Ряженье

– Она… оценит смелость! – Уже без прежней уверенности заявил Женя.

– Не оценит. – Паша наконец повернул голову и посмотрел на Женю совершенно пустыми глазами. – Ты хочешь сломать правила ее игры. Зачем? – Он поднялся со стула, став на порядок ваше Колядина, и отряхнул штаны. – Ты хочешь, чтобы она тебя захотела? Стань своим в ее мире.

– В её мире? Ты вообще сам понял, что сказал? Слушай, Майский, мне почти пятнадцать. Меня, в отличие от вас, дебилов, в школу в шесть лет отправили, потому что я уже тогда был умнее вас всех! Так что не учи меня, как жить!

– Ну вот, – безразлично ответил Майский, – и всё равно думаешь, как дебил. Ростом не вышел и умом, получатся, тоже.

С этими словами Паша так же бесшумно, как и Тряпичкин, вышел из мастерской, оставив Женю в одиночестве. Колядин стоял посреди комнаты, сжав кулаки. Он с силой пнул ногой тот мешок с опилками, в который недавно швырнул болт, и выругался. Опилки посыпались через края, и Женя, испугавшись, тут же стал их собирать.

Перемена гуляла по коридору – гомон, толкотня, визгливые взрывы смеха. Почти весь класс ушел в столовую. Берг и Алина стояли у высокого окна в конце коридора, в стороне от всех. Они даже не разговаривали. Впрочем, они почти никогда не разговаривали на людях. Оба смотрели в окно – он с рассеянным любопытством, она – со злой отстраненностью.

Уверенно держа в руке кожаную сумочку с парой учебников, Каролина, щелкая каблучками по полу, направилась к ним, элегантно минуя толпу.

– Борис, привет! – ее голос прозвучал чуть громче и бодрее, чем нужно.

Берг медленно повернул голову. Его взгляд был таким же чистым, как и в пятницу. Алина повернулась чуть резче, и ее холодные глаза сузились, сканируя Каролину с ног до головы. Она словно с первой секунды распознала в ней угрозу.

– И тебе привет. – Кивнул Берг.

– Слушай, мы с Фросей и Мишей собираемся в столовую. – Каролина улыбнулась, стараясь выглядеть непринужденно. – Хочешь с нами?

– Мы не ходим в столовую. – Прошипела вдруг Алина так, что внутри у Каролины все сжалось.

– Да, – прямо кивнул Берг, – санитарно-гигиенические нормы в школьном пищеблоке оставляют… желать лучшего.

– А, понятно… – Каролина почувствовала, как жар бросается ей в щеки. Она вдруг подумала, что со стороны выглядит очень глупо и навино. – Ну, тогда… ладно. Увидимся на истории.

Она развернулась и пошла прочь, стараясь не притупить гордую осанку. За всем этим с высоты своего немалого роста молча наблюдал Миша Тряпичкин. Он стоял буквально в двух метрах, прислонившись к шкафу и делал вид, что копается в телефоне. Рядом, прижавшись к стене, притаились Катя и Нина. Пока Каролина вела свой провальный диалог, Катя и Нина перешептывались, не сводя с нее, Берга и Алины глаз: «смотри, как подошла!», «боже, как неловко», «ой, все!»…

И только когда Каролина ушла, они переключили внимание и заметили неподвижного Тряпичкина в двух шагах от себя. Он тоже смотрел в ту же точку.

Катя слабо толкнула Нину локтем.

– А ты че уставился? – Шикнула она в сторону Тряпичкина, смущенная тем, что их подглядывание заметили.

– Да ничего. – Как ни в чем ни бывало ответил он, и, оттолкнувшись от шкафа, пошел своей дорогой.

Катя в недоумении выгнула бровь. Она схватила Нину за руку, и они юркнули в туалет, пробираясь сквозь толпу школьниц.

Катя и Нина забились в угловую кабинку женского туалета. Тукчарская непринужденно потягивала электронную сигарету, пуская белые облачка. Кроме них в туалете была ещё куча других девчонок, перемалывающих косточки и обсуждающих разного рода непотребства.

