Наперегонки с Эхом

– Открывайте мехи, – что есть силы крикнул Нотия.

Откуда-то сверху донесся далекий гром и звук приближающегося потока. Тяжелая преро-тиз-зоиз теперь бежала вниз по сосуду. Тугим потоком она ударила прямо в пропасть. Было слышно, как тугая струя барабанит по каменному склону, выбивая из него куски. Камни, которыми был придавлен конец сосуда, угрожающе задрожали.

– Наполняйте, скорее, – крикнул волшебник. Мальчики и Куницы подставили под боковую струйку открытые меха, через несколько мгновений они были заполнены тяжелой густой жидкостью. Откуда-то из трубы донесся тяжелый звук далекого взрыва.

– Отходим наверх, – закричал маг, – это аулюсидоти антидраси.

Мехи стали очень тяжелыми, и их приходилось нести вдвоем. Они не успели пробежать и нескольких шагов, как камни не выдержали, и освободившийся конец сосуда завертелся по пещере, заливая все вокруг ртутной жидкостью.

– К черту мехи, – возопил волшебник, – бежим.

Обрубленная нитка как огромный черный рукав со свистом хлестнула прямо у него над головой и, раздробив чахлый одинокий сталактит, понеслась вглубь залы. Шум стремительно приближался, а с ним увеличивалось и бешенство перерезанной нитки. Они мчались, перепрыгивая через обломки камней, половина холодных огней потухла или была разметана по пещере движением воздуха. Они выскочили из залы в короткий тоннель и пробежали несколько десятков шагов, когда Куницы остановились, чтобы перевести дух. Брызги преро-тиз-зоиз сюда уже не долетали. Рем держался за окровавленное лицо.

– Осколок попал, ничего страшного, – ответил он на немой вопрос Авика. – Только кровоточит немного, – добавил он, когда Нотия уже бормотал останавливающее кровь заклинание.

Коготь взволнованно вглядывался вглубь пещеры. Он зажег холодный огонь и пустил его плыть обратно к грохочущему обрубку трубы. Огонек плавно вышел из тоннеля и был немедленно сметен неистовыми воздушными потоками. Авик вдруг заметил, что Куниц, тенями передвигавшихся по стенам и потолку, стало как будто меньше. Оставшиеся взволнованно пересвистывались. Страшный раскат снова сотряс пещеру.

– Сейчас полыхнет, бежим, – крикнул Нотия.

К счастью следующий зал был совсем рядом. Они вбежали в него и успели заскочить за угол тоннеля, когда за ними вспыхнул ослепительный свет. Сначала белый, затем синий и наконец, красный, он освещал противоположную стену пещеры, оставляя на камне блестящий черный след.

– Что это? – прошептал Авик.

– Аулюсидоти антидраси, заклинание, поглощающее преро-тиз-зоиз, до тех пор, покуда она не иссякнет, – ответил Нотия. – Оно мало изучено, и что оно делает при таких огромных объемах энергии, нам неизвестно. Лучше держаться от него подальше.

– Это вы наложили? – спросил Авик.

– Упасите боги, конечно нет, – выдохнул Нотия.

– Но тогда кто же?

Нотия перевел на него свой тяжелый взгляд и не менее тяжело вздохнул.

– Считается, что аулюсидоти антидраси иногда самозарождается при перемещении больших объемов преро-тиз-зоиз. Поскольку это такое редкое самонакладывающееся заклинание, которое усиливает само себя. Маленькой песчинки может быть достаточно, чтобы вызвать сход лавины. Если каким-то образом крохотное заклинание зародилось в резервуаре, оно будет разрастаться, пока не пожрет всю энергию. Также нельзя исключать, что резервуар Школы имел какие-то защитные чары, о которых мне ничего не известно. Либо…

