Дворец Америго

На пороге дома О’Брайенов встретил приятной наружности молодой человек в смокинге. Мужчина сверил список гостей с предъявленными приглашениями и, слегка поклонившись, пожелал супругам приятного отдыха.

Бальный зал располагался на втором этаже. О’Брайены оставили верхнюю одежду в гардеробе и поднялись по покрытой красным ковром мраморной лестнице, осматриваясь по сторонам, Софи – пытаясь найти знакомых, Майк – пытаясь предупредить какое-нибудь несчастье, которого он теперь ожидал почти бессознательно. На площадке перед двойными деревянными дверьми, ведущими в бальный зал, стояла троица весёлых девушек. Майку показалось, что он уже видел их на одном из недавних вечеров, но не был уверен, на каком именно. Софи, заметив промедление мужа, дёрнула его за руку и потянула за собой сквозь открытую дверь

О’Брайены сделали всего пару шагов из полумрака будничного вечера и вдруг оказались посреди зачарованного леса, освещённого миллионами солнц. Под потолком висела хрустальная люстра с бесчисленным множеством искусственных свечей, аккуратно расставленных на каждом ярусе. На стенах, обитых шёлковыми обоями, на уровне балкона, с которого раздавался изумительный вальс в исполнении живого оркестра, висели в золотых рамках зеркала. Из нижней их части выступали небольшие платформы, на которые установили яркие светильники. Всё пространство зала терялось в глубине зеркал, оно, отражаясь в этих волшебных овалах, преображалось, многократно расширялось и на лету меняло свои очертания, стоило измениться углу, под которым на кристально чистую поверхность отражающего озера падал взгляд.

Калейдоскоп из розовых, светло-голубых, янтарных и зелёных тканей, еле слышно шурша, без устали двигался по залу из стороны в сторону, меняя комбинации и переставляя тонкие ноги в заученной последовательности. Толпа будто превратилась в единый организм, каждый член которого действует в строгом порядке, с идеальной точностью. Взмахи рук, вращения, полушажки и реверансы вплетались в мелодию, спадающую на гостей с балкона со всё нарастающей силой, словно бурный поток водопада в диких лесах Амазонки. Послышался лёгкий перебор струн арфы, тонких, как нить, сшивающая это изящное безумие воедино. Майк протянул руку Софи, и, позабыв о работе, супруги присоединились к многоцветному пламени, поглотившему бальный зал.

Упоительное самозабвение прервал внезапный шум. Майк вздрогнул и резко прижал Софи к себе. Оглянувшись по сторонам, он тут же почувствовал себя неловко. Гости хлопали в ладоши в благодарность оркестру. Софи с удивлением посмотрела на встревоженного мужа. Майк натужно улыбнулся и, вспомнив про поручение сенатора, начал выискивать Дэвида Хантера. В дальней части зала, в окружении членов семьи, в красном кресле с высокой спинкой сидела Кристина. Её отца видно не было. Запела скрипка, подолы платьев снова закружились, и зал с удовольствием потонул в красочном буйстве.

Майк осторожно, стараясь не задеть танцующие пары, пробрался к стене зала и ещё раз осмотрелся, но, сколь бы он ни вглядывался, Дэвида Хантера нигде не было видно. На несколько мгновений О’Брайену чудилось в толпе знакомое лицо, но оно тут же превращалось в профиль какого-то другого мужчины.

– Позвольте вас проводить, – неразборчиво послышалось сбоку.

Майк повернулся и увидел странную фигуру в бауте, длинном чёрном цендале из шёлка и слегка сдвинутой набок трикорно с золотым ободком. Складки плаща колыхались словно сами по себе, мешая понять, где начинается тщательно скрываемая теплота тела, заменяя биение сердца трепетом цветка граната на груди. Фигура поманила к себе Майка и лёгкими шажками направилась к небольшой двери под балконом с оркестром. Казалось, что незнакомец проходит сквозь гостей, он не обращал никакого внимания на происходящее вокруг и продолжал двигаться, не сбавляя скорости, не боясь кого-нибудь задеть. Майк еле поспевал за ним и то и дело влетал локтями в бок очередной запыхавшейся девице.

