Наперегонки с Эхом

– Ваше Мудрейшество, ваши руки, быстро, – крикнул он Нотии уже начиная шептать заклинание.

Старик протянул руки, зажмурился, и через мгновение еще одна пара браслетов полетела на землю. На полянку вылетела разношерстная кавалькада всадников. В основном здесь были безымянные, но также и городские стражники в строевых доспехах, и пара бойцов недружелюбного вида с лицами, испещренными шрамами. Вооружены они были кто чем, и никакого строя не соблюдали. Десятник скомандовал своим бойцам и они выстроились в шеренгу, загораживая магов. За их спинами Рем и Нотия в спешке расковывали Хуру и Авика.

От группы наездников отделился один, в черной робе. Когда он подъехал, Авик узнал в нем проповедника-плясуна. Теперь его свиные глазки были наполнены исключительным чувством собственной важности.

– Мы преследуем высокоумцев-богохульников, осквернивших святилище и оскорбивших богов, – провозгласил он. – Если вы укрываете таковых, ваш священный долг выдать их нам.

– Кто ты такой, чтобы здесь приказывать? – спросил его десятник.

– Я один из Мастеров Слова и верный раб Святого Балклича.

– Какого там еще святого пала кляча? – не понял командир. – Я подчиняюсь только князю и моему сотнику.

– Так ты тоже богохульник! – вскричал Мастер Слова и три волосинки у него на подбородке взметнулись в возмущении. – Братья мои, хватайте их!

– Перед заклинанием, накладываемым на безымянного, произносите «Хоадам», как будто это Истинное Имя, – сквозь топот копыт прокричал Нотия.

Он тут же применил «Вспышку Сокола». Заклинание, которое бы лишь ссадило обычного всадника с коня, разорвало безымянного на куски. Мальчики начали шептать заклинания, и первая волна нападавших была отброшена. Верхом остались лишь всадники в зачарованных доспехах. Они отступили, перестроились и снова пошли в атаку. Один из безымянных поднял руку и закричал громким низким голосом. Авик проследил за направлением его руки – он указывал прямо на Мавку. Безымянные были вооружены чем попало, но зато сражались на удивление слажено: пока один воин отбрасывал пику, другой, почти не глядя, наносил удар в образовавшийся просвет. Вместе они производили жутковатое впечатление единого многорукого и многоголового чудовища.

– Бьем по лошадям, – крикнул Рем, и тут же двое всадников полетели вверх тормашками. Лошади замахали в воздухе копытами. Нападающие снова отступили и спешились.

Княжеских воинов было не достаточно, чтобы образовать полное кольцо, и отряд нападающих, разделившись, начал обходить их с двух сторон. В лесу слышался топот всадников и гортанные крики – на подмогу спешила еще одна группа мятежников. Хотя никто из нападающих не проронил ни слова, все новоприбывшие, словно по команде, спешились, и в атаку пошли только те, кто был одет в антимагические доспехи.

Авик заметил, что Нотия что-то сосредоточенно чертит на листках пергамента. Откуда-то раздалось еле слышное гудение. Старый волшебник обернул листками камни и отдал их Авику и Хуре.

– Когда я скажу, кидайте их во врага, – сказал он. Сам Нотия в безумной спешке накладывал какие-то чары на оставшийся не завернутым камень.

Гудение усиливалось. Нападающие тем временем разбились на три группы и готовились атаковать отряд с трех сторон. Воины выставили пики, но их уже не хватало, чтобы прикрыть магов со всех сторон. Трое бойцов перевязывали друг другу раны у корней лиственницы, еще один лежал ничком в расплывающейся темно-красной луже. Безымянные бесшумно и яростно, а главное абсолютно синхронно бросились в бой. Было что-то пугающее в их молчаливой слаженности и упорной сосредоточенности. Пики застучали о щиты, раздался скрежет и брань ожесточенного боя. На коре лиственницы прямо перед Авиком приземлился шершень и задумчиво пошевелил усиками.

