Наперегонки с Эхом

– Деревья рубят, – мрачно заключил Коготь. – Они боятся нас упустить больше, чем подставиться под огонь. Ну что же, пожжем их пламенем в открытом поле, насколько хватит воды жизни, и снова вниз. Заодно и надписи снимем, – добавил он после паузы.

– Мы жизнью рискуем, а у тебя всё надписи из головы не идут, – возмутился Рем.

– Да, – просто согласился Коготь, – ничего не могу с этим поделать.

– Да ты намеренно коптишь нас в этой холодной темной дыре, а сам все мечтаешь о своих закорючках!

– Если тебе не по душе холодное копчение, то снаружи ты найдешь прекрасных знатоков мелкой шинковки и фаршировки. Можешь обратиться к ним в любое время.

– Нужно грести отсюда, – обозлился Рем.

– Когда вероятность попасться в лапы пустоглазым будет исчезающее мала, – спокойно развивал его мысль Коготь, – то есть когда будут протянуты койси.

– А как вы протянете ваше вервие, если они вырубят деревья? – возразил Рем.

– Все не вырубят, – отвечал Коготь.

С первыми лучами холодного рассвета, он недовольно осматривал свежую вырубку. Лес отступил на полверсты от холма. Деревья были срублены под корень и вывезены. На вырубке не осталось ни кустика. Между пней тут и там слонялись безымянные, пешие и конные.

– Что я говорил? – горько воскликнул Рем.

Коготь внимательно посмотрел на него.

– А ты думаешь, у тебя было много шансов сбежать от такой прорвы народа, да еще и без лошади? – спросил он.

– Какая же это прорва? – рассердился Рем, – так, парочка пустолицых щеглов.

– Как ты считаешь, эта парочка щеглов могла бы за ночь вырубить и вывезти такое количество деревьев?

Рем задумался.

– И еще, ты когда-нибудь видел, чтобы безымянные слонялись вот так, без дела?

– Да, действительно странно, – согласился Рем, присмотревшись. – Брыгцают туда-сюда, как собаки на цепи.

– И знаешь зачем? – спросил Коготь, и тут же сам же ответил на свой вопрос. – Чтобы мы пальнули в них из этой штуки, – он указал на древнее орудие, – перевели заряды и показали им, как далеко она стреляет.

– То есть, их там прячется намного больше? – спросил Рем. – И они нападут на нас?

– Непременно, непременно.

– Опять в пещеры! – неожиданно заныл Рем. – Как надоела тьма и сырость!

– Хочешь жить – терпи, – пожал плечами Коготь, с любопытством рассматривая его.

– Мы так и будем вечно болтаться туда-сюда как загнанные в нору лисы?

– Да, пока нас не затравят. Положение наше не такое отчаянное, как кажется. Мы еще поиграем в кошки-мышки.

– Пока кошка сама не залезет в нору, – вставил Авик.

– Если мы будем заделывать за собой дыры, то не залезет.

– А если кошка найдет новую дыру раньше нас? – спросил Рем.

– Не найдет. Они, – Коготь кивнул в сторону пеньков на склоне, – всегда находят дыру только после того, как ее находим мы.

Повисла неловкая пауза.

– То есть, ты хочешь сказать, что… – начал Авик.

Коготь развел ладонями.

– Среди нас предатель! – подал вдруг голос десятник. Все вздрогнули от звука его голоса. Он почти ничего не говорил последние несколько дней.

– Не обязательно, – задумчиво сказал Коготь, – но несомненно то, что кто-то следит за нами. Я осмотрел каждую мелочь, наш скарб, все наши припасы, нет ли магической метки или, там, фонаря, но не нашел ничего подозрительного, и всё же… В этом не может быть сомнений. Если бы пустоглазые могли найти вход сами, они бы давно кормили рыбоедов по всему Мароджару. Кроме того, здесь-то мы никак не проявили себя, а они нашли нас меньше, чем за один день. Значит, они нашли этот выход только благодаря кому-то из нас.