Красный свет неожиданно погас, а бешеный грохот в соседней зале сменился утихающим перестуком. Коготь молча отделился от стены и ринулся обратно. Трое Куниц последовали за ним. Маги замыкали шествие. В зале было необычно жарко, но в остальном они нашли его почти в том же самом виде, в каком увидели его в первый раз, разве что осколков на полу валялось чуть больше. Коготь мгновенно вскарабкался на едва заметный уступ, чуть выдающийся из стены над выходом из тоннеля и пустил холодный огонь внутрь залы. Пронзительно присвистнув, он оттолкнулся от стены и спланировал куда-то к дальней стене. Остальные торопливо последовали за ним. Понурив голову, Куница стоял над окровавленным комком кожи, шерсти и внутренностей. С ужасом Авик увидел размозженную когтистую руку, все еще сжимающую ручку сосуда, а приглядевшись и оскаленные в смертельной агонии зубы, красные от свежей крови.

– Он был хороший охотник, – глухо сказал Коготь. – А как он играл на окарине… – Он вперил в старого мага хищный немигающий взгляд. Авику стало не по себе. Однако Нотия не смутился и не отвел глаза.

– Мы все находимся в смертельной опасности, – ответил он. – Мне искренне жаль нашего товарища, но у всех нас есть неплохие шансы последовать вслед за ним в самом ближайшем будущем, если мы не будем ничего предпринимать.

– У вас такое «предчувствие»? – в ярости прошипел Коготь. – Сколько еще людей должны умереть ради ваших фантазий?

– Да, – кивнул Нотия, – предчувствие. Но не совсем. Я не знаю имени нашего врага, но твердо знаю, что он существует. Это не фантазия.

Один из Куниц издал нечленораздельное рычание и придвинулся поближе, оскалив пасть. Нотия мягко остановил его ладонью.

– В Хориве больше нет сил, способных создавать кадавров. Все или почти все маги кроме нас погибли. Откуда взялись эти великаны? Кто стоит за безымянными и этими дурацкими фанатиками? Вы понимаете? Я – нет. Вы потрошили книги хоривских магов на протяжении последнего года, так? Кто-нибудь из них делал что-то подозрительное? Хоть какая-то зацепка?

– Носатая орясина… – хмуро начал Коготь.

– Рамис мертв, – оборвал его Нотия. – Еще кто-нибудь?

– Может быть, кадавры были сделаны Рамисом Ацетусом незадолго до его кончины? – встрял Рем.

– И с какой целью, разрешите поинтересоваться? Чтобы помочь мятежникам громить его собственный кабинет в Школе? – спросил Нотия, – их сделали после начала бунта.

– За два дня?! – хором воскликнули Рем и Авик.

Нотия кивнул.

– Держать кадавров в городе – бессмысленно и опасно. В своем логове Рамис ставил опыты, а не создавал армию великанов.

Коготь задумчиво почесал подбородок, а потом тихонько присвистнул. Один из Куниц расстелил на камнях свой плащ и черные сгорбленные фигурки принялись собирать с камней остатки того, что прежде было их товарищем. Авик отвернулся.

Нотия разглядывал уходящий вниз обрубок сосуда. Произнес какое-то заклинание. Прислушался.

– Нижний Резервуар не пострадал, – сказал он, наконец, – не знаю, хорошо это или плохо.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Усталые, они возвращались в свою пещеру. Поставив чудом уцелевший полный воды жизни мех в угол и подперев его камнями для устойчивости, Авик и Рем принялись встряхивать и растирать затекшие руки.

– Господин хороший, где же вы? – спросил вдруг Рем по-имперски.

Авик поймал его взгляд и посмотрел в ту же сторону. В сухом уголке пещеры Рем обустроил свое логово. Живая картина, изображающая рабовладельческий рынок Вечного Города, висела, растянутая на четырех бечевках. Она была вынута из рамы: видимо, он носил ее свернутой под своим плащом. В Вечном Городе было раннее утро, светило солнце, татуированные затылки невольников блестели от пота. Изображение заметно поблекло: наверное, заканчивалась преро-тиз-зоиз, и живое окно следовало заправить новой порцией. Перед картиной из трех палок, воткнутых в кучу камней, было сооружено что-то вроде жердочки. Над жердочкой был заботливо прилажен квадратный кусок просмоленного пергамента, чтобы редкие капли воды, падающие с потолка, ненароком не побеспокоили птицу. Впрочем, сейчас насест был пуст.

