатаемся в журнале. Разместим там фото этой… как ее…мадам… Ну которую ты рисовала в историческом платье и с пером в голове!

Он показал мне предварительный макет.

– А она согласится, чтобы ее фото напечатали в журнале? В таком виде?

– Шутишь? Эта тщеславная женщина сама на этом настаивает! Ты из нее сделала такую красотку! Хочет, чтобы все ее знакомые это увидели.

Директор с довольным видом положил руки на свой полный живот. Он сказал, что отдельно, короткой строкой, укажет в статье и мое имя.

Нечасто мне везет в жизни, практически никогда. Но в этот раз, конечно, повезло. Еще бы: случайным образом устроиться в маленькое фотоателье, выполнять периодические заказы и тут раз – один из них печатают в журнале. Да еще и с указанием моего имени! Рискнув вложиться в рекламу, директор не прогадал – клиентов заметно прибавилось. Или рекламу нам обеспечили рекомендации той довольной клиентки, оставшейся в таком восторге от своего портрета. Когда я работала над этим заказом, я и не знала, кто она. Оказалась, это была известная и влиятельная в городе женщина.

К моему удивлению и к удивлению директора салона, услуга доработки фотографий вдруг начала пользоваться спросом: находилось немало людей, готовых платить деньги за то, чтобы их представили в виде живописного полотна. Люди хотели получить не бездушную фотокарточку, а полноценный портрет. Вскоре клиенты стали спрашивать: а можно ли заказать не доработанную фотографию, а просто свой портрет, полностью написанный художником? Это было не совсем в нашем профиле – мы все-таки фотоателье, – но предприимчивый директор с готовностью отозвался на этот неожиданный спрос.

– Будешь рисовать их сразу маслом, если они так хотят!

И я стала писать портреты – по фотокарточкам клиентов. Глядя на меня, директор добродушно покачивал головой:

– Ты ведь скоро уйдешь от нас. Тебя заберут отсюда. Не переживай. Заранее говорю, что проклинать тебя за это я не буду.

***

Вскоре произошло странное событие, истинного смысла которого я долго еще не понимала.

Как-то вечером – я как раз была занята написанием портрета очередного клиента – в дверь тихонько постучали. Звонка в каморке бабушки Фриды не было, поэтому неожиданный стук не удивил бы меня, да вот только ко мне редко кто-то приходил. С чувством непонятной тревоги я подошла к двери и какое-то время стояла, не решаясь ее открыть. Стук не повторялся. Не зная, ушел этот человек или нет, я осторожно приоткрыла дверь. И вздрогнула: за ней стоял невысокий щуплый мужчина щеголеватого вида и с дежурной отработанной улыбкой человека, который за эту улыбку получает неплохие деньги.

– Добрый вечер! Я – Вестовой клуба X/Y. Имею честь вручить вам приглашение на сегодняшнее вечернее мероприятие.

И пока я размышляла над значением слова «вестовой», он всучил мне конверт нехорошего бледно-розового, какого-то неживого цвета. Я задумчиво вертела конверт в руках, не решаясь его открыть. Я поймала себя на странном, мне самой непонятном ощущении брезгливости.

– А… это точно мне?

– Совершенно точно. Я уверен.

Вестовой неприятно улыбнулся.

– Странно… Но я никого не знаю в этом клубе. Кто мог меня пригласить? Что за мероприятие?

– Не имею представления, я всего лишь Вестовой, – посланник прикинулся равнодушным. – Я знаю только одно: на конверте ваше имя и ваш адрес.