Дворец Америго

– Не беспокойся по поводу денег, – успокоила ребёнка Софи. – Всякое бывает. Часто здесь бываешь?

– Каждую среду. А по четвергам у нас танцы. В прошлом месяце мы даже ездили на соревнования. Я заняла пятое место, и мама купила мне самокат.

– Ничего себе!

– Но я его дома оставила. Он весь такой зелёный.

– Повезло тебе. Хочешь ещё мороженого?

– А можно? – с удивлением спросила девочка.

– А почему нет? Летом можно ничего другого и не есть, – весело ответила Софи и попросила официанта принести ещё две креманки – одну себе и одну девочке.

– Большое спасибо. А как вас зовут? Меня Элиза.

– Очень приятно, а меня Софи. Давай будем друзьями, – сказала жена Майка и протянула девочке ладонь.

– Вы где-то поранились? – заботливо спросила девочка.

– Вроде того. Но уже всё хорошо. Тут замечательные врачи.

– А мне они не нравятся, – со вздохом ответил ребёнок. – Мама всё время с ними ругается.

– Почему?

– Говорит, что они ей всю жизнь испортили.

– Вот как. Ну, раз вы продолжаете сюда ходить, то, должно быть, они пытаются исправить ситуацию.

– Наверное, – пожав плечами, ответила девочка. – Но я лучше бы оставалась дома.

– Может, твоя мама боится одна сюда ходить. Вот и берёт тебя с собой.

– Но здесь очень скучно, а в детскую комнату я ходить не хочу. Там только маленькие играют.

– А ты не маленькая? – с усмешкой спросила Софи.

– Нет. Мне скоро будет восемь.

– Да, в октябре.

– А это ваш шофёр? – спросила девочка, указав на сидевшего позади Майка. – У моей мамы тоже есть шофёр. Он возит меня в школу.

– Мой шофёр? – рассмеявшись, спросила Софи. – Вроде того. Это мой муж. Я тоже боюсь одна сюда ходить, поэтому взяла его с собой.

– То есть шофёра у вас нет?

– Нет, так что ему приходится меня везде возить.

– Жалко. Должно быть, у вас очень мало денег, раз нет шофёра. Моя мама так говорит про других детей в школе.

– Да что ты говоришь, – плохо скрывая улыбку, сказала Софи. – Но, скажу тебе по секрету, я бы не хотела ездить ни с кем другим, кроме моего мужа.

– Значит, ему сильно повезло. Вы очень красивая, – сделала комплимент девочка, доедая мороженое.

– Это правда. Мне тоже очень повезло, – ответила Софи и погладила ребёнка по голове. – Ну, нам пора. Передавай своей маме привет. Может, ещё увидимся.

– Я попрошу маму пригласить вас в гости.

Софи снова рассмеялась и, придвинув к девочке своё неначатое мороженое, жестом позвала за собой Майка и вышла из кафе. О’Брайены забрали одежду из гардероба и направились к подземной парковке, где их ждал электромобиль.

– Хорошая девочка, – сказала мужу Софи.

– Это правда. Так странно, что её мама оставляет без присмотра.

– Знаешь, иногда я думаю, что…

– Что?

– Не важно, – увернулась от вопроса Софи. – Ерунда.

Супруги подошли к электромобилю, но как только Майк разблокировал двери, из глубины парковки его окликнул уже знакомый ему голос. О’Брайен повернулся и увидел хромающего к нему из дальнего угла помещения старика в красной лыжной шапке.

– Кто это? – взволнованно спросила Софи.

– Это по работе.

– Вот это? По работе? Во что тебя опять Джеймс втянул?

– Здравствуйте, очень приятно познакомиться, – сквозь кашель проговорил Джим, подойдя к автомобилю.

– Я думал, что с вами что-то случилось, – с заметным облегчением сказал Майк.

– Зря волновались. В следующий раз не стоит. Прошу, не пугайтесь, – попытался успокоить Софи старик, – я вас не задержу.