– Господин, куда же вы подевались? – снова позвал Рем.

Откуда-то сверху раздалось хриплое покашливание, или, скорее, кряхтение. Под самым потолком в небольшой нише, нахохлившись и спрятав свой массивный клюв в красные перья, сидел попугай.

– И зачем вы туда забрались? – спросил Рем, держа предплечье горизонтально на уровне глаз. Попугай слетел вниз, приземлился на подставленную руку и перешел с нее на плечо.

– Гата, – прохрипел он, хлопая крыльями.

– Кошка? – удивился Рем, – ну что вы, здесь нет никаких кошек. Это Черные Куницы, наши гостеприимные хозяева, и они не причинят вам вреда. – Он погладил попугая и посадил его на жердочку. Тот с опаской посмотрел на него и нехотя повернулся в сторону картины. Переминаясь с ноги на ногу и склоняя голову то вправо, то влево, он стал наблюдать за тем, как идет торговля.

– Что это ты тут устроил за будуар? – хмуро спросил его Авик. На душе скребли кошки.

Рем довольно чувствительно ударил его в плечо.

– Не смей дурно отзываться о господине Тарабане.

– Тар-рабан, – хрипло повторил свое имя попугай, не отрываясь от созерцания невольничьего рынка.

– Ну ладно, ладно, – сказал Авик, потирая ушибленное место. – А что этот твой господин забыл на картине?

– Хочешь всё знать? – хмыкнул Рем. – Учти, кто много знает, долго не живет.

Они пошли к гамакам.

– Господин Тарабан обладает феноменальным зрением и отличной памятью, – вдруг тихо сказал Рем. – Он помогает мне искать моего брата.

– А твой брат там?

– Я не знаю, где он. Империя огромна… Но я чувствую, что он жив.

– Он тебя старше или младше?

– Мы близнецы.

Они замолчали и улеглись в гамаки. Нотия уже храпел под своей шкурой. Авик заснул неглубоким, беспокойным сном. Утром он неудачно повернулся и какой-то камешек закатился ему под бок. Он провел рукой, чтобы скинуть его на пол. Ладонь вдруг укололо как иглой. Он выпростал руку из-под шкуры, бросил взгляд на то, что было зажато в пальцах, и тотчас же свалился с гамака.

– Мавка! – крикнул он, – Мавка!

Это была камея с мраморным профилем прекрасной южанки на иссиня-черном ониксовом фоне. Гамак девушки был пуст, впрочем, как и все остальные гамаки. Только трое раненых спали в своем углу. Авик выбежал в штрек, а потом на балкон. Сейчас здесь горели холодные огни, за столами в грудах странных предметов сосредоточенно копались Куницы. Здесь же на высоком табурете восседал Коготь. На его носу красовались две линзы, закрепленные проволочкой. В другое время это могло бы позабавить Авика – в Хориве зрение уже лет пятьдесят исправляли чарами, а не таким примитивным способом. Глядя через свои линзы в фолиант, Коготь что-то быстро писал в нем, изредка прерываясь, чтобы пожевать кончик пера.

– Мавка пропала! – выпалил Авик, чуть не сбив его с табурета. Коготь посмотрел на него поверх своих линз.

– Кто тебе сказал? – спросил он. – Она вернула тебе эту брошку? Ну, так дело житейское, бывает, не расстраивайся. Может, ты ее обидел чем-то? Сегодня утром она вместе с другими отправилась в разрез. Кстати, не помнишь случайно, сколько ударов пертушкой потребовалось, чтобы перерубить рукав с преро-тиз-зоиз? Я сейчас как раз описываю наш поход – это нужно сделать, пока я не забыл.