Чёрная фигура на мгновение задержалась у двери, дожидаясь О’Брайена. Как только он подошёл достаточно близко, незнакомец распахнул узкую деревянную дверцу и юрко проскользнул внутрь тёмного коридора. Майк тут же последовал этому примеру. Дверь неслышно закрылась сама по себе. О’Брайен хотел было включить фонарик на телефоне, но внезапно дальше по коридору, в темноте, загорелся маленький танцующий огонёк пламени. Он тут же начал удаляться, то ныряя вниз, то всплывая обратно кверху. Майк осторожными шагами последовал за ним. Коридор оказался не очень длинным, уже очень скоро О’Брайен упёрся в стену и был вынужден свернуть влево, на крохотную винтовую лестницу, и, стараясь не свернуть себе шею, ступать по узким каменным ступеням. Он насчитал почти пятьдесят ступеней, прежде чем оказался перед ещё одной дверью. Она была приоткрыта, и из-за неё на лестничную площадку падал маленький трепыхающийся луч света. Майк дёрнул за грубое тяжёлое кольцо, служившее ручкой, и потянул на себя массивную дубовую дверь. Та поддалась не сразу: дерево рассохлось и большим трудом было сдвинуть её с места.

За дверью находился большой кабинет, переходивший в библиотеку. Под потолком висела люстра в форме плотного чугунного обруча, в неё были вставлены настоящие свечи, исходивший от них свет то и дело колыхался, устраивая на стенах кабинета настоящее представление театра теней. В самом центре помещения, рядом с высоким коричневатым глобусом, стоял массивный письменный стол с изящными резными украшениями по краям столешницы. Незнакомец сидел на нём, закинув одну ногу на другую. Один рукав камзола задёрнулся чуть выше обычного, из-под него виднелись дорогие старинные часы, особенно живо сверкающие мелкими бриллиантами в свете непоседливого свечного пламени. Глаза под баутой пристально смотрели на растерянного Майка. Молчание длилось всего несколько мгновений, но каждое из них казалось вечностью.

– Ах, простите мне этот маскарад, – послышалось из-под маски.

– Непросто же вас найти, – заметил Майк, спокойно выдохнув.

– Эта баута – с венецианского карнавала 1913 года. Можете себе представить, сколько всего она повидала? Мне её подарил один хороший друг.

– К чему такая скрытность? Не любите гостей?

– Отчего же не люблю? Люблю. Libiamo, libiamo ne’lieti calici che la bellezza infiora. Но мне неприятна суета. Да и, знаете ли, в вашем возрасте все кругом пытаются залезть к вам в штаны. Ко мне тоже, но за кошельком, это утомляет. Жена ваша, кстати, очень прелестна, прошу передать моё удовольствие видеть её среди этих неугомонных клуш. С вами же, я полагаю, мы ещё не имели счастья встречаться раньше, верно? – Дэвид Хантер ловко соскочил со стола и, подойдя к Майку, энергично пожал ему руку.

– Рад знакомству, мне о вас много рассказывали.

– Надеюсь, что только хорошее, – сказал старик и снова засмеялся. – Да, только хорошее. Плохому не верьте. Всё правда, но вы всё равно не верьте.

– Не беспокойтесь, господин Хантер, мне ваши грехи совершенно не интересны, – ответил Майк.

– Это правильно, да. Всё это, – старик обвёл руками вокруг комнаты, – это такая ерунда. Я здесь почти не бываю.

– Приехали ради праздника?

– Чего не сделаешь ради ребёнка! У вас есть дети?

– Нет.

– Может, правильно. Мамаша, царствие ей небесное, оставила всё это на меня. Сорок четыре года, какой ужас. Может, хоть в этот раз получится дурочку выдать замуж. Ах, моя милая, милая Турандот!

Майк промолчал. Дэвид Хантер будто бы разговаривал сам с собой, он внимательно смотрел на глобус, пытаясь что-то на нём отыскать.

– Вы только ей об этом не говорите, – вдруг очень серьёзно сказал старик, повернувшись к Майку. – Надеюсь, что конспиративность – это негласная данность нашего… сотрудничества.

– Безусловно.

– А то ведь я и казематы с пыточной в подвале тоже отгрохал, – сказал Дэвид и снова расхохотался.

– Сенатор настаивал на нашей встрече, но я не посвящён в детали грядущего разговора.

– Ах, работа… Сказать честно, я надеялся, что вы повремените с этой гадостью. Но, увы, долг зовёт. В последний раз я боксировал с другими компаниями на рынке года четыре назад. Знаете, в моём возрасте заниматься честной рыночной конкуренцией – это чересчур.

– А Джеймс Джойс?