– Софи, сядь пока в машину, – попросил жену О’Брайен. – Я быстро.

– Вы уже получили результаты анализов? – спросил Джим.

– Да, только что. Ещё не успел их как следует изучить. Погодите, откуда вы знаете?

– Вы меня недооцениваете, – ответил Джим и улыбнулся. – Я так понимаю, что вы собираетесь домой? Не могли бы вы вернуться сюда, как только закончите с домашними делами? Боюсь, что нам не следует терять время.

– Хорошо, постараюсь поскорее, – согласился О’Брайен и, попрощавшись со стариком, сел в электромобиль.

Глава 8

Прошло несколько часов, прежде чем Майк О’Брайен наконец вернулся на парковку косметологической клиники. Время уже шло к закрытию, а потому на стоянке было пусто. В темноте Майк не сразу распознал силуэт съёжившегося в углу старика. Подъехав ближе с включёнными фарами, он обнаружил его спящим. Проснулся Джим неохотно, но, узнав О’Брайена, тут же вскочил на ноги с такой энергией, словно ему было лет двадцать. Они сели в автомобиль, Майк достал из бардачка листок бумаги, на который по дороге в клинику перенёс содержание личных дел погибших мужчин, и показал его Джиму.

– Хотел извиниться за то, что бросил вас там, в посёлке, – сказал О’Брайен, включая свет в салоне. – Не думал, что всё примет такой оборот.

– Не к чему извиняться, таков был план. Я бы не соглашался, если бы не был готов принять условия.

– Но вас могли застрелить.

– Да бросьте, это всё ерунда. Я правильно понимаю, что прогноз сбылся и тела хранились в минивэне?

– Да. Одно из них уже успели расчленить, даже и знать не хочу, что с его частями сделали.

– Это не очень-то и важно.

– Скажу честно, я человек не пугливый, но та сумасшедшая старуха мне хорошенько потрепала нервы. Она заметила меня, когда я выходил из гаража. Хорошо, что я не забыл надеть маску.

– Старуха? – удивлённо спросил Джим.

– Да, она вела себя словно бесноватая. Разве вы её не видели?

– Вот как, – с улыбкой пробормотал старик и переменил тему: – Как думаете, какое отношение имеют владельцы минивэна к покушению?

– Едва ли они являются его заказчиками. Скорее, просто одни из многих участников какого-то движения.

– В их возрасте и без детей? Вряд ли. Полагаю, что связи никакой нет, это было бы слишком рискованно. Чем больше узлов между исполнителем и заказчиком, напрямую с ним связанных, тем опаснее. Я попросил одного товарища раскопать что-нибудь про эту семью.

– Не уверен, что хочу про них что-нибудь знать.

– Исчезновения в том районе – не редкость. Только за этот год пропало шесть человек.

– Думаете, что это всё их рук дело?

– Ну, по крайней мере так думали заказчики покушения. И они оказались правы. Скорее всего, они специально дали тем парням адрес стариков. Хороший способ замести следы, ничего при этом не делая.

– Это бы многое объяснило, – тихо сказал Майк, которому стало жутковато от этой идеи.

– С ними нужно что-то сделать, – прохрипел Джим и закашлялся.

– Ой, нет, я туда снова не поеду. Мне хватило одной встречи с этими сумасшедшими. Это не моя проблема, – тут же отказался Майк.

– Могу понять. Я тогда сам что-нибудь придумаю, – задумчиво ответил старик.

– И что мы будем делать дальше? Вам эти имена что-нибудь говорят? – спросил О’Брайен, указав на бумажку с информацией об убитых мужчинах.

– Нет, – спокойно ответил Джим. – Но адрес говорит о многом. И это будет большой проблемой.

– Адрес? – удивлённо переспросил Майк.