– Нет, ну ты видела? – Начала Катя, облизывая губы – Что это вообще было? И зачем Каролина к ним вдруг подорвалась, они же никогда не общались!

– А Алина! Ревнует как! – Тут же подхватила Нина, поправляя очки. – Конечно, она, должно быть, сама в шоке, что на её Берга кто-то посмотрел!

– Но почему Каролина? – Катя развела руками, чуть не выронив вожделенный вейп. – Самая красивая девочка в классе наравне с Фросей! Ей что, парней не хватает? Или это что-то из разряда «хочу самого умного»? Блииин, всё перемешалось!

Она тяжело вздохнула и прислонилась к стене. В соседней кабинке шел разговор на порядок неприличнее, и Катя поморщилась.

– Ладно, с ними всё ясно. Берг и Алина – тёмные лошадки, но, похоже, уже пара. Каролина – ну и черт с ней. А мы что? – Она ткнула пальцем себе в грудь, потом в Нину. – Мы что, так и будем ждать, пока нас в последний момент сгоняют в пару с Костанаком и… Колядиным! Или, что ещё хуже, нас поставят танцевать друг с другом?

Нина сглотнула, её лицо вытянулось.

– Ты думаешь, они так могут?

– Да они всё могут! – Катя злобно шикнула. – Поэтому надо брать инициативу в свои руки. От этих мальчиков-дураков не дождешься!

Она наклонилась ближе, зашептала конспиративно:

– Слушай сюда. Нам надо их опередить. Предложить им самим. Прямо сегодня.

– Кому? – Ужаснулась Нина.

– Ну, кому? Олегу и Саше, конечно! Некому больше! Ты же вроде… – Катя замялась, в её голосе впервые прозвучала неуверенность. – Ну, тебе Вахрушин в принципе симпатичен, да?

Нина уткнулась в пол.

– Ну… Не сказать, что я думаю о нем чаще, чем ты мне о нем напоминаешь, но, наверное, не противен… А тебе Олег?

Катя закатила глаза, стараясь выглядеть безразличной, но по нервному подёргиванию её руки было ясно, что ей не все равно.

– Олег… ничего такой. В меру ушастый, зато высокий. И пятна мне его нравятся. В общем, из тех, кто есть, он – лучший вариант.

Они переглянулись. Между ними пробежала целая молчаливая дискуссия, полная страха, стыда и отчаянной надежды.

– То есть… – медленно начала Нина, собираясь с духом, – ты предлагаешь Олегу, а я – Саше?

– Ага. – Катя кивнула с жадным азартом. – И главное – сделать это одновременно, чтобы они не успели посовещаться и не начали строить из себя клёвых пацанов, которым нас жалко. Просто подойти и спросить: «Пошли на вальс?»

– А если они откажут? – Голос Нины дрогнул от одной только мысли.

– Тогда… Тогда мы скажем, что это была шутка. И пойдём друг с другом. И будем на них злобно косить весь танец. По крайней мере, у нас будет план Б.

Они снова замолчали.

– Ладно, – выдохнула Нина, – давай так – ждем до пятницы. Вдруг они все-таки сами нас позовут? А если нет – то предлагаем. Только… вместе. Одновременно. Чтобы не так страшно.

– Договорились. – Катя судорожно затянулась последний раз и спрятала вейп в карман.

Тем временем, у аварийного выхода на первом этаже, в стороне от основного потока, стояли Олег Святкин и Саша Вахрушин. Школьники часто использовали этот выход, чтобы сбежать пораньше. Почему-то он редко был закрыт и никем не охранялся. На переменах Святкин и Вахрушин тайком приоткрывали дверь и выползали на улицу, чтобы подышать воздухом.

Олег, развалившись на ступеньках, курил. Саша прислонился к стене, лениво перекатывая в ладони мятый фантик.

