Нейтринный голос

– Мы не знаем.

Шум голосов. Несколько человек заговорили одновременно – на разных языках, перебивая друг друга. Анна подождала, пока Свенссон поднял руку, призывая к тишине.

– Позвольте продолжить, – сказала она. – На карте выделены два типа зон. Синие – предположительно безопасные маршруты между звёздными скоплениями. Красные – области, которых рекомендуется избегать.

– Рекомендуется кем? – Это был голос из Москвы. Резкий, требовательный.

– Теми, кто создал карту.

– Вы говорите об инопланетянах.

Не вопрос. Утверждение.

Анна посмотрела прямо в камеру.

– Я говорю о разумных существах, способных генерировать модулированный нейтринный пучок петаэлектронвольтного диапазона и направить его через двадцать шесть тысяч световых лет пространства. Называйте их как хотите.

Снова молчание. Тяжелее, чем раньше.

– Доктор Бергман. – Директор NASA. Его лицо было непроницаемым, но Анна видела, как он сцепил руки перед собой. – Вы понимаете, что сейчас сказали?

– Да.

– Вы понимаете последствия?

– Да.

Он смотрел на неё несколько секунд. Потом кивнул – медленно, как будто принимал решение.

– Продолжайте.

Презентация длилась сорок минут.

Анна показала всё, что могла показать. Данные о сигнале. Методы анализа. Статистическую значимость результатов. Карту – во всех деталях, которые успела расшифровать.

Она не упомянула второй слой. Не упомянула «голоса». Не сейчас. Это было бы слишком.

Вопросы сыпались непрерывно. Технические – от научных советников. Политические – от министров. Военные – от людей в форме, которые до этого молчали.

– Может ли сигнал содержать угрозу?

– Мы не обнаружили ничего, что можно интерпретировать как угрозу.

– Но вы сказали, что красные зоны – это предупреждения. О чём?

– Мы не знаем.

– Как вы можете не знать? Вы расшифровали карту, но не знаете, от чего она предупреждает?

Анна почувствовала, как напрягаются плечи. Контроль. Нужен контроль.

– Сигнал содержит информацию, но не объяснения. Представьте карту автомобильных дорог с отметками «опасный участок». Вы знаете, что там опасно. Но не знаете, почему – гололёд, крутой поворот, оползень. Для этого нужен контекст, которого у нас нет.

– Или который вы скрываете.

Голос принадлежал мужчине с китайским флагом за спиной. Его лицо было бесстрастным, но глаза – острые, внимательные – не отрывались от экрана.

– Я не скрываю ничего, – сказала Анна. – Всё, что я знаю, перед вами.

Это была почти правда. Почти.

– Тогда позвольте уточнить. – Человек наклонился ближе к камере. – Сигнал был получен три недели назад. Всё это время вы работали в одиночку. Почему?

– Я работала над расшифровкой.

– В одиночку?

– С минимальной командой. Для сохранения конфиденциальности.

– Конфиденциальности от кого?

Анна не ответила. Вопрос повис в воздухе – тяжёлый, отравленный подозрением.

– Коллеги, – вмешался директор NASA. – Я думаю, мы все понимаем сложность ситуации. Доктор Бергман столкнулась с беспрецедентным открытием. Её действия были… – Он подбирал слова. – Осторожными.

– Её действия были односторонними, – сказал человек из Пекина. – Этот сигнал касается всего человечества. Не одной станции. Не одной страны.

– Согласен, – неожиданно поддержал голос из Москвы. – Информация такого рода должна находиться под международным контролем.

Анна смотрела, как союзники становились противниками, как лица на экране выстраивались в новые конфигурации. Политика. Она ненавидела политику.

– Международный контроль – это хорошо, – сказала она. Голос был спокойным, хотя внутри всё сжималось. – Но сначала нужно понять, что мы контролируем. Для этого нужны исследования. Для исследований нужно время.

– Сколько времени?

– Не знаю. Недели. Месяцы. Может быть, годы.

– Годы? – Это был немецкий министр. – Вы хотите, чтобы мы годами сидели на этой информации?

– Я хочу, чтобы мы поняли её, прежде чем действовать.

– А пока вы будете понимать – что делать остальному миру? Люди уже знают. Утечки невозможно остановить. Через час после этой конференции – максимум два – всё будет в новостях. Как нам реагировать?