Он взял бумажку и взглянул на криво выведенные буквы, которые он за последние несколько десятилетий из-за повсеместной компьютеризации разучился выводить как следует. Названия улиц ему были незнакомы. Майк ввёл их в навигатор, но тот ответил ошибкой, заявив, что таких улиц не существует. Джим с удивлением смотрел на О’Брайена, словно не умея принять, что кто-то может не знать этих мест и пытается искать их на обычной карте.

– Странно, что вы не знаете, где это находится, – с некоторым разочарованием в голосе заметил Джим.

– Ой, прекратите. Терпеть не могу, когда так делают. Если вы знаете, где это, так и скажите. К чему это напускное недоумение? – с раздражением огрызнулся Майк.

– Извините. Я просто думал, что помощник человека, который в ответе за существование этого места, мог бы и догадаться.

– Не говорите мне, что это там, – застонал Майк.

– Даже я не люблю там бывать. Можете себе такое представить? – попытался разрядить атмосферу Джим.

– Да, могу. К чёрту Муравейник. И что вы имели в виду, утверждая, что Джеймс Тейлор в ответе за его существование? Если быть справедливым, это проект Дэвида Хантера. Джеймс его просто одобрил.

– Ну, не будем искать виноватого.

– Вы съезжаете с темы! Вы же и начали поиск виноватых, – возмутился Майк и, развернув автомобиль, выехал с парковки на проезжую часть.

– Извините, мне не стоило этого делать. Так или иначе, нам придётся поторопиться. Уже довольно поздно, в это время становится опасно. Я бы не хотел попасть в передрягу. Я неважно себя чувствую.

– Можете там сзади отдохнуть, пока я веду автомобиль.

– Не стоит, я что-нибудь запачкаю. Ваша жена будет недовольна. Не хотел бы причинять ей неудобства.

– Да, скажу честно, она была сильно удивлена тем, что я работаю с вами. Поначалу и верить не хотела.

– Она очень красивая, вы сделали хороший выбор. Похоже, у неё какие-то проблемы со здоровьем? Надеюсь, ничего страшного?

– Ей сильно досталось во время покушения, осколки стекла порезали лицо. Она в порядке, но не всё идеально зажило, и это сильно её подорвало. Несколько дней со мной не разговаривала. Хорошо, что ей подруга посоветовала косметолога. Иначе даже и не знаю, что бы я делал.

– Её можно понять. Мужчины воспринимают шрамы как медали за военные победы, женщины – как свидетельство своей хрупкости. Никто не любит, когда ему напоминают о его слабых сторонах.

– Это правда, но мне казалось, что так убиваться из-за мелочи она не станет. Очевидно, ошибался.

– Вы слишком рациональны. Ваша жена вряд ли глупая женщина, в противном случае вы бы на ней не женились. Думаю, она отлично понимает, что такие крохотные изъяны ничего не значат.

– Вы были психологом до того, как попали на улицу? – с усмешкой спросил Майк.

– Нет, я был разработчиком.

– И вы боитесь компьютеров?

– Страх – это не что-то плохое, если он обоснован. Технике свойственно подчинять своих владельцев. Она хочет, чтобы вы всё время с ней игрались. Сколько раз за последние десять минут вы взглянули на свой телефон? Но мы отвлеклись. Не нужно рационализировать поведение вашей жены; думаю, она просто хочет, чтобы вы были с ней рядом, помогли пережить период адаптации.

– Может быть. Вполне возможно, что я смотрел на это под неправильным углом. Но я всё равно не вижу в этом большой трагедии. Мы все с возрастом меняемся к худшему. Но я всегда буду любить Софи, вне зависимости от того, нравится ей самой, как она выглядит, или нет.

– Я знал одного человека, который незадолго до смерти почти две недели провёл в рассказах о своей жизни, начиная каждую историю с демонстрации одного из многих шрамов на своём теле. И в этом нет ничего странного: в конце концов, шрам – это не только внешнее увечье или неприятный недостаток. Это, если позволите, письмо из прошлого, зарубка на дереве, напоминающая о былых днях.

