Солдаты Сумерек

Лишь одна нетерпеливо рвалась из стягивающих тело веревок и глядела совсем в противоположную сторону. От этого подол светло-коричневой одежды постоянно колыхался и обнажал крепкие округлые голени. Зубров аж поперхнулся, рассмотрев их поближе. Красавица гневно повернулась к нему, и Николай смог оценить девушку – полная грудь, широкие плечи и хорошо заметная талия на крепком теле. Над всем этим развевалась копна темных прямых волос, с длинными, выгоревшими на солнце прядями. А из них выглядывало прехорошенькое, но очень уж строгое личико. Пожалуй, она была ещё слишком мускулиста для девушки, но это ничуть не портило опьяняющего впечатления.

– Ничего себе вкус у барона! – только и смог пробормотать Зубров.

Пленница прекратила попытки освободиться и как-то странно посмотрела на рыцаря. У неё были большие, коричневые, яростно сверкавшие глаза. Коля даже слегка смутился, торопливо спешился. Попытался отвесить галантный поклон, но ещё более сконфузился. Поэтому просто достал кинжал и перерезал стягивающие руки веревки. Девушка тут же соскочила с повозки и куда-то умчалась. Не сказав даже простенького «спасибо»!

– Кобыла бомбейская! – в сердцах ругнулся Зубров. Почти злобно рассек остальные путы. И тут же красавицы облепили его пленительной гроздью. Поток объятий, к сожалению плохо ощущаемых через кольчугу, и жарких поцелуев захлестнул Николая. Зубров мгновенно забыл о неблагодарной.

А она с самого начала следила за первым появившимся спасителем. Поэтому, едва получив свободу, сразу побежала к месту его падения. Кто этот отважный одиночка, сразивший сэра де Гретевила и устоявший под градом копейных ударов? Не испугавшийся схватки с самим де Шансоном, считавшимся непобедимым? Своим подвигом он сразу запал ей в сердце. Поэтому, когда второй рыцарь разрезал верёвки, она не удостоила его даже благодарного взгляда. Ведь поверженный одиночка в это время умирал на дороге!

Лежащего уже окружила группа вооруженных мужчин. Перед растерзанным, кое-как перевязанным прямо поверх доспехов телом на коленях сидел плачущий мальчик в зеленой холщовой куртке. Он робко пытался снять с раненого смятый окровавленный шлем. Девушка присела рядом, уверенными движениями расстегнула крепежный ремешок. Железо тут же сошло с головы. Перед ней оказалось молодое лицо, сплошь залитое кровью. Жуткий порез на лбу и волосистой части головы казался ещё более страшным от наслоений сворачивающейся сукровицы. «Неужели мертв?!» – словно чем-то больно стиснуло сердце. Девушка схватила с повозки флягу с земляничным вином, омыла лицо рыцаря и обтерла кожу вокруг пореза. Когда слабенький спирт попал на обнаженное мясо, парень застонал. «Жив!» – в груди сразу стало легко и приятно.

– Сэр рыцарь, сэр рыцарь, не умирайте! – тормошил его паренек. – Сэр рыцарь, это я, Джонни. Я хотел помочь вам убить де Шансона. Я очень хорошо стреляю, сэр рыцарь. Но ветки подломились. Простите меня, сэр рыцарь! Сэр рыцарь!!!

Не открывая глаз, тот оскалился. Николай, всё ещё пребывавший в сладком плену и расточавший девушкам комплименты, неожиданно услышал, как кто-то внятно, по-русски, послал своего собеседника… очень далеко. А затем тот же голос вдруг протянул:

– Больно… Господи, как мне больно… Мама… Мамочка!!! Мне больно, мама!

