Наперегонки с Эхом

– Ничего не могу понять, даже буквы не разбираю, – шепотом пожаловался он.

– Присядь на лежанку, – прошептал ему Нотия. Хура сел, и теперь старый маг мог видеть камень у него за пазухой.

– Тайнопись Мароджара, – шепнул он.

Между тем темнело. Отблески городских пожаров, проникавшие сквозь крохотное окошечко, шевелились на лицах теплым светом. Вдруг Дун молча показал рукой на далекое зарево. Сомнений быть не могло: Школа горела. Авик и Хура застыли с открытыми ртами, Нотия от досады выдрал клок из своей бороды. Пламя усилилось, серый дым взметнулся столбом и окутал полнеба.

– Библиотека занялась, – бесцветным голосом сказал Хура. Что-то грохнуло, в разные стороны полетели дымящиеся обломки – горящие деревянные балки провалились в резервуар.

Им принесли по краюхе плесневелого хлеба и по кружке колодезной воды. Они пытались дремать, привалившись к стенам, но получалось только у Дуна, привыкшего к походной жизни. Кажется, у Мастеров были дела поважнее, чем несколько пленных волшебников.

Утром в караулку набились перепившиеся и радостные после буйной ночи погромщики. Они шумно принялись расписывать друг другу свои подвиги, перемежая эти истории выпивкой и бранью. Не было понятно, кого они грабили и почему – эти малозначимые подробности неизменно опускались рассказчиками.

В караулку вбежал человек в черной маске.

– Приказ Мастеров, – гнусаво объявил он, молодцевато подбоченясь, – перевести всех высокоумцев в тюрьму до дальнейшего разбирательства. Есть желающие пустить жеребца высокоумцам, а? Мне нужно два человека.

Два парня, гогоча, выступили вперед.

– Может сразу их – того? – спросил один.

– Мастера хотят дать им просморкаться на хорышке, – игриво развел руками вошедший, как бы давая понять, что он со своей стороны не возражает, – так что канючьте их сюда.

Волшебников вывели из камеры и снова связали. Оба охранника надели черные маски, и они покинули башню. Пленники шли впереди, а за ними по пятам следовали трое мятежников. Вокруг было тихо. Ярость вчерашнего погрома прошла, город, казалось, погрузился в похмельный тревожный полусон. Авик мельком посмотрел на Дуна: лицо степняка выражало абсолютное спокойствие. От терзавшей его тревоги не осталось и следа.

– Почему мы за Аблонь идем-то, тюрьма же внутри стен? – спросил один из погромщиков.

– А ты не волочешь, щегол, а-а-а? – хитрым голоском потянул гнусавый.

– Эге, кажется, понял, – загоготал спрашивавший, на самом деле ничего не поняв.

Они подошли к какому-то дому, волшебников поставили лицом к оградке, пока гнусавый открывал дверь. Затем их завели в темное просторное помещение. Охранники вошли за ними, дверь закрылась и на несколько мгновений темнота стала абсолютной. Что-то мягко опустилось на пол за их спинами.

– Ну что же, теперь за вами должок, – раздался знакомый голос. Кто-то зажег свечу и при ее свете резал кинжалом стянувшие их руки веревки. Авик обернулся, и с изумлением узнал Тюрбана, теперь, правда, он был в шапочке-маске, сдвинутой на затылок.

– Ох, Рем, нагнали же вы на нас страху, – произнес Нотия, – а что же… – он осекся и вздрогнул. Возле двери в луже крови лежали два бездыханных тела.

– Меня тоже засмолили, – нервно отрезал Рем, кромсая веревки на руках Дунже. – Мне удалось срезаться с хорышки, но у меня тоже кандалы Наррох-Ша под рукавами. Пришлось работать вслепую, я был ограничен в средствах. Беда в том, что мы все закованы и расковать нас некому. Я предлагаю грести копытами отсюда подобру-поздорову. – Он похлопал Дуна по плечу, тот поморщился, массируя освобожденные запястья. – Что, маленькая белогорлая змейка, не ожидал, что окажешься в долгу у Ремири? Сегодня моя очередь тебя катать, но так уж и быть, обойдемся без мешка.

