Ряженье

И Валя, оглушённый шоком и этой чудовищной доверенностью, кивнул.

Они вдвоем ушли из леса, разбежавшись по сторонам. Уже позже Олег и Саша отыскали Женю одного, переводящего дух у гаражей. Святкин сразу сказал, что нужно все рассказать, но Колядин, уже догадываясь, что версия «просто упала» не спасет его. И тогда он предложил обвинить на допросе Валю. Олег и Саша были против, но страх оказался куда сильнее их несогласия.

С тех пор всё и пошло под откос. На допросе Костанак ответил, что Арина упала. А остальные трое, как один, отчеканили – столкнул Арину Валя. Следствие вели небрежно. Когда у Костанака спросили напрямую, он повторял все ту же заученную версию: «она упала».

Вахрушина вина мучила больше всех. Олег презирал Женю и самого себя с Сашей за слабость, но все уже сложилось, как сложилось – и если бы правда всплыла теперь, если бы выяснилось, что на допросе они врали… Все стало бы куда сложнее. Олег не готов был принять эти риски.

Оставалось одно – гарантировать, что Валя будет молчать. А самый надёжный способ заставить человека молчать – сделать так, чтобы его голос не в принципе не имел веса.

После ухода Жени Олег и Саша ещё минут пять стояли в гнетущем молчании.

– Ну чё, – наконец выдавил Олег, с силой отшвыривая окурок, – пошли, что ли.

– А кто кого зовёт? – Растерянно спросил Саша.

Олег замер. Они оба вдруг с ужасом осознали, что всерьёз не обсуждали этот технический момент.

– Ну… – Олег нахмурился. – Ты вроде с Ильской больше болтаешь.

– Это она со мной болтает! А я с Тукчарской в прошлом году за одной партой сидел, это вроде как обязывает…

Они уставились друг на друга, будто пытались решить сложнейшую логическую задачу.

– Может, у мамы спросить? – Предложил Вахрушин.

– И как она, прошу прощения, тебе поможет?

– Наши родители дружат. Может, наши мамы окажутся умнее нас в этом вопросе.

– Саша, ты дебил?

– Я вполне серьёзно. Они умеют видеть то, чего не видит никто. Мы же хорошо общались с Катей и Ниной в детстве.

– Так, всё! Камень-ножницы-бумага. Кто проигрывает… тому Тукчарская!

– А почему это Тукчарская? Говоришь, как будто она хуже.

– А, значит, она лучше? Ну, тогда иди с ней.

– Нет. Давай лучше, знаешь… Камень-ножницы-бумага. Если ты проиграешь – то Тукчарская будет вариантом проигрыша в следующем раунде.

Олег покрутил пальцем у виска, но всё же ответил:

– Ладно. Давай.

Они сыграли. Олег показал камень, Саша – бумагу.

– И че теперь? – Спросил Олег, смотря на свои кулаки с недоумением.

– Получается, кто проигрывает в следующем раунде – тот идет с Ильской.

– Саша, тебе надо провериться. Подобные схемы человек в здравом уме не придумывает.

– Так, – отрезал Саша, игнорируя его, – все. Играем.

Они три раунда подряд сыграли в ничью, оба с каждым разом всё больше бесясь. Наконец, Вахрушин показал ножницы, Святкин – камень.

– Ну вот и все. – С облегчением заключил Саша.

– Че все? – Олег смотрел на него с искренним непониманием. – С кем я иду?

Саша развел руками, как будто это было очевидно.

– Господи, ну ты вообще! Ты проиграл! Ты – с Тукчарской!

Олег ударил себя по лбу и коротко взвыл.

– Я же выиграл! Ладно! – Он смирился со своей участью. – Я с Тукчарской! Пошли, пока я не передумал. И чтоб никто не узнал про эту игру. Никто!

Святкин и Вахрушин поднялись на этаж и вернулись в класс, где уже собралась половина одноклассников. Катя и Нина были там. По пути они решили, что будут импровизировать, и обречённо приблизились к девочкам. Они встали в проходе между партами и простояли так пять неприличных секунд, как два столба. Олег ткнул Сашу локтем в бок. Саша шикнул и ткнул в ответ.