– Я должен немедленно отправиться в разрез, – сказал Авик.

– Одного я тебя в пещеры не пущу, не хочу откармливать рыбоедов, – сосредоточенно работая пером, произнес Коготь.

– Это очень важно, – настаивал Авик.

– Слушай, – рассердился Коготь, – сначала старик заставил меня удвоить караулы, теперь ты требуешь, чтобы тебя одного провожали вниз, поскольку, – он покрутил ладонью в воздухе, – не задалось чего-то там у тебя с девчонкой! Где я тебе людей столько возьму, а? У нас работы невпроворот, а еще нужно кого-то за провиантом отрядить… Ну, подожди ты хоть до обеда, – сжалился он наконец, глядя в несчастные глаза Авика. – Будет пересменка часовых, и два охотника с тобой спустятся.

Поняв, что с Когтем каши не сваришь, Авик бросился обратно в пещеру и растолкал Нотию. Старый маг сразу вскочил и вцепился обеими руками в свою бороду.

– У тебя есть ее локон? – спросил он.

– Нету, – растерянно ответил Авик.

– Плохо. Пошли.

Они вышли на балкон, но не успели сделать и нескольких шагов, как раздался тревожный свист, и пещеру огласило беспокойное тявкающее щебетание Куниц. Коготь уже без линз и с алебардой за спиной пробежал мимо, но потом остановился и, повернувшись к ним, отрывисто бросил:

– Полулюди у входа в пещеру. Вам лучше укрыться в штреке, мы сейчас погасим свет. За ваших не волнуйтесь, их поднимут из разреза сию же минуту. Я немедленно вышлю воинов.

Он надел полумаску, вскочил на перила и, расправив свои перепонки, спрыгнул во тьму. За ним посыпались и остальные Куницы-воины. Оставшиеся Куницы-женщины поспешно тушили холодные огни и факелы. Лагерь погружался в сумрак. Маги отправились обратно к своим гамакам.

– Когда всё уляжется, отправишься в Вечный Город и поищешь хорошее заклинание, чтобы видеть в темноте. Мы слишком привыкли к холодным огням, но сейчас начинается новая жизнь…

– Вы взяли с собой лави петаюда? – обрадовался Авик.

– Конечно. Я знал, что домой нам уже не вернуться, – мягко сказал Нотия.

– Вы думаете – никогда?

– Может, и никогда. По крайней мере, не скоро, – грустно ответил волшебник, и добавил нечто совсем неожиданное. – Не упускай своей волшебницы, иначе будешь жалеть об этом всю свою жизнь.

Мальчик не нашелся, что ответить. Они присели. Авик зажег небольшой холодный огонь, и они сидели, молчаливо глядя друг на друга, в ожидании того, что случится дальше. В пещеру вошел заспанный Хура. Он, судя по всему, тоже не спал всю ночь. Под мышкой он держал стопку исписанных листов.

– Закончили переводить? – спросил его Нотия.

Хура кивнул.

– Странное дело, там все время разговор про какое-то дитя. «Моро» – это же ребенок? Другого значения у этого слова нет? Вот и я не знаю. У Рамиса Ацетуса разве были дети? Я считал, что он женат на своем волшебстве. Написано скорописью, поэтому эти куски про ребенка мне не очень понятны. Может, это сокращение от чего-то?

– Боюсь, сейчас нам не до этого, – сказал Авик, – Мавка пропала.

С балкона раздались взволнованные голоса. Говорили на хоривском. Авик выбежал наружу. Крестьяне возвращались с раскопок все в каменной пыли и глине. Авик вглядывался в перепачканные лица. Мавки не было. Последним на балкон поднялся десятник с алебардой в руке. Он уже отстегивал свое кольцо, когда Авик подбежал к нему.

– А где же Мавка? – закричал он.

Десятник даже слегка растерялся.

– Да здесь должна быть, в разрезе не осталось никого, я точно знаю – сам проверял.

