Государыня всегда онлайн

Я чуть не подпрыгнула. Сам Йегер! Тот, чья «История России в лицах» хранилась у меня под подушкой всю школьную пору!

– Как не хватает сейчас покойного князя Александра Михайловича, – продолжил папа, кивнув в сторону Юсупова, – вот кого я бы просил учить дочь дипломатическим тонкостям.

– Уверен, отец посчитал бы это большой честью, – негромко сказал Николай Александрович. – Он всегда ставил служение родине превыше всего.

– Его недостаёт. Федя, поговори с Ариной нашей Витальевной. Простоит без неё Британия полгодика. Ну, а остальное уже на твоё усмотрение. – Папа ненадолго прикрыл глаза и тут же продолжил: – Теперь последнее, про поездку. Олюшка, я долго думал, с министрами советовался, все считают одинаково: есть традиция наследнику престола путешествовать по России и надо её соблюдать. Ты в трауре, так что без особых увеселений. Но откладывать смысла не вижу, с сентября начнётся курс в университете, вообще времени не останется. Николай Александрович, поезжай с Ольгой, маршрут Зубов вам согласует. Небольшой группой плюс охрана. Оля, тебе надо посмотреть страну, города, живых людей. Никому ещё не удавалось хорошо править, сидя в золотом дворце за семью замками.

– Конечно, государь, – ответила я.

От планов и перспектив кружилась голова. Учиться! В университете, как мечтала! И частные занятия с самим Йегером! И путешествие, настоящее путешествие по России, которую я и не видела толком. Да я Европу к восемнадцати годам знала в разы лучше родной страны!

Когда папа отпустил нас, я позвала Юсупова на два слова. Сначала думала промолчать, сделать вид, что всё так и планировалось, но не сдержала любопытства. Мы зашли в пустующую портретную галерею, и я спросила:

– Почему вы поддержали моё желание учиться, Николай Александрович? Я была уверена, что вы будете против.

Юсупов приподнял брови, на его лице отразилось вежливое удивление.

– Я? Против образования? Простите, Ваше Высочество, мне решительно интересно, почему вы так посчитали.

Я прикусила язык. правда – почему? Вероятно, потому что я ждала от него противодействия во всём, особенно в важных для меня вещах. И потому что он добровольно повесил себе на шею груз дополнительных обязанностей.

Похоже, я слишком растерялась, поскольку князь заметил:

– Ваше образование полезно не только с точки зрения публичного образа, Ваше Высочество. Вам предстоит править огромной страной с богатой историей. Будет неплохо, если вы её как следует выучите.

– Потому что те, кто не учит уроки истории…

– Обречён на их повторение.

Какое-то время я смотрела на Юсупова, вынужденно запрокидывая голову. Роста в князе было никак не меньше метра девяносто пяти. Он вежливо наклонялся ко мне, но это не помогало.

Я думала, непозволительно затягивая молчание. Этот человек не замечал меня, когда я была маленькой девочкой. Он забирал всё внимание моего горячо любимого брата. И он отнюдь не был в восторге от необходимости возиться с наследницей престола, которая год назад сдавала государственные школьные экзамены.

Но он был человеком долга. И прямо сейчас долг диктовал ему быть на моей стороне. А от меня всё тот же долг требовал принять князя как своего помощника и советчика.

– Я рада, что ошиблась, – всё-таки сказала я. – Мне кажется, я была резка с вами, князь, простите, если так. Последние дни выдались… очень трудными.

– Я бы сказал, что понимаю ваши чувства, – заговорил он после непродолжительного молчания, – но это было бы ложью. Мы оба понесли утрату, но горе несопоставимо. Мне бы и в голову не пришло чувствовать себя обиженным. Тем более, что… – Он чуть-чуть дёрнул уголками губ, и мне показалось, что это была почти улыбка, – вы не были рады моему назначению.

Прямо за спиной у него висел чудесный портрет Грибоедова кисти Крамского. Казалось, выдающийся дипломат наблюдал за нашим разговором и был мне немного недоволен. Читалось в небольших тёмных глазах какое-то смутное осуждение. Снисходительное, конечно, но всё же. Что-то вроде: «Ай-ай, Ольга Константиновна, как нехорошо вышло».

– Честно говоря, – вздохнула я, признаваясь не столько Юсупову, сколько его нарисованному адвокату, – я, в основном, была не рада назначению того умника, который даже не пожаловался на клей в шампуне.

