Наперегонки с Эхом

– Кстати, а почему Вы не в походе? – спросил Нотия.

– Я не понадобился Его Высокомогуществу, – слегка обиженно ответил Онинго.

– То есть Рамис сейчас…

– Да, гоняется за Куницами где-то в окрестностях Хорива. Только это военная тайна, – спохватился Онинго. Он посмотрел на Нотию и добавил, – Но здесь, я чувствую, тоже будет жарко.

Ноимя его уже не слушал.

– Мне кажется, я допустил страшную ошибку, – прошептал он.

Толпа тем временем полезла на холм. Черные рясы предусмотрительно спрятались за спины обычных горожан, и теперь вкрапления черного трусливыми пятнышками выглядывали из разнородного потока. Онинго охнул – он тоже увидел безымянных. С этого расстояния их пустые взгляды и однообразные движения уже были заметны.

По склону, наперерез толпе, верхом на белой кобыле проскакал всадник. Он остановился на дороге, ведущей к воротам, спешился и отпустил лошадь. Авик не видел его лица, поскольку он стоял спиной к воротам. На нем была черная роба с серебряным поясом, на непокрытой голове почти не было волос, если не считать нескольких седых завитушек за ушами. Он воздел руки к небу, толпа затихла.

– Дети мои, – произнес человек – и Авик узнал голос Магнедеона, – было совершено страшное кощунство. Некто ворвался в святилище и осквернил Поющий Камень. – Народ возмущенно загудел.

– Но кто сказал вам, – продолжал Магнедеон, перекрикивая толпу, – что преступник скрывается за этими стенами? Разве боги обрадуются, если мы накажем невиновных и оставим преступников без наказания?

– Я, я видел, как волшебники осквернили Поющий Камень! – взвизгнул кто-то.

– Опиши нам этих волшебников, – попросил Магнедеон, – мы установим, кто это был, и справедливо накажем их, как подобает по закону.

– Нет времени на разговоры. Боги разгневаны и не смилостивятся, пока мы не покараем преступников. Не страшно тебе, старик? – толпа снова пришла в движение, в задних рядах не слышали, что происходит, и напирали.

– Я никогда ничего не боялся кроме божественного гнева, – отвечал Магнедеон. – Не боюсь и теперь, потому, что расправа над невиновными – такая же мерзость в глазах богов, как и осквернение святилищ.

Нотия повернулся к Онинго:

– Дело может принять дурной оборот, нужно открыть ворота, чтобы Его Святейшество мог укрыться за этими стенами.

Онинго молча кивнул.

– Готукир, Идвар, Браногрис, – скомандовал он, – наберите лучших людей и займите башню над воротами. Если толпа будет преследовать Его Святейшество, остановите их. Сато, Ундванд, открывайте ворота и защищайте их. Они не должны прорваться внутрь.

Волшебники забегали по галереям. Авик тоже бросился помогать открывать ворота: на стенах от него все равно было мало толку. Толпа тем временем бесновалась, доносились стоны раздавленных, но Магнедеону пока удавалось сдерживать натиск.

– Архиерарх предал богов и перешел на сторону волшебников! – вдруг крикнул кто-то в толпе. Все разом закричали и загомонили, и в этом шуме потонул и мощный голос Магнедеона, и голоса его оппонентов. Толпа снова пришла в движение, но первосвященник так и стоял, подняв руки над головой. Никто его уже не слышал. Первые ряды аккуратно обогнули его и двинулись вверх по склону. Несколько мгновений он еще простоял, как сухое дерево в половодье, с обеих сторон обтекаемый человеческим потоком. И вдруг, взмахнув руками, начал оседать. Толпа какое-то время несла его, но вот уже исчезла лысая голова, рука в черном рукаве в последний раз взмахнула над поверхностью человеческого потока и скрылась. Только небольшой холмик как будто возник на том месте, где только что стоял первосвященник. У Авика как будто что-то оборвалось внутри. В створы ударил первый камень.

– Закрыть ворота, – донесся голос Онинго Гортиса.

Пока одни защитники ворот налегли на створы, другие уже подносили огромный лиственничный засов. Вдруг в узкий проем ворот влетел всадник на взмыленной лошади, и лихо перепрыгнув прямо через головы магов, помчался по двору. Потом – еще один всадник, и еще один, и еще. Авик повернул голову. Первый наездник круто развернул своего коня и уже спешивался. Над железным шлемом с кольчужной бармицей развевался плюмаж из белого конского волоса.