– Допустим.

– Знаете, начинающим альпинистам рекомендуют не смотреть вниз, чтобы лишний раз не думать о страшном. Если ты просто идёшь вперёд, не вертишь головой по сторонам, то жить становится спокойнее, легче. Но даже если убиться, пытаясь продлить эти мимолётные мгновения, когда жизнь ещё находится в полном цвету, момент спада обязательно приходит. Вспомнил сейчас сонет Шекспира: «When I consider every thing that grows, holds in perfection but a little moment». Когда человек смотрит на свои шрамы, тем самым он бросает взгляд в ту самую пустоту, которая разверзлась позади него когда-то давно и с тех пор лишь углубляется и углубляется. Если в жизни было много всяких достижений, то оборачиваться не так уж и страшно. Бездна всё ещё есть, но она выглядит совсем иначе. Однако если человек просто много лет жил сегодняшним днём, то эта картина… для многих она невыносима. И осознание невыносимости приходит с запозданием, что только добавляет жестокости. Быть может, о чём-то таком ваша жена и думает?

О’Брайен, задумавшись, продолжил вести автомобиль, не отвечая старику. Какое-то время они ехали в тишине. Майк попытался вспомнить, из чего состояла его жизнь в последние десять лет. Он посетил сотни, тысячи кабинетов, пожал десятки тысяч рук. Несчётное количество раз взбегал вверх по ступеням государственных зданий, заскакивал в лифты и проталкивался сквозь толпы репортёров. В голове кружились образы шкафов с документами, рабочих портфелей, идеально выглаженных рубашек и сюртуков, безумно дорогих запонок и блестящих корпусов наручных часов. За ними следовали просторные бальные залы, тонкие бокалы с игривым шампанским, атласные ленты и тонкие каблуки. Словно катящийся по склону снежной горы шар, наслаивались эти образы один на другой. Вспышки фотокамер, шатающиеся трибуны, взволнованные полицейские, передовицы политических газет. Широкие высокие двери, приятно скрипящая кожа сидений дорогих автомобилей, поднимающийся на флагшток американский флаг. Просторные номера отелей, шум взлетающего самолёта, сбившаяся молодая переводчица. Тёмные задворки чужих домов, сломанные замки, украденные письма. Разбитые в кровь костяшки пальцев, упавший на грязный пол из аптечки бинт, мерцающие огни кареты скорой помощи. Словно во время торжественного фейерверка, одни за другими взрывались яркие огоньки.

Детей с Софи они всё никак не решались завести. Майк был всё время в разъездах, всё время занят делами то одной, то другой избирательной кампании. К тому времени как Джеймс Тейлор и его команда наконец сумели стабилизировать свой амбициозный плот на волнах политического океана, О’Брайенам было уже за тридцать. Но свободного времени у супругов не было. Его и правда не было, но на что они его потратили, Майк так вспомнить и не сумел. Он знал, что выбранный ими путь не лишён жертв, но так до конца и не понял их настоящую ценность.

– Возможно, вы правы, – пробормотал Майк. – Наверное, так и есть, но я тоже пока не готов это принять.

– Простите. Вы вряд ли хотели об этом сейчас думать, – извинился старик.

– Ничего страшного.

Автомобиль удалялся всё дальше и дальше от центра города. Позади оставались высокие небоскрёбы с огромными рекламными панелями, музыка дорогих районов, выплёскивающаяся наружу с каждым открытием двери, тёплые манящие запахи элитных ресторанов, мягкие огоньки в окнах жилых домов. Майк с Джимом словно погружались всё глубже и глубже в плотный туман. О’Брайен свернул на старое шоссе, освещённое всего на нескольких участках, и, сбавив скорость, пытаясь не влететь в какого-нибудь незадачливого водителя, с тяжёлым сердцем следовал указаниям навигатора, чьим единственным советом было продолжать двигаться вперёд. Майк знал дорогу и сам, но будто бы хотел перенести ответственность за своё приближение к Муравейнику на неживой объект.