– Это же Володька! – испуганно воскликнул Зубров. Как он мог забыть, что друг в одиночку дрался с грабителями! Рванул на голос и увидел группу мужчин, обступивших растерзанного лежащего человека. Около него на коленях сидели первая спасённая красавица и какой-то вооруженный мальчишка. Оба старательно освобождали части этого кровавого месива от железа и тут же что-то перевязывали в нём длинными холщовыми лоскутами. Тряпки один из крестьян отрывал от большой праздничной скатерти. Лишь подойдя совсем близко, Николай узнал Феоктистова. Испуганно упал рядом на колени:

– Володя, что с тобой? Володя, очнись! Господи! Да не умирай ты!!!

– Коля? – переспросил тот, пытаясь приподнять голову. – Коля, как мне больно…

С трудом открыл глаза, обвел всех затуманенным взором. Задумчиво пробормотал:

– Девушка, мальчик, рыцарь какой-то… Сплю, что ли?

И окончательно потерял сознание.

* * *

Когда Феоктистов, наконец, пришел в себя, то с облегчением увидел, что снова лежал на топчане в избушке бабушки Линде. Опять пахло травами и магическими химикалиями. В изголовье горела маленькая свеча, а рядом, неудобно примостившись у стола, спала на своём локте незнакомая девушка. «Это ещё кто?!» Он внимательно присмотрелся к доступной обозрению части лица. Ровная бровь и густые ресницы. Едва выступающий бугорок скулы над нежной, слегка впалой щекой. Красивая, самой природой твёрдо очерченная линия губ. Длинные тёмные волосы с выгоревшими на солнце светлыми прядями. (Хм, ему всегда нравились темноволосые…) Где-то он уже видел эти черты. В своём мире, что ли? Здесь? Или, вообще, во сне? Этого он пока не мог вспомнить.

Неожиданно острая боль пронзила тело. Володька тихо застонал. Девушка тут же подпрыгнула и уставилась на него карими, огромными от испуга глазищами. Феоктистов ещё раз попытался подняться, но новая волна боли впилась в живот. Незнакомка быстро уперлась горячими сильными ладонями ему в грудь и решительно положила обратно:

– Лежите, лежите! Рано Вам двигаться. Бабушка говорит, что Вас даже трогать нельзя!

– Так чего же ты трогаешь?

Девушка испуганно отдернула руки, и разбойник расхохотался. Впрочем, очередной приступ тут же утихомирил его. Юная сиделка тоже рассмеялась и уже смелее поправила соломенный тюфячок под его головой.

– Вот что, милочка, помоги-ка мне встать!

– Нет-нет! Вам нужно выпить отвар и сменить повязки, – сразу запротестовала красивая сиделка.

– Ладно, не возмущайся. Давай сюда свой отвар, а повязки подождут.

Превозмогая боль, взял деревянную чашку и решительно опрокинул в рот.

– Он же горячий!

– А, ёп… ерный театр!!! – еле сдержался, что бы не заматериться. Торопливо залил рот холодной водой, после чего смог перейти на ромейский: – Ты раньше-то не могла сказать?!

Видя, что из бархатных глаз вот-вот хлынут слёзы, постарался «отключиться» от боли. Спросил как можно более миролюбиво:

– Как тебя зовут-то, красавица?

Девушка замешкалась, испуганно посмотрела, но потом решительно представилась:

– Сусанна!

«Да, имечко, прямо скажем, не ахти!» – поморщился рыцарь. «Чем-то на леденец смахивает». Ещё раз критически осмотрел сиделку. Та выдержала откровенный взгляд, но стыдливо запунцовела. А Феоктистов вдруг почувствовал, что сам предательски краснеет. Его молодое сердце почему-то засбоило, забилось часто-часто. Он испытал огромное смущение от близости девушки. От того, что они одни в этой тесной полутемной комнате. Попросту не знал, что делать, когда такая юная, искренняя красавица сидит совсем рядом. Тем более что и робеющая незнакомка явно испытывала какие-то чувства… Голова туманилась, и всё сладко кружилось. Володька уже отвык от знаков девичьего внимания, и просто терялся. Даже слова почему-то застряли в горле. Оставалось лишь, как за щитом, спрятаться за иронией. И он мысленно подвел итог: «А вообще-то – девочка что надо!»