Катя уже хотела было нагло спросить: «че?», но Олег всё же успел её опередить, частично предотвратив тотальный позор:

– Ну, – сдавленно начал он с абсолютно каменным лицом, но зачем-то театрально взмахнув рукой над Катиной головой, – значит, так. Вальс этот… Ты со мной, это… пойдешь?

– Можно подумать, у меня есть выбор. – Катя пожала плечом, нарочно отворачиваясь. – Ладно. Пойду. Только чтоб без этих ваших дурацких шуток.

– Офигеть, принцесса нашлась. – Пробурчал Олег.

Саша, видя, что лёд тронулся, обречённо повернулся к Нине. Та смотрела на него широко раскрытыми глазами, и он вдруг испугался, что она сейчас либо расплачется, либо закричит.

– Ну и… ты тоже, наверное… – Выдавил Саша, чувствуя, как горит лицо. – Со мной, значит.

Нина, не в силах вымолвить ни слова, лишь закивала с такой силой, что её небрежный хвостик затрепетал.

– Ну, отлично. – Олег хлопнул в ладоши, как прораб, закрывающий смену. – Всё обсудили.

И они, не прощаясь, развернулись и зашагали прочь, оставив девочек наедине с этими новостями. Катя и Нина переглянулись.

– Господи. – Фыркнула Катя. – Я, конечно, знаю, что они недалекие, но чтобы настолько… Где хоть капля романтики? Они как будто хлеба купили.

– Ну чего тут ещё ждать? Нормального предложения? От них? – Она безнадёжно махнула рукой в сторону двери. – Главное, что есть с кем идти. Теперь мы не аутсайдеры!

То ли они отвлеклись, то ли Колядин действительно затаился где-то под партой и неожиданно выскочил, напугав их обоих.

– Ну! – Тут же рявкнул он, сверкая глазами.

– Господи, псих! – Взвизгнула Катя, хватаясь за сердце. – Ну пошли, придурок, хоть отойдём…

Они отошли в самый дальний и укромный угол школы, чтобы никто их точно не услышал. Убедившись, что вокруг ни души, Нина и Катя выдали всё под чистую, перебивая друг друга. Женя, ознакомившись со списком подозреваемых, от удивления разинул рот.

– Не, ну на трудовика такое гнать – это надо очень большую фантазию иметь. – Заключил он, скептически хмыкнув. – А откуда вы, собственно, всё это знаете? Напомните…

– Все, Колядин, иди! – Отрезала Катя, делая шаг вперёд и указывая пальцем в сторону выхода. – Ниоткуда! Просто знаем. И если кому слово проболтаешь – конец тебе!

Школа закончилась, наступил вечер.

Женя забрался на стул, запустил Дискорд и запрыгнул на основной сервер, где бушевало человек сорок – кто-то со двора, кто-то с соседних районов. Его появления никто не заметил – канал взрывался от какофонии криков, мата и грохота взрывов. Стоило ему щелкнуть мышкой, как из канала послышалось:

– ДА Я ТЕБЯ ЧЕРЕЗ ВСЮ КАРТУ ПРОНЕСУ, МУДАК!

Женя поспешно убавил звук наушников, с опаской глянув на дверь. Он выждал пару минут, пока голоса не утихли хотя бы на пол тона.

– Так, ребят, извините, что отвлекаю, – вклинился он хрипловато, – вопрос есть. Кто-нибудь шарит за инспектора ПНД, Игоря Владимировича?

Голоса на секунду стихли, но ненадолго.

– А тебе зачем? – Тут же отозвался кто-то. – Ты чё, на контроль пошёл?

– Да не, личное дело. – Отмахнулся Женя. – Слышал, у него с одной дамой крутилось, Алла Копейкина. Кто чё знает?

Послышался задумчивый мычащий звук.

– Слышал краем уха… Но я хз. Спроси у Стаса. Он в «Адронном» сидит.