– Что вы медлите? Это свои! Закрыть ворота! – раздался громовой крик.

Из-за стен раздались стоны: в толпу полетели первые магические снаряды. По еле слышной гудящей вибрации в воздухе, Авик догадался, что это болевая пелена «Гаар-Джудора». Маги уже задвигали засов. Несколько камней и горящих стрел упали во двор. Спешившиеся всадники быстро затоптали коптящие куски промасленной ветоши, наспех привязанные к стрелам.

– Дун, как здорово, что ты тоже здесь! – узнал Авик степняка в шлеме с белым плюмажем. Тот молчаливо поднял руку с загнутым безымянным пальцем. Кожаная рукавица, обшитая стальными пластинами, плохо сочеталась с приветствием магов, поэтому Авик улыбнулся. Дун, грохоча доспехами, побежал на стену. Остальные степняки заводили лошадей в двери Школы, подальше от случайных стрел. Авик тоже поднялся на стену вслед за Дуном. Волшебники, через амбразуры, посылали наружу снаряды. Двое наставников извлекали стрелу из плеча раненного послушника, уже погруженного в магический сон. Окровавленные заплечные доспехи валялись тут же. Онинго, не забывая краем глаза следить за происходящим на стенах, обнимал за плечи Дунже:

– Какое счастье, что в этот раз мы сражаемся на одной стороне, – рокотал он. – Теперь я уверен в победе так же, как и в том, что солнце сегодня зайдет на западе.

Авик осторожно выглянул наружу. Земля на вершине холма была уже усеяна извивающимися телами заколдованных и раздавленных. Толпа откатилась на расстояние полета стрелы, но пыл мятежников не угас – они только распалились. Люди пребывали в постоянном движении, кричали, размахивали руками. Редкие стрелы и камни падали уже перед стеной. Перед воротами дымилась зловонная лужа остывающей смолы: какие-то смельчаки прорвались к самым створам. Один из них, с торсом покрытым черной маслянистой жидкостью, бился в агонии неподалеку. Авик достал линзу и принялся рассматривать толпу. Безымянных стало заметно больше, они тоже поднимали руки, тоже чего-то кричали, но выглядело это так, как будто кто-то дергает за веревочки куклы-марионетки. Вдруг Авик заметил, что немного в стороне спиной к вершине на небольшом холмике стоит человек в доспехах поверх магической робы. Он поднимал руки и совершал какое-то волшебство. Из любопытства Авик приблизил изображение – и тут же отшатнулся. Во взглядах троих ремесленников, стоявших лицом к странному человеку и повторявших заклинание вслед за ним, на глазах затухала жизнь, спины и конечности распрямлялись, приобретали тот деревянный вид, которым так пугали безымянные. Авик со всех ног бросился к Онинго.

– Там разыменовывают людей! – крикнул он.

Онинго бросился к амбразуре и осторожно выглянул наружу. Посмотрев, куда указывает Авик, он начал шептать свое заклинание. Мертвенно блеснула преро-тиз-зоиз и прозрачная фиолетовая дымка понеслась в сторону неизвестного мага, ударив его прямо в спину. Стоявшие за ним ремесленники повалились на землю, а он даже не перестал водить в воздухе руками. Через мгновение он понял, что произошло и, повернувшись к стенам, сделал издевательский жест рукой.

– Это же Илегу, из старшего класса! – взревел Онинго. – Предатель! Они захватили часть защитных доспехов, предназначенных для княжеской дружины!

Дун повернулся и через весь двор прокричал пару фраз на своем харкающем степняцком языке. Тотчас на стену, скидывая со спины свой арбалет, поднялся еще один кочевник. Дун указал ему на амбразуру и снова что-то проговорил по-степняцки. Тот неторопливо приладился, взвел тетиву, прицелился, и тяжелая стальная стрела со свистом взмыла в небо. Она описала дугу и попала прямо в висок горе-колдуну, который мешком свалился в толпу. Мятежники, стоявшие вокруг него, взвыли и бросились врассыпную.

– Смотрите! – крикнул кто-то из волшебников. С подножия холма наверх ползла странная конструкция, сделанная из повозки, покрытой железными щитами. В щелях между ними иногда мелькали человеческие лица. С переднего ее края торчал цилиндрический выступ тарана. Град камней и стрел усиливался. Дун, Нотия и Онинго прочитали заклинание «Глаз Нимбрана» и принялись рассматривать осадное орудие.