– Боюсь, нам придется вернуться в город, – сказал Нотия.

– В кандалах? Да вас там присмолят как последних щеглов!

– Мы оставили там что-то очень важное, Рем. Того самого человека, которого вы разыскивали с помощью поисковых фонарей.

Рем всплеснул руками.

– На карту поставлено очень многое, – продолжал Нотия, – возможно, больше, чем наши жизни, больше чем Хорив.

– Ну, хорошо, – сказал Рем, снова гнусавя, – я иду с вами. Без меня вас все равно ощиплют. – Он сорвал черные маски с остывающих трупов, стряхнул их и отдал мальчикам. – Мы втроем будем конвоировать этих опасных высокоумцев. – Он показал на Нотию и Дуна.

Превозмогая отвращение, Авик и Хура натянули еще теплые, пахнущие потом и алкогольным перегаром, черные тряпицы. При свете свечи они узнали тот дом с галереей, где их держали в заточении. Рем сбегал наверх и принес несколько коротких ножей, которые так удобно прятать в рукаве. Вооружившись, они вышли на улицу. Нотия и Дун шли впереди, держа руки за спиной, остальные следовали за ними, поигрывая для виду дубинками. Без происшествий они миновали ворота, охрана была снята, из башни раздавались пьяные крики и шум борьбы. Дом Нотии стоял таким же нетронутым посреди разгромленного сада. Вокруг не было ни души. Старый маг зашел на крыльцо и скрылся в доме, остальные ждали его снаружи – чары не пропускали чужаков. Нотии не было довольно долго. Наконец, он показался в дверях, бледный, беспомощно теребящий свою бороду.

– Девушка пропала, – глухо сообщил он.

– Может, сбежала на свой хутор, подальше от мятежников? – предположил Хура.

Нотия с надеждой посмотрел на Авика.

– Записки не оставила? – спросил тот.

Нотия отрицательно помотал головой. Авик пожал плечами.

– Кто-то без ключа открыл ларец, не повредив при этом замок, – задумчиво потянул Нотия.

– А что было ключом? – спросил Рем.

– Хм… Вообще-то, мое Истинное Имя, – отвечал старик.

– А оно известно…?

– Никому не известно, – резко оборвал его Нотия, – по крайней мере, никому из… живых людей.

Авик внимательно посмотрел на старика. Тот не выдержал его взгляда и, беспомощно заморгал.

«Нотии приходилось проигрывать в Великую Игру», – сообразил Авик.

– Нужно проверить Календарную башню, – вслух сказал он.

– Почему? – удивился Нотия.

– После того как сгорела Школа, там остался единственный в городе триквертум и астрономические линзы, – ответил Авик. – По всей видимости, они нашли Мавку еще весной, а похитили почему-то именно сейчас. Что-то им мешало выкрасть ее с хутора все это время. А сейчас они решились на это, хотя им понадобилось преодолевать защитные заклинания, да еще и во время бунта черни… Чего они ждали? Возможно, дня летнего солнцестояния. Что если похитителям пришло в голову использовать энергию небесной сферы для какого-то очень сложного и затратного колдовства? Тогда им придется делать это в Календарной башне, другого места в Хориве уже нет.

– Ох, присмолят нас, – запричитал Рем. – Это же на другом конце города!

– Авик прав, нужно проверить башню, – сказал Нотия, подумав. – Проверим и укроемся где-нибудь в посадах. Полноценные поиски начнем, когда вернется княжеская дружина и наведет здесь хоть какой-то порядок.

Несмотря на протесты Рема, они двинулись к Календарной башне. Улицы были пустынны, на дымящихся руинах выгоревших кварталов бродили беспризорные собаки. Двери были заперты, ставни закрыты. Один или два раза им попались мятежники в черных масках, спешащие куда-то по своим делам. Безымянные тоже куда-то подевались.