– Ну че, – безразлично протянул Вахрушин, – с кем идти-то будешь? На этом долбаном вальсе.

– Без понятия. – Пожал плечами Святкин. – С Катей, наверное. Или с Ниной. Какая, блин, разница! Слушай, этот вальс – это последнее, что меня сейчас интересует!

– Ну да… – фыркнул Саша, – отбыть номер и свалить… А что тебя интересует? Не ОГЭ же…

Святкин нахмурился.

– Да не знаю. Просто, – он резко дернул плечом, – странно все как-то стало. Че-то Колядин заладил под конец девятого класса, как ненормальный… И Костанак этот…

Саша перестал мять фантик.

– А еще, представляешь, – продолжил Олег, – ко мне недавно прицепился этот идиот, Малинов. Когда я дежурил. Че-то подошел, встал рядом, и давай мне под ухом чирикать…

– Ну, не вижу ничего необычного. Он перебирает всех одноклассников по кругу, а когда они заканчиваются, начинает заново…

– Не в этом дело! – Олег резко оборвал его. – Он у меня взаймы попросил! Три тысячи.

– Серьёзно? На что ему?

– Говорит, «очень нужно». А на что – молчит.

– И что, ты ему дал?

– Ты идиот? Нет. Я его послал, конечно. Сказал, иди к Ксюше своей попрошайничай.

– И что, ушёл?

– Ушёл. Но блин… – Олег потушил окурок. – Вот не знаю, как тебе сказать. Странно! Как будто все под конец девятого решили коллективно сойти с ума… Предчувствие у меня отстойное…

В столовой творились другие дела. Здесь стучали тарелки и стаканы, а дети боролись за булочки с сахаром. Самым популярным блюдом были макароны за сорок рублей, которые в народе именовали опарышами. Ученики, толпясь у раздачи, выкрикивали свои «компот и булочку» или, брезгливо морщась, тыкали пальцем в, как казалось, шевелящиеся на тарелке макароны.

Копейкины и Каролина сидели в относительно тихом углу столовой, доедая обед. Каролина, всё ещё слегка задетая после утреннего провала с Бергом, ворошила вилкой в тарелке, ковыряла отбивную.

– Ну и ладно. – Сказала Фрося, подводя черту. – Подумаешь, Берг. Было и забыли. Не стоит он того, чтобы из-за него киснуть.

– Да я и не кисну. – Буркнула Каролина, но было видно, что она просто старается это скрыть. – Просто… неприятно.

– Забудь. – Пожал плечами Миша, отодвигая от себя пустую тарелку. – Его логике не удивляйся… Кстати, мне пора. Нужно помочь Алисе Дмитриевне что-то там куда-то притащить.

Он сказал это небрежно, но Фрося тут же уловила нотку фальша – она взглянула на него подозрительно.

– Ты че, за ней теперь бегаешь? – Прямо спросила она. – Только недавно же ей помогал. Она тебе что, нравится?

Миша цокнул и закатил глаза.

– Не смеши. Я просто… проявляю социальную ответственность. Практикантке помочь. И вообще, она единственный адекватный взрослый в этой школе.

Каролина глядела на Мишу с легким недоумением.

– Ну, как сказать, адекватный… – протянула она, – смотрите, я, наверное, сейчас страшную ересь скажу, но… она же совсем беспонтовая. Ну вот честно!

Миша уставился на Каролину, обернулся к сестре, но не нашел в ее глазах понимания. Обе девочки смотрели на него, как на дурачка.

– В смысле? – Нахмурился он.

– Ну я не знаю! – Развела руками Каролина. – Одевается как мешок, волосы крашеные, разговоры… Ну какие у неё разговоры? Про погоду и про «как ваши дела». Скука! Она же абсолютно никакая, пустая. И все мальчики почему-то от неё без ума! Вот этого я вообще не понимаю!

Миша выгнул бровь. Каролина смотрела на Алису по-женски, оценивая ее, как девушку – и находила её несостоятельной.