В первый и последний раз О’Брайен побывал там в день открытия; на тот момент ещё губернатор, Джеймс Тейлор произнёс короткую речь о том, что городское правительство держит стойкий курс на истребление нищеты и обеспечение достойного уровня жизни каждого жителя. Проблема была ясна сразу, ещё по плану, но поскольку Дэвид Хантер, тогда имевший особенное влияние на будущего сенатора, настаивал на воплощении своего замысла в жизнь, проект пришлось одобрить. Джеймс Тейлор в последующие годы старался как можно сильнее дистанцироваться от этой своей уступки, но она как была, так и осталась одной из главных неотразимых претензий его политических оппонентов к нему.

– Уже очень поздно, – повторил Джим и взглянул на наручные часы. – Скорее всего, нам придётся внутри заночевать.

– Мы не можем просто завтра приехать? – умоляющим тоном спросил О’Брайен.

– Можем, но мы уже почти приехали. Как бы там ни было, всё не настолько плохо. Я что-нибудь придумаю, у меня внутри полно знакомых. Дэвид Хантер присматривает за происходящим там.

Электромобиль сделал последний поворот, проехал ещё с километр и наконец остановился в огромной тени архитектурного колосса, затмевавшего собой небо и землю. Десятки тысяч глаз этого монстра безразлично взглянули на гостей. Сквозь Муравейник проходило столь много людей, что личность каждого отдельного из них утратила значение. Прошло почти десять лет с тех пор, как Майк в последний раз стоял перед этим чудовищем. За это, небольшое по архитектурным меркам, время он сильно поменялся, но его угрожающая холодность никуда не делась. Сотни тысяч раз Муравейник успел пресытиться людьми, но всё равно продолжал переваривать их уже по привычке, как будто это была его единственная функция. В глазах сторонних наблюдателей так и было, но в глазах живших внутри этого гиганта это был уникальный живой организм.

Глава 9

Муравейник представлял собой огромный комплекс из нескольких двадцатиэтажных зданий, не просто стоявших неподалёку, но будто склеенных между собой в единую систему. Они стояли столь близко, что с крыши каждого из них можно было просто перепрыгнуть на крышу другого. При возведении фасад, хоть и выглядел угрожающе, слабо отличался от фасада любого другого многоэтажного здания в спальном районе – теперь же, десять лет спустя, он, словно каменная стена заброшенного замка, зарос плющом из сверкающих неоном самодельных вывесок, незаконно достроенных балконов, сушилок для белья, длинных кривых антенн, горшков с цветами, овощами и фруктами, решёток, нагромождений кондиционеров, бегущих взад-вперёд труб и кабелей. Разбитые местами окна были закрыты картоном, профлистом, где-то открывшиеся дыры попросту заделали кирпичом. Вместо однотонного покрытия теперь фасад красовался множеством цветов: тускло-жёлтым, тёмно-зелёным, голубым, чёрным и белым, но превалировала, конечно, оранжевая слабость ржавчины. В каких-то окнах свет горел, в каких-то нет, где-то наружу бились лучи фиолетового и голубого, где-то виделось колыхающееся свечение газовых ламп. Снаружи одного из балконов, на кое-как закреплённых балках, сидело несколько мужчин, ведущих какой-то ремонт. Муравейник бурлил, гудел, скрипел, он по-настоящему дышал.

Майк не решился парковать автомобиль рядом с этим жилым комплексом, а потому приказал автопилоту удалиться на безопасное расстояние. Казалось, что даже Джим, недолюбливающий эту технологию, одобрил решение спутника своим спокойным взглядом. Они подошли ко входу в многоэтажный лабиринт и оглянулись вокруг. На первом этаже раскинулись лавчонки, всевозможные бытовые и продуктовые магазины, сомнительные кафе, вокруг которых взад-вперёд сновали бедно одетые люди. В проходах были свалены порванные чёрные мешки с мусором, из которых вытекала какая-то мутная жидкость, а вдоль её ручейков бегали голодные крысы. Там же рядом висели вывески с рекламой медицинских услуг, в том числе и стоматологических. У уже закрытой прачечной стояла очередь из людей с вёдрами: они набирали воду из вытягивающих свою шею из асфальта фонтанчиков.