Она словно угадала его оценку и улыбнулась. Сердце Володьки ещё раз ухнуло куда-то в район желудка. Он закрыл глаза и полежал пару минут, успокаивая совершенно взбесившееся дыхание. Наконец, сообразил, что может попросить очаровашку о конкретной помощи. Решительно повернулся:

– Сусанна, помоги мне выйти во двор!

Ещё пару минут с увлечением спорил с этой серьёзной прелестью, доказывая, что все полученные колото-резаные, а также и прочие раны должны лечиться движением. При этом ссылался как на авторитет «бабушки Линде», так и на свой печальный опыт. Разумеется, убедил. А когда оперся о жаркое девичье тело, даже адская боль отступила от нахлынувшего томного наслаждения.

Сусанна вывела его из избушки. Что-то толокшая в ступке колдунья всполошилась, всплеснула руками, выронила пестик.

– Все хорошо, бабуль. Я уже на ногах!

– Ну вот и слава Господу Создателю! – неожиданно умилилась старушка. – А то я уж и нехорошее думать начинала.

– Я что, долго был без сознания? – тихо спросил девушку Феоктистов.

– Сегодня десятый день, – еще тише ответила она. Володя от удивления обвис на её не по-женски сильных руках. Потом, вновь придя в себя, поинтересовался:

– И ты, что же, все десять дней около меня сидела?!

Сусанна лишь утвердительно кивнула головой.

Весь день выздоравливающий грелся на солнце. Пил крепкий мясной бульон, вперемешку с ароматными, но невкусными отварами, и потешался над Зубровым. Друг всё порывался его обнять, но неизменно отгонялся бдительной Сусанной. А вечером, когда девушка снова собралась дежурить, Володька с удовольствием потрепал её по руке:

– Спасибо, этого больше не нужно. Мне уже ничего не сделается, а себя измучаешь. А мне ведь общение с тобой здоровья прямо на глазах прибавляет!

Она скромно потупилась, но не смогла сдержать счастливой улыбки. И Феоктистов решился задать весь день мучивший его вопрос:

– Слушай, а почему ты со мной так возишься? Я даже не знаю тебя.

– Потому что вы спасли меня. От рабства. И бесчестья. А может, и от смерти. Так как такого позора я бы не перенесла. Я вам так благодарна!

– А! Ну тогда да. Конечно, – смутился Феоктистов. – Но я ведь, вроде как, оборотень… Неужели ты меня не боишься?

– Сначала немного боялась, – честно призналась девушка. – А сейчас нет.

– Это, конечно, хорошо. Но почему?

– Оборотни плохие. Беспощадные убийцы, и беспокоятся только о себе. А Вы с сэром Николаем хорошие. Крестьяне Вас теперь очень уважают. Ну, правда, и боятся тоже.

– А ты не крестьянка, что ли?

– Не совсем. Мой отец свободный кузнец, и мы живем хоть и недалеко, но отдельно от крестьян де Шансона.

«Теперь понятно, почему у неё такая мускулатура! Небось, папе в меру силёнок помогает!» – догадался Феоктистов. Вслух же сказал:

– Ага! В твоего отца, значит, крестьяне тоже считают немного колдуном?

– Ну да. Правда, не таким сильным, как бабушка Линде. И добрым.

– А она кто же тогда? Злая колдунья?! – удивился Володька.

Сусанна вновь смущенно потупилась.

«Блин! Сроду бы о нашей бабушке так не подумал. Кстати, а девчонка-то называет её так же, как мы!»