– А что Жижка? – спросил Авик у Рема.

– Костолом предпочитает в такие дела не вмешиваться, – отвечал тот. – Часть наших участвует в мятеже, но большинство отсиживается и, как все остальные, ждет, что будет дальше.

Помолчав, он добавил:

– Меня он сдаст, если его хорошенько тряхнут, поэтому надо бежать и как можно скорее.

Они подходили к башне. После изобретения магических хронометров, Календарной башней практически перестали пользоваться. На небольшом дворике вокруг нее валялся мусор, тут же стояла сломанная телега, неровными штабелями громоздились пустые клетки, в каких возят живую дичь. Дощатая дверь, ведущая на башню, была до четверти высоты засыпана битым кирпичом и так перекосилась, что в просвет между ней и изящной лепной притолокой можно было просунуть голову. Нигде не было видно ни души, только кузнечики стрекотали в жухлой траве. Авик подошел к двери и с трудом открыл ее. Здесь начиналась винтовая лестница, вся усыпанная битым кирпичом и затянутая паутиной. Стараясь не шуметь, Авик поднялся на несколько ступенек и посмотрел наверх, в темноту. Ни звука. Он нерешительно обернулся к следовавшему по пятам Дуну. Тот аккуратно отодвинул его и двинулся наверх. Авик пошел за ним. Они прошли два пролета, как вдруг Дун развернулся и опрометью бросился вниз, чуть не сбив Авика с ног. Тот растерянно смотрел ему вслед, когда его накрыла звенящая приторная пелена. «Дурман поющей цикады», – подумал он, теряя сознание.

***

Когда он очнулся, уже вечерело. Предзакатные лучи кроили на части полутемное помещение с каменными стенами и высокими узкими окнами. На мраморных плитах пола были нарисованы созвездия. Его попутчики спали волшебным сном рядом с ним. В центре комнаты на маленьком складном стульчике спиной к нему сидел человек в плаще с капюшоном и что-то тихо говорил кому-то, кто стоял перед ним в тени.

– Нет, я не скажу, – произнес кто-то. Авик узнал этот голос.

– Мавка, ты здесь! – крикнул он. Ответом было такое знакомое девичье рыдание. Сзади чуть шикнул Рем, он тоже уже не спал, а только притворялся спящим. Человек в капюшоне повернулся к ним. Это был Рамис Ацетус, его глаза возбужденно горели, на губах играла торжествующая улыбка.

– Наш козопас проснулся, – произнес он. Из тени на свет вышли двое магов в заплечьях-усилителях. Авик узнал молодых наставников Школы. Приглядевшись, он разглядел в полутьме еще четыре темные фигуры. Значит, всего недругов было семеро.

Они находились на верхнем ярусе Календарной башни. Авик попытался вскочить на ноги, но наткнулся на невидимую преграду. Так и есть, маги окружили его и его спутников прозрачной стеной, вот и следы свечного воска на каменном полу. Рамис встал и прошествовал в их часть комнаты. Один из магов торжественно нес за ним его стульчик. Расположившись на нем, Рамис развеял «Дурман». Спящие начали шевелиться.

– Вам выпала огромная эээ… удача, присутствовать при историческом эксперименте, – объявил Рамис.

– А каковы ожидаемые результаты? – буднично спросил его Нотия, потирая отлежавшийся бок.

– Я дам тебе ознакомиться, когда сформулирую основные выводы, – расхохотался Рамис. – Впрочем, еще не поздно к нам присоединиться, если хочешь.

– Скажи-ка, Ряма, а те кадавры в подземелье под воротами Школы – твоя работа?

Рамис поднял брови.

– Я подозревал, что ты что-то вынюхиваешь. Только не видать тебе моих открытий.

– Мне не нужны твои открытия, тем более такой ценой, – ответил Нотия. – Всё то же самое ты мог бы получить на животных, это просто заняло бы больше времени. Зачем было мучить людей?

Рамис опять рассмеялся.

– Больше времени, – передразнил он Нотию. – Мы бежим наперегонки со временем! Я тоже против эээ… человеческих страданий, но они неизбежны, пока есть войны, болезни, преступления. Разве не лучше, если погибнут несколько сотен, но мы получим знания, которые спасут сотни тысяч?

– И что произошло с твоими знаниями, Ряма? – Нотия взмахнул рукой, в свете заката блеснули кандалы, – Школа разрушена, библиотека сгорела, мы отброшены на десятилетия назад.

– Человеческая серость всегда была против эээ… новых знаний, развития. Знаешь, где бы были эти несчастные, если бы они не попали ко мне в подземелье? Они бы жгли книги, убивали магов, рушили их дома. Ты видел сколько безымянных на улицах, Отик? Они же сами уничтожают себя безо всякого толку! Что изменится, если некоторые из них погибнут эээ…с пользой для дела? Я только укрепляюсь в мысли, что я всё делаю правильно. – Рамис перевел дух. – Этот пожар – ужасная катастрофа, но это лишь один шаг назад на моем долгом пути к вершинам мудрости. И я не остановлюсь. Мы должны встать вровень с Летающими Кетемами, с Древним Мароджаром. Отик, подумай об этих гигантах, и тебе станет смешно даже обсуждать жалкие жизни этих ничтожеств. Так ты со мной? Нам нужны люди.

Нотия исподлобья посмотрел на него и отрицательно покачал головой.

– Ученик Хура?

– Ваше Высокомогущество, а в чем эксперимент? – спросил тот.

– Мы раскроем Астральную Карту этой девушки и установим на нее перманентное заклинание, – ответил Рамис Ацетус.

– А это может ей навредить?

– Риск есть всегда, – пожал плечами Рамис. – Кто не рискует, тот не выигрывает. Но в данном случае риск минимален.

– Ваше Высокомогущество, я был хотел вам задать еще пару вопросов, – продолжил Хура. Грандмаг нахмурился, опустил уголки рта, но ничего не сказал.

– Вы направили меня расследовать смерть крестьянина потому, что были уверены в том, что я ничего не обнаружу?

Рамис выпрямился.

– Я всегда был высокого мнения о вас, – произнес он, – эээ… более или менее.

– Но на всякий случай вы подложили мне палочку, превращенную в сколопендру, чтобы следить за мной и, если я обнаружу лишнее, избавиться от меня?

– Кто придумал эту эээ… ерунду? – растерянно произнес Рамис, – Отик, ты? – он перевел взгляд на Нотию.

– Ряма, – отвечал Нотия, – кого ты тут пытаешься обмануть?

– Я не хочу иметь с вами ничего общего, – перебил его Хура.

– Напрасно, вы эээ… совершаете большую ошибку, – холодно ответил грандмаг. – Козопас, а ты?

– Ни за что, – крикнул Авик.

– А знаешь, девчонка так и не сказала мне своего Истинного Имени – даже когда я угрожал эээ… убить тебя, – Рамис засмеялся. – Ну, так как?

– Нет, – ответил Авик.

– Не велика потеря, – пожал плечами грандмаг, – тогда вам отводится почетная роль свидетелей моего эээ… триумфа. Позже я подумаю и решу, что с вами делать. – Он встал со своего стульчика, чтобы вернуться туда, где стояла привязанная к колонне Мавка.

– Я бы хотела тоже эксперимента, – раздался вдруг голос Дуна.

Рамис удивленно посмотрел на него и на мгновение даже растерялся.

– Дунже, вы нам несомненно пришлись бы очень кстати, прежде всего как боевой маг, – оживился Рамис. – Только есть эээ… одно маленькое условие. Вы должны будете сказать мне ваше Тайное Имя. Мы все подвергаем себя огромному риску, поэтому чтобы избежать возможного предательства…

Дун нетерпеливо кивнул.

– Я готова, – сказал он.

– Барджигин-оол Дунже, это не то, чему я вас учил, – тихо произнес Нотия.

Дун лишь слегка наклонил голову. Рамис торжествующе расхохотался.

– Проверить его, – скомандовал он. Семь заклинаний «Глаз Нимбрана» помогли пристально изучить степняка. На землю полетел прятавшийся в рукаве зачарованный стилет Рема, лежавший за пазухой шелковый аркан и даже увеличительная линза. Один из магов подошел к Рамису и что-то шепнул ему на ухо.

– Ученик Хура, что у вас за пазухой? Давайте-ка сюда, – повелительно прикрикнул он. Хура нехотя извлек камень Черных Куниц. Грандмаг вздернул брови.

– Так-так, я всегда знал, что вы шустрый молодой человек, но такого не ожидал.

Он взял камень в руки, размахнулся и… со всей силой бросил его на каменный пол. Мрамор на мгновение вспыхнул всеми цветами радуги и рассыпался на множество мелких осколков. Фрагменты мгновенно почернели и обуглились. Авик вскрикнул.

– Эта штука уже сослужила мне свою службу, – сказал Рамис. – Дунже, вы можете выйти к нам.

Степняк вышел за пределы магической завесы и что-то тихо сказал грандмагу. Тот снова присел, разложил на коленях руны, и с минуту перебирал их. Его лицо озарила торжествующая улыбка, карта Дуна была раскрыта.

– Снять с него кандалы, – скомандовал он. – И давайте начинать, времени осталось мало, солнце уже заходит.

Волшебники засуетились, пока одни возились с кандалами, другие раскладывали руны, третьи настраивали триквертум. Среди заговорщиков Авик узнал и Каипа Тристуаза, старшего наставника по астрономии. Зала постепенно погружалась во тьму, в окнах показались первые звезды.

– Облаков немного, небесные тела хорошо видны, – сообщил Каип. – Хапсати и Чигирь уже взошли, можно начинать.

– Ну, тогда начинайте, – отозвался Рамис.

Каип произнес заклинание, триквертум загудел, задребезжали линзы, и внутрь залы хлынул почти осязаемый поток энергии небесных светил. Маги зажгли холодные огни. Теперь, когда триквертум был настроен, темнота была больше не нужна. При свете холодных огней, Авик заметил между колоннами странный предмет. Что-то вроде медного чана на медной же треноге, наполненного булькающей бурой жидкостью.

– Что бы это могло быть? – тихо спросил он у Нотии. Но тот не успел ответить. Семеро магов включая Дуна и Каипа выстроившись полукругом вокруг грандмага и триквертума, подняли руки ладонями вперед, готовые принять поток энергии. Рамис Ацетус раскладывал руны, сидя на своем стульчике и повернувшись к ним спиной. Вот он поднялся, тоже поднял руки и произнес свое заклинание. Бешеное напряжение магии чувствовалось в воздухе. С одной стороны боролась загадочная сила мавкиного «Мерросигги», а с другой – сложенные энергии резервуара и небесных светил. Авик видел, как напряглись фигуры магов: потоки энергий смешивались внутри их заклинаний, их Астральных Карт и тел. Несколько мгновений силовые вихри опутывали залу, но вот они улеглись. Браслет на руке Авика ослепительно засиял. Рамис удовлетворенно крякнул: защита мавкиной Карты была преодолена. Девушка взвыла, словно подстреленная волчица, страшным, терзающим душу воем. Теперь дело было за перманентными чарами.

Рамис наклонился вперед, чтобы присесть обратно на свой стульчик, но тут произошло непредвиденное. Дун как будто бы решил почесать левой пяткой свою правую коленку, и задрал ногу в востроносой туфле. Раздался чуть слышный свист, и степняк начал осторожно отступать назад. Рамис резко выпрямился, пошарил у себя пониже спины и яростно обернулся через плечо.

– Что за шутки, Дунже? – загрохотал он. Авик вдруг заметил, что в руке Рамис держит маленькую, длиной всего-то в два пальца, острую стрелку. На руку с нее сбегала струйка черной крови. Оставшиеся шесть магов дрогнули, как будто на их плечи упала каменная плита: Дунже и Рамис Ацетус покинули коллективное заклинание, поэтому поток энергии, проходящий через оставшихся в нем волшебников, усилился. Степняк с выражением абсолютной невозмутимости на широком лице обходил ряд магов сзади, подбираясь к триквертуму.

– У него в туфле была пружина, самая обычная, не зачарованная, – раздался сдавленный голос одного из волшебников.

– Предатель, – взревел грандмаг, – да как ты… как ты… Что это за яд?

Дун уже поравнялся со странным сосудом, когда непонятная жижа вдруг вспенилась и из нее вырвались два бурых щупальца. Они обхватили степняка под мышки и с такой силой ударили о потолок, что Авик услышал омерзительный хруст ломающихся костей. Рана мальчика запульсировала и заныла, из-под кандалов выступила кровь. Пару раз встряхнув несчастного в воздухе, чудовище посадило его на пол перед сосудом. Разъяренный Рамис Ацетус размахивал стрелкой перед лицом степняка.

– Отвечай, мерзавец, что это за яд, – брызгая слюной, кричал он.

Дун открыл окровавленный рот, но оттуда лишь посыпались выбитые зубы. Щупальца, сжали его руки так, что заскрипели суставы. Он издал беспомощный гортанный сип. Силы на глазах покидали его. «Кто-то использует его Истинное Имя для того, чтобы подчинить его, – с ужасом подумал Авик, – но кто? Рамис стоит здесь, а его руны разлетелись по полу».

Дун собрал пальцы перебитой руки в щепоть, и провел ею в воздухе.

– Напишешь? Ну ладно, – прорычал Рамис Ацетус. Он быстро прочитал заклятие, и кости в руке степняка снова встали на место. Щупальца как будто ослабили свою хватку. – Дать ему стило, – скомандовал грандмаг через плечо.

Дун слегка кивнул головой, и полез вылеченной рукой за пазуху.

– Вынуть руку, замри! – в бешенстве закричал Рамис.

Но было поздно. Степняк молниеносно вытащил из-за пазухи вовсе не стило, а какой-то небольшой округлый предмет и, собрав последние силы, швырнул его прямо в триквертум. Шар взорвался, разбрызгивая вокруг жидкий огонь. Забренчали и посыпались линзы. Отчаянный вопль вырвался из шести глоток. Засвистела вода жизни, покидающая усилители. Щупальца снова обхватили несчастного Дуна и принялись яростно бить его о колонны, пол и потолок залы.

– Ложись! – крикнул Хура.

Яркая вспышка и бешеный грохот полностью лишили Авика чувств, несколько мгновений он мог чувствовать лишь запах горелого мяса. Сначала вернулся слух, и он услышал, как что-то металлическое скребет по каменному полу. Когда глаза привыкли к наступившей темноте, он понял, что это грохочет медный чан, отброшенный могучим разрядом мавкиной защиты «Мерросигги». Теперь он катался по полу кверху днищем, поблескивая при свете Луны. Все холодные огни тоже погасило. Кто-то коснулся его волос. В лунном свете он увидел сидящую рядом Мавку. На лице чернели кровоподтеки, платье было прожжено в нескольких местах и через дыры проглядывали ее худенькие локти и коленки, все перепачканные в саже. Он обнял девушку и прижал ее к себе. Мавка больше не плакала, только очень глубоко и часто дышала. Он повернул голову и его взгляд упал на окровавленное лицо степняка. Оноди Нотия сидел, скорбно склонившись над ним. Превозмогая боль, причиняемую кандалами, он пытался прочесть какое-то заклинание. Дун открыл глаза и печально помотал головой. Старик бессильно опустил руки.

– Скоро я всё узнаю, – прохрипел степняк.

– Спасибо вам, друг мой, вы нас очень многому научили, – сказал Нотия.

Авик вскочил на ноги.