Он внимательно посмотрел на десятника своими темными немигающими глазами, потом перевел взгляд на Рема, на Хуру. Когда он дошел до Авика, тот не выдержал. Сбиваясь, он стал рассказывать о своих сновидениях и предсмертном шепоте старого Нотии. О произошедшем в Вечном Городе все уже знали. Коготь слушал внимательно, искоса глядя на него и прижимая уши к голове. После того, как мальчик закончил свой рассказ, установилось долгое молчание. Тишину галереи прерывало только доносящееся снаружи стрекотание кузнечиков.

– Ну и чертовщина, – наконец произнес Коготь. – Значит так, после того, как мы повеселимся здесь, нам придется разделиться. Я, девушка, – затем он прощебетал имена двух Куниц – вчетвером пойдем вперед, а все остальные будут идти по нашим следам. Мы будем оставлять пометки на стенах или на деревьях.

– То есть вы удерете, как те двое, что ушли вчера, а мы угодим прямиком в лапы безымянных! – негодующе воскликнул Рем.

Хура у него за спиной поймал взгляд Авика и в ответ выразительно повел своими светлыми бровями. Коготь снова окинул Рема испытующим взглядом.

– Они охотятся не за тобой, – сказал он, но если девушка попадет к ним в лапы, то тебе тоже не поздоровится.

– Я не безымянный, мне деигмы нипочем… – воскликнул Рем. Он хотел добавить еще что-то, но его прервал возбужденный щебет Куниц. Коготь бросился к дыре.

– Начинается, – хмуро сказал он.

Из леса волнами выкатывались безымянные. Они были вооружены чем попало и в их построении не было видно никакой системы, но тем более пугающей выглядела слаженность их непрекращающегося движения. В такой толпе непременно должна была бы возникнуть неразбериха и сумятица, конные должны были бы давить пеших, копейщики задевать тупыми концами копий ноги идущих позади них, кто-то должен был бы потеряться и искать свой отряд. Но ничего этого не происходило. Люди двигались размеренно и плавно, как колесики какого-то невиданного механизма. Волы мерно катили новый камнемет. Коготь вдруг расхохотался.

– Целый военный поход – для того чтобы выловить четырех испуганных юнцов, одного вояку и горстку вуатыр! – произнес он сквозь лающий смех.

– И одного попугая, – вставил Рем, – вечно все забывают про господина Тарабана.

Авик посмотрел на него. Румянец снова заливал его щеки, горящие глаза смотрели в сторону склона.

– Воистину, я никогда не забуду, что против меня сражалась целая армия, это… это… достойно героической баллады, – продолжал потешаться Коготь. – Если переживу сегодняшний день, конечно, – закончил он, вытирая набежавшие слезы.

– Как вы думаете, что они будут делать? – обратился он к десятнику. Тот хмуро разглядывал бурлящее людское море.

– При таком большом перевесе – пойдут на лобовой штурм. Если не придумают какую диковинку, – пожимая плечами, сказал десятник.

– Ой, смотрите, что это там?! – воскликнул Авик. Среди огромной ритмично двигавшейся толпы образовался какой-то островок беспорядка. Он пошарил глазами, из чего бы собрать магическую линзу, но ничего походящего не нашел.

– О, это их немытый пророк и его соратники, – сказал Рем. Он натянул линзу на сложенные колечком пальцы и теперь рассматривал толпу то левым, то правым глазом. Авик с завистью наблюдал за этим трюком.

– Что он там делает? – спросил он.

– Треплет погремушку, как и всегда, – мрачно ответил Рем.

– Странно, что они столько лучников выставили, – подал голос Коготь. – Я думал, нас живыми брать собираются.

Как по команде сотни стрел взлетели в воздух.

– Ложись! – крикнул десятник и немедленно последовал собственному совету.

– Они нам нервы треплют, – буркнул Коготь, – сюда с подножия все равно ничего не долетит.

Десятник, посрамленный, поднялся и отряхнул пыль с коленей. Действительно, стрелы, едва пролетев середину склона, бессильно падали в траву. Рем разглядывал вражеское войско «Глазом Нимбрана».

– Скучно, – позевывая, сказал он, наконец, – кое-какая антимагия, стандартное зачарованное оружие, никаких сюрпризов.

Лучники сделали шаг вперед и дали новый залп. Стрелы снова попадали в траву, чуть выше по склону.

– Ну, таким темпом они до вечера будут до нас добираться, – сказал Хура.

– Не понимаю я этой тактики, – буркнул десятник.

Лучники снова сделали шаг вперед и снова дали залп с тем же результатом. Небо заволокло тучами, собирался дождь.

– Странно, что они не пригнали камнеметы.

– Это как раз понятно: хотят взять нас живыми. А вот где оборотни и кадавры – вопрос.

– «Кадавры», – фыркнул Коготь, – не говори при мне этого слова.

– Наверное, их запасы воды жизни подошли к концу, – предположил Авик.

Лучники сделали еще один залп, затем еще один. Первые капли дождя разбились о камни у отверстия.

– Представляю, какая тут будет слякоть через пару часов, – хмыкнул десятник. – Жаль, что мы не заготовили камней, которые можно было бы спихнуть с холма.

– На это ушло бы слишком много сил, – возразил Коготь, – а взорвать галерею мы всегда успеем. Авик, раздели воду жизни на две равные части, чтобы зарядить левый и правый огнемет. – Он начал щебетать что-то, Куницы засуетились, отвели Мавку подальше от отверстия и принялись возиться с вервием над колодцем.

Авик разливал ртутную жидкость по кружкам, когда в отверстие хлынул поток дождя, а земля под ногами дрогнула. Рем, выругавшись, отпрыгнул: он был весь залит водой. Десятник снова упал на пол, на этот раз на бок. Авик вернулся было к кружкам, но тревожный свист заставил его снова поднять голову: Коготь указывал пальцем на пол пещеры. Короткие стрелы, совсем тонкие, в мизинец толщиной, лежали прямо перед выходом. Тут же примчались остальные Куницы, и только десятник остался лежать неподвижно там, где упал: стрела торчала из его груди, прямо напротив сердца. Заклацали, раскладываясь, алебарды, все настороженно сгрудились вокруг отверстия, и какое-то мгновение в пещере не было слышно ничего кроме шума дождя и гулких звуков колебания почвы.

– Здесь кто-то есть, – вдруг раздался из темноты галереи голос Мавки.

Авик вскочил и бросился к ней, на ходу зажигая холодный огонь. Шар вспыхнул ярким огнем и помчался к потолку над колодцем. Над карнизом было небольшое углубление, оттуда торчал сталактит, напоминавший скрюченную когтистую лапу. Авик пригляделся, бледное вервие, спускавшееся с потолка в колодец, было привязано к нему, как к крюку. Он перевел взгляд на Мавку. Девушка спокойно смотрела вверх, приложив к губам духовую трубку.

– Это вервие колебалось на сквозняке, не бойся, – сказал мальчик.

– Откуда здесь сквозняк? – ответила девушка. В ее голосе не было слышно ни тени страха. – Кто-то либо прячется на потолке, либо карабкается снизу…

По спине мальчика побежали мурашки.

– Опусти холодный огонь в колодец, посмотрим, что там.