– Давай, – скомандовал Нотия. Между деревьями вдалеке качалась зыбкая гудящая пелена. Камни еще не успели упасть на землю, когда их облепила желто-черная копошащаяся масса. Шершни всё прибывали. Рассерженные тем, что не могут пробиться к вожделенным листкам пергамента, они носились в воздухе сердито жужжа.

– Умоляю вас, ни шагу вперед, – крикнул Нотия воинам. Он встал точно в центре отряда, держа в руках свой зачарованный камень. Шершни избегали приближаться к нему, поэтому под лиственницей образовалась полая сфера со стенками из беснующихся насекомых. Безымянные сначала не обращали на них внимания, с механической деловитостью они пытались пробить кольцо дружинников. Но вот охнув, рухнул один, немолодой уже мужчина, весь облепленный шершнями, затем второй отступил, закрывая руками разбухающее лицо…

Через несколько минут все было кончено. На полянке в смертельной агонии корчилось несколько десятков тел. Вожак с жиденькой бородкой при первых признаках опасности отбежал на безопасное расстояние и теперь с ужасом наблюдал за тем, как гигантские осы заживо пожирают его соратников.

– Призыв и отпугивающее заклинание апотитико. Ловко придумано, – сказал Рем. – Но как вам удалось создать заклинание такой силы? – он остановился. – Чтобы собрать такую тучу шершней нужно подманить их за многие десятки верст окрест.

– Амарефеф помнит обо мне, – чуть слышно прошептал старик, так что только Авик смог расслышать то, что он сказал. Рем попытался переспросить, но Нотия только отмахнулся.

Масса насекомых начала заметно редеть. Видимо, листки были уже съедены. Теперь желто-черными оставались лишь кисти рук и лица лежащих на земле мертвецов, кожи на них уже почти не осталось. Треск деловито жующих челюстей теперь заглушал гудение крыльев.

– Нам нужно уходить, – сказал Нотия, – как только избавимся от чар капкана.

– Я не могу оставить конвой, – возразил ему десятник.

Скованные цепью пленники, сбившись в кучу, сидели в отдалении, на самом краю полянки, все еще не решаясь выглянуть из-под своих плащей, которыми они закрывались от нашествия шершней. Куницы в клетке тоже сидели неподвижно, шаря по сторонам одними лишь глазами.

– Пленников придется расковать, – твердо сказал Нотия, – а клетку открыть.

– Вы хотите, чтобы я нарушил приказ? – спросил десятник, нахмурившись.

Нотия не успел ответить. Земля дрогнула, деревья на краю поляны закачались. Тяжело дыша, вдоль берега озерца двигался кадавр. Он был очень велик, примерно в два человеческих роста. Из широких плеч росли две мощные руки с длинными крючковатыми пальцами. На нем не было одежды за исключением странной формы зарукавий, зато все тело было покрыто бурым неровным налетом, поблескивавшим в лучах клонящегося к закату солнца. Пустые глаза безымянного, не отрываясь, смотрели с высоты его огромного роста прямо туда, где стояла Мавка. Грубое лицо исказила гримаса гнева. За ним, чуть поодаль, следовала небольшая группа мятежников.

– Господи, чешуя Эр-Мергора, – воскликнул Нотия, – глазам не верю.

Авик попытался прочитать боевое заклинание, но у него ничего не вышло. Тут он понял, что странные зарукавья – это антимагические доспехи, предназначенные защищать грудь и живот нормального мужчины, но налезшие лишь на руки чудовища.

Защитники в ужасе побросали пики и, оставив своих раненных, бросились наутек. Лишь десятник и трое таких же отчаянных воинов не двинулись с места. Когда великан подошел к лиственнице, они принялись колоть его пиками в пах и в живот, но острия лишь высекали искры об кремневую коросту. Не обращая на них внимания, он протянул свою огромную лапищу к Мавке. Девушка застыла, в оцепенении и ужасе уставившись на монстра. Авик потянул ее в сторону. Кадавр зарычал и двинулся за ними. Вдруг широкий замах его огромной руки встретил какое-то сопротивление. Он на мгновение остановился в нерешительности, глядя на свою руку, сжимая и разжимая кулак. Авик вскрикнул.

– Это же Копченый, – с ужасом проговорил Рем, – вон и отметина на нижней челюсти.

Тем временем другая рука Копченого тоже перестала слушаться, вызвав выражение еще большего замешательства на его покрытом коростой лице. Он и следовавшие за ним мятежники начали слишком уж часто переступать ногами, как будто пытались стряхнуть что-то. Проповедник кричал с края поляны что-то ободряющее, когда вдруг раздался скрип распрямляющегося дерева и кадавр взмыл в воздух, своим бешеным ревом переполошив пирующих шершней. Он почти долетел до верхушек деревьев, когда скрип повторился еще дважды. В зарослях кустарника, роняя ветви и шишки, упруго выпрямилась высокая сосна. Крик кадавра резко оборвался. Огромная сила разгибающихся деревьев разорвала его на две части, и окровавленные куски, пролетев где-то в кронах, с шумом попадали в кусты, ломая ветки. На поляну рухнул один из доспехов. Мятежники начали отступать. Они двигались медленно, как мухи, попавшие в паутину, падали, вставали, снова спотыкались. Вдруг один из них упал на спину и уже не поднялся – из его глаза торчала короткая черная стрела. Несколько всадников, наблюдавших за происходящим с дальнего края поляны, развернулись и унеслись во весь опор. Проповедник тоже взгромоздился в седло своего коня, но неведомая сила сдернула его обратно на землю. Раздался громкий свист, и лошадь в ужасе помчалась прочь.

– Стойте, – завопил он своим удаляющимся товарищам. Те даже не оглянулись. Из крон деревьев им вслед летели короткие стрелы.

Авик снова потянул Мавку подальше в лес, но что-то невидимое спутало им ноги. Его спутники тоже стояли, не способные сдвинуться с места. Нотия разглядывал что-то прямо перед собой с помощью «Глаза Нимбрана».

Проповедник тем временем выхватил из-за пояса длиннющий обоюдоострый меч и размахивал им, как будто поражая какого-то невидимого противника. Его пухлые телеса дрожали при каждом ударе, по жирным щекам катились слезы отчаяния. Вдруг рука его дернулась, и меч, описав кривую дугу, полетел в озеро. Словно две упавшие с деревьев тени, прямо перед ним на поляну бесшумно спикировали две сутулые фигурки. Движения их были резкими, конечности их мелькали так быстро, что глаз не успевал за ними. Щелкнули раскладные алебарды, и два блестящих лезвия уперлись в складки жира на горле, прямо под тремя волосинками.

– Вы не понимаете, кто стоит перед вами, – рыдающим голосом возопил горемыка.

– Болтливая еда? – предположила одна Куница.

– Говорящий компост, – веско возразила другая.

Авик заметил, что еще одна Куница тенью спрыгнула на клетку и теперь, свесившись головой вниз, возилась с замком.

– Отвечай, кто создал это нелепое чудище, которое только что так неудачно пролетело? – продолжался разговор на другом конце поляны.

– Мы все в долгу перед святой силой святого Балклича, – невпопад отвечал проповедник.

Куница со всей силы протянула тупым концом алебарды по жирным ляжкам. Толстяк крякнул и рухнул на колени.

– Искренняя молитва сотворяет невиданные духовные и физические выявления, каковые даже и не снились высокоумцам, – затараторил он.