* * *

Через три дня Феоктистов отвез Сусанну домой. Его состояние больше не вызывало серьёзных опасений, и он смог запрячь в телегу бабкиного мерина. Отцом девушки оказался тот самый рослый черный детина, которого Николай огрел копьем. Кузнец угрюмо встретил оборотня на пороге своего деревянного дома, действительно, стоявшего на некотором удалении от остальных строений деревни Солми. Правда, увидев, что дочь ухаживала не за его обидчиком, Эдвин Смит несколько смягчился. А к концу вечера распил с гостем бочонок эля и вообще раздобрел. Тем более что пиво осилил, в основном, сам. Раненый Феоктистов лишь отпивал понемногу из кружки, поддерживая компанию. Кузнец даже предусмотрительно ушёл в дом, чтобы понравившийся ему свободный воин смог достойно попрощаться с Сусанной. Хотя до этого всегда жёстко пресекал любые попытки парней из баронских крестьян поухаживать за дочерью. Володька сильно смутился и неумело чмокнул сразу подавшуюся к нему девушку куда-то мимо губ. Но она сама обхватила его сильными жадными руками, и второй поцелуй вышел таким, что ещё половину дороги у оборотня сладко кружилась голова.

Через пару дней он уже пробовал охотиться с луком, а на девятые сутки приступил к лёгким тренировкам. Силы быстро возвращались к молодому живучему организму. Правда, свежие красные рубцы всегда сильно болели и иногда вскрывались от перегрузок. Да часто накатывала тошнота и головокружение. К кузнецу он теперь ездил почти каждый день, пользуясь возможностью бесплатно чинить и усовершенствовать вооружение. А Эдвин Смит не переставал удивляться необыкновенной смекалке в обращении с металлом, которую проявлял нежданный вольный приятель дочери. Нравилось отцу Сусанны и усердие «оборотня». Володька всегда, чем мог, помогал ему – и в кузнице, и по хозяйству.

С помощью Эдвина разбойник не только восстановил длинный шлем, отбивающий копейные удары и усиливающий голос, но и поставил в него дополнительные резонаторы. В сочленения наплечников нанес спиральные борозды и заполнил их топленым салом. Места, всегда трущиеся о его единственный трофейный панцирь, начали смазываться. Естественно, сразу возросла подвижность и долговечность дорогущей защиты.

Раз в неделю Володька парился со старшим Смитом в русской баньке, которую они с Николаем поставили около своей избушки. Эдвин очень быстро преодолел страх перед церковным запретом на мытье (так как и до того был далеко не безгрешен), и постоянно наслаждался восстанавливающим эффектом. А вечно грязные крестьяне никак не могли привыкнуть к новому цвету кузнеца. Теперь при всем желании нельзя было назвать его «Чёрным» – кожа Эдвина лучилась здоровым коричнево-красным цветом. А отмытая Сусанна словно расцвела, как гроздь распускающейся сирени. Теперь она только и жила, что трепетными ожиданиями своего «рыцаря-оборотня». Правда, о дальнейшей судьбе их отношений никто старался не говорить. Лишь однажды, в промежутке учебных боёв, Зубров не выдержал:

– Слушай, а ты любишь Сусаннку?

Феоктистов аж поперхнулся от неожиданности:

– Чего?! А… Ну, люблю, конечно. Только, пожалуй, как-то не так.

– Это как не так?

– Ну, словно не хватает чего-то. Впрочем, я любил одну девчонку в классе. Ещё там, в нашем мире. Ну и было точно так же. Наверное, это и есть любовь. Да, я люблю ее! – закончил он категорически.

– Так чего же не женишься?

Володька опять растерялся:

– Как это?

– Ну, как – как все. На свадьбе погуляем.

– Ты что, смеешься?!

– С чего ты взял? Абсолютно серьезно говорю.

– Да пошел ты! – неожиданно обиделся он, берясь за меч. – Я ещё не хочу. Рано.

– Смотри, как бы поздно не было, – ответил Коля, тоже поднимая клинок.

– В смысле «поздно»? Мы с ней только целуемся иногда.

– Я не о том. Отобьёт кто-нибудь.

Феоктистов понятливо кивнул:

– А! Ты, знаешь, я об этом сейчас меньше всего думаю. Тут другое. Понимаешь, не такая ещё какая-то любовь. Не завершённая. Вот будет в ней всего хватать, тогда и женюсь!

Он принял выжидательную стойку.

– Ну, дело твое, Ромео, – ответил Зубров, обрушиваясь на товарища с мечом. Теперь они всё больше времени уделяли этому сложному «буржуйскому» оружию. И постепенно сила и точность ударов росли. К тому же, и защита требовала от мечника совершенно иной подвижности.

Глава 6

Впервые с человеком по имени Робин Худ друзья встретились лишь после двух лет бесплодных поисков – когда Зубров начал атаку уже кем-то обстрелянного конвоя де Шансона. Как впоследствии оказалось, именно его «вольные стрелки» помогли крестьянам восстановить справедливость. Зажатые в клещи сближающимися отрядами шерифа и барона, разбойники долго пробирались по всё сужавшемуся коридору из бронированных воинов. Они уже практически отчаялись, как вдруг наткнулись на редкую цепь всадников, заменивших отряд грабителей. Вольные стрелки рассредоточились и, используя заросли, просто пропустили их мимо себя. Из-за чрезмерной жадности де Шансона разбойникам удалось выскользнуть из хитроумной ловушки шерифа. Они отпустили солдат чуть дальше и поспешили прочь от места, где должны были встретиться полицейские отряды. Вот только вышли аккурат к Солми во время её разграбления воинами барона. Стрелки не стали напасть на сильный отряд. Но, на всякий случай, поспешили за ним. Так люди Робин Худа смогли спасти Феоктистова и помочь униженным крестьянам.

Немудрено, что барон умолчал об этом позорном для него бое. Чем поставил шерифа в крайне неловкое положение. Пустые «силки» заставляли признать верной одну из двух версий: либо Фалезские разбойники, действительно, являются оборотнями и поймать их практически невозможно, либо они вообще лишь плод чьей-то больной фантазии.

Впрочем, действительность вскоре подсказала третий, истинный ответ. Но на какое-то время разбойники оказались полновластными хозяевами леса. Джонни, самый молодой стрелок из отряда Робин Худа, едва не угробивший Владимира, с того памятного боя стал самым лучшим другом Рыцарей Фалезского леса (как окрестили «оборотней» благодарные крестьяне). И, конечно, особенно полюбил Феоктистова. Даже ревновал его к Сусанне, что позволяло рыцарю постоянно подшучивать над мальчишкой. Почему-то это чувство очень нравилось бабушке Линде, считавшей, что у Джонни большие способности к колдовству.

Однажды, проводив молодого стрелка до лагеря разбойников, где новые друзья закатили по этому поводу целую пирушку, ребята возвращались домой. Солнце уходило за горизонт, в желудках ощущалась приятная тяжесть. К их седлам были приторочены рога с посеребренными устьями – подарки Робин Худа. По утверждению атамана, звук у них был характерный, благодаря чему «оборотни» могли вызвать себе подмогу почти в любой части Фалезского леса. Так как любой человек из его шайки должен был немедленно прибыть на зов, услышав особый сигнал.

Неожиданно приученные кони всхрапнули и остановились. По лесному тракту, к которому они приближались по оленьей тропе, неторопливо ехал одинокий рыцарь. Ребята притаились за кустами и постарались получше разглядеть всадника. Правда, солнце уже совсем ушло за деревья, но света ещё было достаточно. Огромные стальные пластины на кольчуге путника не сверкали, как это было в моде у обычных норманских рыцарей. Зато их покрывали следы многочисленных ударов и сколов, что красноречиво говорило о большом воинском опыте обладателя. Вместо холщовой накидки поверх брони был накинут выцветший плащ с простым красным крестом, кое-где зашитый широкими мужскими стежками. В продуманном порядке на седельных креплениях висел комплект оружия. И конь, и всадник выглядели очень уставшими.

– По-моему, это странствующий рыцарь, – негромко сказал Коля.

Конь и приближающийся воин насторожились.