«Адронный коллайдер» – так назывался соседний сервер, где сидели в основном ребята постарше, лет по двадцать пять – уже почти пенсионеры.

– Кто такой Стас?

– Ну, знакомый! Он старый уже. Он с этим инспектором вроде как пересекался. Все, отстань!

Женя, не прощаясь, перепрыгнул на «Адронный». Контраст был разительным. Даже визуально здесь было спокойнее, в чате было тише. В голосовых каналах почти никто не сидел, хотя почти все участники сервера были онлайн. Женя щёлкнул по единственному активному голосовому каналу. Никаких криков, никакого грохота.

Его появление вызвало лёгкий переполох.

– Это кто? – Раздался спокойный, низкий голос.

– Колядин. – Бойко представился Женя.

Повисла короткая пауза, после которой кто-то на другом конце с искренним удивлением воскликнул:

– Ты вышел из тюрьмы?!

– Да нет же! – Поморщился Женя. – Это Женя Колядин. Младший!

– А, младший… – заговорил Стас без удивления, с ленивым любопытством, – ну, привет. А чё по инспектору? Ты чё, на контроль пошёл?

– Да нет! – Женя негромко ударил по столу кулаком. – Просто… слышал, у него с одной дамой было что-то… Хочу понять, что за мужик.

– Ну окей… – Стас протяжно вздохнул. В его голосе послышалась усмешка. – Ну да, Игорь Владимирович… Он не из тех, кто на эмоциях пускается. А по поводу бабы – ну вообще был случай. Серёгу, моего кореша, как-то раз в участок за шум притащили. Сидит, ждёт, когда его оформлять начнут. А тут – бац – врывается одна. Я подробностей не знаю, рассказываю, как помню: Сережа сказал, она была не заплаканная, но все на нервах. Подходит к Игорю Владимировичу, и он… он бросил все бумаги. Отвёл её в подсобку, разговор у них тихий, серьёзный. Серёга говорит, через стекло видел – он ей что-то говорил, а она сперва ругалась, а потом… будто сдалась. Голову на плечо ему склонила. И это у него все. У мента-то. Представляешь? Серега ничего не понял, но говорит, впечатлился.

– И чё, он её утешал? – Не удержался Женя. – Из-за чего она вообще приперлась?

– Хрен его знает. Серёгу быстро упрятали, чтобы не пялился. Но ясно одно – мужик он замкнутый, а ради неё… Странная это парочка была. Не знаю, я чем дело кончилось. Это лет десять назад было.

– А где сейчас этот Серёга? Он чё, может рассказать подробнее?

– Серёга? Он уже три года как на Сахалине, на рыбе. Ищи ветра в поле. Но если тебе реально надо… – Стас сделал театральную паузу. – Есть один мужик, Семёныч. Он раньше с Серёгой в одном ЖЭКе работал. Они с инспектором в одно время в народную дружину ходили. Теперь Семёныч у гаражей бутылки собирает. Он всё про всех помнит. Принеси ему водки и скажи, что от Стаса, и он тебе всю подноготную выложит. Почему она к нему в часть прибегала и почему всё так заглохло.

– Понял. – Женя уже мысленно составлял план. – Спасибо.

– Так а зачем оно тебе? С чего тебе вдруг про женщин инспектора выяснять?

– Да так, тебе будет неинтересно. Забей.

– Смотри там, Колядин-младший… Не надейся, что этот Семёныч трезвый будет. И не вздумай ему в долг давать…

Женя, не дослушав, покинул канал.

Вечером следующего дня он собрался и пошел на улицу. Водка, взрослый, гаражи – все было просто. Включать Тряпичкина в план было не зачем, и поэтому Женя пошел один. Первое препятствие его ждало у магазина, но он перепрыгнул его с нахальством, подкараулив у подъезда соседа-алкаша, вечно просившего на «бутылочку пивка», Женя притворился несчастным ребенком и сказал что-то вроде «помогите, бабушка просит растирку купить, а мне не продают. Нога у неё болит, старая…».