Анна не знала, что ответить. Она думала о данных, не о людях. О сигнале, не о последствиях.

Свенссон шагнул в кадр.

– Если позволите, – сказал он. – Станция IceCube готова предоставить все данные международному научному консорциуму. Мы не претендуем на эксклюзивность. Но доктор Бергман права: нужен системный подход. Не паника.

– Паника – это не то, чего мы боимся. – Директор NASA снова взял слово. Его голос стал жёстче. – Мы боимся неконтролируемой реакции. Религиозной. Социальной. Экономической. Доктор Бергман, вы хоть представляете, что произойдёт, когда мир узнает?

Анна представляла. Именно поэтому три недели сидела в мониторной, не выходя.

– Мир узнает правду, – сказала она. – Мы не одни.

Слова прозвучали проще, чем она хотела. Банальнее. Но в комнате – в десятках комнат по всему миру – повисла тишина.

Мы не одни.

Три слова. Три простых слова, которые меняли всё.

Конференция закончилась через два часа.

Никаких решений принято не было. Только договорённости о следующих встречах, о рабочих группах, о протоколах обмена информацией. Бюрократия, медленная и неповоротливая, начала разворачиваться.

Анна откинулась в кресле, когда последний экран погас. Тело болело – она не двигалась всё это время, сидела неподвижно, как статуя.

Свенссон принёс воду. Она выпила, не чувствуя вкуса.

– Ты справилась, – сказал он.

– Это ещё не конец.

– Знаю. Но начало было хорошим.

Анна посмотрела на пустой экран. Лица исчезли, флаги исчезли, но она всё ещё видела их – отпечатавшимися на сетчатке, застывшими в памяти.

Двадцать четыре человека. Двадцать четыре страны. Двадцать четыре набора интересов, страхов, амбиций.

И один сигнал, который должен был принадлежать всем.

– Что теперь? – спросила она.

– Теперь – пресс-конференция. Через час.

Анна закрыла глаза. Час. Ещё один час, и мир узнает.

– Я не готова.

– Ты готова, Бергман. Ты единственная, кто готов.

Она не стала спорить. Не было сил.

Пресс-конференция проходила в столовой – единственном помещении на станции, где могли поместиться все. Журналистов было немного – те, кто успел добраться до Антарктиды за последние дни. Человек двадцать. Но камеры транслировали всё в реальном времени.

Анна стояла перед ними – за столом, покрытым белой тканью, с микрофоном, который потрескивал от статики. Свенссон – рядом, готовый перехватить, если что-то пойдёт не так.

Она смотрела на лица журналистов. Молодые, старые, мужские, женские. Глаза – жадные, любопытные, скептичные. Блокноты, планшеты, диктофоны.

– Дамы и господа, – начал Свенссон. – Благодарим за терпение. Доктор Бергман сделает краткое заявление, после чего ответит на вопросы. Прошу вас соблюдать порядок.

Он отступил. Микрофон был её.

Анна коснулась импланта. Вдохнула. Выдохнула.

– Четырнадцатого марта станция IceCube получила сигнал из космоса, – сказала она. – Этот сигнал – не естественного происхождения.

Щелчки фотоаппаратов. Шорох блокнотов. Но никто не перебивал.

– Сигнал пришёл из направления галактического центра. Он был закодирован в осцилляциях нейтрино – элементарных частиц, способных проходить сквозь материю практически без взаимодействия. Его расшифровка заняла три недели.

Она вывела на экран за спиной уже знакомую визуализацию – спираль Галактики с синими и красными зонами.

– Результат – перед вами. Это навигационная карта нашей Галактики. Она показывает маршруты и области, которых следует избегать.

Пауза. Она ждала взрыва – криков, вопросов, хаоса.

Но журналисты молчали. Смотрели на экран. На неё. Снова на экран.

– Кто её прислал? – наконец спросил кто-то из задних рядов.

– Мы не знаем.

– Но это… – Женщина в первом ряду, с логотипом BBC на бейдже. – Это означает…

– Да, – сказала Анна. – Это означает, что мы не одни во Вселенной.

И тогда плотину прорвало.

Вопросы сыпались со всех сторон – одновременно, перекрикивая друг друга. Анна пыталась отвечать, но голоса сливались в шум, в белый гул, который давил на виски.

– Один за одним! – Свенссон поднял руки. – Пожалуйста! По одному!

Порядок восстановился – на минуту, не больше. Анна отвечала на вопросы – те же самые, что слышала на закрытой конференции, только громче, настойчивее.

– Это угроза?

– Мы не обнаружили признаков угрозы.

– Откуда вы знаете?

– Карта показывает маршруты, не оружие.

– А красные зоны?

– Предупреждения о чём-то. Мы не знаем, о чём именно.

– Почему вы скрывали информацию?

– Мы не скрывали. Мы анализировали.

– Три недели!

– Три недели – это минимум для работы такого уровня.

Женщина из BBC снова подняла руку.

– Доктор Бергман, вы понимаете, что это самое значительное открытие в истории человечества?

Анна посмотрела на неё. На её глаза – карие, умные, с едва заметной тревогой в глубине.

– Да, – сказала она. – Понимаю.

– И что вы чувствуете?

Вопрос застал её врасплох. Не научный, не политический – личный. Что она чувствует.

Анна молчала. Секунду. Две.

– Я чувствую, – сказала она наконец, – что кто-то очень далёкий хотел быть услышанным. И мы услышали.

В зале стало тихо. Даже щелчки камер смолкли.

– Это всё, что я могу сказать сейчас. Спасибо.

Она отступила от микрофона. Свенссон что-то говорил – о будущих брифингах, о доступе к данным – но она не слушала. Пробиралась к выходу, сквозь толпу, мимо протянутых рук с диктофонами.

Коридор. Тишина. Относительная тишина.

Анна прислонилась к стене. Закрыла глаза.

Готово. Она сделала это. Мир знает.

И теперь начнётся настоящий хаос.

К вечеру интернет взорвался.

Анна сидела в своей каюте – крошечной, тёмной – и смотрела на экран планшета. Новостные ленты обновлялись каждую секунду. Заголовки кричали с каждой страницы.

«КОНТАКТ: Земля получила послание из центра Галактики»

«Мы не одни: учёные подтверждают существование внеземного разума»

«Карта звёзд: инопланетяне прислали нам путеводитель»

«Конец одиночества: что означает сигнал IceCube для человечества»

И другие – менее радостные:

«Угроза из космоса? Что скрывают красные зоны на инопланетной карте»

«Почему нам не говорили три недели? Скандал вокруг IceCube»

«Готова ли Земля к контакту? Эксперты предупреждают о панике»

«Религиозные лидеры реагируют на новость о внеземной жизни»

Анна листала. Не читала – просто листала, наблюдая, как заголовки сменяют друг друга.

Комментарии под статьями были… разными. Восторг, страх, отрицание, насмешки, молитвы. Кто-то благодарил Бога. Кто-то проклинал учёных. Кто-то требовал доказательств. Кто-то утверждал, что всё это – фейк, заговор, операция ЦРУ.

Её имя мелькало повсюду. «Доктор Анна Бергман». «Немецкий физик Бергман». «Глухая учёная, расшифровавшая инопланетный сигнал».

Глухая. Они уже нашли это. Конечно нашли.

«Женщина, которая не слышит, услышала голос из космоса». Красивый заголовок. Слишком красивый.

Телефон вибрировал непрерывно. Входящие звонки – она сбрасывала, не глядя. Сообщения – сотни, тысячи. Адреса, которых она не знала. Люди, которых она не знала.

Один заголовок остановил её прокрутку.

«Мать доктора Бергман погибла, когда той было шесть лет. Не это ли заставляет её искать голоса в космосе?»

Анна смотрела на экран. Буквы расплывались – от усталости, не от слёз. Она разучилась плакать от таких вещей давно.

Они всё найдут. Всё раскопают. Её детство, её травму, её имплант. Сделают из неё историю – красивую, трагичную, продаваемую.

А сигнал – сигнал останется фоном. Декорацией для человеческой драмы.

Она выключила планшет. Темнота каюты сомкнулась вокруг неё – плотная, знакомая.

Телефон продолжал вибрировать. Она взяла его. Посмотрела на экран.

2,847 непрочитанных сообщений. 194 пропущенных звонка.

Анна нажала кнопку выключения. Экран погас.

Тишина.

Она коснулась импланта. Маленький аппарат за ухом – её связь с миром. Её проклятие.

На секунду она подумала о том, чтобы снять его. Просто снять – и остаться в абсолютной тишине, как в детстве, до операции.

Но не стала.

Вместо этого легла на койку. Уставилась в потолок – тёмный, невидимый.

Где-то там, за стенами станции, за толщей льда, за атмосферой – звёзды. Миллиарды звёзд. И среди них – источник сигнала. Те, кто хотел быть услышанным.

Она услышала. Она рассказала миру.

И теперь мир кричал в ответ – громко, бессвязно, как толпа на базаре.

Но сигнал молчал. Двадцать шесть тысяч световых лет молчания между вопросом и возможным ответом.

Анна закрыла глаза.

Сон пришёл не сразу – но пришёл. Тяжёлый, без сновидений.

За стенами мир продолжал взрываться.

Утро принесло новые заголовки.

Анна проснулась от стука в дверь – настойчивого, требовательного. Свенссон.

– Бергман, у нас проблема.

Она открыла дверь. Свенссон выглядел хуже, чем вчера – небритый, с красными глазами.

– Какая?

– Данные. Кто-то слил полный пакет. Не пресс-релиз – сырые данные. Всё, что мы отправили в Вашингтон.

Анна застыла.

– Как?

– Не знаю. Утечка где-то на их стороне. Может быть, у нас тоже. Неважно. Теперь это в открытом доступе. Каждый хакер на планете качает прямо сейчас.

Она прислонилась к дверному косяку. Тело было тяжёлым, неповоротливым.

– Что в пакете?

– Всё. Сырой сигнал, траектории, визуализации. Твои рабочие заметки. Всё, что ты отправила вчера утром.

Рабочие заметки. В них были намёки на второй слой. Вопросы, которые она задавала себе. Гипотезы.

– Они найдут, – сказала она.

– Что найдут?

– Второй слой. Если у них достаточно времени и ресурсов – они найдут то, что я ещё не готова показывать.

Свенссон молчал. Потом:

– Что там, Бергман? Что ты скрываешь?

Анна посмотрела на него. На его усталое лицо, на страх в глазах – не за себя, за всё.

– Не скрываю, – сказала она. – Пытаюсь понять. Там… там больше, чем карта. Намного больше.

– Насколько больше?

– Они передали не только информацию. Они передали себя. Своё сознание. Свои воспоминания. Не знаю, как ещё это назвать.

Свенссон побледнел.

– Ты уверена?

– Нет. Поэтому и не говорила. Мне нужно больше анализа.

– Сколько?

– Не знаю. Теперь – может быть, никогда. – Она отступила в каюту. – Если данные в открытом доступе – кто-нибудь другой найдёт это раньше меня.

– И что тогда?

Анна не ответила. Она думала о голосах – о сотнях голосов, вплетённых в сигнал. О памяти чужой цивилизации, которую скоро начнут препарировать тысячи рук по всей планете.

Они хотели быть услышанными. Они и будут услышаны – но не так, как надеялись.

Не с пониманием. Не с уважением.

С жадностью.

К полудню мир раскололся.

Анна смотрела на новости – теперь их было не остановить, они просачивались сквозь все щели, заполняли каждый экран.

Религиозные лидеры требовали объяснений. Папа Римский готовил обращение. Патриарх Московский говорил о необходимости «духовного осмысления». Евангелистские проповедники в Америке объявляли сигнал либо знаком Божьим, либо происком дьявола – в зависимости от конгрегации.

Фондовые рынки рухнули. Не обвалились – именно рухнули. За несколько часов триллионы долларов испарились, как дым. Паника на биржах, паника в банках, паника на улицах.

Правительства собирали экстренные совещания. ООН созывала Генеральную Ассамблею. НАТО объявило «повышенную готовность» – к чему именно, никто не объяснял.

А в интернете – безумие. Теории заговора размножались быстрее вирусов. Сигнал был фейком, провокацией, оружием, вторжением, спасением. Инопланетяне хотели нас уничтожить, хотели спасти, хотели поработить, хотели просветить. Каждый находил в карте то, что искал.

Кто-то нашёл и второй слой.

Это случилось вечером – по антарктическому времени, которое давно потеряло смысл. Пост на форуме физиков, потом на Reddit, потом везде.

«Ребята, в данных есть ещё что-то. Не только карта. Смотрите на временные ряды после сегмента 47…»

Анна читала комментарии. Десятки, сотни – люди по всему миру анализировали сигнал, искали паттерны. Некоторые – близко. Очень близко.

«Это похоже на нейронную активность».

«Они что, передали нам снимок мозга?»

«Не мозга – сознания. Это какой-то слепок разума».

Слепок разума. Неплохо для любителей, работающих двенадцать часов.

Анна закрыла планшет. Откинулась на койке.

Всё. Теперь не остановить. Мир будет грызть этот сигнал, как собака – кость. Вытащит каждый бит, препарирует каждый паттерн.

И через неделю – или месяц, или год – они поймут то, что поняла она. Что сигнал был не просто посланием. Что это было завещание.

Голоса мёртвых – или умирающих – летящие сквозь космос.

Последний крик перед тьмой.

Ночь.

Анна стояла у окна – у той щели в стене, которую здесь называли окном. За стеклом – темнота. Вечная антарктическая темнота, которая не знала рассветов.

Станция гудела вокруг неё – голоса, шаги, постоянный шум. Спать здесь разучились все. Слишком много происходило. Слишком быстро.

Она думала о тех, кто послал сигнал.

Двадцать шесть тысяч лет назад они – кто бы они ни были – сделали выбор. Потратили невообразимые ресурсы на послание, которое может никто не принять. Отправили себя в пустоту, надеясь на отклик.

Теперь отклик пришёл. Миллиарды голосов по всей Земле – восторг, страх, отрицание, надежда.

Но они этого не услышат. Двадцать шесть тысяч лет – в одну сторону. Если Анна отправит ответ сегодня – он дойдёт, когда человечества, возможно, уже не будет.

Или – когда оно станет чем-то совсем другим.

Она коснулась стекла. Холодное под пальцами.

Где-то там, за этой темнотой – звёзды. Галактика, которую ей показали. Пути, которые ей указали. Опасности, о которых предупредили.

И голоса – сотни голосов – которые ждали, чтобы их услышали.

Она услышала.

Теперь нужно было понять.

Маркус нашёл её через час.

– Звонок из Женевы, – сказал он. – Какой-то координационный центр. Они хотят тебя.

Анна не обернулась.

– Кто именно?

– Не знаю. Свенссон сказал – важно.

Она помолчала. Потом отошла от окна.

– Хорошо.

Коридоры станции были полны людей – больше, чем обычно. Новые лица, незнакомые. Эксперты, прилетевшие за последние дни. Чиновники. Кто-то в военной форме.

Анна не смотрела на них. Шла к коммуникационному центру, сосредоточившись на шагах.

Экран ждал её. На нём – новое лицо. Женщина, средних лет, азиатские черты, безупречный костюм.

– Доктор Бергман, – сказала женщина. – Я координатор международной рабочей группы по контакту. Меня зовут Лин Сяомэй.

– Что вам нужно?

– Вас. В Женеве формируется центральный штаб проекта. Мы хотим, чтобы вы его возглавили.

Анна молчала.

– Это не просьба, – продолжила Лин. – Это… предложение, от которого трудно отказаться. Все основные державы согласны: вы – лучший кандидат.

– Потому что я первая увидела сигнал?

– Потому что вы единственная, кто его понимает. – Женщина наклонилась ближе к камере. – Доктор Бергман, я читала ваши заметки. Второй слой – то, что вы называете «голосами». Это правда?

Анна посмотрела на неё. На её глаза – умные, внимательные, оценивающие.

– Я не знаю, – сказала она честно. – Может быть.

– Тогда помогите нам узнать. В Женеве будут лучшие умы планеты. Ресурсы. Время. Всё, что нужно.

– И контроль.

– И контроль, – согласилась Лин. – Это неизбежно. Но лучше контролируемое изучение, чем хаос.

Она была права. Анна знала, что она права.

Хаос уже начался. За стенами станции, за пределами Антарктиды – мир трещал по швам. Религии, экономики, правительства – всё колебалось, всё искало точку опоры.

Сигнал мог стать этой точкой. Или – катализатором распада.

– Когда? – спросила Анна.

– Завтра. Мы пришлём транспорт.

Анна кивнула. Экран погас.

Она стояла в коммуникационном центре, окружённая экранами и проводами, и думала о том, что её жизнь – та, которую она знала – закончилась.

Больше не будет тихих ночей в мониторной. Больше не будет одиночества во льдах. Больше не будет иллюзии контроля над собственным открытием.

Она стала лицом. Символом. Голосом, который должен говорить за всё человечество.

Хотела ли она этого?

Нет.

Но кто-то должен был.

Кто-то должен был слушать.

Последняя ночь на IceCube.

Анна сидела в мониторной – там, где всё началось. Экраны светились синим. Визуализация карты медленно вращалась в углу – знакомая, ставшая почти родной.

Маркус принёс кофе. Сел рядом, молча.

– Я улетаю завтра, – сказала она.

– Знаю.

– Тебе не обязательно оставаться здесь.

– Я знаю, – повторил он. – Но кто-то должен следить за детекторами. Вдруг придёт ещё один сигнал.

Анна посмотрела на него. На его лицо – молодое, бородатое, ставшее за эти недели почти знакомым.

– Спасибо, – сказала она. – За всё.

Маркус пожал плечами.

– Я просто делал свою работу.

– Нет. Ты делал больше.

Они сидели в тишине. Экраны мерцали. За стенами – темнота, лёд, пустота.

– Как думаешь, – спросил Маркус, – они ещё живы? Те, кто послал сигнал?

Анна не знала.

– Двадцать шесть тысяч лет – долгий срок.

– Но возможно?

– Возможно. – Она помолчала. – Или сигнал – всё, что от них осталось. Завещание. Последние слова.

– Грустно.

– Да.

Они замолчали снова. Время текло – медленно, незаметно.

– Я буду скучать по этому месту, – сказала Анна наконец. – Странно, да?

– Нет. Не странно.

Она встала. Подошла к экрану с визуализацией. Карта вращалась – спирали, звёзды, коридоры.

– Они хотели, чтобы мы это увидели, – сказала она. – Двадцать шесть тысяч лет назад кто-то решил: мы расскажем. Всё, что знаем. Всё, что мы есть. Отправим в пустоту – и будем надеяться.

Она коснулась экрана. Карта остановилась.

– Я не хочу их подвести.

Маркус не ответил. Но она знала, что он понимает.

Утро пришло без рассвета – как всегда здесь.

Вертолёт ждал на площадке. Анна стояла у трапа, с сумкой через плечо, и смотрела на станцию. Серые корпуса, антенны, флаги.

Дом на три недели. Место, где изменилась история.

Свенссон пожал ей руку.

– Удачи, Бергман.

– Спасибо.

Маркус стоял чуть поодаль. Она подошла к нему.

– Береги себя.

– Ты тоже.

Она хотела сказать что-то ещё – но не нашла слов. Вместо этого – короткое объятие, неловкое, но настоящее.

Потом – вертолёт. Рёв двигателей, вибрация, подъём.

Анна смотрела в иллюминатор. Станция уменьшалась – точка на белом, потом – ничего.

Только лёд. Бесконечный антарктический лёд.

И где-то под ним – пять тысяч детекторов, которые продолжали слушать.

Ждали.

На случай, если кто-то заговорит снова.

Глава 5: Юрий

Женева, Швейцария – 22 апреля 2031 года

Альпы были белыми.

Анна стояла у окна своего кабинета – если это можно было назвать кабинетом: стеклянные стены, минималистичная мебель, вид на горы, который стоил больше, чем её годовая зарплата в IceCube – и смотрела на заснеженные вершины. Они казались ненастоящими. Слишком красивыми, слишком идеальными, как декорация в дорогом фильме.

Две недели в Женеве. Четырнадцать дней в этом стеклянном улье, где каждый шаг отслеживался камерами, каждое слово записывалось, каждое решение требовало согласования с десятком комитетов.

Она скучала по льду.

За спиной – стол, заваленный планшетами и распечатками. Данные, отчёты, запросы. Поток информации, который не прекращался ни на минуту. Мир хотел знать. Мир требовал ответов. Мир не понимал, что ответов пока не было.

Стук в дверь.

Анна не обернулась.

– Да.

Дверь открылась. Шаги – тяжёлые, уверенные.

– Доктор Бергман?

Голос был незнакомым. Низкий, с акцентом – не немецким, не английским. Славянским?

Она повернулась.

Мужчина в дверях был крупным – широкие плечи, большие руки, рост под метр девяносто. Лицо мягкое, почти добродушное, но глаза – карие, глубоко посаженные – смотрели с какой-то затаённой грустью. Седина ранняя, обильная – в сорок с небольшим он выглядел на все пятьдесят. Короткая борода, аккуратно подстриженная. Костюм – консервативный, тёмно-серый, явно не дешёвый, но и не кричащий.