Солдаты Сумерек

Металлическая рука рванула веревочку, стягивающую тяжелый мешочек, до поры висевший сзади на поясе. Рыцарь поднял его над головой аббата. И крик прервался на полуслове, захлестнутый золотом и серебром.

– Здесь ровно пятьсот экю! Можешь пересчитать.

Меч отпустил руки священника. Йорген затравлено посмотрел в окно – солнце все ещё ярко светило. Даже слепой не назвал бы это закатом. Оставался последний козырь.

– Стреляйте!!! – истерически закричал он. – Стреляйте в них!

Почти мгновенно клинок рыцаря освободился из ножен. Одновременно с этим акустическая волна усиленного резонатором крика ударила по ушам:

– Жан, падай на попов!!!

Крестоносец плашмя рухнул на многострадального приора, стол и аббата. А там, где только что была его голова, со свистом пересеклись пути двух длинных стрел. Третью, направленную в шею, «Кристофер» отбил лезвием меча, а совершенный при этом небольшой поворот спас от четвертой. Она лишь впилась в металл доспеха, пригвоздив шлем к панцирю.

«Де Гретевил» в два прыжка покрыл расстояние до ближайшей бойницы и с силой ткнул в неё своим мечом, аж по плечо забросив в проём руку. Лезвие ударилось во что-то, послышался короткий вскрик. Когда рыцарь вытащил меч, его конец был алым от крови. В этот момент воин заметил укрытую гобеленом дверь, ведущую в соседнюю комнатку. Очевидно, такие же были и у других бойниц.

Заклиненный шлем очень стеснял движения, поэтому «Кристофер» сорвал его. Взорам перепуганных попов предстало оскаленное лицо неизвестного юноши, обезображенное свежим кровавым рубцом. Над металлическими плечами взметнулись слипшиеся пряди тёмно-русых волос. А сэр Жан, удобно расположившийся на священниках, с удовольствием наблюдал за молодым Феоктистовым. На ходу тот отбил ещё две летящие стрелы. «Отличная реакция! Интересно, где мальчишка научился ТАК чувствовать меч? Немного подучить, и выйдет первоклассный боец!» – думал крестоносец.

Разбойник ворвался в комнатку со второй бойницей. Кто-то испуганно закричал, но металлический удар оборвал крик. Снова появился в зале. Теперь кровь закрашивала уже половину клинка. Во Владимира ударили ещё одной стрелой. Доворот корпусом с взмах меча – и смерть снова прошла мимо. А он бросился к не стрелявшей амбразуре.

Там стрелок выбегал в коридор. Увидев преследователя, развернулся и решительно обнажил клинок. Увы, навыка фехтования у него оказалось меньше! Разбойник в два удара обезоружил солдата и с силой ткнул мечом в грудь. Оружие застряло в убитом.

– Да, блин!!! Что ж ты сроду не во время!

С топором таких проблем никогда не возникало. Оборотень поднял лук заколотого и побежал в четвертую комнатку. Интуиция не подвела – последний солдат, с кабаньей головой и розой на накидке, тоже убегал по коридору. Уже в его конце, футах в тридцати, обернулся. Как раз в это время Владимир вбегал в комнатку. Стрелок выстрелил. Разбойник всем телом бросился на стену и, вскинув оружие, ответил «по-татарски», удерживая тетиву со стрелой и резко выкидывая вперёд руку с луком. Увы, до Робин Худа ему было далеко – промах получился ярда в два. А вот стрела противника пришла точно в левый бок. Она даже пробила торакс, но глубоко поранить не смогла.