Авик снова пробежал взглядом по лицам.

– Отдайте мне ваше кольцо и подвеску, – тоном, не допускающим возражений, сказал он.

Десятник так растерялся, что протянул ему подвеску, которую Авик принялся натягивать на себя. Ему на плечо легла ладонь, и прозвучал строгий голос Нотии.

– Ну, и какой у нас план действий, молодой человек?

– Сидеть и ждать пока оборотни или рыбоеды сожрут Мавку, – огрызнулся Авик.

– Нам самим в пещерах ее не найти, подожди, пока Куницы вернутся, – Нотия на секунду задумался. – А знаешь, насчет рыбоедов – это интересная мысль.

Авик вопросительно посмотрел на него.

Нотия достал руны, фолиант и пергамент, что-то набросал на нем и прочитал заклинание. Ничего не произошло. Старый маг подошел к краю балкона и стал вглядываться в темноту, держа в руке пергамент. Вдруг воздух прорезал щебечущий визг, а из штрека начали выбегать Куницы. Двое Куниц женского пола держали в руках кухонные ножи, другие – почему-то сырую рыбу. За ними выскочил и Хура, поддерживающий одного из раненных, и Рем с попугаем на плече.

– Гата, Гата, – прокричал попугай.

– Несопливая кошечка, – прошептал Рем. Из штрека на балкон ковылял рыбоед. Это был некрупный и весьма потрепанный жизнью экземпляр. Весь облезлый, он едва доходил Авику до бедра. Когти были сточены и неряшливо смотрели в разные стороны, грязно-серый мех торчал клочьями, заднюю лапу он подволакивал. Выйдя на балкон, рыбоед направился прямехонько к Нотии, стал перед ним, заурчал и осклабился, обнажив желтые обломанные клыки. Старый маг прочитал еще одно заклинание, рыбоед прилег на каменный пол и замер, прислушиваясь и поводя из стороны в сторону слепой головой. Одна из Куниц бросила перед ним рыбу. Рыбоед мельком обнюхал ее и в мгновение ока заглотил.

– При кухне видать околачивался, – осмелев, подала голос одна крестьянка.

– Воровал объедки из выгребной ямы, не иначе, – поддержала ее другая. – То-то я вижу, вокруг ручейка поутру мокро было, я еще подумала, будто купался кто.

– Авик давай сюда свою камею, – сказал Нотия, не обращая внимания на эти разговоры.

Авик подал брошь старику, а тот протянул ее зверю и прошептал еще одно заклинание.

– Ищи, – сказал он негромко, – ищи.

Чудище долго обнюхивало камею, втягивая воздух своим влажным массивным носом. Потом рыбоед тяжело вздохнул, фыркнул, распушил усы, так, что казалось, два полупрозрачных шара выросли по обе стороны от его морды, и затрусил вдоль балкона неожиданно бодрой рысцой, слегка припадая на заднюю ногу. Нотия только и успел, что прикрепить к его шерсти небольшой холодный огонь. Зверь перемахнул через перильца и заскрежетал когтями по каменному обрыву.

– За ним, – скомандовал старый маг.