– Антимагические щиты, ничего больше, – сказал наконец Онинго. – Готовьте смолу и камни. Дунже, возьмите не занятых на стенах послушников и укрепите ворота. Они будут атаковать здесь.

Он подошел к Дуну и прошептал ему что-то на ухо. Дун и Авик побежали вниз, навстречу им поднимались двое степняков с арбалетами. Перед воротами Дун сел, скрестив ноги, и принялся копаться в своем фолианте. Найдя нужное заклинание, он разложил руны, открыл Астральную Карту ворот и начал накладывать чары. Внутренняя поверхность ворот, казалось, начала плавиться, как корни из нее поползи черные червеобразные отростки. Сплетаясь друг с другом, они охватили засов, порожек, просунулись между камнями кладки и застыли. Створки превратились в застывший клубок переплетенных между собой и вросших в камень стальных тяжей. Скрип подъезжающего тарана и хлопки попадающих в него снарядов уже доносились из-за ворот. Изнутри перед воротами тем временем собирались послушники. В числе других Авик увидел Хуру. Дун крупно написал на листке заклинание геопии и еще одно – для укрепления камней. Послушники переписали их в свои фолианты, и начали, камень за камнем, зачаровывать кладку. Начали с внешней стороны ворот и с внутренней стороны арки, вокруг крепления створа: геопия позволяла видеть сквозь камни. Через несколько минут внешний ряд был закончен, перешли на второй, уже находящийся внутри башни.

– У меня не получается, – вдруг сказал кто-то, – Астральная Карта камня не открывается.

– И у меня, – сказал другой послушник.

Дун подошел к ним. Таран уже скрипел где-то на вершине холма. В башне над воротами в котлах клокотала смола, в воздухе разлился приторный хвойный запах. Степняк озабоченно осматривал стену, стучал костяшками закованных в металл пальцев по каменной кладке, шевелил губами, один раз произнес заклинание и развеял «Глаз Нимбрана», потом долго копался в своем фолианте.

– В этой башня есть скрытая помещения, очень хитрая заколдована, – сказал он, наконец. – Сейчас я снять чары, и все станет простая.

Он пробормотал заклинание, и все стоящие вокруг него послушники увидели, что от скрытой прежде маленькой дверцы с боковой стороны башни идет низкий, ниже человеческого роста проход, заканчивающийся крутой винтовой лестницей. Не придав большого значения этому открытию, Авик готовился укрепить еще один камень, однако его прервал безумный, за гранью человеческих возможностей, крик. Кричали послушники, стоявшие возле дверцы, дрожащими руками они указывали куда-то вниз, под землю. Опешивший Дун тоже глядел туда, не отрываясь.

Первый раз ударил таран, за воротами полилась смола, обожженные нападающие завопили. Авик тоже подошел поближе. Дун развеял чары, прятавшие от посторонних глаз не только дверцу и лестницу, но и просторную подземную залу, уставленную шкафами, столами, лавками. Она бы напоминала библиотеку, если бы не то, что находилось у дальней ее стены. Там стояли клетки, а в них сидели и лежали люди, или, по меньшей мере те, кто когда-то были людьми. Многие были покрыты шерстью, имели больше конечностей, чем нужно или не имели их вовсе. Один человек, сидящий в углу клетки, так гибко изгибал свои руки, что казалось, будто в них вообще нет суставов. У другого из искалеченного рта торчали четыре загнутых в разные стороны бивня. Тонкая каменная стена, находящаяся за клетками, отделяла залу от следующего, меньшего помещения полностью заполненного человеческими костями.

Опомнившись, Дун вышиб ногой дверцу и, громыхая доспехами, побежал вниз по лесенке. Подняв голову, Авик увидел перекошенное от ужаса лицо Онинго Гортиса. Еще трое побледневших волшебников, выглядывали из-за его спины. В ворота тем временем снова ударил таран.

– Продолжать укрепление, – выкрикнул Онинго и, оттолкнув стоящих за ним, бросился на другую сторону башни. Нотия с озабоченным видом спускался со стены. Хура, сжав кулаки, бросился вслед за Дуном, Авик последовал за ними. В свете холодных огней подземелье выглядело еще более зловеще. На полках стояли фолианты, лежали свитки – многие из них были очень старыми. А еще тут было очень много черепов. Они лежали рядами по шесть-семь штук, первый как правило был обычным человеческим черепом, а за ним стояли черепа, в разной степени измененные. Последний череп в ряду иногда даже отдаленно не походил на человеческий.