Джим подал Майку знак следовать за ним и с заметной неохотой направился к одному из узеньких проходов, сквозь которые можно было попасть внутрь Муравейника. Уже на подходе к нему О’Брайен почувствовал этот тошнотворный запах, являвший собой смесь благовоний, мочи, гниющей рыбы, угля и приготовляемого мяса. С каждым шагом вглубь становилось всё темнее и темнее, на смену лучам заката пришёл блёклый зеленоватый свет наружных ламп. Майк проследовал за стариком ещё дальше вглубь и вскоре оказался на такой же узкой улице, бегущей в две стороны от входа. Джим осмотрелся и быстрым шагом направился налево. Они прошли ещё метров двести, после чего оказались перед узкой металлической дверью, на которой была нарисована эмблема компании «Джойс и Хантер». Старик громко постучал и нетерпеливо посмотрел в окно второго этажа над дверью. В ней на мгновение показался чей-то силуэт. Взгляд Майка скользнул по длинной стене вверх, к небу, но вместо чистого ночного полотна над Муравейником раскинулась измазанная грязными облаками серость. Быть может, именно это видят в последние мгновения своей жизни сорвавшиеся в расщелину скалолазы.

Через минуту дверь со страшным скрипом отворилась, и заспанный мужчина впустил Джима с Майком внутрь небольшого административного помещения, переоборудованного под склад. Света на первом этаже не было, мужчина провёл гостей в смежную со складом комнату площадью всего в метра три, где свет всё-таки горел, но очень тускло: одна маленькая лампочка с трудом освещала даже такое маленькое помещение. Мужчина протёр заспанные глаза, широко зевнул, хлопнул себя ладонями по лицу и тут же принял строгий, серьёзный вид.

– Давно тебя не видел, – сердито сказал мужчина Джиму. – Если ты по поводу велосипеда, то я его уже месяца четыре не видел. Кто-то из захожих стащил.

– Я про него уже и забыл, – равнодушно ответил старик. – Мы по делам, ненадолго. Если кто-то будет меня искать – скажи, что я уже ушёл. Зонтики есть?

– Нет. С чего бы я тебе должен помогать? Твой дружок меня так отсюда и не вытащил, а ведь обещал.

Мужчина чиркнул спичкой о крохотный коробок, поднёс стремительно убивающий сам себя огонёк к лицу и закурил сигарету. Потянуло неприятной горечью.

– Решения не я принимаю. Ты знаешь правила.

– К чёрту правила, я уже пятый год здесь гнию, – рявкнул мужчина и схватил Джима за одежду. – Что мне будет от того, что я тебя прямо здесь прикончу? Хуже уже всё равно не станет.

– Я не сомневаюсь, что ты можешь это сделать, и даже не буду просить своего спутника тебе мешать, но ты сам себя загнал в это положение, – спокойно ответил Джим, ни капельки не испугавшийся своего взбесившегося знакомого.

– Знаю, знаю, – согласился мужчина и отпустил старика. – Но это всё мне порядком надоело. Если Хантер знает, что у меня ни черта не получается следить за этим зоопарком, то почему не вышвырнет отсюда?

– Коннор, послушай, к тебе здесь все привыкли. Да, ты сильно облажался, но даже те правила, соблюдение которых тебе всё-таки удаётся обеспечивать, уже сильно помогают. Я думаю, что господин Хантер не хочет рисковать, ставя на твоё место кого-то другого, но я могу только догадываться, он передо мной не отчитывается.