– Ты просто не в её целевую аудиторию попала, Карельская. – с лёгкой насмешкой заключил он, поднимаясь из-за стола. – Волосы! Что тебе волосы? Не обложка важна, а содержание.

– Нет там никакого содержания! – Крикнула она ему вслед и улыбнулась. – Ты еще помянешь мои слова!

Миша, не оборачиваясь, лишь махнул рукой, отнес посуду и вышел из столовой. Он шёл по коридору с деловым видом, направляясь в кабинет литературы, где они с Алисой Дмитриевной и договорились встретиться. Но дверь в кабинет оказалась заперта.

Нахмурившись, он постоял секунду, затем решил проверить учительскую. Он миновал пару кабинетов и, пройдя мимо кабинета школьного психолога, замедлил шаг: дверь была приоткрыта, и оттуда доносились голоса. Один – тихий, робкий – он узнал его мгновенно. Второй – спокойный, мягкий – голос Алисы Дмитриевны.

– …и ты не должен позволять им решать, кто ты…

Миша в удивлении замер у стены.

– …но они все так думают… – невнятно бормотал Костанак.

Копейкин знал – чем больше он услышит, тем лучше. Стратегически верным было бы стоять тихо, но он не мог сдержаться – уже хотелось ворваться в кабинет с ноги. Их перешептывания, такие простые и такие верные, были для Миши личным оскорблением.

Он стиснул зубы и послушал еще секунд пять, а потом сделал шаг, показательно громкий и четкий, распахнул дверь. Алиса и Валя сидели за столом лицом к лицу. Увидев его, они оба вздрогнули и резко оборвали разговор. Валя инстинктивно отпрянул, будто его поймали на чем-то очень нехорошем. Алиса, напротив, лишь медленно подняла на Мишу удивлённый, вопросительный взгляд.

Повисло неловкое молчание.

– Алиса Дмитриевна. – Произнёс наконец Миша. – Вы же просили помочь с книгами? Я пришёл.

Алиса на секунду смутилась.

– А… да, конечно, Миша. Спасибо. Я сейчас. – Она перевела взгляд на Валю, и мягко ему улыбнулась. – Ну вот, на этом все.

Валя кивнул. Он поднялся, стараясь не смотреть на Мишу, и, сгорбившись, быстро, почти бегом, выскользнул из кабинета. Миша не сводил с него глаз, глядел на него с какой-то немой угрозой. В этот короткий миг, пока дверь закрывалась, между ними двумя пробежала целая буря.

Когда они остались одни, Алиса устало вздохнула и поднялась.

– Пойдёмте, Михаил. – Сказала она холодно.

Все это до ярости его оскорбило.

Он, Миша Копейкин, шёл у неё на поводу, таскал проекторы и вступал в пустые, на первый взгляд, разговоры, вкладывая в это своё время. Он рассчитывал на ответную ставку: её неподдельный интерес к его внутреннему миру, к его сложной, глубокой, достойной изучения личности. Он куда глубже и интереснее многих, а уж тем более – интереснее Вали Костанака, чей личностный портрет можно описать двумя словами.

Возможно, Каролина была права. Если уж Алиса Дмитриевна не сумела в нем ничего разглядеть и выбрала Костанака – в ней действительно нет никакого «содержания». Но так она становилась прямой угрозой. Угрозой фундаментальному закону, по которому Миша жил: он должен быть первым, должен быть наверху.

Он молча, с большой ненавистью, перетаскивал стопку за стопкой из кабинета в кабинет.

Большая перемена уже почти закончилась. Святкин и Вахрушин поднялись на этаж. Они пересеклись с Копейкиным у лестницы, и побрели к кабинету. Копейкин шел чуть позади. Когда все зашли в класс и начали рассаживаться, в кабинете поднялся типичный гул.

И тут Копейкин, не садясь на своё место, громко и чётко, обращаясь ко всему классу, но глядя прямо на Валю, вдруг сказал:

– Кстати, а вы знали, что Костанак теперь к психологу ходит? Видимо, решил свои… ментальные проблемы… наконец решить.