– Дун, что это была за дрянь? – крикнул мальчик. Степняк поднял на него непонимающий взгляд. Тогда Авик поднял медный чан. К его дну припеклась какая-то зловонная черная масса. Он показал сосуд умирающему.

– Что это такое?

Дун попытался приподняться.

– Котелок, – проговорил он. Его глаза закатились, голова откинулась на бок. Дунже умер.

Когда все пришли в себя, Рем и Авик подняли тело несчастного и понесли его к выходу, переступая через тлеющие кости и оплавленные усилители: останки шестерых наставников разметало разрядом магической энергии.

Они спустились по винтовой лестнице и вышли на ночной воздух. Авик направился к куче мусора, чтобы поискать пару крепких палок для носилок. Вдруг из-под сломанной телеги раздался глубокий стон. Его Высокомогущество Рамис Ацетус лежал в траве, прижав к животу руки и подобрав ноги. Он тоже умирал. Они встали вокруг него.

– Ну что, Ряма, – спросил его Нотия, – такого конца ты желал?

– Всю жизнь… всю жизнь я стремился к знаниям, – прохрипел Рамис.

– Как бы не так, – сказал Нотия, – ты хотел стать вторым Шогестом Брандото, но спесь и гордыня вконец размягчили твой разум. И ты стал вторым Ионом Тревианом, если не чем похуже.

– Что это была за жижа в котле? – спросил грандмага Авик.

– Я… Мое… – ответил Рамис, дернулся и затих.

– Яд маленькой белогорлой змейки, – холодно заключил Рем, оглядывая обнажившиеся в судорожной улыбке зубы и вывалившиеся из орбит глаза.

Подходящих палок Авик так и не нашел. Чтобы сделать носилки ему пришлось выдернуть несколько жердин из чьей-то изгороди.

– А жизнь при Императорском дворе не прошла для степняка даром, – говорил Рем, когда они уже устали нести Дуна по ночным пустынным улицам и сделали привал. Город как будто вымер.

– Отравленная стрела в туфле, граната за пазухой, ни дать ни взять имперский вельможа. Может, поищем, нет ли еще чего интересного? – не дожидаясь ответа, Рем принялся ощупывать лежащее на носилках тело своими гибкими пальцами. – Что-то есть! – Воскликнул он. Очень осторожно, как бабочка из куколки, из-за пояса мертвеца появился маленький костяной рожок с бронзовой окантовкой. Рем крутил его в руках так осторожно, как будто ожидал ядовитого укуса с его стороны.

– Простой рожок, внутри пусто, – разочаровано сказал он наконец.

– Дай-ка сюда, – Авик забрал рожок. Он поднес его к губам, набрал в легкие воздуха и дунул. Протяжный трубный звук взмыл над городом. В этом хрипловатом голосе был и шум степного пожара, и воля конского галопа, и бешеный жар погони, и одиночество бескрайних равнин, и запах сухой травы. Как поминальная молитва несся он над притихшим в ожидании Хоривом. Рем положил руку на рожок и с силой отнял его от губ Авика.

– Нам не стоит привлекать к себе внимание, – сказал он.

Авик кивнул, стряхивая навернувшиеся слезы. Хура сменил его, они с Ремом подняли носилки и пошли дальше. Ворота были не заперты, стражники отсутствовали. Безо всяких приключений им удалось выйти из как будто окоченевшего города. Вдруг где-то позади послышался стук копыт.

– Прячемся, – зашипел Рем. Они побежали через площадь к разрушенным торговым рядам. Авик и Мавка под руки поддерживали Нотию. Старик падал с ног от усталости. Они не успели достичь укрытия, когда первый всадник выехал из ворот. Луна еще не зашла, и в ее свете он легко заметил их. Быстрой рысью он пересек площадь и остановился, вглядываясь в полумрак. Из ворот выехал второй наездник, тоже на низкорослой лошадке и в остроконечном шлеме с бармицей. Нотия развернулся лицом к незнакомцам.