Мне вдруг показалось важным, чтобы Юсупов улыбнулся. Умеет же он это делать, правда? Но он только поджал губы и фыркнул.

– Мне потребовалось полчаса, чтобы отважиться выйти из комнаты лысым, Ваше Высочество. Это было довольно унизительно.

– Простите. Я бы сказала, что на меня оказали дурное влияние, но…

– Но это была ваша инициатива.

– Откуда вы знаете?

– Никогда не сомневался. Его Высочеству принцу Уильяму недостаёт жестокости, а Её Высочеству принцессе Маргарет – личной заинтересованности в вопросе.

– И я повторю ещё раз, князь: простите. Раз нам предстоит работать вдвоём, я бы хотела избежать старых обид и недоразумений.

– Мой новый стиль произвёл такой фурор в университете, что даже обладатель роскошных густых кудрей Панин побрился налысо, – с серьёзным, точно каменным, лицом сообщил князь. – Поэтому никаких обид в прошлом, клянусь вам.

А вот я рассмеялась и протянула ему руку, но тут же решила, что он откажется пожать её. Однако Юсупов очень осторожно коснулся моих пальцев своими, и я с трудом сдержала дрожь. Они оказались совершенно ледяными.

– Ваш покорный слуга, Ваше Высочество.

– Среди своих я предпочитаю обращения без титулов, – сказала я, опуская руку. – Не люблю лишние формальности.

– Как пожелаете, Ольга Константиновна. Теперь прикажете проводить вас в ваши комнаты? Нужно согласовать состав участников путешествия и сроки.

Я отказалась: дойти до покоев я могла и без провожатых. Уходя, кинула взгляд на Грибоедова. Ну, как, Александр Сергеевич? Это было достаточно дипломатично? Портрет задумчиво смотрел вдаль – я посчитала это хорошим знаком.

Из Сети

«Мы ♥ ♥ ♥ Ольгу Романову», блог:

«Присяга прошла, фотографии с эфира в альбоме. Это было невероятно красиво, я плачу, девочки. У Олечки тоже слёзы стояли в глазах, она-то понимает, какую берёт на себя ответственность». Прикреплён альбом на 50 фотографий.

«Кровавая революционерка», блог:

«Маразм продолжается.

Новости за Уралом: открыли новое горнодобывающее предприятие, 100500 новых рабочих мест, начали поставки в Японию.

Новости у нас: девочка в платьице скрепно поцеловала Библию и прочитала скороговорку столетней давности.

Кто не понял, наследница принесла присягу, торжественно. Пушки палили в Питере целый час, кто в центре работает, говорят, чуть не оглохли. А у меня только один вопрос: за чей счёт банкет?». Картинка – коллаж «у нас» и «у них», слева обрезанная фотография с присяги, справа – работа оборудования в шахте.

Глава 5, в гостях у «бабушки»

Санкт-Петербург, Зимний дворец, «Царский поезд», 30 апреля 2009 года.

«Небольшая группа», сопровождающая в путешествии наследницу престола, заняла половину царского поезда – семь вагонов в имперском стиле с помещениями для работы и отдыха.

Моим провожатым назначили господина Багрянцева, мне ранее незнакомого. Он преподавал в Московском государственном университете, имел докторскую степень и достиг почтенных семидесяти двух лет.

Когда мы садились в поезд, мне стало даже не по себе – ну зачем такая толпа? А между тем, именно эти люди обеспечивали и безопасность, и комфорт, и соблюдение всех запутанных требований Протокола.

На страницах этой рукописи расскажу только о некоторых из них – на тех, кто в дальнейшем сыграл важную роль в моей жизни или в судьбе страны.

Именно в этой поездке к моей свите присоединилась красивая, яркая Анастасия Толстая. До этого мы всего несколько раз встречались при дворе, но едва ли разговаривали. Однако происхождение из старого рода, лояльного короне, и протекция родственников обеспечили ей место фрейлины цесаревны. До сих пор я уверена, что Белоснежка из сказки выглядела именно так. Или Пушкинская царевна. «Белолица, черноброва», – всё про Толстую. Разве что кротким нравом Бог её явно обделил. Мы ещё и познакомиться толком не успели, а я уже была уверена, что у моей новой фрейлины едкое чувство юмора и стальная воля – чувствовалось что-то такое в изгибе розовых губ.

Мне уже довелось представить Сергея Милославского-Керна – его отправили с нами в должности фотографа и видеооператора. Заодно я узнала занятную деталь: молодой человек был троюродным племянником Арины Витальевны Волконской и протеже князя Юсупова.

Сама Волконская, впрочем, держалась с Милославским-Керном отстранённо, не хотела афишировать родство. При ней в основном находился бледный невзрачный Петров («Антон Антонович», – прошептал он, кланяясь, в ответ на мой вопрос). Внешне он напоминал испуганную мышь. Но я подумала, что внешность обманчива. Волконская своих ассистентов ела на завтрак, обед и ужин, а Петров служил у неё уже больше года и поднялся до статского посольского советника.

Конечно, поехали с нами и мои девочки: Соня и Машенька. А возглавлял нашу шумную хаотичную компанию Николай Александрович. Кроме них не обошлось без персонала от поваров до горничных, без врачей и двух отрядов жандармов. Провожали нас с помпой, с толпой журналистов и фотографов.

– Привыкай, – сказала Соня, садясь в кресло в моём спальном купе, – теперь ты всегда будешь в центре внимания.

– Кошмар какой! У меня и так ощущение, что на экскурсиях я увижу только затылки охраны.

Соня улыбнулась и покачала головой. Подалась вперёд, сжала мою руку и заметила мягко:

– Ты всегда можешь приказать им подвинуться, правда? И подумай, сколько всего ты сможешь совершить! Это же… – Она осеклась, а я отвернулась к окну.

В груди стало пусто, на душе – как-то тоскливо. Возможно, услышав о путешествии, я слишком замечталась. Вообразила нашу с Уиллом поездку по Италии два года назад или вылазку во Францию с Соней. Или то, как мы с мамой проехали всю Германию, а потом из Голландии плыли на корабле обратно в Петербург, когда я была ещё маленькой. Там чувствовалась свобода. Уехать куда-то – значило вырваться из повседневных однообразных ритуалов, оставить позади двор, все эти «тебе нельзя» и «великая княжна не может». Ещё как может!

Вернее, раньше могла.

И я не променяла бы ту прошлую свободу на Сонины загадочные, далёкие и страшные свершения.

Господин Багрянцев прервал наш тет-а-тет, развернул карту, причмокнул губами и заговорил:

– Вот, Ваше Высочество, мы выезжаем из Петербурга. Железная дорога до Петрозаводска отлита на железнодорожном подразделении Александровского завода, того самого, который создал первую железную дорогу в России. Почти половина пути будет проходить вдоль берега Ладожского озера…

Я кивала, следя за тем, как ползёт по карте узловатый палец. Мне бы хотелось смотреть не на бумагу, а в окно. И пусть пока там мелькали знакомые пейзажи Петербурга, совсем скоро должна была начаться та самая большая незнакомая Россия.

Слово «железный» с каждым новым повторением всё больше теряло смысл. Я заскучала. Стоит сказать, что я всегда любила историю, но для меня это наука крайне вещественная, материальная. Мне тошно от бесконечных потоков дат и имён, мне нужно трогать историю руками, заглядывать в глаза умерших людей на портретах, читать написанные их руками слова, ходить по полям давно отгремевших сражений. Зачем мне знать, что вскоре мы будем проезжать недалеко от монастыря XIV века, если мы даже не остановимся на него посмотреть?

Очевидно, наши с господином Багрянцевым взгляды по этому вопросу не совпадали. Под мерное покачивание поезда и тусклый голос лектора меня клонило в сон. Спасение явилось в лице Милославского-Керна. Тот извинился и спросил, не соблаговолит ли Её Высочество уделить немного времени на фотосессию, пока так хорошо падает свет? Граф Зубов так ждёт снимков! Я бы согласилась даже на кормление крокодилов, так что немедленно подскочила.

Мы вышли в коридор, выстеленный мягким синим ковром, перешли в следующий вагон, где располагались кабинет и папина курительная комната.

– Действительно ли так хорош свет? – спросила я, садясь за стол в кабинете и чувствуя себя нелепо-маленькой для такого большого кожаного кресла.

– Простите, Ваше Высочество, я немного схитрил. Багрянцев читал у меня курс истории русско-турецких войн, лучшего снотворного и представить себе нельзя. Я подумал, вы не будете против прерваться.

И обаятельно, как нашкодивший мальчишка, улыбнулся.

– Но, послушайте, господин Багрянцев весьма внимательно подходит к своему предмету. – Я попыталась сделать строгое лицо, тут же не выдержала и рассмеялась. – Да уж, то ещё снотворное! Что ж, благодарю вас за освобождение, Сергей Владимирович. Оно было очень кстати.

– Если честно, мне действительно нужно сделать несколько ваших фотографий. Это не так срочно, как я сказал, но…

Я вздохнула.

– Просто скажите, как мне сесть и куда смотреть. Я понимаю, что от нас ждут детальных отчётов.

– Это вы сами решите, Ваше Высочество, где вам удобнее сидеть и куда смотреть. Главное, расслабьтесь и не думайте о фотоаппарате.

Учитывая, что довольно большая камера закрывала половину лица Милославского-Керна, не думать о ней было трудно. Я поморщилась, когда услышала первый щелчок. Слегка отвернулась к окну, прячась от яркой вспышки, и спросила:

– Вы профессиональный фотограф?

– Вдохновенный любитель, Ваше Высочество, – щёлк, щёлк! – Его Высочество Павел Константинович ненавидел папарацци и официальную съёмку, а я с детства обожаю фотографию. Так и повелось… Улыбнитесь, Ваше Высочество, или мне придётся вспоминать худшие анекдоты в истории человечества.

– Теперь нарочно не буду улыбаться! Приступайте.

– Они по-настоящему плохи. Настолько, что… – щёлк, щёлк! – Вот, вы и улыбнулись. Вам идёт улыбка, Ваше Высочество.

Он опустил фотоаппарат на уровень груди и посмотрел на меня прямо, открыто. В лучах закатного солнца зелёные глаза отдавали тёплой рыжинкой. Мне почему-то стало неловко, и я отвела взгляд, заправила за ухо прядь непослушных волос и спросила немного невпопад:

– Это Арина Витальевна вас пригласила?

– Не совсем, – негромко и тоже как будто неловко, глуховато ответил мой фотограф, – Николай Александрович предложил мне назначение в вашу свиту. Если вы…

– Я совершенно не возражаю, Сергей Владимирович! Что вы! Просто стало любопытно.

Снова щёлкнула камера. Я спросила, раз уж выдался такой случай:

– Значит, вы с князем служили вместе? Что можете сказать о нём?

– Не считая его медалей за Кавказскую кампанию? – понимающе произнёс Милославский-Керн.

– Видите ли, я знаю его давно, но на самом деле мы почти не знакомы. Что он за человек?

– Сложно сказать, Ваше Высочество. Мы проводили много времени вместе, но по-настоящему близко он общался только с… – Долгая пауза, во время которой я однозначно поняла, с кем. Закончила

– С моим братом.

– Да. Я не думаю, что Николай Александрович любил наши шумные вечеринки, хотя нередко устраивал их сам в своём дворце на Мойке. Изредка он играл с нами на бильярде. Его Высочество отказывался быть его соперником, но иногда любил наблюдать за очередным несчастным.

– Князь так хорош в бильярде?

Милославский-Керн улыбнулся и пояснил:

– Он хорош во всём, за что берётся. Такое уж у него свойство.

– Наверняка найдётся немало вещей, которые он делает ужасно, – заметила я с возмущением. – Не может человек быть во всём хорош!

– Возможно, Ваше Высочество, – покладисто согласился мой собеседник, – но мне пока ни разу не повезло застать его промах.

– Верховая езда?

– Великолепный наездник.

– Управление вертолётом?

– Он проходил курс подготовки на пилота с Павлом Константиновичем!

– Кулинария?

– Мне лично доводилось есть его походную уху – она была выше всяких похвал.

Я прикусила язык от недовольства.

– Пение?!

– Он не профессионал, конечно, но у него приятный баритон, и он умеет им пользоваться.

– Вы меня ставите в тупик, Сергей Владимирович! Балет?

И тут мой собеседник расхохотался, громко и так заразительно, что сначала я подхватила его смех, а уже потом спросила:

– Что?!

– Простите, Ваше Высочество! – с трудом выдыхая, отозвался тот. – Просто вообразил себе князя Николая… в балетном трико.