Он повиновался. Когда шар опустился ниже кромки колодца, гибкая девичья рука обвила его голову, зажимая рот. Повинуясь, словно ягненок, он позволил ей отодвинуть себя на пару шагов. На том месте, где он только что стоял, что-то тихонько звякнуло. Авик почувствовал движение воздуха от поднимающейся мавкиной трубки. Резко выдохнув, девушка содрогнулась всем телом. С потолка раздался высокий хриплый крик. Шарик взлетел вверх как испуганный жаворонок. Свет на мгновение выхватил вытянутую голову, настолько сильно деформированную магией, что только вытаращенные голубые глаза выдавали ее человеческое происхождение. Щеря зубастую пасть, чудище ретировалось куда-то вглубь отверстия в потолке, царапая стенки прорытого прохода торчащей из его бока стрелой. Было слышно как оно скребется, удаляясь наверх. Авик скосил глаза: на том месте, где он только что стоял, из земли торчала тонкая стрела. Из углубления в потолке тонкой струйкой закапала дождевая вода. Разбиваясь в воздухе на капли, она сбегала в колодец.

Рядом, тревожно пересвистываясь, стояли двое Куниц. Один из них перелез со стены на потолок и, выставив вперед алебарду, заглянул в отверстие. Вдруг изогнувшись, он отпрянул и, изрыгнув какое-то лающее проклятие, повис на вервии, вцепившись в него ногами и одной рукой. Другая рука повисла безжизненной плетью. Предплечье было насквозь пробито стрелой. Первое мгновение он удерживал подмышкой здоровой руки алебарду, но от резкого движения она закачалась, выскользнула и, высекая искры о стенки колодца, улетела в темноту. Куница, продолжая сердито лаять, раскачивался на вервии, чтобы спрыгнуть на землю. Мавка вскрикнула: из отверстия в потолке показалось длинное лезвие на палке и принялось пилить едва видимое натянутое вервие. Через мгновение раскачивающийся Куница устремился вниз, в колодец, но несколько цепких рук подхватили его и втащили на пол. Все сгрудились вокруг раненного, Коготь лаял, остальные тоже галдели. Дрожь под ногами становилась все сильнее.

– А вервие-то где? – выкрикнул Рем. Коготь, чертыхнувшись, надел полумаску и поглядел по сторонам.

– На дне колодца, – мрачным голосом сообщил он. – Они хотят поймать нас в ловушку.

Земля дрогнула еще сильнее.

– Авик, огнеметы! – крикнул Коготь и скороговоркой залаял что-то. Один из Куниц осторожно полез в колодец за вервием, остальные принялись произносить какие-то незнакомые мальчику заклинания.

Авик бросился обратно к своим кружкам. Он прошел несколько шагов, когда за его спиной раздался громкий хлопок. Он резко обернулся. В нос ударил запах паленой шерсти. Из отверстия на потолке кубарем вывалился вопящий комок обожженной плоти. Самый молодой из Куниц ловко подставил алебарду твари под подбородок, насадил ее на клинок и шваркнул об пол. Еще одна алебарда свистнула в воздухе, и голова, отлетев от тела ударилась об стену. Чудище казалось подозрительно легким. От мизинцев оборотня отходили длинные изогнутые выросты, к которым крепились кожистые перепонки, напоминавшие крылья летучей мыши. Тело было поджарым и мускулистым, кожа плотно обтягивала мышцы. В руке кадавр сжимал кроткий, но мощный лук, за спиной болтались колчан со стрелами и маленький круглый щит.

– Чем-то на тигрогрифа похож, – сказал Коготь, высматривая что-то при помощи геопии. – Они наверняка засели где-то на вершине холма и проскребли туннель сюда…

Авик последовал его примеру: он разглядел, что туннель действительно был, но теперь его завалило взрывом. Ливень так сильно портил видимость, что обнаружить врага на вершине холма ему не удавалось. Пещера содрогнулась так, что внутрь посыпались маленькие камешки.

– Авик, что ты там копаешься! – взревел Коготь.

Авик резко перевел взгляд на безымянных, карабкающихся на холм снизу. Они были уже совсем близко. Он пробежал несколько шагов и застыл как вкопанный. Кружки лежали на боку, вокруг них на полу расплылись темные пятна. Кто-то случайно опрокинул драгоценную жидкость! Мальчик аккуратно перевернул и поднял кружки. На донышке одной из них ртутно поблескивало несколько капель.

– Быстрее! – торопил его Коготь из другого угла пещеры.

Авик подбежал к магическому механизму и вытряхнул остатки жидкости в желоб. Стоило ему положить руку на рукоятку, как огромный каменный цилиндр словно стал продолжением его тела. Так же, как человек указывает пальцем на что-то, цилиндр указал на ползущие вверх по скользкому склону фигурки. Авик сжал кулак. Белый луч, вырвавшись наружу, выжег на земле черную полосу, превратив в обугленные скелеты людей на своем пути. За шумом дождя и топотом ног, Авик не слышал шипения испаряющейся воды, но видел поднимающийся пар.

– Давай еще! – крикнул Коготь.

Авик снова прицелился и еще один луч, испаряя струи дождя, ударил по надвигающейся толпе. Потом еще один, и еще. Он снова сжал кулак, но белый луч больше не ударил в склон, заряды кончились. Коготь мелкой ковыляющей трусцой подбежал ко второму огнемету.

– А где вторая порция? – спросил он и осекся, увидев перекошенное лицо мальчика. – Что стряслось? – его взгляд скользнул по пустым кружкам. Рот ощерился, глаза сощурились, уши прижались к голове. – Дрянь дело, – прорычал он. – Эй там, – хрипло крикнул он остальным, – живо сюда!

Сгрудившись вокруг входа в пещеру, они готовились держать оборону. Коготь с остальными Куницами пытались при помощи чар сдвинуть огромный камень, чтобы сузить отверстие. Камень покачнулся, но вместо того, чтобы закрыть проход, сорвался вниз и понесся по склону, сметая подступающих врагов. В толпе образовалась прореха, которая, словно бороздка от ложки в жидкой каше, через мгновение затянулась. Рем стащил свой уже затасканный и осевший тюрбан, намотал ткань на руку, обнажил кривую саблю. Авик и Хура судорожно рылись в своих фолиантах, подбирая подходящие случаю боевые заклинания. Они пробовали то одно, то другое заклятие, но ничто не подходило: нападавшие были грамотно защищены от стандартных боевых чар. Неудержимо они карабкались по склону. Авик уже хорошо различал их пустые глаза, смотревшие сквозь прорези разномастных шлемов. Самый верхний участок был слишком крут и слякотен из-за дождя, поэтому движение противника здесь замедлилось, а потом и вовсе остановилось.

– Что это происходит? – удивился Рем.

Передние ряды расступились, пропуская среднего роста человека в панцире. На голове его вместо шлема красовалась аквамариновая крылатая корона. Едва поспевая и то и дело поскальзываясь на грязи, за ним следовали два человека в черных робах. В одном из них Авик признал своего старого знакомого толстяка. Его переносица все еще несла на себе следы удара алебардой. Все трое не были безымянными, их глаза смотрели по сторонам осмысленно и властно. Шагах в десяти от входа в пещеру они остановились. Тип в короне сложил руки на груди, открыл рот, и оттуда полилась незнакомая клокочущая речь, изобилующая придыханиями и рыком.

– Что бы это могло значить? – пробормотал Коготь.

– Это их пророк, – сказал Рем, – сейчас они будут толковать этот поток звуков как кладезь премудрости. – Он попытался пальнуть в оратора «Ледяной Рукой Ски-аль-Мернаи», однако заклинание было отражено мощной антимагической защитой.

Когда поток непонятных звуков иссяк, вперед выступил толстяк в черной робе.

– О, недостойные еретики и богомерзкие богохульники, – перекрикивая шум дождя, начал он голосом, полным праведного гнева, – вы были удостоены высочайшей чести, ибо сам святой Балклич глаголил посреди вас устами свого благоговерного пророка. Покайтесь и придите к истине, так как отступать вам некуда, а лишь толика силы святого Балклича уже явилась пред вами во славе своей, так что камни сошли со своих лежбищ и небесные своды сотряснулись. Верните то, что по праву является достоянием святости, и ваши ничтожнейшие из жизней будут сохранены вам. И вам самим останется выбор прильнуть к океану великой мудрости или же прозябнуть во тьме мглы невежества…

– И что это значит? – снова спросил Коготь.

– Они хотят, чтобы мы им отдали девушку, и тогда они сохранят нам наши жизни и даже не разыменуют, – ответил Рем.

– Истинное учение, – продолжил толстяк, переведя дух, – столь великоразумно и многомогущественно, что даже в рядах таких богохульников как вы, наискался один сторонник Балклича, который не позволит вам уйти от вашего извызволения из пучин смутной ереси вашей.

– Ну, это ты, предположим, врешь, – с нажимом сказал Коготь, но Авик слышал, как еле заметно дрогнул его голос.

Хура вдруг вскрикнул и указал рукой вглубь пещеры. Авик обернулся. У края колодца, спиной ко входу, стояла Мавка. Вся фигура девушки выражала решимость. Она собиралась с духом, чтобы спрыгнуть вниз. Мальчика прошиб холодный пот. Что есть силы, он сжал рукоятку огнемета.

– Стой, дура! – насколько хватало легких выкрикнул он. Страшный грохот сотряс пещеру. Обжигающая волна отбросила их от входа и разметала по галерее. На четвереньках он пополз прочь от выхода из пещеры, подальше от потоков жаркого воздуха, врывавшегося внутрь. На расстоянии в тридцать локтей жара почти не чувствовалось. Он остановился, чтобы перевести дух, голова кружилась, к горлу подступала тошнота. К нему подковылял Коготь. Число белых волосков на его морде значительно выросло: он то ли поседел, то ли опалил себе шерсть. Глаза его были широко распахнуты, уши растопырены.

– Мавка? – просипел Авик.

– В порядке. Смотри, – одними губами ответил тот, указывая на стену.

Авик восстановил заклинание геопии, слетевшее в момент удара. Все пространство снаружи было покрыто сплошной стеной огня, словно бы дождевая вода вдруг превратилась в пламя. Вход в пещеру был перекрыт какой-то бесформенной черной массой, поэтому жар внутри шел на убыль, равномерно растекаясь по прохладной галерее. К ним подошла Мавка. Подбородок девушки чуть подрагивал, но глаза были сухи. Хуру и Рема отбросило в противоположную сторону галереи, поэтому, чтобы добраться до того места, где стояли Авик и Коготь, им пришлось пройти мимо перекрытого выхода. Держась рукой за противоположную стену галереи и, с опаской поглядывая на черную пробку, они подбежали к остальным. Отряхиваясь, подтянулись двое Куниц. Лишь раненный с перебитой рукой остался сторожить колодец. Несколько минут все молчали, потом Коготь прочистил горло.

– Как тебе это удалось? – спросил он Авика. Тот только пожал плечами.

Коготь дотронулся до рукоятки ближайшего огнемета черными подушечками пальцев, проверяя, не раскалилась ли она. Затем, зажав ее в кулак, он громко выкрикнул:

– Стой, дура!

Ничего не произошло, огненные струи продолжали падать, не усиливаясь и не ослабевая.

– Ну-ка, ты попробуй, – обратился Коготь к Авику.

Тот попытался повторить свой истошный крик, и снова никакого видимого действия это не возымело. Авик изменил модуляцию голоса, силу сжатия рукоятки, но только сорвал себе горло и рассмешил остальных. Коготь хохотал, привалившись спиной к стене, безумно вращая глазами и обхватив голову когтистыми лапами. «Стой, дура! Стой, дура!», – повторял он сквозь слезы. Мавка не обижалась и тоже смеялась, тихо и мелодично. Рем повалился на землю, хватаясь за живот, Хура закашлялся так, что казалось, он вот-вот задохнется.

Горстка безумцев, перепачканных, уставших и покрывшихся черной копотью, они валялись на полу или сидели на пыльных камнях. Смех гулко отражался от стен, и пройдя по кольцу галереи, эхом возвращался к ним. Взгляд Авика упал на остекленевшие глаза десятника, все еще лежавшего возле входа в пещеру. Он осекся. Языки пламени тем временем начали редеть, обнажая выжженный склон, усеянный обугленными остовами тех, кто еще недавно был безымянными. Ливень все еще продолжался, капли падали в потухающий огонь, заволакивая всё вокруг облаками пара.

Ну, – сказал Коготь, – собираемся в путь, пока они не оправились.

Авик сделал несколько шагов в сторону выхода, когда знакомый голос прозвучал прямо в его голове:

– Пожалуйста, не пугайтесь, я сейчас спущусь к вам.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Авик поднял голову и, сквозь толщу камня, посмотрел на небо. Его примеру последовали и остальные. Видимо, они тоже слышали голос. В зените, наполовину скрытый редеющими грозовыми тучами, неподвижной округлой тенью чернел воздушный корабль. Отделившийся от него небольшой прямоугольный предмет, едва различимый сквозь камень, дым и струи дождя, приближался к вершине холма.

Пробка, закупоривавшая вход, ввалилась внутрь. В пещеру хлынул дневной свет и запах недавно залитого водой, недогоревшего пожара и паленого мяса. Авик бросил взгляд на странную пробку – черные лохмотья, закопченные доспехи, аквамариновая корона. При свете дня он различил очертания трех спекшихся друг с другом человеческих тел. Спасаясь от огня, трое предводителей бросились, отталкивая друг друга, под сень пещеры, но застряли в узком проходе.

В отверстие осторожно просунулась знакомая голова с завитой колечками черной бородкой, а потом показалась и вся огромная фигура кеена все в той же серой хламиде, казавшейся теперь серебристой. Гость выпрямился во весь рост, мгновение помедлил, вглядываясь в темноту, а затем чуть заметно пошевелил рукой где-то под хламидой. Галерею залил яркий, равномерный свет. Холодного огня или другого источника видно не было. Мавка сделала неуверенный шаг вперед.

– Это ты? – спросила она. – Я представляла тебя совсем другим. Где ты пропадал так долго? – Авик почувствовал укол ревности.

– Ато, аз, отроца моя… – начал кеен на таком старом диалекте хоривского языка, что даже бабушка Авика его бы вряд ли поняла.

– Когда твой голос говорил у меня в голове, я понимала тебя лучше, – отпрянула девушка.

– Потому что при передаче мысли, передаются не слова, а их значения, – прозвучал неслышный уху голос. – Я не смог прибыть раньше, прости.

– Беда нам речити, – добавил он снова вслух.

– Кажется, он хочет побеседовать, – догадался Рем, более других подкованный в языках. Странный гость согласно кивнул и опустился на землю. Остальные последовали его примеру. С выражением некоторого неудовольствия на лице, кеен извлек из-за пазухи какой-то небольшой предмет из желтого металла. Предмет имел форму двояковогнутого диска с ручкой, как у маленькой сковородки, и был весь покрыт письменами, отдаленно напоминавшими рунические знаки. Кеен покрутил его в руках. Авик впервые увидел его кисти. Смуглые, очень крупные ладони, длинные пальцы поглаживали странную штуковину. Пришелец произнес непродолжительную речь, из которой следовало, что он прибыл с Летающих Островов, чтобы помочь им справиться с нависшей над ними угрозой и что они не должны более опасаться ни его самого, ни врагов. Мальчики украдкой улыбались, так как говорил он дедовским языком, каким обычно изъяснялись священники в особо торжественных случаях, но при этом вворачивал имперские словечки так, как это делают хоривские щеголи, желающие казаться утонченными, образованными людьми. Вращая в руках странный предмет, он повторял свое сообщение снова и снова, и с каждым разом его речь становилась все чище и понятнее.