– Да, похоже. В нашем мире это были бедные, но славные парни, – ещё тише ответил Володя. Но рыцарь, похоже, расслышал. Он поднял руку к забралу и громко сказал:

– Кто вы, прах вас раздери? Если честные люди, то почему прячетесь? А если злодеи – то берегитесь!

Зубров улыбнулся. Тихо опустил забрало и выехал на дорогу. Крестоносец моментально защелкнул своё и опустил копье. Но Николай демонстративно положил оружие поперек седла, а затем громко распахнул стальную решетку. Его лицо было открыто противнику, и тот понял миролюбивый жест. Через несколько секунд его забрало тоже поднялось. Стараясь как можно больше шуметь, Владимир медленно выехал из придорожных кустов.

Буквально через пять минут друзья уже везли в свою избушку первого в их новой жизни благородного гостя. Звали его сэр Жан Дыб-Кальвадосский. В этот день бабушка с Сусанной уступили настойчивым просьбам о «чем-нибудь горячем» и напекли пирогов с олениной. К ним ребята достали из подпола бочонки с элем и яблочным сидром. Правда, сначала рыцарь встревожился, увидев, что хозяева предлагают напитки, не пробуя сами. Но молодые разбойники быстро усвоили обряд чоканья, чем снова успокоили крестоносца. А так как после пиршества у коллег много съесть не могли, зверский аппетит гостя в полной мере воздал должное женской стряпне.

После песен ребята попытались пофехтовать тяжёлым 20-фунтовым мечом нового приятеля. Крестоносец вволю посмеялся над этими неуклюжими попытками, а потом неожиданно разоткровенничался:

– Эх, ребята! Как бы не пришлось мне к вам в компанию проситься.

– С чего бы это?

– Не так далеко отсюда находится мой феод Дыб-Кальвадос…

– А, так это значит в твоих озерах самые большие раки?

– Да, пока в моих. Но три года назад я заложил Дыб-Кальвадос, за пятьсот экю золотом, аббату Кангардского монастыря святого Патрика. Я тогда только собирался встать под знамя короля Тартарийского, доблестного сира Ахилла, что бы в числе храбрейших рыцарей освободить гроб Господень. А своих средств крайне не хватало… Увы, в Трое разбогатеть мне не удалось. В ходе Тивериадской битвы попал в плен и почти все доходы отдал в счет выкупа. Остатки же заплатил иоаннитам, в своём чудесном госпитале смог залечить свои раны. Денег ещё хватило, чтобы к сроку добраться до дома. Но уже завтра, с закатом солнца, Дыб-Кальвадос должен отойти монастырю. Правда, я надеюсь, что добрейший аббат Йорген позволит мне несколько продлить срок договора со Святой Церковью. Завтра собираюсь просить его об этой милости.

Ребята понимающе переглянулись – этот настоятель столичного монастыря давно был на примете как возможная жертва. Очень многие отзывались о нём как об алчном ростовщике, удачно прикрывавшимся саном. Феоктистов смущённо прокашлялся:

– Боюсь, уважаемый сэр Жан, у Вас несколько неверное суждение об аббате Йоргене.

– Хрена лысого этот «святоша» тебе отдаст, – как всегда прямодушно вмешался Зубров. – Как же – продлит он!!! Держи карман шире! Он поиздевается над тобой, втопчет в грязь, а когда наиграется – пинком под зад вышвырнет из твоего же собственного замка!

Владимир лишь пожал плечами. Мол, извини, но это так. Рыцарь растерянно смотрел на хмурых парней, от волнения то сжимая, то разжимая кулаки. Он сразу поверил этим странным и наивным лесным воинам, которые так непосредственно выражали свои чувства. На душе сэра Жана Дыб-Кальвадоского стало ещё тяжелее. Мало того, что всё награбленное пришлось отдать троянскому паше Урзуну, сумевшему пленить его на проклятой Тивериадской равнине? Так теперь ещё и с отчим домом придётся расстаться!