– Провёл последние двадцать лет в пивной. «Джойс и Хантер» не превращаются в «Хантер» только потому, что он держит безумную долю акций. Но думаю, что процесс их передачи барменам уже запущен. Так или иначе, нам нужны все эти государственные контракты. Никакого мошенничества, мы делаем хорошую работу. И продолжим её делать, если ребят вроде Тейлора не поубивают.

– Я как раз по этому поводу. Я бы с удовольствием решил эту… проблему.

– Решительность – это похвально, – сказал старик и поправил бороду, смятую баутой. – Боюсь, однако, что у меня нет для вас пока никакой полезной информации. Но я знаю, как её можно добыть.

– Этого будет достаточно.

– Не обещаю, но сделаю всё возможное. Вам придётся познакомиться с одним из моих подчинённых. И, скорее всего, с его товарищами. Они специалисты по такого рода делам, в каком-то смысле. Это довольно сложно объяснить.

– Они где-то здесь?

– Ну знаете, – Дэвид опять расхохотался. – Но мысль правильная, я должен как-нибудь их сюда пригласить, пусть и шутки ради.

– Как мне тогда с ними связаться? Я бы хотел приступить как можно скорее.

– Они выйдут на контакт самостоятельно, но я передам ваши пожелания, – ответил Дэвид после небольшого промедления. – Однако имейте в виду, что вам придётся смириться с определёнными особенностями. Надеюсь, что это не причинит вам больших неудобств.

– Поверьте, я на своём веку много чего повидал, – с улыбкой ответил Майк.

– Вот и славно, мы обо всём договорились. Не желаете ли присоединиться к танцующим? Если нет, то я выведу вас на улицу через другой проход.

– Я бы не хотел уходить без Софи. Если позволите, то я бы задержался, если ей приятно проводить здесь время.

– Безусловно. Не имею права вас торопить.

Дэвид Хантер подошёл к столу, открыл один из верхних ящиков и извлёк из него крошечную бонбоньерку ванильного цвета.

– Это для вашей жены. Мне бы хотелось предложить что-то большее, но боюсь показаться навязчивым.

– О, не стоило, – смутился Майк. – Вы и так нам помогаете.

– Не поймите меня неправильно, но я очень, – старик сделал акцент на последнем слове, – заинтересован в том, чтобы Джеймс Тейлор был жив. Поэтому я ожидаю от вас многого.

Майк понимающе кивнул, спрятал подарок в карман пиджака и, слегка поклонившись, вышел из кабинета обратно в мрачный коридор. По пути назад О’Брайен заметил, что звуки бальной суеты не доносятся до этой части дома; лишь на подходе к двери, ведущей в зал, послышались отзвуки играющей музыки.

Софи нигде не было видно: затеряться в такой толпе не стоило большого труда, особенно для невысокой женщины. Новый танец только начался, Майк отошёл в сторонку.

– Что же это вы один? Вам не весело? – спросила О’Брайена стоящая неподалёку девушка.

– Вам, должно быть, тоже.

– Я не одна, – не согласилась девушка. – Мой мужчина где-то здесь неподалёку. Они тут все друг с другом, оказывается, знакомы. Можете себе представить?

– Это вы ещё не знаете о том, что всех их телефонные книжки в бумажном виде.

– Почему?

– Поверьте, лучше вам об этом не спрашивать, – усмехнулся Майк.

– Майк, общаешься с молодёжью? – спросил подошедший к О’Брайену мужчина. – Анжелика, золотце, подожди меня у скамеек, я сейчас приду.

– Роберт, рад встрече. Ты не видел мою жену?

– Софи? Она разговаривает с моей сестрой, – сказал Роберт Штейнер и указал на укромный уголок зала, скрытый от любопытных глаз плотным рядом пальм и папоротников, высаженных в высоких горшках.

Галина Штейнер была на несколько лет старше Софи, они познакомились на благотворительном вечере лет десять назад и после этого часто пересекались на похожих мероприятиях. Майк недолюбливал подругу жены, но не подавал вида. Женщины заняли маленькую лавочку и о чём-то разговаривали. Когда О’Брайен подошёл к ним, Галина встала, чтобы пожать ему руку.

– Я так и знала, что вы придёте. Вчера на таро мне вышла тройка кубков, – с широкой улыбкой сказала Галина. – Софи тебя потеряла.

– Мне нужно было на пару минут отойти, – спокойно ответил Майк и кивнул Софи головой, давая понять, что дальше спрашивать про это не стоит.

– Вы бы знали, как я беспокоилась за моё солнышко, когда узнала, что случилось. Но вы… вы сильные, вы всё выдержали. Я очень вами горжусь. Приходите к нам как-нибудь на чай.

