Дворец Америго

Майк не стал терять времени – как только его спутник полностью завладел вниманием владельцев дома, он рванул через дорогу к забору и одним махом перескочил его в укромном месте у самого гаража. Поскольку к дому О’Брайен со своим спутником подошли со стороны леса, из соседних домов никто не мог его заметить. Майк, пригнувшись, подбежал к входной двери гаража, располагавшейся сбоку от автомобильных ворот. Сама дверь выглядела довольно дряхло, дерево рассохлось и пошло трещинами во все стороны, краска по краям стёрлась, и сквозь неё проступало серо-коричневое основание. Подойдя ближе, Майк обратил внимание на новый замок, ярким стальным пятном выделявшийся на фоне тёмно-зелёной краски. Дверь была заперта. Нескольких секунд хватило О’Брайену, чтобы понять, что быстро этот замок он вскрыть не сможет. Искать другой вход было опасно, крики Джима до сих пор раздавались с другой части двора, но лишний раз рисковать было ни к чему, один из владельцев минивэна мог вернуться в дом. Майк ещё раз окинул взглядом дверной проём и понял, что придётся действовать грубо. Он достал из сумки клин и вогнал его в щель между дверью и стеной настолько глубоко, насколько это было возможно, затем взял в руки плотный тяжёлый лом и начал отжимать дверь. Майк часто проворачивал такие операции в былые дни. Последовал хруст, клин упал на крыльцо, дверь резко распахнулась вместе с куском проёма.

О’Брайен убрал инструменты обратно в сумку и сделал шаг в гараж. Свет внутрь почти не попадал: заслонив дверной проём, Майк оставил помещение на милость трёх маленьких щелей над широкими воротами и крохотного квадратного окна на противоположной стене. Всё кругом было завалено строительными инструментами, грязным тряпьём, мешками с цементом, разными ржавыми деталями от автомобилей. Всем этим давно не пользовались. Пол, рабочие столы и красные металлические шкафчики были покрыты толстым слоем пыли, паутина будто склеивала всё это со стенами гаража. Могло показаться, что эта захламлённость была нарочной, уж слишком неестественно выглядели отдельные её детали, но в действительности этот беспорядок созидался годами, если не десятилетиями, превращая гараж в своеобразную летопись жизни владельцев. Почерневшая деревянная стружка у столярного стола намекала на брошенную карьеру плотника, загнанные за шкаф холсты и стоящие рядом с ними банки с краской наводили на мысль о давно погибших творческих начинаниях. Даже те инструменты, которыми будто бы пользовались, выглядели одинокими, едва ли старик доставал их из чемоданчиков чаще нескольких раз в год. Под окошком на противоположной воротам стене стояли ржавые жестяные вёдра, из них на весь гараж разносился запах гнилой рыбы. Тут же к стенке прислонились спиннинги. В часе езды от посёлка пробегала река – быть может, старик иногда ходил туда рыбачить. Ещё не высохшая у основания одного из вёдер вода как раз свидетельствовала о недавнем походе.

Единственными новыми вещами в гараже была газонокосилка, хоть и треснувшая у основания, и большой минивэн Nissan Caravan четвёртого поколения, вычищенный до блеска. Серебристый корпус минивэна на фоне всего остального выглядел неестественно, даже как-то пугающе. Сам гараж вызывал ощущение древней гробницы, прах давно ушедших лет мирно покоился в отведённых под это ложах, и лишь этот блестящий фамильный крест, гордо лежащий на постаменте в центре склепа, наводил на мысль уж если не о древнем проклятии, сохраняющем в целости и сохранности этот артефакт, то по крайней мере о том, что здесь кто-то недавно был.

Майк щёлкнул маленьким фонариком и посветил в окна минивэна. Это была комплектация Long: задние сиденья владельцы демонтировали для увеличения багажного отделения. На первый взгляд всё выглядело обыкновенно и не вызывало никаких подозрений. Майк прислушался – вопли Джима до сих пор выводили из себя всю округу. Терять время было нельзя. О’Брайен подошёл к автомобилю и тут же заметил, что дверь в салон не была до конца закрыта. Рукой в перчатке он подхватил ручку и сдвинул дверь влево. Она легко поддалась.