Наплевав на все приличия, я согнулась пополам от смеха. Высокий заметно склонный к полноте медлительный Юсупов в одеянии балетного танцора был бы… незабываем.

– А ещё, – отсмеявшись и вытерев глаза, заметил Милославский-Керн, – хотите сплетню?

– Сплетничать – категорически недопустимо для цесаревны! Так что рассказывайте немедленно!

– Сплетничать недостойно и для русского дворянина, – ухмыльнулся Милославский-Керн, поэтому спешу сообщить вам, что князь трижды сватался к одной актрисе. И она ему все три раза отказала.

– Шутите?!

– Ни в коем случае! Я не стал бы шутить такими вещами, Ваше Высочество! – высокопарно заявил он.

Мы снова рассмеялись, я встала из-за стола и прислонилась плечом к окну, глядя на уносящиеся вдаль бесконечные хвойные леса, сумрачные, чёрно-белые из-за нерастаявшего снега. Фотоаппарат продолжал работать, но уже не раздражал и не мешал.

– Я знаю эту историю из вторых рук, но рассказчик заверил меня, что она совершенно правдива. Дело было лет… как бы не десять назад, Николаю Александровичу едва исполнилось двадцать два и он заканчивал последний курс университета. Только-только вступил в право управления наследством. И, представьте себе, влюбился в девчонку из кино. И не в какую-нибудь звезду уровня… не знаю, Вершининой или Каменниковой, а со вторых-третьих ролей. Никто, конечно, слова не сказал. Подарки, цветы, украшения – это всё нормально. Но потом он сделал ей предложение. А она возьми, да и откажи. Вот это свет удивился. Мало того, что это страшный мезальянс, так она ещё и сказала «нет»!

– Это что же, раз она актриса, то не имеет права на чувства? – возмутилась я. – Не понравился ей князь.

– Видимо, да. И не понравился, похоже, серьёзно, потому что историю она немедленно рассказала газетчикам. А князь пришёл во второй раз. После третьего предложения между ними всё было кончено, актриса уехала за границу и там внезапно стала весьма известна. Николай Александрович, говорят, до сих пор не любит современное кино, особенно французское.

Ну, и дела! Вообразить себе сдержанного каменно-холодного Юсупова в роли кавалера, который делает три предложения подряд, я решительно не могла. А если пыталась, то выходило ещё смешнее, чем с балетом.

***

Утром доехали до Петрозаводска. На завтрак собрались всей представительской компанией. Я – ранняя пташка – с удовольствием завтракала, поглядывая на других. Мои фрейлины с трудом сдерживали зевоту. Бедолаги, не повезло им со мной. Вот принцесса Маргарет, например, обожает спать до полудня, а значит, и её свита может не утруждать себя ранними подъёмами. Скучный Багрянцев медленно моргал и шумно сопел.

В красивых зелёных глазах Милославского-Керна виднелась лёгкая сонная поволока, а движения казались медленнее и плавнее, чем вчера. Мне он показался ужасно милым, трогательным и настоящим в этот момент. Особенно это было заметно на контрасте с двумя мраморными статуями: Волконская и Юсупов сидели за столом с такими лицами, словно сон им в принципе не требуется. Ни заторможенности, ни, напротив, излишней кипучей энергии, все жесты отточены, каждый поворот головы, каждое слово формальны до зубовного скрежета. Невзрачный Петров старательно им подражал.

Я наелась быстро, но ещё какое-то время водила ложкой по пустой тарелке, зная: как только я выпущу её из рук, все остальные будут вынуждены положить приборы и закончить завтрак, неважно, сыты они или нет.

Сразу после еды мне принялись проводить инструктаж. Юсупов извлёк кожаную папку из портфеля, разложил передо мной бумаги и принялся строго объяснять, что мы будем делать и как. Я уже многое знала о Петрозаводске, но слушала внимательно. Тем более, что под холодным взглядом князя спать уж точно не хотелось, это вам не лекции Багрянцева.

По всему выходило, что нас ждали приятные два дня. Губернаторша Катерина Андреевна Ильинская была лояльна короне, застала ещё государыню Марию и не собиралась доставлять никаких проблем. В народе её звали «бабушкой» за добрый нрав, заботу о народе и множество благотворительных инициатив.

В будущем мне доведётся сотни раз посещать разные губернии, эти поездки станут рутиной. Но сейчас я позволю себе вспомнить и описать две из того первого путешествия.

Программа редко отличается. Сначала торжественная встреча, во время которой оркестр играет «Боже, царя храни», и обед в доме губернатора или губернаторши. Дальше – осмотр достопримечательностей или производств, общение с рабочими, встреча с дворянством. Обязательно, конечно, посещение местных святынь.

В Петрозаводстве мне предстояло побывать на Александровскому заводе – старом предприятии с богатой историей. «С богатейшей, если позволите!» – вставил ни с того ни с сего Багрянцев. Юсупов одарил его настолько вежливым заинтересованным взглядом, что старик умолк.

Дальше пошли цифры: Александровский завод и его железнодорожный филиал производили на тот момент шестнадцать процентов железнодорожных составов в России и девяносто процентов головных вагонов для электропоездов Санкт-Петербургского метрополитена. Также на предприятии велись активные разработки технологий беспилотного управления железнодорожным транспортом.

– Не стоит думать, что в цехах вы, Ольга Константиновна, встретите каких-нибудь… неумытых рабочих.

– Разумеется, – пробормотала я.

Стыдно признать, я действительно нарисовала в воображении картинку тёмных цехов и суровых мужчин, испачканных чем-то чёрным. Осмотр завода должен был занять целый день, а наутро нас приглашали совершить паломничество в церковь Покрова Пресвятой Богородицы на острове Кижи.

Договорив, Юсупов посмотрел на Волконскую и тоном прилежного школьника спросил, не упустил ли он чего-нибудь.

– Как всегда, безупречно, Николай Александрович, – произнесла она, глядя при этом на меня. – Со своей стороны могу только напомнить пожелание Его Величества: народ должен узнать Ольгу Константиновну с лучшей стороны и полюбить её как наследницу престола и будущую государыню.

Показалось, что в тоне прозвучал упрёк. Мне немедленно вспомнилась наша с Уиллом безобразная выходка, о которой Волконская, конечно, была осведомлена. Да не собиралась я никуда сбегать и ничего недопустимого творить!

Перрон был оцеплен со всех сторон жандармами. От дверей вагона раскатали красную ковровую дорожку прямо к новому, блестящему стеклом и полированным металлом обшивки вокзалу. В дверях стояла приветственная делегация. Оркестр, отыграв гимн, тут же грянул «Москву» – любимый папин марш, которым, с его одобрения, начинались почти все торжественные события, от встречи посольств до начала парадов.

Я шла как будто между двумя колоссами. Чуть позади, но ощутимо близко держались Волконская и Юсупов – оба рослые, мощные и, как мне подумалось, угрожающие. Это так не чувствовалось, когда они сидели по углам, но стало очень заметно, когда встали рядом.

Остальная свита терялась в их длинных утренних тенях. А я пыталась держать голову высоко и улыбаться вежливо, но не слишком широко. Вот это мне всегда плохо давалось. От жадных любопытных взглядов по коже пробегали мурашки.

Но чем ближе я подходила, тем меньше думала, как держаться. Женщина, которая меня встречала, и сама улыбалась во весь рот, всеми своими белоснежными зубами. Она была совсем маленького роста, с квадратной фигурой – прикроватная тумбочка, не иначе! Губернаторский мундир сидел на ней ладно, но как-то совершенно не торжественно, а уютно. Густые седые волосы были уложены косами на голове, от чистых по-стариковски прозрачных глаз расходились лучики добрых морщинок.

Сделав низкий реверанс, женщина воскликнула:

– Ваше Высочество!

– Катерина Андреевна, встаньте, пожалуйста. – Я протянула ей руку, которую она почтительно поцеловала. – Наслышана о вас.

– Что вы, Ваше Высочество, я человек скромный и неинтересный, это губерния наша славна. Как мы счастливы, что вы нас посетили! Такая честь!

Она и не говорила даже – ворковала. Таким голосом не приказы подчинённым раздавать, а уговаривать внуков скушать кашу. Мне немедленно были представлены старший губернский советник, советник по промышленной части и прочие члены губернаторского кабинета, после чего Катерина Андреевна начала выяснять, не устала ли я с дороги, не проголодалась ли.

– Я, Ваше Высочество, наверное, уже совсем старая стала. Но не спится мне в поездах. Хотя у наших-то ход плавный, тишина, красота – а я всё равно ворочаюсь с боку на бок, никак не могу угомониться.