– Обязательно, – поддержала подругу Софи, вставая со скамейки.

– И всё же ты отлично выглядишь, будто ничего и не было, – сказала Галина, взяв подругу за руки. – Только маленький шрам на подбородке, но это ведь ничего. Его почти не видно!

– Разве? – удивлённо спросила Софи и попыталась нащупать пальцами упомянутый шрам.

– Даже не бери в голову, зря я это сказала, – ответила Галина и смутилась. – Лучше пойдёмте танцевать.

Майк взглянул на жену, которая будто замерла, не отрывая пальцев от лица. Она тупо смотрела перед собой, слегка опустив голову. Галина Штейнер вопросительно посмотрела на О’Брайена, пытаясь понять, не сказала ли она чего оскорбительного, но Майк и сам не понял резкой смены настроения Софи.

– Прости, но мы собирались домой, – вдруг сказала Софи Галине. – Потанцуем в следующий раз. Дома столько дел.

– Ничего страшного, всего хорошего. Была рада встретиться, – ответила Галина и скрылась за широкими листьями пальм.

Майк не стал ничего спрашивать, он вывел жену к выходу из зала, забрал вещи в гардеробе и вызвал электромобиль со стоянки. Через несколько минут О’Брайены уже неслись в нём обратно домой по ярко освещённой дороге.

– От Дэвида Хантера, – сказал Майк и протянул жене бонбоньерку.

Софи молча взяла коробочку в руки и развязала ленточки шоколадного цвета. Внутри лежало несколько конфет ручной работы. Они пришлись как нельзя кстати и, пускай и ненадолго, сумели слегка поднять настроение Софи. Майк хотел было что-то ей сказать, но она жестом прервала его, дав понять, что не хочет разговаривать.

По возвращении домой Софи взбежала по лестнице в свою комнату, в которой она иногда ночевала, когда Майк бывал в отъезде, и заперла за собой дверь. Поначалу О’Брайен не решался беспокоить жену, но когда прошло уже больше часа, а Софи всё не выходила, он всё-таки настойчиво постучался к ней в спальню. Ответа не последовало, даже после того, как Майк громко позвал жену. Все двери в доме запирались, ключа к отдельной спальне Софи у О’Брайена при себе не было. Запасные дубликаты хранились в гараже. Майк, опасаясь худшего, пулей метнулся вниз по лестнице и в противоположную часть дома, к которой прилегал гараж. Спутанные связки ключей валялись в одном из ящиков шкафа с инструментами, О’Брайен вытащил широкое кольцо с несколькими десятками дубликатов и побежал обратно к комнате Софи. Он перебирал один ключ за другим, но никак не мог найти подходящий. В связке оставалось всего два ключа, когда наконец послышался столь желанный щелчок.

Майк резко распахнул дверь и вбежал в комнату. Свет был выключен. На аккуратно заправленной кровати лежала верхняя одежда Софи, но её самой в спальне не было. Майк в несколько широких прыжков преодолел комнату и оказался у приоткрытой двери в ванную. Заплаканная Софи сидела на стуле перед зеркалом и стеклянным взглядом смотрела на отражение своего раскрасневшегося лица. Заметив появившегося за её спиной мужа, она вытерла носовым платком ещё влажные глаза и попыталась поправить причёску.

– Мне сказали, что всё заживёт бесследно, – тихо сказала Софи.

– Ну подумаешь, какой-то шрамик остался. Совсем незаметно, – с облегчением ответил Майк.

– Заметно, – отрезала жена.

– Может, нужно ещё время. Кожа ведь не заживает мгновенно.

– Прошёл почти месяц.

– Это очень мало.

– И сколько я ещё должна мазаться консилером? Неделю? Ещё месяц? До конца жизни? – рассерженно спросила Софи, повысив голос.

Майк вошёл в ванную и приобнял жену сзади. Она оттолкнула его руки и встала со стула.

– Ты мне нравишься любой. Поверь, я лично даже сейчас никаких шрамов не вижу.

Софи не ответила.

– Не пугай меня больше так, – сказал Майк. – Давай съездим куда-нибудь поужинаем.

– Куда я в таком виде поеду? Оставь меня, я не голодна. И второй ключ мне отдай.

Майк снял со связки дубликат и протянул его жене. Софи схватила ключ и швырнула его в унитаз.

– Я тебя прошу, не загоняйся по поводу ерунды. По сравнению с тем, что могло произойти, маленький шрам – лишь напоминание о том, как сильно нам повезло.

– Смотрю, что ты по этому поводу вообще не беспокоишься, – язвительно произнесла Софи.

– Мне не всё равно. Но с некоторыми вещами приходится смириться. По сравнению со многими из них, это – полная ерунда.

– Оставь меня в покое, – тихо сказала Софи.

Майк понимающе кивнул и, закрыв за собой дверь в ванную, вышел из спальни. В доме внезапно стало очень одиноко. Везде был выключен свет. Блуждая по тёмным коридорам, Майк вспомнил свои вечерние прогулки в старшей школе, когда в его жизни ещё никого не было. Он бы ни за что не вернулся в те дни, но без них он бы никогда не сумел по-настоящему понять, как важен для него тот человек, без которого этот дом превращался в склеп.

Софи к ужину не спустилась, Майк был вынужден есть в одиночестве. Остатки пастушьего пирога с обеда казались чёрствыми и безвкусными.

Глава 4

Не спустилась Софи и к завтраку, лишь вечером она вышла из своей комнаты, чтобы взять из холодильника на кухне контейнер с замороженными фруктами. Майк попытался поговорить с женой, но на все вопросы она отвечала односложно, хоть и без явного раздражения. Так прошло несколько дней. Пускай Дэвид Хантер и обещал не тянуть со знакомством своих помощников с Майком, ни телефонных звонков, ни писем О’Брайен не получил. Он было начал волноваться, но решил подождать ещё немного, прежде чем снова беспокоить союзника Джеймса Тейлора. Сенатор, в свою очередь, готовился к масштабному митингу, на котором планировал чётко обрисовать свою позицию по самой громкой политической реформе, медленно надвигающейся на американское общество.

Митинг пришёлся на субботу, он проводился в парке неподалёку от здания городской администрации. Весь парк был оцеплен полицией, ещё добрая полусотня охранников следила за порядком внутри периметра. Майк приехал чуть заранее. Для электромобиля нашлось место на служебной стоянке, зарезервированной для сотрудников сенатора. Майк показал охраннику изрядно помятое по краям удостоверение и, оставив машину в надёжных руках, направился в парк. Толпа уже собиралась, тут и там виднелись плакаты, сколоченные из досок знаки, надувные шары с плохо читаемыми из-за складок слоганами. Провокаций служба безопасности не ожидала, но с каждой минутой всё сильнее казалось, что это суждение было ошибочным. Позиция сенатора Тейлора была в каком-то смысле оппозиционной и шла наперекор всему тому, в чём мейнстримные медиа пытались убедить своих слушателей и читателей последние несколько лет. Вместе с тем поддержка среди определённых слоёв населения только росла, и росла тем сильнее, чем ближе на календаре становился день голосования за поправки в конституцию.

Большинство слоганов Майк уже видел много раз и по совершенно другим поводам. Кто-то требовал осушить болото государственных структур, кто-то выступал за сохранение идей отцов-основателей, кто-то мечтал сбросить маски с тех, кто стоит за всеми политическими процессами, иные же, в свете возможной реформы, хотели эти маски надеть. Охранники уже тащили к выходу разъярённую девушку с взлохмаченными волосами, крики тонули в одобрительном гуле и свисте толпы. Неподалёку от сцены расположились камеры нескольких телеканалов, в том числе и тех, которые позволяли себе открыто поливать сенатора грязью. Майк взглянул на часы: до начала митинга оставалось ещё пятнадцать минут. Джеймс Тейлор часто опаздывал, поэтому мероприятие могло начаться и позже, что только играло на руку О’Брайену. Он направился к дальней части парка, в которой на площадке для скейтинга прохлаждалась группа подростков. С одним из них Майк был знаком.

Молодой парень в чёрной толстовке и рваных джинсах сидел на скамейке, покатывая взад-вперёд ногой скейтборд с ярко-зелёным принтом. Майк подождал, пока остальные подростки окажутся на небольшом отдалении, и присел рядом со своим знакомым.

– Скоро они там закончат? Отсюда головы не высунешь, – пожаловался парень.

– Ещё даже не началось. Мешают кататься?

– Не то слово.

– Как учёба?

– Вылетел ещё зимой. Слушайте, мистер О’Брайен, если вы хотите, чтобы я на кого-то наехал, то сразу так и скажите.

– Сколько? – спросил Майк с улыбкой.

– Две сотни.

– Четвёртый канал. Там такая дурочка с короткой причёской стоит, ты её сразу увидишь, – сказал Майк, протягивая подростку деньги.