Майк тут же обратил внимание на странный запах и на удивление холодный воздух внутри салона. В дальней части багажного отделения на полу стояло три продолговатых ящика, лёгкое гудение выдавало в них морозильные камеры. Майк пригнул голову, заскочил внутрь минивэна и осторожно прикрыл за собой дверь. На водительском и пассажирском сиденьях ничего не было, О’Брайен проверил бардачок – тот был пуст. Оставались только морозильные камеры, молча смотревшие на внезапного гостя из темноты салона. В свете фонарика они выглядели зловеще, их неестественная синева наводила на самые неприятные предположения.

Майк, осторожно ступая, подкрался к первой камере и ощупал крышку в поисках замка. Подцепив две защёлки по краям морозилки, он медленно снял крышку и отложил её в сторону. Резкий запах тут же ударил в нос О’Брайену, он поморщился и поправил на лице маску. Среди груды льда лежала добрая сотня замороженных рыбьих туш. Майк терпеть не мог рыбу и понятия не имел, какие из них как называются, но внешне они сильно различались. Осмотрев камеру вдоль и поперёк, О’Брайен накрыл её обратно крышкой.

Из той части гаража, что примыкала к дому, послышались шаги. По шаркающему звуку Майк понял, что они принадлежат старику. Шаги становились всё громче и громче, и вот уже у самой двери раздался противный шум. О’Брайен бросился на пол меж холодильных камер и вытащил из кобуры на поясе Glock 47 на тот случай, если дело примет особенно неприятный оборот. Дверь в гараж распахнулась. Старик, вполголоса проклиная безумного бездомного, спустился по ступенькам и подошёл к минивэну. Послышался звон связки ключей, владелец автомобиля долго искал нужный, но наконец нашёл и отпер водительскую дверь. В салоне было темно, Майк постарался забиться в самый дальний угол, но если бы старик присмотрелся повнимательнее, то тут же бы заметил непрошеного гостя. Луч света из открывшейся двери коснулся одной из морозильных камер и будто бы ехидно смотрел на О’Брайена, прекрасно зная, какую опасность представляет. Старик нагнулся внутрь минивэна и, запустив правую руку под подножный коврик у водительского сиденья, начал ей нервно шарить. Эти несколько мгновений ощущались бесконечными, они всё тянулись и тянулись, дряхлая рука всё металась из стороны в сторону, не находя искомое. Майк задержал дыхание и, приготовив оружие, смотрел на плешивый затылок старика. Наконец рука перестала дёргаться и медленно выплыла из-под коврика. В луче света сверкнула сталь. Дряхлая ладонь сжимала пистолет. Старик выпрямился и резко захлопнул дверь. Вновь послышалось шарканье.

Майк взглянул на оставшиеся две морозильные камеры и подполз к ним. Старик мог в любой момент вернуться, мог он и застрелить Джима, но бросить незаконченную работу, основываясь только на предположении, О’Брайен не имел права. Он нащупал замки на второй морозильной камере и снял крышку. Быстро окинув взором её содержимое, Майк поставил крышку на место и перешёл к последней камере. Снова лёгкий щелчок, снова отъезжающая в сторону белая крышка, снова брошенный в свете фонарика взгляд. В ответ на Майка смотрели сотни тупых мёртвых глаз с чёрными зрачками. Лишь одна пара из них была закрыта. Погружённое по шею в рыбьи туши, лежало посиневшее тело молодого парня с заметными трупными пятнами. На вид ему было лет двадцать пять, не больше, длинные вьющиеся волосы слиплись и закрывали часть лица. Майк отставил крышку в сторону и вновь открыл два предыдущих ящика. Один из них и вправду был полностью заполнен рыбой, на дне второго же обнаружились две отрезанные ноги, должно быть принадлежавшие второму участнику покушения на сенатора, поскольку тело парня в другой морозильной камере было практически целым.

Тишину нарушил раздавшийся с улицы выстрел. Майк резко повернулся, тут же послышался второй. О’Брайен про себя выругался и достал из сумки с инструментами два небольших пакета, в первый из них он положил прядь волос, срезанную с головы мёртвого парня. Получить образец ДНК второго тела было проблематичнее, но поскольку времени было в обрез, Майк решил не церемониться. Он разложил карманный нож, длина которого превышала допустимое законом значение, и в считаные мгновения отрезал палец на одной из ног, лежавших во второй морозильной камере. Послышался третий выстрел. Это радовало – Джим, по крайней мере, пережил первые два.