Мужик, тронутый таким внучатым попечением, и предвкушая свой процент, промычал: «жди тут, пацан» – и вскоре вернулся с вожделенной бутылкой в потрёпанном пакете. Женя сунул ему сторублёвку, сказал «сдачи не надо» и, довольный, рванул к гаражам.

Он побрел в знакомый гаражный кооператив, огляделся, и, не смущаясь, направился к компании мужиков, греющихся у бочки с огнём.

– Мужики, – бойко бросил он, подходя, – Семёныча не видели? Мне Стас передал.

Один из них, в промасленной телогрейке, мутно посмотрел на него.

– А тебе зачем Семёныч, пацан? Соцопрос проводишь?

– Дело есть. – Твёрдо ответил Женя, не отводя глаз. Он знал – тут слабых заворачивают. – Важное.

Мужик что-то пробурчал, но ткнул грязным пальцем в сторону дальнего ряда – в проёме, на корточках сидел невысокий, сморщенный мужик в нелепой шапке.

– Смотри, не связывайся – он сегодня не в духе.

Женя кивнул и пошёл в указанном направлении.

– Семёныч? – Окликнул его Женя, держа пакет на виду.

Тот медленно обернулся. Лицо, залитое морщинами и прожилками, изучало его пустыми, выцветшими глазами.

– Я от Стаса, – Женя протянул пакет, – говорит, ты всё про инспектора Игоря знаешь.

Глаза Семёныча внезапно оживились. Он быстрым, воровским движением схватил пакет, сунул его за пазуху и кивком показал следовать за собой. Они устроились на ржавом колесе от КамАЗа.

– А че тебе? Ты чё, на контроль пошёл?

Женя обреченно вздохнул. У него уже не было сил злиться.

– Нет. – Ровно ответил он. – Алла Копейкина, может, слышали про такую? Я слышал, у нее с Игорем был роман.

– Игорь… – Прошамкал Семёныч, уже откручивая крышку. Глотнул, крякнул и вытер рот рукавом. – Игорь да Алла… Это ж целая история, пацан. Мы с ним в молодости в одной дружине ходили. Он на неё запал ещё со школы. Она – первая красавица, он – простой парень, но упёртый. Роман у них был долгий, года три, все вокруг уже как своих воспринимали.

Женя нахмурился, в его картине мира не складывалось, как инспектор ПДН мог быть «простым парнем» из-за угла.

– Ну, не в смысле дурак, – пояснил Семёныч, видя его непонимание, – а из рабочих. Отец на заводе. А её родители – интеллигенты, с претензиями. Ну, и всё… Потом – бац! Она бросает его и выходит за этого… ну, за Копейкина. Богатого. Все думали, Игорь забудет. А нет!

– И что, он её преследовал? – Оживился Женя.

– Преследовал? Нет. Он её ждал. А она… – Семёныч снова глотнул. – А она вернулась. Уже замужняя. Приходила к нему в часть, скандалила, кричала, что он её жизнь поломал… А в глазах – всё та же муть. А он ей сказал: «Ты ко мне ещё вернёшься, Алла. По-хорошему». И она вернулась. Уже лет через пять, а то и больше. Тихо так. И пошло-поехало.

Женя слушал, затаив дыхание. Это было уже горячее.

– Ладно, сказки рассказывать каждый может. – Скептически буркнул он. – Доказывать это ты чем будешь? Есть что-то железное?

Семёныч уставился на Женю чуть недовольно, потянулся. Неподалеку запела чайка.

– Я тебе не на допросе, пацан. Но если уж ты такой дотошный… – Семёныч надолго задумался, вглядываясь в темнеющее небо над гаражами, как будто старался разглядеть в нем подсказку. – Фотка… Была фотка. На каком-то мероприятии их снимали, молодых ещё. Для газеты. Турслёт, что ли… Или может смотр художественной самодеятельности. Она тогда в самодеятельности этой участвовала, а он за кулисами дежурил, как бы охрана. И кто-то сфоткал… Ну, ты понял, для отчёта. А вышло… не для отчёта…

– Что за газета? – Тут же спросил Женя.