– Долгих лет Великому Хану! Ур-р-рагша! – раздались вдруг возбужденные голоса. Увидев Дуна в полном боевом вооружении, несчастные пленники, видимо, решили, что Хорив захвачен степняками. Дун и Хура открывали клетки. Авик тоже бросился помогать. Многие узники были совершенно безумны и только смотрели на своих спасителей испуганными глазами. Кто-то был так сильно изуродован, что утратил способность говорить. На мальчиков в робах они смотрели с большим подозрением. Несмотря на отрытые дверцы, никто не решался выходить из клеток.

– Что же теперь с нами будет, добрый нойон? – обратился к Дуну пленник, так густо покрытый волосами, что это делало его совершенно бесформенным, как огромный куль шерсти. Судя по его говору, он был из крестьян.

– Раскалдуя, – лаконично ответил степняк.

– Все смогут подняться по лестнице? – спросил Хура.

До узников постепенно начинало доходить значение произошедшего. С опаской они начали покидать свои клетки. Вниз сбежал все еще бледный Онинго Гортис.

– Кто это сделал? – с порога выкрикнул он.

– А как вы думаете, Онинго? – раздался у него за спиной голос Нотии. Он вошел внутрь, слегка споткнувшись о порожек. Нотия тоже был растерян, но старался не показывать виду. Он зажег холодный огонь перед портретом, висевшим в центре залы. С картины смотрел смуглый горбоносый маг с холодным прищуром темных глаз. Под портретом вместо лампады на двух шнурках висела истлевшая человеческая кисть с отрубленным безымянным пальцем.

– Неужели это Ион Тревиан? – воскликнул Онинго.

– Он самый, – ответил Нотия, – и его верным последователем, по моему мнению, является не кто иной, как Его Высокомогущество.

– Катастрофа! – схватился за голову боевой маг.

– Не раскисайте, Онинго, – сказал Нотия.

– Что с ворота? – спросил Дун так резко, что стоящий рядом с ним истощенный человек с длинной вытянутой шеей вздрогнул и закачался.

– Таран сожгли и столкнули с холма, – несмотря на весь ужас происходящего Онинго даже хохотнул, – видели бы вы, как мерзавцы разбегались от этой горящей колесницы.

– Может, для боевая дух, наша подождет внизу вместе с… – он показал рукой на пленников.

– Бесполезно, – Онинго Гортис махнул рукой, – все уже и так видели. Выводите наверх.

Пленники потянулись к выходу. Многие еле волочили ноги, кто-то поддерживал под руки не способных к самостоятельной ходьбе. Нотия остановился перед стеллажом с черепами.

– Так… Неплохая коллекция кадавров… Это Черные Куницы, – говорил он, указывая на черепа, с вытянутой лицевой частью и остроконечными клыками, – вероятно, военные трофеи. Эти крупные с широкими скулами – скорее всего жители севера, те, которые впадают зимой в спячку. Эти, очень старые и с огромными глазницами, наверное, из захоронений Мароджара. Хм… рогатые с крупными нижними челюстями… я не знаю, кто это. А эти подписаны по-имперски, наверное, коллекция времен Иона Тревиана. Не исключено, что кто-то из его учеников перебрался в свое время в Хорив… Так, – он перешел к следующему стеллажу, – а тут черепа совсем свежие – значит, это рямины подвиги. – Он с опаской покрутил в руках пару штук и положил на место. – Судя по всему, он начал экспериментировать сравнительно недавно, может лет пять-десять назад: кость не успела пожелтеть.

– Авик, смотри, что я нашел, – воскликнул вдруг Хура. На одном из столов поблескивал кусок белого мрамора, испещренный золотой вязью. Неведомые буквы не стояли на месте, а как неторопливо текущая река, сменяли друг друга.

Авик схватил камень. Руку пронзила острая боль, так что он чуть не выронил таинственную драгоценность Черных Куниц. Нотия внимательно посмотрел на него.

– Хочешь, у меня побудет? – спросил Хура и убрал брусок за пазуху.

– Онинго, – Нотия обратился ко все еще находящемуся в нелегких раздумьях боевому магу, – к сожалению, в этот непростой час мы должны покинуть вас.

– Я все понимаю, когда боевое знамя заляпано грязью, даже храбрецы… – горько начал тот.