Майк собрал все свои вещи в сумку, поправил лежавшую в камерах рыбу и накрыл их крышками, выключил фонарик и осторожно пробрался к двери из салона. Шум с улицы прекратился, не слышно было и шагов в доме. О’Брайен выбрался из минивэна, прикрыл за собой дверь и, закинув сумку на плечо, направился к выходу из гаража. До него оставалось всего несколько шагов, когда какая-то неведомая сила заставила Майка обернуться. Загадочный магнетизм тянул его, цеплялся за ноги, не желая отпускать на волю. О’Брайен обернулся, окинул помещение последним взглядом, убеждая себя, что делает это на всякий случай, чтобы точно ничего не упустить. Все вещи по-прежнему лежали на своих местах, словно кольца Сатурна окружая удивительно блестящий автомобиль.

Взгляд проскользнул мимо маленького квадратного окна и резко остановился. Прижавшись к стеклу вплотную, сквозь него на Майка смотрело безумное лицо старухи, замершее в омерзительно смеющейся, почти радостной гримасе. Широко раскрытые глаза грозились выскочить из глазниц и покатиться по земле, они плавно следовали за каждым мельчайшим движением, которое делал О’Брайен, медленно отступавший к открытой двери. Из беззубого рта по стеклу текли ручейки слюны, дряхлые сморщенные пальцы постукивали по нему, то и дело раздавался скрежет о него грязных ногтей. Старуха смеялась, стонала, охала и снова смеялась; казалось, что не было в её жизни момента радостнее. Дребезжание стекла становилось всё громче и громче, вот уже оно превратилось в оглушительный грохот. Старческое лицо было поистине безобразным, почти дьявольским, в искажённой мучительной улыбкой физиономии чувствовалось что-то неземное. Чудилось, что вот-вот эта богомерзкая старуха пройдёт сквозь окно и окажется в гараже, прямо перед Майком, схватит его своей ссохшейся рукой и тогда… О, что тогда… Даже в самом страшном кошмаре не увидеть эту сцену. Какофония скрежета, монотонного стучания достигла своего пика, в ушах О’Брайена начало резко звенеть. Позднее он так и не смог понять, что именно вывело его из транса – быть может, то был тот самый ехидный лучик света, вновь заглянувший в гараж через щель над воротами, быть может, то был чей-то далёкий, приглушённый окрик из прилегающего леса.

Майк резко развернулся и побежал к двери. Раздался пронзительный визг, и старуха, подпрыгивая при каждом движения, побежала от окна ко входу в гараж.

– Ага, милочек, попался! Я тебя вижу! Я тебя ви-и-ижу!

Она скакала, как обезумевший козёл, бросаясь из стороны в сторону.

– Внучок! Куда же ты? Я знаю, кто ты такой! Верни мне украденный палец! Я тебя вижу! Вернись, не то пожалеешь, что родился на этот свет! – вопила старуха, похахатывая между фразами.

Майк в ужасе подбежал к забору и в считаные мгновения перелетел через рабицу, в затылок ему будто дул ледяной ветер – так жутка была эта сумасшедшая старуха. Но стоило О’Брайену приземлиться, как он почувствовал на своей спине касание чьей-то руки. Старуха пропихнула свои пальцы сквозь сетку и мёртвой хваткой вцепилась в его куртку, она держала её так сильно, что могло показаться, будто она и в самом деле была мертва.

– Внучек, внучек, вернись домой, я накормлю тебя рыбьими глазами! – прошептала старуха.

Майк дёрнулся со всей силы – и всё-таки сумел высвободиться. Бросив последний взгляд на безумное лицо своей преследовательницы, он бросился бежать и вскоре скрылся в лесу.

Глава 6

У электромобиля Джима не оказалось. Майк не успел осмотреться, убегая от старухи, а потому понятия не имел, удалось ли бездомному уйти невредимым. О’Брайен подождал несколько минут, после чего всё-таки решил последовать той договорённости, которая у него была со стариком, и, кое-как развернувшись на полянке, направился в город. По дороге обратно мимо Майка пролетело несколько полицейских автомобилей, спешащих на вызов обеспокоенных жителей посёлка.

Когда О’Брайен вернулся домой, было уже поздно. Софи всё так же в одиночестве сидела в своей комнате и на все попытки мужа поговорить отвечала отказом, ссылаясь на усталость. В воздухе уже не витало той напряжённости, что возникла после вечера в резиденции Дэвида Хантера, но при этом смертельно не хватало привычного тепла. Майк чувствовал себя так, будто сидит зябким осенним днём перед большим камином, набитым сухими дровами, готовыми в любой момент ярко вспыхнуть и наполнить комнату сонливой томительной негой, но всё никак не вспыхивает та искра, которой суждено вдохнуть жизнь в эти безмолвные деревянные тела. В каком-то смысле эти последние дни были даже тяжелее тех, которые О’Брайен провёл в больничном саду, ожидая выздоровления жены. Тогда их разделила общая беда, в которой никто из них не был виноват, стоило ей пройти – и казавшаяся большой и страшной расщелина тут же сомкнулась, пожалуй, ещё прочнее скрепив ударом земные плиты. Теперь же природа проблемы главе семьи не была понятна; быть может, проведя несколько десятилетий рыская в потёмках по чужим дворам и заглядывая в чужие окна, он упустил какую-то простую жизненную истину, без которой невозможно раскрыть те секреты, которые касаются его собственного двора и окон.

По телевизору показывали всякую ерунду. Майк пролистал несколько каналов и случайно наткнулся на политическую передачу. Это были то ли какие-то дебаты, то ли свободная дискуссия, но шло это уже, по всей видимости, довольно давно, и суть разговора уловить было трудно. В студии сидело шесть разных политиков, в том числе и Джеймс Тейлор, который на таких передачах был частым гостем. Лишённая напряжения беседа текла вяло, быть может представляя интерес разве что для специалистов и особенно преданных сторонников тех или иных политических деятелей. Скучно было даже интервьюеру, он откинулся на спинку дивана и лениво поворачивал голову из стороны в сторону, лишь изредка односложно комментируя слова гостей, даже не пытаясь направлять дискуссию в какое-то определённое русло.

– Послушайте, но это ведь полный абсурд. Мы говорим даже не о том, чтобы избавиться от ограничений на количество президентских сроков, это уже было бы очень рискованно. Нет, вы предлагаете избавиться вообще от каких-либо лимитов. Это идёт против всего того, что лежало в основании политической системы этой страны на протяжении двух с половиной веков, – сказал Джеймс Тейлор другому гостю, в котором Майк быстро узнал сенатора Уорнера, с которым ему довелось встретиться лично на том самом вечере в особняке.

– Двадцать первая поправка сравнительно нова. Не нужно делать вид, будто это было в нашей конституции с самого начала, – прохрипел Уорнер, который, казалось, в любой момент мог свалиться с небольшого стула прямо на пол студии.

– Хорошо, но давайте вспомним, зачем эта поправка вообще была нужна. Может, потому, что Франклин Рузвельт возомнил себя царём, отсидел четыре срока, побил все рекорды почти четырьмя тысячами указов и умер прямо в кабинете?

– Не в кабинете.

– Не суть, вы поняли, о чём я говорю.

– Да, конечно. Но даже в случае с Рузвельтом нет никаких оснований утверждать, что он возомнил себя царём или ещё что-то в этом роде. Он честно выиграл выборы четыре раза. Что в этом такого? Мне казалось, что мы все, вне зависимости от партийной принадлежности, уважаем институт выборов.

– Давайте без этих дешёвых приёмов. Тот период турбулентности, который мы наблюдаем в политической жизни страны на протяжении уже, не знаю, лет тридцати как минимум, – это прямой результат именно тех действий, которые последовательно и вполне осознанно выполнялись сначала во время администрации Вудро Вильсона, потом уже и при Рузвельте, и Линдоне Джонсоне. Весь план прогрессивного движения как раз и заключался в том, чтобы максимально сконцентрировать власть в исполнительной ветви, создать кошмарного масштаба болото из авторитарной бюрократии, которую никто не выбирал. И сейчас вы просто предлагаете взять и развязать руки всем этим политическим маньякам.

– Нет, ничего такого я как раз не предлагаю. Наоборот, я утверждаю, что после того, как мы автоматизируем подавляющее большинство министерств, заменим их на то, что в пояснительной записке к проекту реформ называется «валидационными ядрами», то ни у кого не будет возможности напрямую или опосредованно влиять на принимаемые решения на этом уровне власти. Именно то, о чём вы так беспокоитесь, попросту будет невозможно осуществить.

«Он же ещё пару месяцев назад был против этого всего», – подумал про себя Майк и выключил телевизор, чувствуя, что начинает засыпать.

Поужинав в одиночестве, Майк вышел в сад прогуляться перед сном. В вечернем полумраке бегущие по газонам кабели охранных систем, которые рабочие бросили где попало, выглядели зловеще, словно весь дом и прилежащая к нему земля пошли трещинами и вот-вот всё это, вместе с четой О’Брайенов, рухнет в адскую бездну. Майк проверил почтовый ящик, после чего попытался подрезать разросшиеся с особой наглостью кусты у ворот, но бросил эту затею через несколько минут, когда понял, что садовые ножницы безнадёжно затупились. О’Брайен отчаянно искал себе занятие – так сильно ему не хотелось возвращаться в общую спальню, превратившуюся в последние дни в его личную.

Дул лёгкий ветерок, по безоблачному небу раскатился яркий ковёр из драгоценных камней, невидимыми нитями сплетающихся в изящные ожерелья. По дороге мимо изредка проносились автомобили и грузовики с ярко светящимися фарами, в остальном же О’Брайен был предоставлен самому себе. Соседей у Майка с Софи не было: купленный в подарок Джеймсом Тейлором участок стоял в гордом одиночестве на краю промзоны, переходящей в лесопарк. Ближайшие дома находились в десяти минутах ходьбы, за почти пятнадцать лет жизни в этом месте О’Брайены встречались с их владельцами всего несколько раз.

Майк, переступая через провода, дошёл до самой дальней беседки, сидя в которой достаточно было вытянуть руку, чтобы прикоснуться к лесу, – здесь деревья росли впритык к забору. Скамейки занесло жухлыми листьями и сломанными ветками, О’Брайен расчистил себе место и сел лицом к дому. В одном окне горел свет, – Софи до самой ночи что-то читала, Майк понял это по пропаже десятка книг из библиотеки. Кабеля сползали с крыши по стене дома, вновь и вновь возбуждая в воображении образы утаскиваемого кракеном ко дну корабля. Майк задумался о том, что нужно сделать, чтобы его семья сумела остаться на плаву. За все те годы, что он работал на сенатора, он привык к грубым решениям, которые были применимы только к тем, кто мешал успеху общего дела, а потому, когда ситуация располагала к другому подходу, терялся.

Лес шумел, ветки деревьев ласково скреблись о деревянную крышу беседки, и под успокаивающий шелест листьев Майк начал засыпать. Веки с каждым мгновением становились всё тяжелее и тяжелее, мир снов уже извещал о своём приближении перезвоном сотни крохотных колокольчиков, тело обмякло и всё глубже и глубже погружалось в вязкую темноту. Внезапно в сознании О’Брайена вновь возникла физиономия сумасшедшей старухи, она смотрела на него сквозь окно в спальне Софи, всё так же противно постукивая своими грязными пальцами по стеклу и гадко посмеиваясь. Майк тут же очнулся и от резкого рывка чуть не упал со скамейки. Он взглянул на часы – прошёл почти час. Ветер усилился и стало зябко. Софи легла спать, и погружённый во тьму дом лениво ждал главу семьи, то и дело зевая полуоткрытой входной дверью. Майк бросил последний взгляд на ночное небо и, убедившись, что все звёзды находятся на своих положенных местах, быстрым шагом направился к дому.

Утром следующего дня О’Брайен проснулся с дикой болью в горле, которая скорее раздражала фактом своего возникновения, чем причиняла серьёзный дискомфорт. Он было подумал остаться дома и отдохнуть, но тут же вспомнил про то, что в рабочей сумке у него лежит разлагающийся палец, о котором он совершенно забыл. Выпив горячего кофе и кое-как восстановив способность разговаривать, Майк сел в электромобиль и отправился в город, чтобы встретиться со своим знакомым из полицейского управления, который мог помочь с идентификацией останков. Встретиться с ним было проблематично: он очень много времени проводил на работе и избегал встреч в людных местах. Несмотря на то что О’Брайен не был публичным лицом, некоторые журналисты знали о его причастности к не самым чистым схемам Джеймса Тейлора и могли выставить полицейское управление в невыгодном свете.

Майк написал своему знакомому с временного аккаунта и назначил встречу во вьетнамском кафе на три столика; им владела пара престарелых иммигрантов, которым сенатор как-то помог с документами. С тех пор прошло лет десять, но они всё ещё с огромной благодарностью относились к этому поступку, который в то время стоил Джеймсу, пожалуй, всего нескольких телефонных звонков. Владельцы кафе не задавали лишних вопросов и всегда были готовы закрыть ненадолго заведение, чтобы О’Брайен мог с кем-нибудь поговорить наедине. Бояться было нечего, тем более что старики так и не научились хорошо говорить по-английски.

Когда Майк добрался до кафе, у дверей уже стоял мужчина в форме, нетерпеливо поглядывающий по сторонам. О’Брайену было немного неудобно, что он так бессовестно тратит обеденный перерыв своего товарища, но интересы общего дела шли первее вежливости и норм приличия. Майк припарковал электромобиль и подбежал к дверям кафе.

– Пунктуальность – это проклятие. Мне кажется, что все окружающие меня намеренно пытают, – пожаловался полицейский. – Ты опоздал на пятнадцать минут.

– Пробки, – отмахнулся Майк. – Давай зайдём внутрь.

– Это просто неуважительно. Да и какие пробки в середине дня?

– Все едут куда-то, на обед, наверное. Голод – это не шутка.

– Разумеется, но если дело доходит до меня, то никакой проблемы нет.

– Не кипятись, – весело ответил Майк и повернулся к старому вьетнамцу за стойкой. – Один хотпот, как обычно, без остроты. Мы ненадолго.

– Ты же знаешь, что я это дерьмо плохо перевариваю.

– По крайней мере, будет что переваривать. Спокойно, я тебя давно ни о чём не просил.

– Что это вчера было? Директор Паулер – национальный герой?

– Не я эти речи пишу. Какой-то придурок в розовой водолазочке.

– Паулер был мерзавцем, жадным до денег. Когда я узнал, что его впечатали в стену бульдозером, то с сердца как камень упал. Надеюсь, что эта свинья крутится в аду на вертеле.

– Все эти политические речи – просто ушат с дерьмом. Не обращай внимания. Не для тебя пишется.

– Если Тейлор выступает за людей вроде Паулера, то я десять раз проголосую за тех, кто его хотел взорвать. Половину департамента можно смело вешать на ближайшем строительном кране.

– Эй, мы с женой там тоже пострадали, – одёрнул знакомого Майк.

– Я знаю, – отмахнулся полицейский. – Ты прекрасно понимаешь, что я не про тебя и совсем не всерьёз.

К столу подошёл старый вьетнамец и осторожно поставил кастрюлю с бульоном в специальное отверстие. Стоявшая за его спиной жена выложила перед мужчинами тарелки с ингредиентами. Майк благодарно улыбнулся и, схватив палочки, выудил из керамического блюдца кусок говядины. Полицейский последовал примеру товарища.

– О чём ты хотел поговорить? Я не могу тут целый день сидеть.

– Мы ещё не начали есть, а ты уже угрожаешь уйти. Что с тобой сегодня?

– А, – махнул рукой полицейский, – это всё работа. Сведёт меня в могилу.

– Ты же хотел бросать, разве нет?

– Может, в следующем году, не знаю, – лениво ответил товарищ Майка, доставая из кастрюли мясо. – И всё-таки, чего ты от меня хочешь? Я знаю, что ты просто так не приезжаешь.

– А, да, совсем забыл, – сказал О’Брайен, вытащил из сумки пакетик с влажной от растаявшего льда прядью волос и такой же по размеру пакет с отрезанным пальцем и протянул их полицейскому.

– Какого чёрта?! – поперхнувшись, вскричал товарищ Майка, изо рта у него потёк бульон. – Ты совсем рехнулся? Я ем!

– Ой, Кельвин, ты будто в первый раз такое видишь.

– Он весь сгнил к чёртовой матери. Где ты это достал?

– Должен признаться, палец на пересадку не годится, но мне и не надо. Я хочу, чтобы ты пробил всё это по базам ДНК.

– Одних волос было бы достаточно, – ответил Кельвин, вытирая рот салфеткой.

– Нет, это разные люди.

– Замечательно, даже спрашивать не буду, почему ты именно так отобрал образцы. Давай их сюда, – недовольно сказал полицейский.

– Приобщи их там к какому-нибудь гиблому делу, вот это всё. Тебе не впервой.

Кельвин мрачно вздохнул и убрал пакетики к себе в рабочую сумку.

– Не беспокойся, с нашей стороны там никакого криминала. Это всё как раз по поводу того покушения. Но тебе должно быть всё равно.