Подросток затянул штаны, вскочил на скейтборд и покатился по парковой дорожке в направлении начинающегося митинга. Майк осмотрелся по сторонам и пошёл следом. Когда О’Брайен вернулся к сцене, оператор четвёртого канала уже уносил прочь разбитую в хлам камеру. Неподалёку, под присмотром истеричной журналистки, полицейский оформлял протокол на подростка, постаравшегося изобразить столкновение настолько непреднамеренным, насколько это было возможно. Майк помахал рукой полицейскому, тот понимающе кивнул и что-то сказал женщине. Та закатила глаза и бросилась спорить, но в детали О’Брайен погружаться не стал и просто направился к зарезервированному для него месту около сцены.

Послышались аплодисменты, смешанные с неразборчивыми криками, доносящимися из дальней части толпы. Джеймс Тейлор поднялся на сцену, подошёл к трибуне и положил на неё несколько листов бумаги. Он осмотрел собравшуюся толпу, помахал рукой и поправил галстук. Плакаты и деревянные знаки начали ещё сильнее метаться из стороны в сторону, вопли протестующих стали ещё громче. Полицейские нервно переглянулись между собой, ожидая начала потасовки.

– Потрясающе, такая толпа, – с энтузиазмом начал Джеймс Тейлор. – И после этого нам смеют заявлять, что мы – всего лишь пережиток прошлого. Я рад всех вас видеть, слышать ваши голоса, и, уж поверьте, я их слышу. Особенно те, что раздаются издали. Скажу честно, ожидал от протестующих большей изобретательности. Плакаты не впечатляют, извините. Давайте начистоту, они полное дерьмо. Парочку из них я видел ещё на прошлом митинге. Если вы выступаете за перемены, то могли бы хоть новый знак сколотить.

Протестующие закричали ещё громче, кто-то поджёг портрет сенатора и начал им размахивать над головой. Полицейские бросились в толпу, вытащили из неё поджигателя и повалили на землю. Окружающие тут же напрыгнули на полицейских, пытаясь отбить своего товарища.

– Друзья, – спокойно продолжил Джеймс Тейлор, – мы вновь и вновь видим, как наши политические оппоненты пытаются помешать нам говорить о самом важном. Они перекрывают дороги, кричат, размахивают оскорбительными плакатами и угрожают тем, кто имеет храбрость не согласиться с их ложью. Мы видим это и сейчас. Несколько недель назад на меня и многих моих друзей, которые с такой же дерзостью, что и я, борются за ваши свободы, было совершено покушение. Посыл ясен всем – прочь с дороги. Но я не отойду, не сдамся. Ради вас и ради всех тех, кто пострадал в тот день, я буду стоять до конца. Анонимные угрозы, нападения, даже убийства – всё это классический почерк тех, кто жаждет испить из чаши власти любой ценой. Все мы помним, как несколько лет назад наше общество потрясло жестокое убийство директора полицейского управления Паулера, которое до сих пор не раскрыто. Он был одним из тех, кто жил ради защиты настоящих ценностей этой страны, и погиб при исполнении своего гражданского долга. Я буду стоять до конца и ради директора Паулера.

Сторонники сенатора замахали флажками и захлопали в ладоши, тем временем драка с полицейскими разгоралась всё сильнее, и дело могло принять неприятный оборот.

– Но я прошу нашу уважаемую полицию не трогать протестующих. Да, они пытаются идти нам наперекор, но виной этому то заблуждение, в которое их ввели прячущиеся за их спинами бесчестные люди, жаждущие уничтожить базовые принципы, на которых создавалась эта страна. Нас часто упрекают в нежелании слышать другую сторону дискуссии, нам предъявляют самые грязные обвинения. Но разве стали бы мы проводить эти выступления столь открыто и явно, если бы избегали участия в них наших политических оппонентов? Поверьте, большинство из тех, кто устраивает такого рода беспорядки на наших встречах, уже давно записаны в полицейских базах. Если бы мы захотели, то этих людей бы просто не впустили в парк. Но я не только не против того, чтобы пустить их сюда. Я хочу, чтобы они приходили. В каком-то смысле я хочу этого больше, чем я хочу, чтобы это сделали вы, мои дорогие друзья. Не обижайтесь, но мы с вами уже во всём согласны. Я рад получить вашу поддержку, но если мы хотим победить, если мы хотим добиться желаемого, то нужно убеждать в нашей правоте и людей вроде тех, кто сейчас кричит и машет плакатами позади вас.