– Дело не в этом, друг мой, – перебил его Нотия, – мы должны действовать, чтобы предотвратить такие дела, последствия которых мы будем расхлебывать столетиями.

– Хорошо, – растерянно пожал плечами Онинго, – я только попрошу вас поучаствовать в одной короткой церемонии.

Затишье позволило Онинго оставить на стенах только послушников, а наставников, Дуна и Нотию выстроить в шеренгу во дворе Школы. Перед ними прошли освобожденные узники, чтобы выяснить, нет ли среди присутствующих их мучителей. По замыслу Онинго, эта процедура должна была доказать, что преступников среди защитников нет, и вернуть пошатнувшееся доверие. Маги с содроганием смотрели на изуродованных пленников. С двоих наставников слетели усилители, Одшу, держась за сердце, сидел на земле, Нотия был бледен как бумага, Дун нервно играл желваками. Пленники никого не узнали, и Онинго облегченно отдал команду возвращаться на позиции.

– Дунже, вы как иноземный посланник можете вывести нас в город? – спросил Нотия.

Тот покачал головой.

– Я мог бы использовать знамя Великий Хан перед армия, но не перед бунтовщики, – сказал он.

– Из Школы на берег ведет подземный ход, – сказал Онинго. – Я покажу вам. Только вам лучше снять пояса.

– Я оставлять вам моих людей и забирать эти двое, – Дун указал на Авика и Хуру. – От них толк тут все равно нет.

Онинго кивнул.

Маги убрали свои пояса, Дун избавился от шлема и тяжелых доспехов и натянул церемониальный костюм поверх легкой кольчуги. Окованные стальными пластинами сапоги сменили изящные туфли с загнутыми носами.

Подземный ход начинался в обширном погребе, прямо за огромными бочками с солониной. Онинго прочитал заклятие-пароль, и тяжелая каменная плита отъехала в сторону, открывая черное жерло прохода. Дун зажег холодный огонь, и они прошли в сырой мрачный коридор.

– Удачи, Онинго! – прокричал Нотия через задвигающуюся плиту.

– Удачи вам! – послышался издалека голос наставника боевой магии.

Ход петлял внутри холма, по-видимому, огибая какие-то препятствия, а потом резко ушел вниз, так что волшебники не шли, а скорее съезжали вниз по глинистому полу, держась за стены. Наконец, с ног до головы покрытые глиной, они вышли на поросший кустарником берег Реебора. Отряхнув одежду, насколько это было возможно, они занялись перевоплощением. Старик теперь выглядел как красноносый безбородый лавочник с маленькими хитрыми глазками, а степняк – как толстый торговец скотом. Мальчики стали ремесленными подмастерьями в холщевой одежде и с грубыми руками. Закончив с заклинаниями иллюзии, они пошли вдоль берега.

Наверху, судя по всему, было неспокойно, оттуда неслась ругань, конское ржание, женские крики. Они вплотную подошли к городской стене и под ней незаметно обогнули Хорив с севера. Здесь было безлюдно, лишь изредка попадались сброшенные со стен тела. Поравнявшись с Белыми Воротами, они поднялись на склон. На улицах царило смятение: город был разгромлен. Люди беспорядочно носились из стороны в сторону, что-то кричали, вступали в беспричинные перепалки и потасовки. По обочинам лежали шевелящиеся и неподвижные тела. Навстречу прополз безногий, волоча за собой остатки магических протезов, все еще прикрепленных к культям. Некоторые дома были, казалось, выпотрошены и вывернуты наизнанку: часть стен разбросана, а внутри было такое разрушение, что взгляд не находил ни одной целой вещи. Единственными, кто сохранял спокойствие и подобие дисциплины, были безымянные, а также странные люди, одетые во все черное и в черных же масках. В руках они держали деревянные дубинки, которыми изредка охаживали чересчур активных погромщиков. Не привлекая внимания, маги прошли через ворота и углубились в город.

Внутри городских стен масштабы разрушения были еще больше. Все лавки, торговавшие зачарованными товарами, были разграблены, в воздухе висел дым от пожаров, которые никто не собирался тушить. На улицах валялись фолианты, обожженные и втоптанные в грязь. Россыпями белели костяшки рассыпанных рун. Какая-то безымянная женщина походкой и поворотом головы напомнила Авику Мавку. У него все оборвалось внутри. Когда они поравнялись с ней, у него отлегло от сердца – бездумные глаза смотрели с совсем другого, не мавкиного лица.