Вторая Куница ударила его древком промеж глаз. Проповедник охнул, упал в траву и затих. Два сутулых существа склонились над ним, встряхнули за плечи, негромко переговариваясь на своем щелкающем и свистящем языке. Наконец раздалось невнятное бормотание, окончившееся на «…и святого Балклича». Видимо, решив, что толку здесь все равно не добьешься, существа развернулись и вразвалочку направились к лиственнице. По земле они перемещались довольно неуклюже. Авик заметил, что связан очень тонкими, эластичными и поразительно прочными путами. Они были почти невидимыми – только слегка преломляли свет, если смотреть сквозь них на солнце.

– Что это? – спросил он Нотию.

– Что? Ах, это. Бледное вервие, – отвечал маг, – не мешай.

– Ну что, вояки, не навоевались еще? – спросила одна Куница, приблизившись. Это было существо мужского пола. Отставив в сторону одну ногу, он положил свою алебарду на плечо и вальяжно перекинул через нее мохнатую руку, так, что предплечье свободно свисало вниз. Лучи заката просвечивали сквозь летательную перепонку, натянувшуюся на древке. Десятник, а за ним и трое солдат молча бросили перед ним на землю пики, а потом и палаши.

– Правильное решение, – сказал Куница, разведя ладонями.

– Коготь, это ты? – обрадовался Авик, узнав знакомый голос.

– Ага, – ответил Коготь, аккуратно сгоняя шершня, севшего ему на плечо. – А теперь – ключи, – повелительно сказал он десятнику, вытянув вперед когтистую руку.

Поджав губы, десятник отстегнул связку ключей, висевшую на его поясе, и кинул Кунице. Тот поймал их и, молодцевато просвистев что-то, перекинул своему собрату, сидевшему верхом на клетке.

– Рем, вы, кажется, дали понять, что вам был знаком этот человек до того, как он стал кадавром-великаном? – спросил Нотия, пока Куницы освобождали пленников.

– Да, это бы один из жижкиных безмозглых тарбаганов, – ответил Рем.

– Когда вы его в последний раз видели, как бы это сказать… в нормальном обличии?

– Ну… – задумался Рем, – где-то неделю назад.

– Неделю, всего неделю, – задумчиво сказал Нотия, – Боюсь, плохи наши дела.

Темнело. Измученный белокурый малыш заснул на руках своей мохнатой матери, крестьяне неспешно бродили по поляне. Кто-то ловил и успокаивал напуганных лошадей, кто-то обирал трупы, кто-то просто разминал затекшие ноги и руки. Воины перевязывали раненых. На полянку спикировали еще несколько Куниц, и теперь они всей гурьбой возились над чем-то перед опустевшей клеткой. Откуда-то из кроны вдруг раздалось громкое свистящее щебетание. Куницы подняли головы и защелкали о чем-то между собой. Один из них отделился от группы, в два прыжка достиг лиственницы и повис на ее коре, зацепившись когтями. Его глаза поблескивали зеленым огнем в послезакатном свете.

– Из города вышел большой отряд, – сообщил он. Авик снова узнал голос Когтя. – Пустоглазые, чернорясые, а также пара уродов вроде того летуна-неудачника – все они как будто движутся сюда. Не знаете случайно, с чем связан такой разгул святой святости?

– Они гонятся за нами, – сказал Нотия.

– Так я и знал. И что же вы собираетесь предпринять?

– Бежать отсюда как можно скорее.

– А что вы будете делать с этими? – Коготь указал на раненных.

– Мы разделимся, воины вернутся в княжескую дружину.

– Понятно, – Коготь надел что-то вроде полумаски, слез с дерева и принялся водить лапами вокруг спутанных ног Нотии. Освободив его, он перешел к Авику. Тем временем, один из крестьян взмыл вверх по кривой дуге и скрылся в кроне дерева. Десятник удивленно присвистнул.

– Мы их припрячем, пока вы тут не набегаетесь, – пояснил Коготь.

– С каких это пор Куницы стали такими благородными? – поинтересовался Нотия.