Авику не надо было ничего объяснять, он уже надевал свое кольцо на бледное вервие. Он неловко спускался вниз. Рыбоед слезал с обрыва, цепляясь когтями за трещины и обвивая хвостом сталагмиты. Он тяжело спрыгнул на пол залы, повел носом из стороны в сторону, и отправился куда-то по коридорам, то припадая к земле, то вставая на задние лапы. Авик поспешил за ним, зажигая за собой небольшие холодные огни, чтобы потом найти дорогу назад. Сначала он слышал шаги за спиной, но вскоре они пропали. Рыбоед двигался быстро, и Нотия не мог угнаться за ними. Следуя за источником магического света на шерсти зверя, Авик вышел к просторной зале. Посередине ее, в обрамлении глинистых берегов, лениво несла свои темные воды широкая подземная река. Она пробила свое русло уже после того, как пещера была оставлена. Кое-где из воды виднелись остатки каменных сооружений, постаменты с разломанными или затертыми водой статуями. Рыбоед деловито прошелся взад-вперед вдоль берега и спрыгнул в какую-то яму. Авик подошел поближе. Это был разрез, а на дне его валялись брошенные впопыхах лопаты и кирки: крестьяне очищали от глины массивную каменную плиту, испещренную знаками, когда им принесли новость о приближении оборотней. Рыбоед потыкался носом в разных концах ямы и выпрыгнул из нее. Опустив слепую морду к земле, он еще пару раз задумчиво прошелся вдоль берега. Потом он вернулся к Авику и остановился перед ним, ощерив свои поломанные клыки и вывалив черный язык. Мальчику ударил в нос запах протухшей рыбы. Неожиданно зверь развернулся и спрыгнул в реку. Холодный огонь таинственно поблескивал сквозь струи воды и развевающийся под водой мех. Авик, едва поспевая за рыбоедом и, постоянно падая на скользкой глине, бежал за ним вдоль берега. Они пересекли всю залу, и рыбоед скрылся в глубоком сифоне. Река убегала под камни, для человека дальше хода не было. Авик прождал минуту, другую, третью. Время тянулось медленно. Он сел на камень у самой стены и уронил голову на руки. Что теперь делать? Неужели утонула? На глаза навернулись слезы. Он нащупал за поясом камею и провел пальцем по шероховатому сколу оникса. Он решил пройти вдоль стены залы и сделал несколько шагов, отойдя от воды, как вдруг сзади раздался плеск и уже хорошо знакомый хромой топот: рыбоед вернулся. Он снова стоял перед Авиком, высунув язык, а потом развернулся и полез на стену. Авик, тяжело дыша, карабкался за ним. Поднявшись на несколько саженей, зверь остановился на небольшой каменной россыпи и слегка поковырял в ней когтями, как будто что-то проверяя. Потом он встал боком к обрыву и вдруг принялся неистово скрести когтями землю. Камни и комья глины полетели в разные стороны. Небольшой камень ударил Авику прямо в солнечное сплетение, и он согнулся от боли. Только сейчас Авик осознал, какой страшной силищей обладают рыбоеды. Всего через несколько минут яма достигла глубины с человеческий рост, так что из нее высовывался только толстый, мерно раскачивающийся из стороны в сторону хвост. Вдруг рыбоед с грохотом провалился куда-то вниз. Авик заглянул в отверстие: на его дне открылся узкий проход. Он посветил в него холодным огнем – внизу было сухо. Авик аккуратно съехал вниз. Рыбоед ждал его здесь. Они стояли в узком коридорчике, почти совсем заросшем натеками. Когда-то он соединялся с большой залой, но теперь выход был заложен глиняной пробкой и завален камнями. Рыбоед рыкнул и засеменил по проходу, лавируя между колоннами. Авик осторожно пополз за ним: с потолка свисали острые и длинные как сосульки сталактиты. Проход расширялся, и вскоре они вышли в следующую залу. Она была намного меньше предыдущей, хотя потолок ее был таким же высоким. Здесь тоже протекала река, и судя по всему, – та же самая. Рыбоед зашлепал по мелководью и остановился над какой-то измазанной в глине кучей тряпья, едва заметной на берегу. Авик бросился вперед. Это была девушка. С ног до головы перемазанная, продрогшая и без сознания, она едва дышала. Но она дышала!