– Да какая разница, пацан? – Семёныч махнул рукой – «Знамя труда», что ли… Или «Вперёд». Какая-то районная. У всех тогда такие были. Номер не помню, год… да хрен его знает. Двадцать лет назад, не меньше… У меня тот листок давно истлел. На чердаке, поди, валяется, мышами изъеден… Ищи, если охота. Вон, говорят, теперь всё в этом… интернете есть.

Это меняло дело. Женя кивнул, уже прикидывая, что делать дальше. Он поблагодарил Семёныча и почти бегом пустился назад, стараясь не забыть названия: «Знамя труда», «Вперёд», турслёт, лет двадцать назад…

Дома, влетев в комнату, он снова уткнулся в экран. Женя открыл браузер. Поиск архивов местных газет оказался делом муторным. Он пролистал сотни оцифрованных страниц, глаза его слипались от усталости и мелкого шрифта. Спортивные сводки, отчёты о субботниках, скучные передовицы… Он уже начал сомневаться – вдруг Семеныч его обманул.

И тут он увидел его. Небольшой репортаж с туристического слёта работников завода. Мутная фотография, и на ней… Он прищурился: группа молодых людей в простой одежде. И там, в углу… Молодой Игорь, ещё без присущей ему строгости в позе, и Алла – смеющаяся, с распущенными волосами. Они стояли не просто рядом. Он обнимал её за талию, а её рука лежала на его груди.

Женя от радости замахал руками, откинулся на спинку стула и чуть не упал. За окном уже давно наступила ночь, но результат стоил каждой потраченной секунды. Дрожащими пальцами он сохранил изображение. Он отыскал железное доказательство того, что их роман был настоящим, давним и серьёзным. Теперь он знал, с чего начнёт свой следующий шаг. С этой фотографией в телефоне он чувствовал себя вооружённым до зубов.

Следующим днем он не мог сидеть спокойно – подобно Марку раскачивался на стуле и ерзал туда-сюда. После школы он подгадал момент.

Женя поджидал их на аллее, ведущей от школы к их дому. Он нервно переминался с ноги на ногу, сжимая в кармане телефон.

– Миш, постой тут. – Бросил он Тряпичкину через плечо. – Если что… я сам.

Когда вдали показались знакомые силуэты, сердце ёкнуло. Женя сделал глоток воздуха и шагнул вперед, преграждая путь.

– Мне надо вам кое-что показать. Дело серьёзное.

Фрося и Миша нахмурились. В их глазах читалось лишь усталое раздражение.

– Ну, что опять, Колядин? – Выдохнула Фрося.

Женя, не говоря ни слова, сунул им перед носом телефон. На экране – та самая газетная вырезка: молодые Алла Викторовна и инспектор, их взгляды сплетены нежностью, которой не скрыть.

– Это… это ещё до вашего папы было, – выдавил он, но голос подвёл, прозвучал сипло, – у вашей матери, получается… роман с ним был. Ещё до того, как вы родились. – Он лихорадочно листал галерею. – Тут ещё есть…

Фрося смотрела на фото и все бледнела. В глазах близнецов бушевала буря из стыда, гнева и страха. Главный вопрос витал в воздухе: откуда он знает? Близнецы пока не успевали в порой мере понять, что увидели. Но откуда Колядин знает об их расследовании?

Это уже не были догадки. Это было доказательство. Доказательство того, что идеальная картина их семьи, которую им с детства внушала мать, была ложью с самого начала. И этот… этот кучерявый дурак вскрыл это так легко, так буднично.

– Это… неправда. – Прошептала Фрося дрожащим голосом.

– Что неправда? – Спросил Женя с искренним, обезоруживающим недоумением. – Мне кажется, вам стоит присмотреться к инспектору. Скорей всего, это он ее…

– Зачем ты это сделал? – Перебил его Миша. Он смотрел на Женю с таким ледяным, беспощадным презрением, что тому почти что стало холодно. – Нашу мать ты решил «прокопать»? Нашу семью?