Все затихли, а потом тишину её разорвал взрыв смеха, ехидных перешёптываний и чьих-то одобрительных возгласов. Психолог! Это смешно. Особенно, когда речь идет о Костанаке. Валя опустил глаза в парту и сжался, будто его толкнули в живот. Он снова почувствовал на себе множество насмешливых взглядов.

– Че, серьезно!? – Крикнул Колядин, стараясь звучать борзо, но на деле он напрягся. Женя тут же отыскал в толпе Олега и Сашу – те смотрели на него с той же едва уловимой тревогой. Колядин быстрыми, резкими движениями, перепрыгивая через парту, оказался рядом с Валей, грубо заняв стул Вахрушина. Он вплотную наклонился к его лицу. – А че ты такое психологу-то рассказываешь, а?

Валя съёжился, но Женя не отступал. Вдруг Миша, всё ещё стоя у парты, парировал ленивым, ядовитым тоном, глядя на них сверху вниз:

– Должно быть, – ответил он холодно, – рассказывает, какой гнилой у нас коллектив. И как ему тут… некомфортно.

Класс зашептался. Кто-то засмеялся, кто-то крикнул. Олег и Саша оперативно приблизились к парте Вали, и Костанак оказался окружен уже ими тремя. Святкин и Колядин едва заметно друг другу кивнули. Валя резко вскинул голову, и слова вырвались у него против воли, громко и надрывно:

– Я хожу не к психологу!

Все снова стихли на мгновение, удивленные, что Валя вообще осмелился что-то сказать. Класс ожидал развязки.

– Копейкину привиделось, да? – С издевкой протянул Женя. – Или он может что-то перепутал? К кому ты ходишь тогда?

– К Алисе Дмитриевне! – Почти выкрикнул Валя, чувствуя, как горит лицо. – Она… она там просто сидит иногда!

Тогда ему казалось, что «Алиса Дмитриевна» прозвучит всяко лучше, чем «психолог».

– К Алисе Дмитриевне!? – Миша сказал это громко, изображая наигранное удивление. Весь класс уставился на него. – Ого! Значит, ты не просто психуешь… Ты ещё и подлизываешься к учительнице! Я смотрю, ты решил проблему отсутствия друзей радикально – нашёл себе взрослую подружку.

Он произнес это так цинично, так наигранно, что у Вали защемило что-то внутри. Он посмотрел на Мишу, пытаясь разглядеть в нем хоть что-то, чем можно было его оправдать, но, столкнувшись с ним взглядом, он только почувствовал, как у него самого намокают глаза. Вале не хотелось в это верить – не хотелось верить, что Копейкин – злой, обиженный мальчик, который говорит это без причины, просто, чтобы сделать ему хуже. Валя никогда ничего не делал Копейкину, и, будь он на его месте, он бы точно так себя не вел. Так почему тогда Копейкин ведет себя так?

По классу прокатился новый вал смеха, теперь уже с похабными нотками.

– Костанак, а движ-то какой! – Завопил кто-то с задней парты.

– На кого замахнулся!

Тукчарская и Ильская смеялись, пожалуй, громче всех – из их лепета Костанак лишь изредка выхватывал отдельные слова, которые тут же хотел забыть. Берг смерил Валю сочувствующим взглядом, но тут же отвернулся, Алина – сидела, уткнувшись в тетрадь

Взгляды, которые Вахрушин и Святкин бросили на Копейкина, были лишены тепла, но в них читалось молчаливое, неохотное признание. Копейкин, сам того, возможно, не понимая, иногда был самым эффективным оружием против Костанака. Он делал то, что им было нужно – поддерживал Валю в состоянии вечного унижения, закреплял за ним клеймо, которые поставили они.

Возможно, если бы не старая вина, связывающая их по рукам и ногам, они бы давно поставили Копейкина на место. Но сейчас он был слишком ценным инструментом в их общей миссии – проследить, чтобы Костанак никогда не забывал, кто по-настоящему виноват в смерти одноклассницы.