– Ты, сэр Жан, погоди убиваться-то! – сказал Феоктистов, вытаскивая из тайника увесистый мешочек с их «кассой». – Сколько, говоришь, тебе надо? Пятьсот экю?

После разгрома грабительского каравана друзья, наконец, разбогатели. Стрелки Робин Худа сразу же забрали все деньги, которые нашли у убитых и в отбитых повозках. И, по правилам разбойничьего дележа, половину отдали «рыцарям-оборотням», в лице находившегося в сознании Зуброва. Так же друзьям достались и лично добытые трофеи – вооружение и имущество сэра Кристофера де Гретевила, а также солдата, заколотого Николаем. Кое-что из этого удачно продали через Эдвина Смита в Фалезе. А потом ещё и выжившие крестьяне Солми, также прибыльно сбывшие трофеи, передали через бабушку Линде денежную «благодарность». Так что сейчас мешочек друзей весил более 4-х килограмм. Или 10 фунтов, по-местному.

Владимир что-то быстро подсчитал, рисуя пальцем крупные цифры в пыли тропинки:

– То есть, тебе нужно 5100 деннариев!

Подсчёт занял гораздо больше времени. Наконец его лицо удивленно вытянулось:

– Блин, у нас «маней-маней» ровно на пятьсот экю!

Парни ещё два раза пересчитали свой капитал. 2 полновесных фунта, из которых один золотой, 235 золотых монет со щитом и 15 тетрадрахм, 31 цехин, 43 куска серебра, по солиду каждый (отрубленные от фунтов), 871 деннарий и пара пригоршней «рубленок», из которых набиралось чуть более 100 полновесных монет. Итого, практически ровно 5100 деннариев. К сожалению, весов для более точного подсчёта не имелось. Приходилось верить математике.

– Ну ладно, утро вечера мудренее, – наконец глубокомысленно изрек Николай. – Пошли спать, что ли. Финансовые дела оставим на завтра.

* * *

Но спокойно поспать не удалось. Сначала ребята пристали к новому товарищу с расспросами. У них ведь было так мало информации об этом мире! Тем более что рассказчиком сэр Жан оказался хорошим. Прежде всего, их интересовало всё, что было связано с Сыном Божьим. Ведь совсем недавно Он жил здесь среди обычных людей! Одно это переворачивало с ног на голову всё, что они знали ранее. Там, в своём мире.

– Сын Божий, по имени Андроник, родился в семье очень достойных людей из императорского рода. Сейчас троянцы обычно называют его Иегошуа, а подданные короля Ахилла – Исус Христос. То есть, Мессия, – начал свой рассказ сэр Жан.

С его слов выходило, что около 40 лет назад на окраине большого северного королевства Тартария, жителей которого троянцы именуют готами, в монастыре Единого Бога, жила юная благочестивая дева Мария. Её высокопоставленные родители с малолетства посвятили девочку служению Всевышнему. Более прекрасной и чистой девушки ещё не было в Яви! Поэтому именно ей Единый Бог и оказал великую честь – родить Его земное воплощение. Согласно древним пророчествам, Сын должен был стать великим правителем и спасти человечество от его постоянно растущей греховности. Вскоре Мария, действительно, чудесным образом зачала ребенка, оставаясь девственной.

Об этом чуде узнал доблестный князь Георгий (он же Иосиф, по версии троянцев), двоюродный брат правящего императора Ирода. Из столичного Царьгарда князь приехал в тот далёкий тартарийский монастырь. А увидев Пречистую Деву, по благородству крови приходившуюся ему ровней, сразу влюбился. Георгия, находившегося уже в достаточно зрелом возрасте, просто поразили Её ангельская красота и Высшее Предназначение. Да настолько, что близкий родственник Ирода уговорил беременную девушку стать его официальной женой, чтобы будущий Спаситель получил юридическое право на престол империи. Доблестный Георгий обручился с Пречистой Девой и окружил Её истинно царским почетом. Но фактически жил как с любимой сестрой.