Женя оробел. Не ожидал он от них такой реакции.

– В смысле? Вы же сами копаете! Вы же хотели выяснить…

– Ты, грязное ничтожество, вообще понимаешь, во что полез?! – Миша сделал резкий шаг вперёд.

Фрося, не выдержав, ахнула. По её щеке скатилась одна единственная слеза, и она тут же прикрыла лицо руками.

– Вы… – Женя отступил, окончательно обескураженный ее плачем. – Вы что, издеваетесь? Я за вас всю работу сделал!

Миша взглянул на Фросю, тут же обернулся к Колядину и замахнулся. Его удар был коротким, точным и по-настоящему злым. Кулак врезался Жене в челюсть, и Женя отшатнулся. Однако Женя, движимый собственной яростью, тут же выпрямился и, не целясь, всадил Мише в живот.

Копейкин согнулся с хриплым выдохом.

– Больше ни шага, Колядин. – Прошипел он, зажимая бок. – Ни шага к нам, к нашему дому, к нашей семье. Иначе в следующий раз я тебя убью. Идиот.

Он грубо взял Фросю за локоть и поволок её прочь, не оглядываясь. Женя остался стоять один на грустной аллее, потирая онемевшую челюсть. Он плюнул на асфальт – слюна была розовой от крови – и побрёл обратно к Тряпичкину, который ждал его неподалеку.

– Всё, пошли. – Буркнул Женя. Он делал вид, что вытирает кровь, а на деле протирал мокрые глаза. – Сделали тут из себя королей… Чёрт с ними!

Он шёл быстро, почти бежал. Тряпичкин молча зашагал рядом, бросая на него тяжёлые, взгляды. Он всё видел. Отойдя подальше, Женя резко остановился, сжал кулаки и с размаху пнул случайный мусорный бак. Тот громко закачался.

– Да что с ними не так, а?! – Закричал он голосом, в которым смешались ярость, боль и главное – детское, непробиваемое недоумение. – Я ж им помог! Я всё выяснил! Я им реальную улику принёс! А они… А они вот так! Я что, не так что-то сделал? Это какая-то их, блин, буржуйская логика, я её не понимаю!

Он повернулся к Тряпичкину, в надежде увидеть подтверждение, что он не сходит с ума.

– Ну? Скажи! Я же прав? Я же за них всё про этого их инспектора выяснил!

Тряпичкин молчал несколько секунд, обдумывая.

– Ты полез в их семью. – Наконец произнёс он глухо. – В их боль. Этого не прощают.

– Какая боль?! – Взвыл Женя. – Они сами это расследовали! Я просто нашёл то, что они искали!

– Они, наверное, хотели знать это для себя. А не чтобы ты им это принёс… – Миша посмотрел на него прямо. – Ты сказал им, что у их матери был роман с другим мужчиной ещё до их рождения. И, вероятно, он есть до сих пор. Если бы ты оказался на их месте, тебе бы не было обидно?

Женя замер. В его глазах мелькнула тень понимания, но никак не принятия.

– Чёрт… – Прошептал он, снова потирая челюсть. – Ну и идите вы все… Все они долбаные сволочи… – Его ярость сдувалась, сменяясь обидой. – Ты видел, как он меня? Я ему сейчас же в ответ всадил!

Тряпичкин кивнул.

– Видел. Дрались честно.

Отойдя за поворот и убедившись, что Жени больше не видно, Фрося вдруг остановилась, забегала глазами по аллее и опустилась на ближайшую лавочку. Она старалась дышать ровно, но вдруг вздрогнула, издала сдавленный звук, и вот – наконец разрыдалась, но почти беззвучно.

Миша молча сел рядом. Он пару секунд смотрел перед собой, нервно топая ногой по асфальту и, кажется, что-то обдумывал. Внезапно он встряхнул головой, и обнял Фросю за плечи, притягивая ее ближе.