Женя, увидев, что ситуация повернулась в ещё более унизительное для Вали русло, снова набросился на него:

– Ну конечно! Сидишь там, сопли ей размазываешь, на одноклассников жалуешься? А она тебя по головке гладит? Мол, бедный мальчик, все его обижают?

– И все-таки, – Святкин наклонился к его парте, – знаешь, с учителями личным лучше не делиться…

Из-за второй парты третьего ряда вдруг поднялся Марк Малинов. Уперевшись руками в стол, он, глядя Копейкину прямо в глаза, вдруг закричал:

– Миша! Копейкин! А ты откуда знаешь? Психолог… Ты на приёме в очереди сидел?

Все тотчас обернулись к нему. Тукчарская и Ильская не скрывали эмоций: они ахнули и снова захихикали. Миша Копейкин медленно повернул голову в его сторону. Он, все с тем же наигранным удивлением, похлопал глазами:

– Малинов, – произнёс он слащаво, – ты обиделся, что я тебе в долг не дал? Или что перебил тебя на прошлой неделе, когда ты рассказывал мне про мультивселенные человека-паука? Чем я тебя обидел, Марк? А насчет психолога… Не переживай, я своё место в очереди тебе уступлю. По-моему, ты в нем нуждаешься куда больше. Иди, полечи свою… навязчивую потребность во внимании…

Дверь в класс вдруг открылась и вошла завуч. Стихло. Завуч, хлопнув в ладоши, объявила срочный сбор в актовом зале – лекция по антитеррору. Класс весело завопил: отмена уроков по любому поводу была народным счастьем.

Пока все густой толпой вываливались в коридор, Олег Святкин, проходя мимо Марка, с размаху шлёпнул его по затылку.

В актовом зале царила непривычно напряжённая атмосфера. На сцене, кроме завуча, стояли незнакомый мужчина в строгом костюме и двое полицейских по бокам. Когда все уселись, мужчина представился экспертом по безопасности и начал говорить. Его голос был сухим и бесстрастным, но слова обжигали. Он начал лекцию с примера – сказал, что буквально на прошлой неделе в Хабаровском крае был теракт – бывший ученик школы №14 пронёс в учебное заведение оружие. Многим в душе стало жутко: это была не абстрактная страна, а соседняя область. Это было не «когда-то», а «на прошлой неделе». Эксперт продолжал:

– Подросток, 17 лет, из внешне благополучной семьи. По предварительным данным, систематически подвергался травле со стороны одноклассников. Не сумел найти иного выхода…

Слушали его с разной степенью вовлеченности – Копейкины глядели в телефоны, Миша – так и вовсе был в наушниках. Вахрушин и Святкин слушали краем уха, перешептываясь о чем-то своем. Майский внимательно рассматривал картинки на экране. Тряпичкин, сидевший рядом с ним, заметив справа от Жени свободный стул, кивком предложил ему пересесть. Они сдвинулись. Между Тряпичкиным и Майским остался свободный стул. Катя и Нина шумели, а Ксюша пыталась их утихомирить.

Берг, Малярова и Костанак сидели на первом ряду.

– …часто это замкнутые, социально изолированные подростки. Те, кого игнорируют или травят. Кто не может или не хочет говорить о своих проблемах. Кто копит обиды годами…

Вале казалось, что на него уже смотрит половина класса, но он не хотел проверять. Он вдруг задумался – да, обиды в нем полно, но он бы никогда никого не тронул, что уж убить?

– …или те, чьё поведение окружающие характеризуют как «странное», «неадекватное», «оторванное от реальности»…

На этот раз взгляды, более осторожные, поползли в сторону Паши Майского. Он сидел с каменным лицом, не отрываясь от экрана.

Малинов, сидевший ряда через два, не мог усидеть на месте. Он ёрзал, перебирал ногами и, наконец, откинулся на стуле так далеко, что тот остался стоять на двух задних ножках, мерно поскрипывая. Он слушал и качался в такт монотонному голосу лектора, в ритм мрачному повествованию.

– …важно проявлять бдительность и обращать внимание на изменения в поведении окружающих…

В этот момент стул Марка с громким деревянным треском сложился, как карточный домик. Малинов с оглушительным грохотом исчез за спинками кресел, и через секунду из-за рядов показалась его растрепанная макушка. По залу прокатился сдержанный, нервный хохот. Даже лектор на секунду замолчал, с недоумением глядя в зал.

Глава 5

Комната Колядина была маленькой. Когда-то она была рассчитана на двоих: две узкие кровати, два старых шкафа. Вторая кровать последние годы вечно была завалена коробками со старыми вещами и мешками с одеждой. Из верхнего ящика шкафа, который наглухо заклинило, торчал край чёрной футболки с вызывающим принтом.

На столе, заваленном обгрызенными ручками и листками с черновиками, горел экран ноутбука. Женя, сгорбившись, ворочал презентацию по истории. Он выискивал самые уродливые картинки с Габсбургами и вставлял в их в слайды в неприличном количестве, ехидно ухмыляясь.

Миша Тряпичкин сидел на краю заваленной кровати. Он молча перебирал вещи из случайной коробки. Старые диски с похабными надписями, замусоленная колода карт, спортивные нашивки. И вот его пальцы наткнулись на чёрный пластиковый диск с намотанной верёвкой – йо-йо. Тряпичкин рассмотрел игрушку, потом взял её в ладонь. Верёвка была истрёпана, сам диск – весь в царапинах.

Женя, заметив движение краем глаза, обернулся. Увидев в руках у Миши йо-йо, он на секунду замер.

– Эту хрень на помойку давно пора. – Буркнул он, отводя взгляд обратно к экрану, но работать уже не мог. – Он с ним как сумасшедший носился! И бил меня им. Очень больно, кстати!

Тряпичкин молча покрутил йо-йо в пальцах, затем так же молча аккуратно положил его обратно в коробку.

– Хочешь, забирай. – Сказал вдруг Женя, уставившись на Габсбурга на экране.

– Да нет. Зачем?

– Ну не знаю. Брату оно не нужно. – Женя пожал плечами, делая вид, что это его не волнует. – Может, научишься крутить. Или просто… выбросишь. Мне всё равно.

Тряпичкин ничего не ответил. Он отодвинул коробку чуть дальше, вглубь кровати, подальше от глаз, сказав без слов: «Выбрасывать не будем. Но и доставать больше не станем». Женя взглянул на коробку прежде, чем Тряпичкин убрал ее, и кивнул, сам не зная чему. С новым остервенением он принялся вставлять в презентацию звуковые эффекты для убедительности.

Однако хватило его ненадолго. Вскоре он свернул презентацию и откинулся на стуле, скрипящем на всю комнату.

– Слушай, Миша… – он начал негромко, – Костанак этот… Он же теперь с этой Алисой языком чешет…

Тряпичкин медленно перевёл на него взгляд, давая понять, что слушает.

– Ну и чё? – Спросил он глухо.

– Какой «ну и чё»! – Женя резко вскочил со стула, весь затревожился. – Он же там, у неё в кабинете, сидит, как на исповеди! А если он ей начнёт про старое трепать? Про пятый класс? Про Арину?

Они все годами избегали этого имени, старались не произносить его вслух. Женя принялся заламывать пальцы.

– Она же училка! Она начнет вопросы задавать, на педсовете поднимет этот вопрос… Нас же тогда всех на уши поставят! Меня – в первую очередь! Все и так знают, откуда я, а тут ещё и это… Меня на учет поставят, а такими темпами – я, как брат, в тюрьму! А потом… А потом я там туберкулёзом заболею и помру. Понимаешь? И все из-за Костанака!

Женя указал пальцем в сторону воображаемого врага, будто Валя лично подсыпал ему в чай чахоточную палочку.