– Сволочь… – оскалился Феоктистов. Выдернул из себя окровавленный стержень и наложил на лук. Стрелок уже скрылся за поворотом, и разбойник, прихрамывая, побежал следом. Настиг в одном из переходов. На этот раз, вовремя отшатнувшись за угол, избежал смертоносного выстрела. Стрелял солдат, действительно, хорошо. Стараясь не дать противнику времени на перезарядку, бросился вперед. И увидел несущегося на него воина, закрывшегося щитом. Очевидно, тот снял его со стены – в замке было много оружия. Почти в упор, с нескольких ярдов, Владимир выстрелил. Удар стрелы лишь отклонил щит противника, но не остановил его атаку. В следующую секунду пришлось парировать удар боевого топора. Древко лука с хрустом разлетелось, и разбойник остался вообще без оружия. Лицо противника посветлело. Но он не успел поднять руку для второго удара, как оборотень уже вцепился в неё. Всей бронированной массой качнулся в сторону, увлекая стрелка, и резко махнул ногой вверх. В принципе, Феоктистов целил в колено. Но не попал. Ловкий солдат успел убрать ногу. Зато отягощенная металлом конечность всей нерастраченной инерцией чиркнула пах. Не давая стрелку опомниться, Владимир от души добавил по роже. Прямо ладонью в боевой перчатке. От этой затрещины мир померк, и руки ошеломленного солдата ослабли. Следующий удар сбил его с ног.

Как только противник упал, злость Феоктистова улетучилась. Он поднял его топор:

– Вот так-то, милок! Впредь умнее будешь.

Противник скорчился на деревянном полу и судорожно пытался глотнуть воздух. Но сжатая спазмом грудная клетка не распрямлялась. Лицо начало багроветь от удушья.

– Выдохнул! Резко! Ещё раз! Через рот! – уверенно, но беззлобно скомандовал Феоктистов. Это помогло. При резком выдохе грудь слегка отпускало и вдох получался сам собой. Через минуту пленник уже мог не только дышать, но и двигаться. Но теперь его лицо начало наливаться сине-красным от полученных латных оплеух.

– Кольчугу снял! И сапоги!

Солдат повиновался. Вскоре он остался в одном холщовом белье. Победитель не стал подбирать одежду. Успеют и потом. Под угрозой топора отконвоировал в залу.

А там святые отцы старательно собирали монеты. Точнее, трудился один бедолага приор. Сэр Жан вновь прижимал аббата Йоргена к креслу. Только на этот раз уже обнаженным мечом. Тот злобно вращал глазами, скрипел зубами, но на этом его участие в действе и заканчивалось. Всё-таки аргумент крестоносец выбрал самый доходчивый. Параллельно хозяин ещё и следил за старанием и честностью работавшего гостя. Наконец, в холщовом мешке оказались все составные части пятисот экю. Оставшуюся небольшую горстку «рубленок» Феоктистов небрежно впихнул прямо в рот приора:

– Молодец! Это тебе за старание!

После этого священники, служка и избитый стрелок бесцеремонно («на пинках», как выразился разбойник) были выпровожены из замка. Но на прощание, странно улыбаясь, Владимир сказал солдату:

– Если ты когда-нибудь встретишь крепких молодцев в зелёных холщовых куртках, с луками и топорами, или же рыцарей-оборотней, немедленно отложи оружие в сторону, встань на колени и скажи: «Я, бедный и несчастный, затем свое имя, пострадавший от кулаков рыцаря-оборотня, друга рыцаря сэра Жана Дыб-Кальвадоского и доблестного Робин Худа. За великие мучения рыцарь-оборотень назначил мне пенсию». Запомнил? И протянешь руку. Повтори!

Избитый солдат покорно повторил оскорбительную фразу. А затем четыре несчастных человека побрели прочь от великолепного замка, который недавно считали своим. Счастливый же хозяин стоял на подъемном мосту и искренне махал им рукой.