Коготь не торопился с ответом. Он уже распутал Авика, Мавку и теперь возился с Хурой. Воинов он, видимо, оставил на потом. Из крон снова раздался щебечущий голос. Куницы на полянке заволновались и заторопились. Коготь просвистел что-то гневное. Еще двое крестьян взлетели к кронам. Один из них в полете потерял равновесие, перевернулся вниз головой и скрылся в хвое, болтая в воздухе ногами. Авик охнул, ожидая, что человек вот-вот рухнет вниз, но этого не произошло.

– Еще один отряд приближается к нам с севера, и в нем, странное дело, есть получеловек, – сказал Коготь. Он присвистнул, и еще две Куницы бросились ему на подмогу. – С каких это пор фабагоны стали так часто шастать ночью по лесам? – спросил он, передразнивая Нотию.

Последние крестьяне поднимались в кроны.

– Ну, вот что, – сказал Коготь, когда последний воин был освобожден, – воевать с фабагонами у нас сейчас охоты нет. Уйти от полулюдей ночью вы все равно не сможете. Драться с ними в темноте тоже удовольствие маленькое. По доброте душевной предлагаю сделку: мы вас прячем, а вы нам помогаете, чем умеете. Вернуться мы вам позволим, только когда вся эта охота закончится, чтобы вы не выдали наше убежище. Решайте быстро.

Куницы уже поднимались вверх по деревьям. У телеги осталось лишь двое или трое. Они нервно покачивались в сумерках, сверкая своими зеленоватыми глазами.

– Боюсь, у нас нет выбора, – устало сказал Нотия, – мы согласны.

– Как-то слишком на дезертирство похоже, – неуверенно произнес десятник, как будто приглашая себя поуговаривать.

– И отлично, дружок, оставайся тут, корми пустоглазых, – зло сказал ему Коготь, – поделом тебе. Будешь знать, как охотиться на вуатыр. Поверь, упрямые фабагоны нам даром не нужны, только возня с вами.

– Раненных, может, возьмете? – заволновался десятник.

– А кто за ними ходить будет? – фыркнул Коготь. – Пошли, – кинул он через плечо, поманив магов когтистой ладонью. Он направился к телеге, Нотия поковылял за ним, следом шли и остальные. У телеги две Куницы в полумасках обмотали волшебников чем-то вроде сети, сплетенной из бледного вервия. Каждому было выдано по большому серебряному кольцу, которое нужно было держать обеими руками. Когда Авик оторвался от земли, он понял, что сеть крепится к этому кольцу, а он сидит в ней, как в люльке. Само кольцо скользило по натянутому тросику, невидимому даже при свете, не говоря уже о ночном сумраке. Они поднялись до уровня деревьев и зависли, сидя в своих сетях. Вокруг них шелестели сосновые иголки, пахло хвоей, чирикали какие-то маленькие птички, потревоженные визитом незваных гостей. Несколько Куниц скакали по веткам во мраке, что-то прилаживая и настраивая. Наконец одна из них достала серебряное кольцо и поплыла над лесом, мелодично щебеча что-то вполголоса. Волшебники тоже двинулись вслед. Пролетая сквозь кроны, они ускорялись и ускорялись. Было уже совсем темно, ни земли, ни деревьев видно не было, и только мелькание звезд в просветах между ветвями напоминало движение метеоритов. Они неслись сквозь ночной лес с бешеной скоростью. Внизу один раз промелькнул свет факелов, там ржали лошади, кричали люди. Подробностей было, конечно, не разобрать. Так они мчались какое-то время. Встречный ветер был до того сильным, что у Авика от холода закололо щеки. Наконец деревья вокруг начали замедляться. Неспешно расступилась перед ними и поглотила их крона векового дуба. Здесь на ветках были настелены помосты. Над некоторыми из них были прилажены навесы. По помостам, чуть слышно царапая дерево когтями, носились невидимые тени.

– Вот мы, кажется, и прибы… – начал было Нотия. Неожиданно они снова пришли в движение, звезды исчезли, и кругом была полная темнота. Теперь они продвигались не спеша, короткими рывками. Стало заметно холоднее, запахло сыростью и пылью. Наконец их ноги коснулись влажной глинистой почвы. Они стояли в нерешительности, пока кто-то не зажег факел. Яркий свет на мгновение ослепил магов, а когда глаза привыкли, они обнаружили, что находятся в низкой пещере, вдоль стен которой рядами, словно трубы органа, свисали сталактиты. При свете факела Авик разглядел седые волоски вокруг носа Когтя.

– Ну, добро пожаловать! – сказал он, осклабив свои клыки.

– А что вы делаете под землей? – изумился Нотия.

– Все увидите в свое время, – отвечал Коготь.

В пещеру вплыл десятник, а за ним и шестеро его воинов.

– Никакого другого выхода у нас не оставалось… – пряча глаза начал он. Похоже, всю дорогу он придумывал оправдательную речь. Коготь фыркнул.

– Мы знаем, что вы не трусы, – мягко оборвал его Нотия. – С кадавром вы сражались как подобает воинам.

Десятник вздохнул и наконец осмелился поднять глаза. Они пошли вниз по проходу. Коготь нес факел. Минеральные отложения мерцали тысячами искр, с потолка капала вода. Они вышли в залу, такую огромную, что ее стены тонули во тьме. Свет факела выхватывал кончики сталактитов. Коготь прокричал что-то похожее на щебет вперемешку со свистом и прислушался. Откуда-то с высоты ему ответили щелканьем. Коготь воткнул факел в расщелину и снова надел полумаску.

– Это чтобы видеть койси, – пояснил он, для наглядности поднимая когтистой лапой петлю бледного вервия.

Он принялся возиться с чем-то на площадке, как будто закрепляя конец невидимой веревки. Когда все было готово, он обратился к Авику:

– Подай-ка факел.

Авик достал уже коптящий факел из стены и вздрогнул: из-под минеральных отложений на него смотрел человек с огромными круглыми глазами, занимавшими почти половину лица. Крылья носа закручивались спиралью, как будто на лице выросли две маленькие ушные раковины, но рот оставался совершенно человеческим. Полные губы складывались в мягкую полуулыбку. Надо лбом выступало забрало шлема, почти полностью скрытого минеральным натеком. Из укрытой кальцитными колоннами стены выступала человеческая рука. Непропорционально крупной кистью незнакомец опирался на массивный посох с набалдашником в виде поставленного на угол куба со скругленными вершинами. С его верхних граней тянулись вверх иголки сталагмитов.

– Подземелье Мароджара, – тихо сказал Нотия, который тоже заметил статую.

– Ага, – сказал Коготь, придерживая когтистой лапой невидимое вервие, – долго мне еще ждать моего факела?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

На кольцах они поднялись под самую крышу пещеры. Здесь было устроено искусно замаскированное убежище. Деревянные настилы с низенькими перильцами продолжали естественный широкий балкон, располагавшийся под самым сводом. Древний штрек уходил куда-то вглубь породы. Они прошли в небольшой тупиковый зальчик справа от входа в штрек. Здесь уже горел небольшой костерок и сидели усталые крестьяне. Несколько человек, видно те, кто был покрепче и посвежее, развешивали пестрые гамаки, привязывая их к колоннам и сталагмитам. Двое Куниц светили им тусклыми холодными огнями. Десятник и трое здоровых воинов отправились помогать крестьянам. Две Куницы женского пола принесли огромный чан с мясной похлебкой. К удивлению Авика, освобожденные из клетки Куницы сидели среди крестьян. Вид у них был измученный и напуганный. Подросток нервно поскуливал, его мать опасливо оглядывалась по сторонам, прижимая к себе младенца.