– Всё, хватит. – Сказал он твёрдо, прямо над её ухом. – Плакать сейчас – значит позволить ему победить. Мы справимся. Всегда справлялись.

Фрося всхлипнула, но еще тише. Она цепко обняла его в ответ.

– Она нам врала, Миш… Всю жизнь…

– Знаю. – Он прижал её чуть крепче. – Ну, что я могу сказать… Я тоже… Немного в шоке.

– Он… он смотрел на нас, как на дураков… – Выдохнула Фрося.. – Откуда он вообще про это узнал? – Она замолчала и особенно быстро продолжила. – Это Каролина. Должна быть она. Больше некому.

Миша кивнул.

– Слабое звено. Я же говорил. Доверять никому нельзя.

Горе от предательства матери смешалось с обидой на подругу. Это стало для Копейкиных большей мотивацией к действию. Фрося выпрямилась, с силой утирая лицо ладонями.

– И Колядин… – все продолжала Фрося, – этот придурок… Он за пару дней сделал то, что мы не могли месяц!

Это ранило не меньше всего остального. Их интеллектуальное превосходство, их тщательное расследование – всё оказалось ничтожным перед наглым вмешательством хама.

– Мы сами виноваты. – Безжалостно заключил Миша. – Действовали слишком медленно. Доверились не тем.

– Что нам теперь делать, Миш? – Твердо спросила Фрося. – Она… она наша мать.

– Теперь мы знаем правду. – Ответил он, и его рука наконец легла ей на спину, тяжелая и твёрдая. – Сперва разберёмся с предательством. Сначала – Каролина.

Прийдя домой, Копейкины окончательно пришли в себя и обдумали все еще раз. Кроме Каролины никто не знал о расследовании. Они не трепались о нем в школе – обсуждали детали только дома – лично или по телефону. Взвесив все, Миша и Фрося решили прибегнуть к тактике холодного игнорирования, что было показательно – Каролина сидела за ними.

На следующий день они отчаянно делали вид, что Каролины не существует. Их взгляды скользили сквозь неё, на уроках они не общались, молча уходили, их смешки замолкали, едва она приближалась. Каролина была в полной растерянности – она и не представляла, что могло случиться и сначала думала, что им не до неё, или же – у них произошло что-то, чем они пока не хотят делиться. Но когда Фрося в столовой демонстративно взяла свой стакан и пересела за другой стол, сомнений не осталось.

Каролина не выдержала и перехватила их у лестницы.

– Фрось, Миш, погодите. Что случилось? Скажи хоть что-нибудь.

Фрося медленно повернулась. Миша сделал вид, что рассматривает собственные ногти.

– Ты сама должна понять. – Ровно сказала она. – Если не понимаешь, то тебе и объяснять бесполезно.

Школа – организм чуткий. Все мгновенно учуяли, что в стане элиты случился раскол. Нина и Катя тотчас зашептались и, почуяв угрозу, старались лишний раз не попадаться Копейкиным на глаза. Марк наивно попытался выяснить у Миши «не поссорились ли они с Каролиной», но получил подзатыльник, после чего класс окончательно уяснил: к Копейкиным сейчас лучше не подходить.

Колядин, упорно не признававший своей вины, относился к отстраненности Копейкиных с большим раздражением. Он быстро смекнул, что к чему, но даже вид страдающей Каролины не пробудил в нём ни капли раскаяния. Колядину все это казалось циничным цирком, которые Копейкины сами же и устроили.

Однако Нина и Катя переживали. В середине дня они подошли к Жене.

– Колядин. – Начала Катя шепотом, приблизившись к нему на максимальное расстояние. – Ты че, уродец, устроил?

– Вам какая разница? А вы только сейчас одумались? Наша с вами сделка выполнена.

– Если они узнают, – продолжила Нина, стараясь принять зловещий, угрожающий вид, и у нее это даже получилось, – что слух пошел от нас – тебе конец, Колядин.

– Ничего они не узнают. – Ответил Женя совершенно спокойно. – Относитесь ко всему проще.

– А тебе Каролину не жалко? – Спросила Нина.