Авик поднял ее на руки и отнес подальше от берега. Рыбоед следовал за ним по пятам. У основания каменной колонны, Авик сорвал с девушки промокшее платье и, стараясь не смотреть на ее обнаженное тело, растер его, обмотав руки концами своего пояса. Мавка слегка порозовела, и зашевелилась. Авик накинул на нее свою рубашку, сам оставшись в одних штанах. Он старался вспомнить, какие заклинания можно применить в этом случае, но от волнения все вылетело из головы. Взяв девушку на руки, он обхватил ее, чтобы согреть своим теплом. Рыбоед, ходивший взад и вперед на пятачке перед колонной, нетерпеливо рыкнул. Авик спохватился, развеял холодный огонь на его шерсти и прочитал заклинание, отпускающее зверя. В два прыжка тот скрылся в темноте. Издали донесся плеск воды, как будто что-то тяжелое бултыхнулось в воду. Вместе с рыбоедом сразу куда-то пропали бьющие в висках молоточки, исчезло застилающее разум волнение.

Они остались вдвоем в недрах земли. Поток журчал, сталактиты поблескивали при свете холодного огня. Он прочитал заклинание, и холодный огонь разгорелся с новой силой, от него пошел жар. Спутанные мавкины волосы все были покрыты глиной. Авик попытался снять хотя бы самые крупные куски, и неловко дернул несколько прядей.

– Ай, – сказала девушка и открыла глаза.

– С пробуждением тебя, – сказал Авик.

Мавка вскрикнула. Личико ее скривила гримаса отчаяния. Из глаз посыпались слезы.

– Ты что, не рада? – удивился Авик.

Девушка только помотала головой.

– Но почему?

– Ты думаешь, я совсем глупенькая? – сказала Мавка, сдерживая подступающий к горлу комок, – все эти беды из-за меня. Сначала погиб папа, потом эта погоня, и мы забрались в эту нору. Но ведь они придут и сюда. Я не хочу, чтобы из-за меня опять погибли люди. Лучше пусть я умру. Но я же трусиха, мне столько сил стоило спрыгнуть с того обрыва, а река меня все равно вынесла, и теперь все сначала!

Она разрыдалась.

– Я с тобой, и я люблю тебя, – сказал Авик.

– А я тебя, – сказала Мавка. – Ну и подумай, каково мне будет, если они убьют тебя? А то, что они сделают со мной – хуже смерти. Меня разыменуют и будут использовать для того, чтобы повелевать другими безымянными. Любое Имя на моей Карте, появится и на их тоже. Они окончательно превратятся в марионеток, которых всех разом можно будет дергать за ниточку. И этой ниточкой буду я.

– Мы свободны и любим друг друга, – возразил Авик, – пока это так, всё хорошо.

– Да, ты прав, – сказала Мавка, вытирая слезы, – но ты должен обещать мне одну вещь.

– Какую?

– Что ты скорее убьешь меня, чем отдашь им.

Авик колебался. Мавка обхватила руками его голову.

– Без Имени я все равно перестану быть собой, – сказала она, – от меня останется лишь оболочка. И я буду просто предметом, орудием в руках убийц.

– Ну ладно, обещаю, – сказал Авик.

Она поцеловала его в губы. Он прижал ее к себе, целовал ее глаза, нос и снова губы…

– Я хочу тебе рассказать то, что мне строго-настрого запрещено рассказывать, – сказала Мавка. – Однажды, когда мне было девять лет, в лесу я встретила доброго духа. Это он построил мою Карту и оберегал меня. Каждую весну и каждую осень, я ухожу в лес, сажусь на полянку, и он расчесывает мне волосы, поет мне песни и накладывает новые чары на мою Карту. Мне кажется, он не просто прятал меня, он еще стремился как-то помочь людям, накладывая на мою Карту какие-то чары. Это он поставил на нее защиту, которая убила всех тех магов в башне… и… и… папу тоже.

– Ты веришь в духов? – спросил Авик.

– Ну что я могу поделать, если они есть? – развела руками Мавка.

– А ты разговаривала с ним?

– Его голос звучал в моей голове. Ушами я его никогда не слышала.

Ее платье совсем высохло от жара, и она, зайдя за камень, переоделась. Авик получил обратно свою рубашку. Он отстегнул от пояса камею и приколол ее к мавкиному платью. Они снова поцеловались.

– Пойдем? – спросила девушка.