– Эти – не из наших, они не привыкли к подземельям, – пояснил Коготь, поймав взгляд Авика, – занесла их нелегкая в ваши края – чуть не пропали.

– А что вы делаете в пещерах? – спросил Авик.

– Завтра, всё завтра, – отмахнулся Коготь. – Устраивайтесь на ночлег.

Похлебав мясного отвара из деревянных плошек с двумя ручками (ложками Куницы не пользовались) спутники забрались в гамаки. Рем и Нотия, несмотря на усталость, задержались дольше других – они осматривали раненных в углу пещеры. Наконец лечебные заклинания были наложены, холодный огонь погас, и только угли костерка мерцали в абсолютной темноте пещеры. Авик заснул, укрывшись волчьей шкурой.

Ему снилось, что он спускается к морю по широкой лестнице, выдолбленной в известняке. Над ним кричали чайки и какие-то еще неведомые птицы. Вдали прыгали по волнам летающие рыбы. Ступени были высокими, с них приходилось спрыгивать, держась за неровный естественный парапет. На берегу, тоже усыпанном известняковыми плитами, было пустынно, волны дробились о камень, а когда откатывались, из-под них выступали светлые язычки влажного песка. Авик шел вдоль берега, перепрыгивая с плиты на плиту, разглядывая снующих крабов и морских ежей, выброшенных на берег. Он перепрыгнул на очередной присыпанный песком камень, и тот издал глухой деревянный стук. Авик нагнулся и постучал по нему костяшками пальцев. Это был деревянный ящик, продолговатый, напоминавший те, в которые кладут зажиточных покойников.

Авик сдвинул и отвалил крышку. В ящике, сложив руки на груди, лежал мертвец. Лицо его было закрыто белой тряпицей, из-под которой выбивались черные как смоль волосы. Авик сорвал тряпицу. В гробу лежал он сам, и он был жив. Авик, лежащий в гробу, смотрел на Авика, склонившегося над ним, своими озорными карими глазами. На губах играла снисходительная улыбка. Авик отпрянул и проснулся.

Угли уже погасли, и в пещере царила полная темнота, мерно дышали спящие, тихо капало со стен. Вероятно, от холода и сырости у Авика заныла его старая рана на руке. Он уже не мог заснуть. Выбравшись из-под шкуры, ощупью он нашел выход из залы и, стоя у входа в штрек, зажег маленький холодный огонь. Он побрел вдоль стены, рассматривая натеки, «орга́ны», минеральные драпировки, покрытые налетом лунного молока. Под стеной стояли грубые деревянные столы, прикрытые от капели деревянными же навесами. На столах кучами был свален какой-то хлам. Битые черепки, обломки ржавого металла, куски камней, рога, кости.

Авик вздрогнул, чья-то мохнатая рука легла ему на плечо. Из темноты на него строго смотрели два зеленоватых глаза, отблескивающих при свете холодного огня. Незнакомый Куница не понимал по-хоривски, и вообще ничего не говорил. Он лишь решительно указал своим длинным когтем на холодный огонь, висящий над плечом Авика, и резко провел в воздухе горизонтальную линию. Авик убавил свет, но этого оказалось недостаточно. Огонь пришлось погасить полностью. Он готовился возвращаться обратно в кромешной темноте, однако, когда глаза немного привыкли, оказалось, что пещера освещена очень слабым голубоватым светом, льющимся откуда-то снизу, из-за парапета. Интенсивности не хватало для того, чтобы различать очертания предметов, но было достаточно для ориентации в пространстве. Авик медленно побрел обратно, чувствуя на своей спине пристальный взгляд часового: Кунице света хватало. Ощупью он забрался в штрек, нашел свой гамак и пролежал в нем без сна, прислушиваясь к тому, как капает вода, до тех пор, пока Коготь снова не запалил свой факел. Было раннее утро, хотя в пещере это конечно никак не чувствовалось.