Золотой Ипподром

Тем временем, началась жеребьевка. Рыжий человек в красном одеянии поднял над головой большую чашу, наполненную белыми шариками, и подошел к принцессе. Та удивилась и что-то пробормотала. Потом стала по одному вынимать шарики и опускать их в поданный ей высокий и узкий стакан. Когда двенадцать шариков уместились в нем стопкой один над другим, рыжий, поклонившись, отошел от ее высочества и поставил стакан на столик. Миг – и шарики вспыхнули фиолетовым светом, отчего на них ясно стали видны крупные римские цифры.

– Первые три забега! – громко провозгласил мужчина, вынимая шарики один за другим. – Синие: Александр Муселе, первая дорожка! Зеленые: Михаил Нотарас, вторая дорожка! Красные: Василий Феотоки, третья дорожка! Белые: Георгий Митропулос, четвертая дорожка!

Трибуны взорвались восторженными криками, причем больше всего, как показалось Дари, горячились красные.

– Он может подойти к каждому из высоких гостей, – объясняла Лари. – Никто не знает заранее, кому придется выбирать шары!

Со второй чашей рыжий подошел к Луиджи. Тот смутился еще больше, чем принцесса, заметно покраснел и даже беспомощно покосился в сторону. Однако протянул руку и стал один за другим опускать в стакан шарики с невидимыми номерами.

Из ворот манежа, тем временем показались одна за другой, колесницы первой четверки участников соревнований. Проезжая по улице к воротам Ипподрома, возницы успевали перекинуться парой слов со стоявшими в толпе друзьями или поймать букетик, брошенный какой-нибудь юной особой. Дальше их ждала яркая площадь, наполненная разодетым народом, флагами, цветами и аппетитными запахами.

Как только колесницы заняла свои места в арке стартовой башни, актуарий взмахнул белым платком. Канат, перегораживавший все четыре проезда, упал, и кони рванулись вперед. Бега начались.

Тяжелые квадриги разогнались не сразу. Видно было, как напряглись лошадиные спины, как сжались возницы, словно желая помочь великолепным животным. Но колесницы быстро набрали нужную скорость и понеслись по каменистым дорожкам колесо к колесу.

– Красиво, да? – воскликнула Лари, взглянув на соседку. – Это настоящие боевые квадриги, не что-нибудь! Такого больше нигде не увидишь! А править сразу четверкой коней это вообще целое искусство!

Дари смотрела на арену во все глаза. Колесницы уже приблизились к сфенде ипподрома, и им нужно было поворачивать. Дари тянуло зажмуриться. Она не представляла, как можно на такой скорости заставить четырех лошадей уклониться в сторону. Казалось, они врежутся в трибуны и на этом все закончится. Она не спускала глаз с Василия. Тот стоял на своей колеснице, напряженно сжимая поводья и смотрел вперед, чуть наклонив голову. Он был сейчас необычайно красив. Ремешок красной каски туго охватывал упрямый подбородок, красный пробковый жилет походил на панцирь. А мощные загорелые руки были, кажется, вылеплены с античной статуи.

«Эх, если б ему еще волосы подлиннее…» – подумала Дари и тут же мысленно усмехнулась: однако, что за мысли ее посещают!

Между тем белый возница стал немного притормаживать, зеленый шел с ним вровень, а синий, кажется, увеличил скорость – по крайней дорожке ему было удобнее всех поворачивать, но и путь предстояло пробежать больший, чем другим. Но всеобщее внимание захватил Василий: он вдруг резко рванулся вперед и, обогнав синего и зеленого, занял короткую первую дорожку! Трибуны взорвались криками и свистом.

– Ну ничего себе! – Лари всплеснула руками. – На первом же круге! Он или очень уверен в себе, или еще совсем неопытный. Ему же семь кругов нужно сделать, а он сразу так гонит коней!

– Семь кругов?! – изумилась Дари.

– Ну да, конечно! И потом, по первой дорожке тяжелее огибать Спину!

– Я думаю, он справится, – пробормотала Дари, глядя вслед удаляющимся теперь запряжкам.

А те понемногу выстроились в цепочку, которая медленно удлинялась. Дари почти физически чувствовала, как вибрирует арена под копытами шестнадцати лошадей, как колеса стирают в пыль мелкие камешки. На поворотах Василий сильно отклонялся влево, закладывая на своей квадриге крутые виражи. Казалось, он вот-вот чиркнет каской по каменному полукругу. Пока никто не мог его обогнать.

– Это ужасно опасно, ужасно! – горячилась Лари. – Сколько возниц погибло на этих поворотах!.. Но сейчас они должны беречь силы до последнего круга.

– Беречь? Как беречь? Им же нужно скорее прийти к финишу?

– В этом-то и загвоздка! С какой скоростью идти, кого обгонять и когда, и как не расшибиться при этом. Это очень сложно, тут думать надо!

«Ну да, это нам отсюда хорошо думать, когда всё видно, – пронеслось в голове у Дари. – А каково там, на колеснице, когда нужно и править, и спиной чувствовать противников?!»

Трибуны ревели. Впереди шел Феотоки, и сразу за ним – Нотарас. Синие и белые заметно отстали. Иногда от непривычного шума Дари даже казалось, что наступила глубокая тишина, и тогда запряжки казались ей диковинными жуками, медленно ползущими по песку.

Василий выиграл первый забег! На финишной прямой Нотарас попытался обойти соперника, но с его коней уже летела пена, и колесница зеленых пришла к финишу второй, опоздав на пять секунд. Зрители чествовали победителя древним приветствием, которое возглашалось на ипподроме уже много столетий:

– Прекрасно прибыл, несравненный возница!

Во втором заезде Нотарас, переменив коней, попробовал повторить трюк Феотоки, но, видимо, занервничал, ошибся и снова отстал. Третий заезд тоже выиграли красные. Трибуны кипели. Дари и Лари, забыв про всё на свете, кричали и прыгали от восторга, когда Феотоки в третий раз оборвал финишную ленточку. Болельщики синих, зеленых и белых были явно разочарованы. Особенно те, кто ставил на Нотараса!

* * *

Григорий никогда еще не видел таких напряженных и неожиданных состязаний. Шутка ли – появляется никому не известный юноша, и путает карты всему Ипподрому! Похоже, на этой волне поднимется и второй возница красных! Начался шестой заезд, и трибуны снова взорвались криком. Зрители махали синими, зелеными, красными или белыми флажками, некоторые держали полотнища с ободряющими призывами, пускали в небо разноцветные шары. В ряду выше болельщики орали басом и топали ногами; Григория это несколько раздражало, но Елизавета не замечала ничего вокруг – она была вне себя от возбуждения: стало ясно, что Феотоки имел шансы стать не только финалистом первого дня, но, если продолжит в таком же духе, получить и Великий приз Ипподрома. К тому же Лизи с братом впервые в жизни сидели на таких отличных местах.

– Вот видишь? Видишь?! – повторяла Лизи. – Я тебе говорила, на кого ставить, а ты все: «Нотарас, Нотарас!» Вот тебе и Нотарас! Я уже выиграла кучу денег, а ты что?

– Деньги это хорошо, конечно, но ведь ты хочешь получить возницу, а это совсем другое дело, – ехидно заметил Григорий. – Если он выиграет седьмой заезд, то сегодня будет во Дворце, и я зуб даю – принцесса его окрутит! Она ему хлопала и кричала не хуже, чем ты, и красотка она ух, какая!

В отличие от сестры, во время забегов с участием Василия почти не отрывавшей глаз от колесниц, Григорий, когда на экранах появлялась императорская ложа, наблюдал за принцессой и заметил, как бурно она ликовала, видя победы Феотоки. Лизи пропустила мимо ушей колкую реплику брата. Конечно, ее немного беспокоил возможный визит Василия во Дворец, но она была уверена, что у принцессы даже при всем желании не получится с возницей ничего серьезного – родители не дадут!

В шестом забеге выиграл возница белых, а это означало, что в седьмом будут участвовать он, Феотоки и выигравший четвертый и пятый заезды возница синих из второй четверки, а двум зеленым кинут жребий – никто из них не выиграл в этот день ни в одном заезде. «Какой облом для Нотараса! – подумала Лизи. – На него точно многие ставили, а он теперь Великого приза не получит… Если, конечно, ему сейчас не выпадет жребий и он не обойдет Василя в седьмом… Нет, Василь должен выиграть! Ну же, Василь, давай, я в тебя верю!»

– Ну что, пойдем промнемся? – спросил Григорий. – Или ты опять будешь на акробатов пялиться?

– Ну, я бы поглядела, а что? Тебе разве не нравятся они? Такие прикольные! А ты какой-то прямо неугомонный! Вроде на работе целый день на ногах, так посидел бы вот, отдохнул!

– Ты на работе сидишь сиднем, а вот же, не хочешь гулять. Уж кто как привык… Я долго сидеть не могу! А отдыхать надо лежа. – Григорий встал. – Ладно, я пошел, а ты сиди, раз так. Принести тебе мороженого? Или сок?

– Давай, всего неси! Гранатовый сок и фисташковое мороженое, граммов двести… А после бегов мы с тобой загуляем, я же выиграю! – Она засмеялась. – Ну, иди, иди. – И Лизи, взяв бинокль, навела его на императорскую ложу, хотя с такого расстояния в деталях разглядеть происходящее там все равно было невозможно.

В кофейнях, расположенных под трибунами ипподрома, стоял дикий гвалт. Когда Григорий зашел в одно из этих заведений, ему показалось, что он попал внутрь орущей стаи ворон.

– Откуда он взялся, этот Феотоки, черт бы его побрал?! – вопили проигравшие.

– Богородица ниспослала нам на утешение!1 – ехидничали сделавшие ставку на Василия.

Последних, впрочем, было немного, и в основном это оказались люди случайные: большинство «профессиональных» болельщиков ставили на Нотараса или на Мелетия Ставроса, возницу синих из второй четверки.

– Ведь, правда же, правда это возмутительно? – вдруг бросился к Григорию какой-то краснолицый толстяк. – Скажите, молодой человек!

– Э-э, – протянул ошарашенный Григорий, осторожно пытаясь высвободиться из объятий нежданного собеседника, который обеими руками крепко схватил его за плечи. – Что именно вы считаете возмутительным?

– Ну, как же! – брызгая слюной ему в лицо, крикнул толстяк. – Этот Феотоки! Почему нас не предупредили о его способностях?

– Да кто тебя будет предупреждать, Пончик? – насмешливо отозвался высокий поджарый мужчина лет пятидесяти с массивным носом и длинным подбородком. – Ты что, спятил совсем от горя? Бега на то и бега, чтобы никто не знал будущего призера, иначе какой интерес? Ну, чего ты пристал к юноше? Отпусти его!

Толстяк с плаксивым вздохом выпустил Григория так же внезапно, как схватил. Молодой человек едва не отлетел назад и, облегченно вздохнув, поскорее пробрался к стойке, чтобы купить мороженое и ретироваться. Конечно, работая в «Мега-Никсе», он насмотрелся на всякую публику, но такое количество чрезмерно возбужденных фанатов, собранных в одном месте, его напрягало. «Хорошо, что здесь, по крайней мере, не продают спиртного!» – подумал он. Купив угощение для сестры и взяв себе двойную порцию шоколадного мороженого, он направился к выходу и вдруг остановился, словно запнувшись. В дверях кофейни стояла миниатюрная худенькая девушка в синем платье строгого покроя, длиной чуть выше щиколоток и с короткими рукавами; из-под копны огненно-рыжих волос испуганно смотрели большие светло-серые глаза. Очевидно, девушка тоже пришла купить что-нибудь перекусить, но царившая в кофейне атмосфера способна была обескуражить и не такое трепетное создание. Растерянный взгляд девушки остановился на Григории, она вдруг улыбнулась и быстро подошла к нему.

– Простите пожалуйста, вы не могли бы мне помочь? Я хотела купить мороженого себе и подруге, но тут такая толпа, все кричат еще хуже, чем на бегах… Вы тут, кажется, самый нормальный из всех! – Она рассмеялась. – Может, вы побудете со мной, пока я тут покупаю? А то мне немного боязно здесь одной…

– Да, конечно, пожалуйста, госпожа, – Григорий неожиданно для самого себя, заговорил галантным тоном официанта «Мега-Никса».

– Ну, какая я вам госпожа? – Девушка опять засмеялась. – Я просто Лари!

– Лари?

– Ну, Илария, но лучше зовите меня Лари, ага?

– Ага, – заулыбался молодой человек. – Очень приятно! А меня зовут Григорий… то есть можно просто Грига.

– Рада познакомиться! Как хорошо, что вы тут оказались, а то я уж подумала, не бежать ли мне отсюда!

Она смеялась, показывая белые зубы, и веснушки на ее лице тоже словно смеялись вместе с ней. Григорий заметил, что она совсем не накрашена и у нее удивительно белая и нежная кожа.

– Какое вы любите мороженое? – спросил он, когда они подошли к витрине, где пестрели всеми цветами радуги ванночки с холодным лакомством.

– О, я всякое люблю! Только мятное и ванильное не очень… Но сейчас я возьму разного! – Она достала из маленькой черной сумочки кошелек и обратилась к продавцу. – Будьте добры, два мороженых, шарики все разные… В одно кофейный, малиновый, лимонный и дынный, а в другое…

Григорий смотрел на нее и думал: «Какая интересная девушка! Такая веселая… и такая рыжая! Лари. Илария и значит „веселье“ – какое подходящее имя! Всё время смеется… Какие у нее рыжие волосы! Такие яркие…»

– Большое вам спасибо! – улыбаясь, сказала Лари, когда они вышли из кофейни. – Благодаря вам мы с Дари не остались без мороженого! Дари это моя подруга, – пояснила она. – Мне хочется ее угостить получше, она наша гостья, из Сибири.

– То есть прямо из Сибирского царства? – удивился Григорий.

– Да, из Хабаровска. Мне нужно ее веселить, а то она жила там, где все ходят мрачные… наверное от холода! Зимой бывает ниже тридцати, представьте! Вот ужас, я бы там умерла, наверное! Не люблю холод! Ой, но я, наверное, задерживаю вас? У вас уже мороженое тает! Или, может, нам по пути? Мне в тридцать второй сектор, двадцать пятый ряд.

– Неужели? Я там же в двадцать первом с сестрой сижу.

– О, почти рядом! Тогда пойдемте! У вас тоже билеты на все заезды?

– Да, сестре подарил один знакомый.

– Надо же, какое совпадение! Нам тоже по знакомству билеты достались. Я давно уже не была на Ипподроме, но тут почти всё по-старому, так приятно! А вы часто тут бываете?

– Тут нет, но я в Мамантовом бываю очень часто. Люблю бега! В детстве я даже сам хотел стать возницей.

– А почему не стали?

– Отчим был против. – Григорий чуть нахмурился. – Он был страшный самодур, даже бил нас с сестрой, особенно когда мама уже болела…

Тут он запнулся, удивившись про себя, как это он вдруг сходу рассказал этой незнакомке такие подробности про свою семью, какие редко говорил даже тем девушкам, с которыми крутил романы.

– Какой ужас! – сочувственно воскликнула Лари. – А что потом?

– Потом мама умерла, отчима мы выставили, но уже стало не до скачек – надо было зарабатывать на жизнь. Лизи, моя сестра, еще училась в школе.

– Понятно. – Девушка вздохнула. – А где вы работаете?

– В «Мега-Никсе», – чуть смущенно ответил молодой человек.

Григорий не стыдился своей работы, но сейчас ему почему-то стало немного досадно, что нельзя назвать перед этой девушкой более «интеллигентное» место. Илария, однако, даже обрадовалась:

– О, здорово! У «Повелителя рыб»! Я так люблю мегу! Ставридки! М-м! – Она даже облизнулась. – А самого Никоса вы видели?

– Только однажды издали. – Григорий заулыбался, обрадованный таким детским восхищением перед местом его работы. – Он приезжал, когда наш филиал отмечал пятилетие. Так что вот, возницей я не стал, только слежу за чужими бегами. Мне нравится бывать в Мамантовом, там больше начинающие тренируются, интересно наблюдать, загадывать, кто выйдет в люди, а кто нет…

– Да, понятно! А я там была всего раз, давно. А вот здесь бывала часто, когда в школе училась. А сейчас некогда стало, Университет и вообще… серьезная жизнь!

– У вас – серьезная? – недоверчиво спросил Григорий, повернувшись к ней.

Их глаза встретились, и Григорий заметил, что вокруг зрачков ее серых глаз точно вспышкой разбросаны лучики золотисто-карих искорок. Лари вдруг смутилась.

– Ну, я несерьезная, да. – Она быстро опустила взгляд. – Но я пытаюсь… пробую стать серьезней… Такая жизнь, мне в ней многое нравится, но… не знаю, хватит ли духу…

– Какая же «такая»?

От этого вопроса Лари почему-то пришла в замешательство, даже немного покраснела.

– Ну, понимаете… Нет, это так сразу не объяснить… Ой, у вас совсем мороженое растаяло! Идите скорей, а то сестра вас изругает! – Лари засмеялась. – А я вот уже и пришла, у нас места с той стороны, так что я по верху пройду. Спасибо вам! До свидания!

Григорий проводил ее глазами и спустился к своему ряду. Елизавета недовольно надулась на вафельную трубочку с потерявшими форму светло-зелеными шариками:

– А чего такое растаявшее?

– Да так… – Григорий на мгновение замялся. – На меня там мужик один набросился, едва убежал от него!

– То есть как? – удивилась Лизи.

– Да там знаешь, что творится? Все орут, как галки, ругаются, друг друга за грудки хватают. Твой любимец всех подставил! Мало кто ставил на него, вот теперь все проиграли и возмущаются.

– А-а! Правда? Ну, прикольно! Расскажу непременно Василю при встрече, какой он произвел фурор! Ничего, всё равно вкусное, даже и растаявшее… Люблю фисташковое! А ты чего не ешь? Сейчас совсем вода будет! Что ты вертишься вообще?

Григорий уже два раза обернулся назад, пытаясь высмотреть, где сидит Лари.

– Так, ничего. – Он рассеянно взглянул на сцену, где акробаты выделывали разные трюки на лошадях, и принялся за свое мороженое.

Говорить сестре о знакомстве с Иларией ему не хотелось: он знал, что Лизи начнет подсмеиваться над его донжуанским нравом и строить предположения, на сколько дней хватит у него пыла удержать в памяти очередную прекрасную даму. Обычно он реагировал на подобные шутки беззлобно, но сейчас мысль о том, что Лизи может сострить подобным же образом насчет него и Иларии, отчего-то была Григорию неприятна.

* * *

Евдокия приняла бодрящую ванну и немного посидела на примыкавшей к покоям террасе, прогретой августовским солнцем, наслаждаясь ароматами роз и мирта. Скоро уже надо было идти к парикмахеру делать прическу для бала, но сначала августа хотела поговорить с мужем о Катерине. На скачках принцесса нарочито показала «Городу и миру», что неравнодушна к успехам нового возницы и совсем не желает общаться с юным Враччи. Это было не слишком осторожно, ведь за императорской ложей наблюдали тысячи глаз, как журналистов, так и простых болельщиков. Луиджи явно обескуражен, а у старшего Враччи, похоже, прибавилось скепсиса относительно затеи его августейшего друга. Молодой Враччи, конечно, красив, но теперь, пообщавшись с ним и понаблюдав за ним во время бегов, императрица составила о нем свое мнение и считала, что восторги мужа по поводу возможного жениха для дочери преждевременны. Разумеется, позволять ей бегать за возницами нельзя, но и принуждать ее вместо этого общаться с юношей, который ей не нравится… Зачем это нужно?!

«Где же Конста?» – с нетерпением подумала августа, поднимаясь с кресла.

– А, ты здесь! – раздался за спиной голос мужа.

Император стоял в дверях на террасу.

– Наконец-то! Я хотела поговорить с тобой о Катерине.

– Что ж, давай поговорим.

Константин опустился в раскладное кресло и с наслаждением вытянул ноги. Императрица подошла к огромной напольной вазе с геранью и стала задумчиво теребить листочки.

– Послушай, ну зачем тебе всё это нужно? – начала она. – Посмотри, ведь она его совершенно демонстративно избегает, этого твоего итальянца! Он ей явно не нравится!

– Пока я вижу только подростковое стремление всему противоречить. – Император чуть скривил губы. – Ничего осознанного. Наверное, зря мы так с самого начала на нее насели – неизящно получилось.

– Хорошо, пусть подростковое. Она и правда еще подросток, пятнадцать лет! Неужели ты думаешь, что это очень хорошо, если мы будем ломать ее волю? Из-за какой-то квадриги, в конечном итоге…

– Это не «какая-то» квадрига, а наша квадрига работы Лисиппа. – Константин значительно поднял указательный палец.

– Да хоть Хрисиппа! – Императрица начала сердиться, чувствуя, что муж ее не понимает. – При чем здесь наша девочка? Зачем принуждать ее к каким-то отношениям?

– Не к отношениям, упаси Боже, а только лишь к знакомству для начала. Ты же вот не жалеешь, я надеюсь, о том, что когда-то приехала сюда на выборы невесты? Ведь тогда тоже было сначала решение родителей!

Августа невольно смешалась.

– Да, но…

– Что же «но»? Сначала знакомство, потом отношения, если, конечно, всё пойдет, как надо. Разве у нас с тобой это было не так?

– Ну, не сердись.

– Да я нисколечко не сержусь, о чем ты? – Император поднял бровь.

– Тогда скажи, что ты все-таки в нем нашел, в этом Враччи? Конечно он красив как Аполлон, но манеры… В ложе он смахивал со лба пот так, будто он погонщик волов где-нибудь в Кампании!

– Ну, дорогая моя, в Эфесе ведь тоже не было спецкурса по хорошим манерам! Разве это не наживное дело?

– Наживное для живых людей, но твой Луиджи… Он какой-то замедленный, обстоятельный, словно и не итальянец, и не южанин вообще!

– Ты преувеличиваешь! Не видала ты замедленных! Я тебя нарочно познакомлю. – Константин подмигнул.

– Хорошо, не замедленный, но робкий. Разве ты не видел, как он быстро взглядывает на Катерину исподлобья и тут же отводит глаза? Да она его засмеет, если только они начнут общаться поближе!

– Видишь ли, моя несравненная августа, – неторопливо начал император после небольшой паузы, слегка потянувшись, – в Луиджи есть совершенно незаменимое в наше время качество. Он деликатен. Так деликатен даже с близкими людьми, как мало кто вообще сейчас может быть. Ведь долгое общение, дружба, особенно любовь стирают эту грань. Человеку кажется, что он уже имеет полное право на жизнь другого, его эмоции, свободное время… На некоторых людей, особенно творческих, это действует убийственно. Вот в этом мальчике такого нет. Видела бы ты, как он общается с сестрой! Выросли вместе, и дрались, и ругались, но он с ней, несмотря ни на что – сама вежливость, сама предупредительность!

– Но послушай, – тут августа опустилась на соседнее кресло и бессильно уронила руки на колени, – какое творчество?! О чем ты? Девочка увлекается химией, ей не о женихах надо думать, а о науке, об ученых степенях, о карьере! Ведь мы столько в нее вложили, и у кого еще столько возможностей? А тут пойдут семейные заботы, дети…

– Вот-вот, прекрасно, замечательно, – проговорил император иронично. – И ты мне будешь говорить, что это я пытаюсь вмешиваться в жизнь дочери? Давай забудем навсегда о том, что мы в нее вложили, чего мы от нее ждем или можем ждать! Она, хоть и подросток, но уже вполне взрослый человек, ей самой решать. Мы можем ей что-то предлагать, преподнести любую возможность, да еще на золотом подносе, посыпанную розами и сахарной пудрой. Но выбор не за нами и… не должен быть за нами. Неужели это нужно доказывать?

– Наверное, ты прав. – Императрица вздохнула. – Я замечталась… Но всё же что будет, если они с Враччи друг другу в итоге понравятся? Катерина еще такая маленькая…

– В этом Городе, наполненном писателями, учеными и смазливыми возницами, византийской принцессе лучше быть замужем. Особенно если муж хорош и умен.

– Возницами? – Евдокия нахмурилась. – Тебе что-то известно?

– Мне известно всё, что нужно, не беспокойся. Пока ничего серьезного.

– А ты думаешь, может быть серьезное?

– Конечно! – Константин расхохотался. – Ведь это твоя дочь, не забывай! Ее импульсивности нет предела!

– Но это и твоя дочь, дорогой!

– Именно поэтому я надеюсь, что она хотя бы не побежит среди ночи к малознакомому мужчине. – Тут император хитро подмигнул жене.

– Ах ты, негодный! – вскричала та в притворном гневе. – Тебе что-то не нравится, старый ханжа?

Евдокия схватила с соседнего кресла подушку и запустила в голову мужа. Тот ловко поймал ее и отправил обратно. Увернуться августа не успела.

– Твое счастье, что прически еще нет! – Она погрозила пальцем, сдувая с лица растрепанные волосы. – Хорошо, будем считать, что Луиджи выиграл конкурс женихов, но пока ничего об этом не знает. У тебя есть какой-то план насчет дальнейшего?

– Есть.

– Ну, а я попробую поговорить с ней. Так, чисто по-женски… А там уж как решат Мойры.

– Мне вот только сейчас пришла в голову еще одна идея. Я поговорю с Мари.

– Кто это?

– Дочь Никоса, разве ты не помнишь ее?

– Ну, уволь, не могу же я помнить всех!

– Не важно. Это такой прелестный ребенок двадцати лет от роду. Сама лучезарность! Правда, едва ли способна на серьезные чувства, но тем лучше – пусть попробует поиграть с Луиджи. Состроит ему глазки – ей это ничего не стоит. Лишь бы только Катерина заметила!

– Интриган!

– Пустяки. Разве это интриги? Интриг, впрочем, тоже хватает, и еще многие завяжутся сегодня на балу… Но это тебе скучно, я полагаю.

– То есть можно смело делать вывод, что ты будешь всё время в бильярдной?

– Зачем всё время? Африсму и два-три вальса я с тобой станцую. Не обижайся, в этот раз мне, скорее всего, придется быть в зале еще меньше, чем обычно, я действительно должен обсудить кучу всяких вопросов…