Когда они подошли к дому Нотии, дорогу им преградила толпа. От забора и ворот остались одни лишь щепки, сад был вытоптан, но могучие чары не давали погромщикам приблизиться к дому и к колодцу. Сделав шаг дальше допущенного колдовством предела, человек начинал качаться как пьяный, валился на землю и без сил отползал обратно. Камни колотили в закрытые дубовые ставни, не нанося им никакого вреда, горящие стрелы гасли, не долетая до стен и крыши. Люди были в ярости из-за собственного бессилия, толкали друг друга, выкрикивали в адрес волшебников что-то, нечленораздельное, но явно неодобрительное.

Неожиданно толпа расступилась, одобрительно гудя: сквозь образовавшийся проход, скрипя, проехала телега, нагруженная каким-то крупным камнем. Десять человек, по пять с каждой стороны, взялись за толстые жердины, на которых лежал камень, и кряхтя от натуги, сняли его с телеги. Развернувшись по направлению к дому Нотии, они побежали на полусогнутых ногах, настолько быстро, насколько это было возможно с такой ношей. Достигнув пределов действия защитных чар, передние носильщики повалились на землю, а их ноша покатилась в канаву, придавив еще двоих зазевавшихся горемык, не успевших отпустить свои жердины и отпрыгнуть. Когда камень перевернулся, Авик понял, что это один из антимагических истуканов, стоявших возле цитадели. От защитных чар он не помог, а вот от заклинаний иллюзии…

Он посмотрел на своих спутников – им вернулся их прежний вид. Тихонько они выскользнули из толпы, и пошли вверх по боковой улице, как вдруг что-то темное закрыло небо.

– Держи высокоумцев, – завопил кто-то. Авик вздрогнул и обернулся. Их накрыло зачарованной сетью, одной из тех, которые они сами изготовили для княжеского похода.

– Они, проявили неуважение к Мастеру Слова, – выкрикнул тот же голос. Авик узнал беспалого плотника с площади. Магические протезы на его руке отсутствовали, и он указывал на них с Хурой единственным, дрожащим от ярости пальцем. Из-за его спины выскочили громилы в черных масках, и один из них наотмашь ударил дубинкой Дуна, так что тот выронил свой кривой кинжал, которым уже прорезал обширную дырку в сети. Разъяренная толпа повернулась к ним, в них полетели камни, посыпались оскорбления и плевки. Черные маски защелкнули антимагические кандалы на запястьях волшебников, и для верности связали им руки за спинами. Кривую саблю степняка сорвали с пояса вместе с кожаными ремешками. Пока шестеро вязали пленников, еще четверо успокаивали толпу при помощи дубинок.

– Дело дрянь, – прошептал Хура.

– Именем Мастеров, вы арестованы, – провозгласил один из громил, – по-видимому, главный. В толпе одобрительно закричали. С волшебников сняли сеть, и повели по улицам, сопровождая периодическими тычками дубинок. Их завели в башню и втолкнули в крохотную камеру, отделенную решеткой от насквозь пропахшей потом и нечистотами караулки. Стражники, неторопливо игравшие здесь в кости, имели только черные повязки на рукавах: видимо им не хватило черной одежды. Грубые ленивые лица даже не повернулись, когда пленников освобождали от спутывающих руки веревок и когда тип в черной маске запирал увесистый замок на двери.

– Теперь ваша судьба в руках Мастеров, – торжественно сообщил он.

– Я особый посланник Великий Хан, – сказал ему Дун.

– Мастера примут мудрое решение, – ответил человек и вышел. Трое в масках остались сторожить пленников, видимо не слишком доверяя стражникам.

Нотия бессильно опустился на лежанку.

– Надеюсь, у девушки хватило ума не выходить из дому, – проговорил он.

Дун своими цепкими раскосыми глазами осматривал камеру.

– Что это за Мастера? – спросил Авик.

– Не знаю, – пожал плечами Хура, – наверное, у этих уличных проповедников есть какая-то гильдия. Я краем уха слышал что-то подобное. Никто их всерьез не воспринимал…

– Разговорчики, – прикрикнул охранник и провел дубиной по прутьям.

Тоскливо потянулись часы ожидания. Охранники время от времени менялись. В моменты пересменок Хура пытался краем глаза читать надпись на камне, все еще лежавшем у него за пазухой.