* * *

Аббат Йорген, приор из Тюри-Аркура, служка и стрелок де Шансона торопливо шли по лесной дороге. Хотелось до заката добраться хотя бы до ближайшей деревни. Разбитое лицо солдата, даже умывшегося в ручье, страшно распухло и больше напоминало какую-то неудачную маску. Поэтому лишь на нём не проявилось выражение ужаса, когда из придорожных кустов вышел ладно скроенный детина в зеленой холщовой куртке и треугольной шляпе с длинным фазаньим пером. Он многозначительно похлопал по ладони полированным лезвием аккуратного меча и вежливо поздоровался:

– Добрый вечер, святые отцы!

Аббат проворно сунул под рясу тяжелый мешок с деньгами, а приор из Тюри-Аркура начал креститься.

– Сгинь, сгинь, нечистый, – запротестовал он. – Исчезни!

Похоже, для Йоргена день сплошных огорчений ещё не окончился.

– Кто это?

– Как кто?! Этот чертов разбойник, Робин Худ! – истерично выкрикнул приор.

Н-да, уж! Именно это аббат надеялся услышать меньше всего.

– Да, святые отцы! Это действительно я, великий грешник Робин Худ. И, наверное, поэтому Господь не внемлет моим молитвам и не дает хотя бы немного денег. Может быть, вы мне их дадите, святые отцы? – с самым благочестивым видом спросил разбойник.

– Да что ты! Господь с тобой! Не видишь – мы сами избиты и ограблены рыцарями-оборотнями!

– Да?! Какой ужас! Вот мерзавцы-то.

Аббат горестно развел руками, демонстрируя полную безысходность, и картинно закатил глаза к небу.

– Вижу, мы с вами в одинаково бедственном положении, – продолжил разбойник.

– Да, да! – согласно закивали головами святые отцы. Служка от страха впал в состояние временного ступора и лишь беззвучно шептал молитвы. А стрелок безучастно смотрел на происходящее заплывшими от отёков глазами.

– Ну что ж! Мои молитвы до Господа не доходят. Но вы-то, как-никак, Его служители. Причем, довольно высокие. Несомненно, ваши молитвы прямехонько, ещё тёпленькими, попадают прямо в уши Всевышнему. Давайте вместе помолимся, чтобы Он послал нам немного денег. Вам Господь не должен отказать.

Поощряемые мечом Робин Худа, все четверо опустились на колени и молитвенно сложили руки, обратив взоры вверх. Сам он тоже встал рядом и сделал вид, что упорно просит Всевышнего. Впрочем, довольно скоро встрепенулся и весело сказал:

– Пожалуй, Бог уже внял нашим молитвам!

Не вставая, порылся у себя за поясом.

– Ну, у меня пусто!

Осмотрел несчастного служку и стрелка.

– И у этих бедолаг ничего не прибавилось.

Затем протянул руку к приору. Нащупал и срезал с его пояса увесистый кошель, куда тот аккуратно ссыпал и давешние «рубленки». Тот молча, со страдальческой миной, смотрел в равнодушные небеса. Третий раз, среди белого дня, Робин Худ грабил его!

– Ого! Смотрите, святой отец. Господь услышал Вашу молитву! – изумился разбойник. – А что у Вас?

На этот раз он обращался к аббату. Йорген попробовал вскочить, но Робин железной хваткой удержал его:

– Зачем же так волноваться?

Мешок с 500 экю тоже перекочевал к разбойнику.

– Святой отец, да Вы воистину святой! Только молитва праведника может сразу дать столько золота! Я обязательно помолюсь за Вас сегодня вечером. Вот только, наверное, Всевышний опять меня не услышит.

Робин Худ встал и отряхнул дорожную пыль. Аббат с ненавистью смотрел на него.

– К чему эти яростные взгляды, святой отец? Если Господь за такую короткую молитву отвалил Вам не менее 20 фунтов, то сколько же Вы получите после Всенощной в храме? А раз вам Единый в трех лицах даст ещё, то эти кошельки я заберу себе. Уж, видно, такой я грешник, что только вашими молитвами, святые отцы, живу на этом свете!

Вскоре аббат, приор и мгновенно вышедший из ступора служка со всех ног улепетывали по ещё тёплой пыльной дороге, сопровождаемые свистом и улюлюканьем Робин Худа. Лишь один стрелок продолжал стоять на коленях.

– А ты чего расселся, мил человек? – наконец не выдержал тот. – Тебе бояться нечего. Ступай, куда шёл.

Видя, что тот не поднимается, участливо спросил:

– Ты вообще кто?

Пристально глядя на разбойника, стрелок ответил:

– Я вижу Вы крепкий молодец в зеленой холщовой куртке. Но, почему-то без лука…

– Он в кустах. Тебе что за дело до него? – насторожился Робин Худ.

На обочине зашуршали ветки, и на дорогу, сверкая кольчугой, выбрался Николай с прославленным оружием атамана.

– Ого, и рыцарь-оборотень здесь!

Разбойники удивленно переглянулись.

– Увидев вас, я должен отложить в сторону оружие, сесть на колени и сказать: «Я бедный, несчастный Дэниэл Скотт, пострадавший от кулаков рыцаря-оборотня, друга рыцаря сэра Жана Дыб-Кальвадоского и доблестного Робин Худа. За великие мучения рыцарь-оборотень назначил мне пенсию». И протянуть руку.

Он закрыл глаза и, опустив голову, со страхом вытянул вперед левую кисть, ладонью вниз. Ожидая, что её сейчас отрубят. Секунду разбойники стояли в полной растерянности. А затем Зуброва осенило:

– А! Так это Володька его отделал! И просит заплатить мужику за страдания! Ну-ка, ну-ка, пенсионер, расскажи-ка всё по порядку.

Солдат с удовольствием рассказал, как по приказу барона охранял аббата. Как рыцарь-оборотень, не пробиваемый бронебойными стрелами, в одиночку сразил трёх его товарищей, а его самого избил, оставшись без оружия против топора. Причём, красочно и самокритично описал и свои ощущения. В конце рассказа разбойники так хохотали, что у стрелка появилась робкая надежда сохранить хотя бы часть руки при осуществлении обещанной «пенсии». Каково же было его изумление, когда всё еще смеющийся оборотень отобрал у Робина кошелек приора и, предварительно перевернув ладонь солдата, вложил мешочек в непроизвольно трясущуюся кисть:

– Ступай с миром, мил человек!

– Подожди, это мои деньги! – возмутился атаман.

– Из нашего кошеля возьмешь.

Стрелок изумленно смотрел то на вручённые деньги, то на уходящих разбойников. Вместо нанесения нового увечья они неожиданно одарили его… А вот в Шансоне точно не ждало ничего хорошего. Либо повесят за невыполнение приказа, в назидание остальным, либо продадут в рабство. И солдат неожиданно взмолился:

– Постойте, ради всего святого! Подождите! Вы не разбойники – вы ангелы! Простите меня, я не хочу сражаться против вас. Умоляю, возьмите меня с собой! Мне не нужны эти деньги, – он отбросил кошель к ногам Робина. – Честно! Возьмите! Вы увидите, что Дэниэл Скотт тоже честный человек!

Лесной стрелок неопределенно пожал плечами и хмыкнул:

– Ну что ж, посмотрим.

Хозяйственно подобрал кошель, но, наткнувшись на взгляд Зуброва, снова отдал Дэниэлу Скотту. И лишь после этого обратился к Николаю:

– А это было в вашем «фильме»?

– Что «это»? Избитый стрелок, что ли?

– Ну да. «Пенсия» эта.

– По-моему, не было. Я точно не помню. Но с попами ты точно как в кино пообщался!

– Ну и славно! – довольно улыбнулся Робин. – Но вы мне обещали половину добычи!

– Сомневаешься?!

– Да нет, конечно! Только этот кошель тоже в добычу входит!

– Ладно, сочтёмся! Тебе бухгалтером надо быть! – ругнулся Николай.

– От «бухалтера» слышу! – привычно парировал атаман.

Дэниэл благоговейно прислушивался к непонятной ему перебранке. Что ж! Он жив, это главное. Даже при деньгах. А новая разбойничья жизнь может оказаться не менее интересной. Тем более, семьи у него нет, так что и терять особо нечего… Три человека постепенно исчезли под широким пологом Фалезского леса.

Глава 8

Когда Зубров с Робин Худом подъехали к Дыб-Кальвадосу, над его воротами уже развевался стяг сэра Жана. У поднятого моста скопились крестьянские повозки, и возницы сдержанно обменивались мнениями. Крестьяне явно пребывали в растерянности. Разбойники уверенно раздвинули их крупами коней и подъехали почти к самым воротам. Однако в цитадели, похоже, их прибытие осталось незамеченным.

– Дрыхнут они там, что ли?

Атаман взял у Зуброва рог и требовательно протрубил. Через несколько минут мост начал опускаться, и за замковой решеткой обозначился сам крестоносец.

– Что, дармоеды, заждались владетеля? – весело обратился он к крестьянам.

Ответом был нестройный, но явно обрадованный гул голосов. Сэр Жан сразу же принялся отдавать указания. Первым делом приказал вынести из замка и похоронить лучников де Шансона. Энтузиазм селян сразу сник, зато авторитет феодала вырос до прежней отметки – сэр Жан, оказывается, не разучился убивать норманцев. Уже через пару часов из прибывших, наиболее крепких простолюдинов он набрал новый гарнизон. Это было легко, так как зависимый крестьянин, ставший дружинником, сразу получал статус свободного человека. Чуть сложнее пришлось с комплектованием замковой обслуги. Ведь переход в ранг слуги принципиально для селянина ничего не менял. Но рыцарь справился и с этим. Благо жизнь в цитадели, как правило, была существенно легче и сытнее многотрудного добывания крестьянского хлеба.

Разбойники в это время увлечённо поглощали трапезу, любезно оставленную аббатом. А именно – ели жареную свинину, запивая сладким церковным вином. Правда, с хлебом пришлось туговато. На троих им осталась одна, да и то надкушенная лепешка. Зато мяса было вдоволь. Друзья развели в камине огонь и соорудили импровизированный шашлык, насадив крупные куски молодой свинины на кончики мечей.

Когда с хозяйственными хлопотами было покончено, к пирующим присоединился счастливый хозяин. Два новых слуги неуклюже втащили за ним бочонок прошлогоднего эля, пару головок сыра, а также корзины с ароматными ковригами горячего свежего хлеба и сырыми яйцами. Из последних Зубров сразу же принялся готовить огромную яичницу.

– Где это они так быстро хлеб успели испечь? – изумился Феоктистов. Сэр Жан, в свою очередь, удивленно взглянул на него:

– В пекарне, конечно.

– Пекарни, как и мельницы, стараются ставить только в замках. Так крестьянам сложнее увильнуть от уплаты налогов, – пояснил Робин Худ.

– Вы что, не знаете этого? – недоверчиво спросил крестоносец.

– Они иностранцы! – вступился за друзей атаман. – Многого у нас не понимают.

Вечер закончился вполне благополучно.

* * *

Преисполненный благодарности сэр Жан предложил ребятам погостить, пообещав научить «драться по-настоящему». Друзья, конечно же, согласились. Но сначала решили управиться с делами. А их накопилось уже изрядно. Нужно было оборудовать несколько зимних подходов к своей избушке, поправить крышу на хибаре бабушке Линде, помочь ей и семье Смитов в заготовке сена на зиму, запасти дров для баньки…

Примерно через месяц всё было завершено, и ребята направились в Дыб-Кальвадос. Замок уже бурлил полноценной жизнью рыцарской цитадели. Подъезжали повозки с дровами и съестными припасами, дымили трубы пекарни и кузницы, стучали молоты кузнецов, топоры плотников, поскрипывали лебедки каменщиков. Сэр Жан, как и следует рачительному хозяину, спешил укрепить замок, пользуясь тем, что под его стенами ещё не толпились воины какого-либо соседа, обнищавшего золотом и рабами. Увы, нравы в Норманском королевстве были далеки от заповеданных Богочеловеком.

– Друзья мои! – радостно приветствовал их крестоносец. – Ну, наконец-то вы решили посетить мое скромное жилище!

Он немедленно распорядился начать подготовку к пиру. Приятелей же пригласил скоротать время в свою оружейную комнату. «Оружейка» располагалась на третьем уровне донжона, и снаружи в неё вела довольно хлипкая деревянная лестница. Сам вход в башню располагался на высоте примерно тридцати футов, что, конечно, было очень удобно в плане обороны, но весьма рискованно в мирное время. Впрочем, глядя на сэра Жана, беззаботно вышагивавшего по прогибавшимся мосткам, друзья так же постарались не подать виду, что побаивались невзначай грохнуться с почти 10-метровой высоты.

Оружейная комната представляла собой просторную каменную залу, на всем протяжении которой стояли крашеные олифой деревянные подставки, заполненные ровными рядами копей и алебард, боевых топоров, а так же луков со снятыми тетивами. Тут же лежали связки длинных стрел, теснились деревянные, обтянутые кожей, щиты. Отдельно висели мечи, стальная кольчуга феодала и кожаные доспехи дружинников.

Ребята с удовольствием опробовали различные виды оружия. Покрутили, сравнивая, старые и недавно выкованные образцы, проверили наиболее понравившиеся клинки на прочность легкими ударами о свои мечи. Крестоносец гостеприимно предложил гостям выбрать себе в подарок по одной смертоносной «игрушке». С учетом огромной стоимости, которую здесь имело стальное оружие, это был поистине царский жест. Николай тут же присмотрел себе добротный норманский меч, решив особо не скромничать. Владимир же сначала неторопливо перебрал связку просушенных луков, но потом зацепился взглядом за трофейный троянский кинжал.

Изящное, чуть выгнутое жало его клинка было около 6 дюймов длины. Полированная голубоватая сталь пересекалась короткой медной гардой в виде двух голов змей, изготовленных с большим изяществом. А их «тела» крест-накрест оплетали узкую рукоять, дополнительно обтянутую хорошо выделанной кожей. Заканчивалось всё это великолепие резной серебряной шишечкой, в которую сплетались хвосты рептилий. Кинжал был красив тем самым смертоносным очарованием, которое присуще только боевому оружию.

Сэр Жан понятливо улыбнулся:

– Это один из немногих сувениров, которые мне удалось привезти из крестового похода. Он принадлежал наемному убийце, ассасину. Думаю, в твоих руках, Владимир, этот кинжал найдет более благородное применение.

– Я не могу принять его, сэр Жан. Это слишком дорогой подарок.

– Не дороже моего замка. Я всегда буду благодарен вам с Николаем за вашу помощь.

Дальше отказываться у Феоктистова просто не было сил. Рукоять словно сама легла в ладонь, и от неё, вверх по руке, поползла тонкая змейка холода. Владимир зачарованно провел перед глазами голубоватым лезвием:

– У него есть имя?

– Конечно, это же боевое оружие. Но я не знаю его. Мне, знаешь ли, пришлось свернуть шею тому ассасину прежде, чем он смог что-либо сказать. Да и сомневаюсь, что он вообще собирался говорить. Зарезать, да, собирался… Так что попробуй придумать сам.

Владимир ненадолго задумался.

– «Сарацин»! Я назову его «Сарацин»!

– Прекрасное имя. Да, кстати! Думаю, пора испытать его в деле. Мясо на столе!

В дверях оружейной залы, действительно, маячил слуга, известивший владетеля, что подготовка завершена. Вслед за сэром Жаном друзья спустились на второй этаж, который занимала большая пиршественная зала. Здесь, как и в большинстве помещений донжона, царил полумрак. Несмотря на яркий день, солнечного света было не достаточно. Небольшие окна, оставленные в толще стен, были забраны толстыми железными решетками. Поэтому в стенных держаках дополнительно горели смоляные факелы, от чего в воздухе ощущалась устойчивая горечь дыма. Впрочем, в качестве своеобразного освежителя здесь выступали охапки свежего душистого сена, устилавшие пол. Посередине стоял огромный «П» -образный стол, собранный из длинных досок, положенных на специальные козлы, которые накрыли белыми домоткаными скатертями.

Около стола уже столпилось человек 20 дружинников, а несколько слуг споро таскали разнообразные блюда. По знаку феодала принесли таз и кувшин с водой. Сам крестоносец лишь символически омочил ладони перед трапезой, а друзья, напротив, с удовольствием вымыли руки. Остальные ненавязчиво проигнорировали непонятный «троянский» обряд. Вслед за владетелем все весело устремились к лавкам, установленным с внешней стороны стола. Тут же, словно сами по себе, испарились крышки с бочонков, на равном расстоянии выставленных вдоль лавок, и кружки дружинников до краев наполнились светлым элем и яблочным сидром.

– За моих друзей! – провозгласил сэр Жан и, подавая пример, осушил серебряный кубок. Слуги немедленно последовали примеру и жадно набросились на мясо. Впрочем, рыцарь, перед тем как выпить, сначала аккуратно вытер рот специальной салфеткой. Чувствовалось, что он опять выполнил какой-то ритуал, ещё неизвестный его новым слугам. Друзья, на всякий случай, тоже аккуратно промокнули губы перед питьём и, по примеру сэра Жана, отхватили собственными ножами по здоровенному куску мяса. Благо, перед ними красовалась целая туша зажаренного оленя. Феоктистов был приятно удивлен остротой «Сарацина». Кинжал резал как хороший скальпель. Рядом с олениной обнаружилась чашка, наполненная острым соусом из перца и гвоздики, которым, как оказалось, местные поливали любое мясное блюдо.

Сначала друзья чувствовали себя на пиру довольно стесненно. Но потом сообразили, что новые слуги сэра Жана тоже не знали установленных правил поведения. По простоте душевной бывшие крестьяне жадно хватали наиболее приглянувшиеся куски со всех блюд, до которых только могли дотянуться, и обеими руками до отказа набивали рты. При этом дружинники отвратительно чавкали, хохотали и что-то рассказывали. Многие, словно изголодавшиеся собаки, перехватывали пищу у соседей. Кроме того, солдаты почти непрерывно накачивались пивом и яблочным вином. Куски грубого хлеба, заменявшие здесь тарелки, многими попросту игнорировались или же использовались по прямому назначению. Поэтому, на общем фоне, друзья смотрелись сущими образцами благовоспитанности – аккуратно отрезали ножами большие куски мяса и, положив на собственные горбушки, не спеша разделывались с ними. Эль и сидр пили только после крестоносца, который делал это в промежутках между сменами блюд.

Пиршество проходило под довольно заунывное пение бродячего гистриона, уже неделю обретавшегося в гостях у сэра Жана. Певца звали Питер из Фалеза, и он, уже в который раз, исполнял балладу о доблестном сэре Гильороне Ливарском, ушедшем в крестовый поход. Впрочем, с каждой выпитой кружкой пение Питера казалось друзьям всё более мелодичным. А ко второму часу застолья они уже не только подпевали гистриону, но и подтанцовывали. Тем более, что за зажаренными целиком оленями последовали кабаньи окорока, медвежатина, жареные дикие гуси, громадные пироги с начинкой… А в перерывах активно употреблялся добротный ячменный эль, вперемешку со слабым яблочным вином.