– Прошу прощения за эту сцену, – сказал Коннор, повернувшись к Майку. – Не обращайте внимания.

– Нам бы всё-таки зонтик, – скромно попросил Джим.

– Говорю же, нет у меня никаких зонтиков. Могу предложить дождевик, но у меня он всего один.

– Достаточно. Мне не потребуется, – сказал старик.

– Куда вы сегодня? Уже поздно, я бы не стал разгуливать.

– Вот сюда, – Джим протянул Коннору бумажку с именами погибших наёмников и их адресами.

– О, ну я могу только посочувствовать. За последнее время там стало ещё хуже, я стараюсь бывать как можно реже. Не уверен, что вы пройдёте просто так.

– Могу себе представить. Вашингтон у себя?

– Да, дочка тоже. Можете остановиться у него на ночь. Я оплачу.

Коннор подошёл к узкому деревянному шкафу в углу комнаты и достал из него смятый плащ-дождевик. Он был весь в грязных разводах, и даже издалека от него доносился странный запах. Коннор слегка отряхнул плащ и протянул его Майку, который с изрядной неохотой взял его в руки. Местами он был липким, где-то заплыл жиром и оставлял неприятные следы на пальцах.

– Спасибо. Надеюсь, что господин Хантер всё-таки что-нибудь для тебя придумает, – с широкой улыбкой поблагодарил знакомого Джим.

– А ты замолви словечко. Он к тебе прислушается.

– Я это уже давно сделал, – сказал Коннору на прощание старик и вместе с Майком вышел на улицу.

Внутри они были всего несколько минут, но за это время успело ещё сильнее потемнеть. Майк включил фонарик.

– Наденьте плащ. Поверьте, он вам пригодится.

Майк не стал спорить со стариком; осторожно, стараясь как можно меньше касаться водоотталкивающей ткани, он всё-таки нацепил плащ поверх верхней одежды.

– И выключите фонарик. Он будет привлекать лишнее внимание.

Они продолжили свой путь в темноте. Каким-то образом старик ориентировался в этом жутком лабиринте. Они долго пробирались по длинным улицам, несколько раз прошли сквозь первые этажи зданий, лишь чтобы снова оказаться в таком же узком переулке, как тот, из которого они только что вынырнули вовнутрь помещения. Тротуар был испещрён трещинами и глубокими невысыхающими лужами, мутными от грязи. Каждый раз, заворачивая за угол, Майк пригибался, пытаясь не влететь головой в страстные сплетения кабелей и труб, с которых всё время что-то стекало вниз с верхних этажей. То и дело слышался всплеск воды, и тут же где-то неподалёку начинали шелестеть бегущие ручейки. О’Брайен очень быстро понял, зачем ему был нужен дождевик. Всё было в грязи, в мерзких на вид разводах. Повсюду лежали опорожнённые прямо тут же мешки с мусором, брошенные доски и инструменты, сломанные куски труб, трёхколёсные детские велосипеды. Несколько раз на глаза Майка попадались лежащие посреди такой груды грязи спящие люди.

Наконец Джим остановился перед дверью, рядом с которой на стене красной краской были выведены какие-то названия. Старик дёрнул на себя дверь и вошёл внутрь здания. К мерзкому купажу уличных запахов добавилось влажное дыхание гнили. Майк поднялся за Джимом по узкой лестнице и оказался в длинном коридоре, бегущем на несколько сотен метров вперёд. Здесь тоже по стенам и по потолку бежали провода, кое-как связанные и закреплённые вместе. Какие-то двери были закрыты огромными ржавыми решётками, с которых к полу свисали тяжёлые цепи с замками, какие-то были открыты, из них доносились разговоры и музыка. Кто-то играл на губной гармошке. Мимо за крысой пронеслась рыжая кошка. О’Брайен был столь заворожён происходящим, что чуть не потерял из виду Джима, который спокойно продолжал идти куда-то вперёд. Когда он наконец нагнал старика, тот спокойно заметил: