Ряженье

– Не помрёшь. – Ровно, без тени утешения, констатировал Тряпичкин.

– А вот и помру! – Парировал Женя, тяжело дыша. – Ты в курсе, какая там сейчас обстановка? Антисанитария!

– Ты ещё не в тюрьме, – заметил Миша, – и на учёте не стоишь.

– Так это же вопрос времени! – Женя снова забрался на стул. – Она всё узнает, я тебе говорю! Этот слабак всё выложит! И всё – пиши пропало! Слушай… А может, мы его просто…

Женя замолчал, ожидая, что Тряпичкин его перебьет. Миша, не меняясь в лице, засунул руку в карман своих безразмерных штанов, порылся там и вытащил слегка помятый шоколадный батончик. Не глядя, он швырнул его в Женю.

Батончик мягко шлёпнулся Жене в грудь и упал ему на колени. Колядин уставился на него, потом на Тряпичкина, ошеломлённый случившимся.

– Чего? – Только и смог выжать он.

– Это тебе. – Пояснил Тряпичкин. – У тебя трясётся рука. И ты говоришь чепуху про туберкулёз.

Женя фыркнул, подобрал шоколадку, развернул её.

– Ладно, Габсбурги мне уже надоели. – Буркнул он, откусывая. – Пойдём на улицу. Там погода ничего.

Он встал, и, жуя, вышел в прихожую, потянулся за курткой. В лифте пятиэтажки, где ужасно пахло куревом, он молча доедал батончик, а Тряпичкин стоял рядом, глядя в потолок кабины. Женя небрежно натянул шапку на бок и стал похож на взъерошенного воробушка.

На улице их встретило слепящее, но холодное мартовское солнце. Снег скатался в грязные комья, а в просветах проступал черный асфальт. И все-таки в воздухе уже витал тот особый, едва запах сырости и далёкого, забытого тепла. Только-только наступила весна.

Они вышли на залитую бледным солнцем советскую площадку. Горка была в ржавых подтёках, качели скрипели, хоть закрывай уши, а в центре медленно, под ветром, вращалась карусель.

Колядин, не раздумывая, плюхнулся на одно из холодных сидений. Тряпичкин легко толкнул ржавую балку, и карусель с жалобным скрипом сдвинулась с места.

– Ну и жизнь… – Философски изрёк Женя, лениво отталкиваясь ногой от земли. – Крутишься, вертишься, а все равно никуда не уехал…

Минут пять они болтали о своем, пока из-за угла пятиэтажки не показались знакомые фигуры: Олег Святкин и Саша Вахрушин. Увидев их, они чуть замедлили шаг, но продолжили идти своей дорогой.

– Эй! – Вдруг позвал их Женя. – Подойдите сюда на секунду!

Олег и Саша переглянулись. Медленно, нехотя, они приблизились, остановившись в паре метров.

– Чего? – Коротко бросил Святкин.

– Вы же понимаете, о чём я. – Женя говорил тихо, но чётко. Он слез с карусели. – Алиса и Костанак. Вас же должно это беспокоить.

– А нам-то что? – С вызовом спросил Святкин.

– Хватит придуриваться! Все ты понимаешь! Если он проболтается – нам всем – и мне, и вам – мало не покажется! Нас всех в один котёл запихают, ты думаешь, кому-то будет дело, кто там главный был?

Он посмотрел на Олега, потом на Сашу и продолжил совершенно серьезно:

– Знаю, вы меня не любите, но это дело десятое. Но сейчас у нас общая проблема. И её нужно решать. Вместе.

– И что ты предлагаешь? – Спросил Вахрушин.

– Временный союз. – Чётко сказал Женя. – Пока Алиса не уедет. Давить на Костанака. Следить, чтобы он не болтал лишнего. Не давать им общаться. Создавать ему такие условия, чтобы у него мыслей не оставалось ни на что, кроме как выжить. Как тогда.

Повисла тяжёлая пауза. Олег и Саша молча переваривали его слова. Подобные мысли у них проскакивали, но им обоим почему-то не хотелось обсуждать это с Женей, хотя стоило бы.

– Ладно. – Сказал наконец Святкин, не глядя Жене в глаза. – Пару месяцев. Разберёмся с этим.

– Ага. – Мрачно поддержал Вахрушин.

Напряжение чуть спало: цель была обозначена, враг – назначен. И тут Женя, как спохватившись, неуверенно кашлянул в кулак. Он уставился в сторону, на качели.

– Кстати… – Он начал небрежно, но все же немного неуверенно. – У меня скоро день рождения. Шестого марта. Можете зайти, если хотите. Мать на работе будет. Посидим… Обсудим всё ещё раз.

Он старался сказать это так, будто это его была пустяковая, случайная мысль.

– Посмотрим. – Уклончиво бросил Олег.

– Ага, как-нибудь. – Пожал плечами Саша.

Женя понимал, что скорей всего это не обещание, а отговорка, но для него и это уже было чем-то. Он кивнул, делая вид, что его всё устраивает.

– Ну, ладно… – он отступил назад, к карусели, – значит, договорились.

Олег и Саша, не прощаясь, развернулись и пошли своей дорогой. Женя смотрел им вслед, а потом пнул ногой пустую банку из-под пива, валявшуюся у песочницы.

– Ну что, Миша, – сказал он Тряпичкину, – похоже, у меня будет день рождения. Почти что вечеринка.

– Я приглашен?

Женя едва заметно улыбнулся.

– Ты? – Он сделал вид, что задумался. – Ну, если принесёшь пиво, чипсы и не будешь стоять в углу сонными параличом… то ладно. Приглашён. – Он снова пнул банку, отправив её звенеть в сторону качелей. –  Будем вдвоём сидеть, торт жрать. А если эти придут…будет уже целых четверо… – Он вздохнул уже без улыбки. – Всё равно лучше, чем одному. Да? – Колядин вдруг потер ладошки от холода и нахмурился. – Ладно! Хватит об этом. Ты мне лучше скажи, что ты за неделю про Копейкину узнал? Какие у нее проблемы?

– Никаких.

– Как это никаких? – Женя скорчил сердитую мину. – Не может быть! У всех есть проблемы!

– У неё – нет. – Ровно ответил Миша. – Честно, Жень. Я смотрел в оба. Учителя её хвалят. Каролина с ней дружит. Брат за неё горой. Обстановка в классе ее не напрягает. Её всё устраивает.

– Устраивает… – Женя задумался на секунду, и в его глазах мелькнула искра. – Тогда нужно сделать так, чтобы не устраивало!

– Плохая идея.

– Опять?!

– Если создашь проблему, она придёт к брату. А Копейкин… – Тряпичкин сделал многозначительную паузу, давая Жене самому додумать, чем все закончиться.

– Тьфу! – Женя с досадой плюнул. – Ну и что мне теперь делать!?

Тряпичкин молчал долго. Он разглядывал под ногами серую мартовскую слякоть.

– Не знаю даже… – Промычал он. – А нужна тебе эта Фрося? Позови, не знаю, Катю или Нину…

Женя резко обернулся, явно намереваясь на него наорать, как вдруг его рука зависла в воздухе, а на лице мелькнуло озарение: что-то в голове щёлкнуло и сложилось: перешёптывающиеся девочки, их ахи и вздохи, их жадные глаза, вылавливающие каждую крупицу сплетни. Они же ходячий школьный архив! И они наверняка в курсе всех потайных ходов в жизни Копейкиных.

– Миша! – Он вдруг радостно подпрыгнул, смутив Тряпичкина. – Ты гений! – Женя выдохнул, уже доставая телефон. – Они же всё про всех знают! Сейчас я им позвоню…

Тряпичкин явно не понимал, что происходит, но возражать не стал. Женя пролистал контакты, нашёл номер Кати Тукчарской и набрал. Трубку взяли не сразу.

– Алё? – Раздался её голос, полный недоверия и писклявой обиды. – Чё тебе надо?

– Тукчарская, это Колядин, – начал Женя важно, – ты где щас?

– А тебе зачем? – Последовал мгновенный, колючий ответ.

– Дело есть. Серьёзное. Говори, где ты, я к тебе подъеду. Поговорить надо.

– Мы с Ниной в ТЦ. На фудкорте. Но это не значит, что я с тобой разговаривать хочу.

Женя чуток смутился – он ожидал, что она отнесется к нему с недоверием, но ее слова звучали уж слишком злостно.

– Допустим. – Сказал Женя, чувствуя, что сделка уже трещит по швам, не успев начаться. – Ждите там. Через двадцать минут буду.

Он бросил трубку, не дав ей возможности отказаться, и обернулся к Тряпичкину с видом полководца.

– Чего она так взъерепенилась… – С негодованием произнес он, но тут же встрепенулся и дернул Мишу за рукав. – Все, Миша, пошли, пока они там!

– Куда?

– В Галерею!

ТЦ «Галерея» был одним из немногих обожаемых школьниками мест. У входа толпились старшеклассники, переминаясь с ноги на ногу и пуская клубы пара; кто-то уже почему-то был пьяный и громко ржал, опираясь на игровые автоматы.

Женя, встряхнувшись, как мокрая собака, прошел мимо бабушки у ларька с шапками, смотрящую на молодежь с укором. Фудкорт был сердцем Галереи. Гул голосов стоял такой, что слова тонули, как камни в болотце. Повсюду – свои маленькие кланы: стайки девчонок; пацаны, азартно тыкающие в телефоны; парочки, жующие бургеры в углу, стараясь делать вид, что они не вместе.

Женя, встав на цыпочки, принялся водить взглядом по залу. Искать Катю и Нину в этой каше было всё равно, что выбирать две конкретные блестяшки и флакончика.

– Где же они, чёрт… – Проворчал он, продираясь сквозь толпу.

И тут он их увидел: они сидели за столиком у самой стены, под огромным рекламным постером с улыбающимся бургером. Перед ними стояли два стакана и лежали три пустые коробки от наггетсов.

Катя что-то горячо и злостно доказывала Нине, размахивая картошкой фри, как дирижёрской палочкой. Нина слушала, кивая. Они были так поглощены своей беседой, что не заметили приближающуюся угрозу в лице Жени Колядина, который уже пробивался к их столику, расталкивая локтями безмятежных детей.

– Вот вы где! – Он ударил ладонями по их столику, отчего стаканы подпрыгнули. – Еле нашёл вас!

– Лучше бы не нашел. – Недовольно бросила Катя, смотря на него исподлобья. –  Ты у нас вырос, чтобы с девушками разговаривать? Или проголодался, Колядин? Место только для двоих.

Нина нахмурилась. Женя, совсем сбитый с толку, посмотрел на Тряпичкина, но тот пожал плечами.

– Чего несёшь? – Спросил он, выгибая бровь. – Я по делу. Серьёзному.

– Ага, конечно. И мы, такие уродливые и неинтересные, вдруг понадобились для твоего «серьёзного дела». Удивительно. Может, ты всё-таки Каролину с Фросей ищешь? Они, наверное, в бутике кашемировом, а не на фудкорте.

Женя без приглашения сел на свободный стул, кивнув Тряпичкину, чтобы тот сделал тоже самое.

– Хватит трепаться. Вам же охота, чтобы Олег и Саша с вами на вальс пошли?

Катя и Нина переглянулись.

– Ну, предположим. – ответила Нина. – А тебе-то что с того?

– А то, что они никуда вас не позовут. Им этот вальс не нужен. А некрасиво как-то выйдет, если вы, девочки, будете звать первыми… Но! – он поднял указательный палец для убедительности, – я могу на них повлиять.

– Повлиять? – Спросила Катя. – Ты? Смешно. Они тебя на дух не переносят.

– А я и не буду с ними в душеньки играть. Есть другие методы. Но сначала – инфа. Хотя бы половинка. В качестве аванса. Чтобы я знал, что вы не трепете просто так.

Катя и Нина снова переглянулись. Молчаливый торг длился несколько секунд.

– Ладно. – Сказала Катя. – Спрашивай. Но один вопрос. И мы решим, стоит он твоего «влияния» или нет.

Женя понизил голос и наклонился к ним ближе:

– Вы же знаете, что у Копейкиных с сестрой нечисто? Ну, что она там ненормальная какая-то, это все знают. А что там вообще у них происходит? Что там у них с мамой и папой? И главное… – он сделал паузу для драматизма, – …почему они эту девочку, Раю, как сумасшедшую опекают? Она что, им не родная, что ли?

Катя улыбнулась по-кошачьи.

– Да ладно, Колядин! Ты попал в точку. Она им и не родная. А это что – откровение? Тебя не смущает, что она черная?

– Я, – Женя запнулся, – я догадывался, просто… У меня не было подтверждений.

– Их и нет. Фрося и Миша ведут свое расследование.

– Вот! Это то, что мне надо! Какое расследование? Есть подробности? Они же мне сами в жизни не расскажут…

– О-о-о, подробности… Это уже не «половинка», Колядин. Это целый торт с кремом. Мы знаем, на кого они копают. Но имена – это уже полная цена. – Она посмотрела на него с вызовом. – Сначала – Олег и Саша при всех нас приглашают. Публично. Абсолютно серьёзно. Потом – получишь свои имена. Все три.

– ТРИ? Их там трое?!

Нина кивнула с важным видом:

– Именно.

Женя вскочил с горящими глазами:

– Ладно! Договорились! Готовьте свои платья, девочки. Пацаны будут вашими. – Он уже отходил от стола, но обернулся. – Эй, а вы… молодцы. Жуткие сплетницы, но молодцы! Я даже не представляю, как это все можно было прознать!

Они с Тряпичкиным смешались с толпой.

– Вот видишь! – Радостно крикнул Женя. – А ты говоришь – нет проблем!

– И как мы будем решать… это…

– Нароем компромата! – С энтузиазмом выпалил Женя. – Поможем им с расследованием! Ты же понял? Им нужен кто-то со стороны! Кто-то, кто может пролезть туда, куда они не могут! Кто-то, кого не ждут! Кто-то… вроде меня!

– Они… не просили помощи… – осторожно заметил Миша, – это же дело семейное… Не как с оценками, учителями, все такое…

– Ну и что! – Отмахнулся Женя. – Они и не знают, что она им нужна! Мы найдём для них какую-нибудь улику, какую-нибудь косточку, сами всё проверим и… бац! Положим им её на стол. И она такая: «Ой, Женя, спасибо, ты просто спас нашу семью!»

Пока Женя Колядин пытался вломиться в жизнь Копейкиных с дубиной наперевес, Валя Костанак учился входить в единственную приоткрытую для него дверь.

Их общение с Алисой Дмитриевной перестало быть случайным и вынужденным. Валя заходил в ее кабинет, когда там не было других учителей. Не за утешением, а просто за ее присутствием. Алиса не лезла с расспросами. Она могла готовиться к урокам, а он – сидеть в кресле и читать свою книгу или просто смотреть в окно. Постепенно молчание сменилось редкими, осторожными разговорами. Сначала на безопасные, отстранённые темы. Она могла спросить, какую музыку он слушает – он отвечал обрывками, но она ловила суть. Алиса понимала, что ему важны порядок и предсказуемость.

Не так давно она попросила его помочь разобрать журналы. Для Вали, к которому никогда не обращались за помощью, это было невероятно – ему впервые доверили дело. Он выполнял работу с тщательностью, сортируя не только по годам, но и по темам. Алиса наблюдала за ним и видела, что он обладает аналитическим умом и невероятной усидчивостью.

Впрочем, все это происходило до инцидента с Копейкиным. А следующие дни после Валя к Алисе не ходил, но тут-то случилось удивительное – она выцепила его сама. Они быстро переговорили в пустом коридоре.

– Они догадываются, что ты ко мне ходишь. – Заметила Алиса

Валя потупился.

– Наверное, все же не…

– И что ты чувствуешь? Зная, что они в курсе.

Он поднял на неё глаза, смущенный вопросом.

– Я… я будто делаю что-то запретное. Плохое.

– Как у настоящих сообщников. – Она улыбнулась и пошла своей дорогой.

Этот разговор ошеломил Валю настолько, что он до конца дня не проронил ни слова. Что это вообще могло означать? Слово «сообщники» сжигало его изнутри.

Ходить к Алисе стало опасно, и он, зная, что не сможет увидеться с ней лично, теперь ловил себя на том, что ищет её взгляд в коридоре. Он стал запоминать, в чём она была одета – сегодня зеленый свитер, вчера – серая кофта. Он начал замечать смешные детали: как она поправляет очки, когда читает, как прикусывает нижнюю губу, думая над чем-то. Однажды, когда она отвела у них урок, и все покинули класс, он зачем-то стащил с ее стола забытую ручку.

Валя не смел даже думать словом «влюблённость». Это чувство было слишком страшным и запретным. Оно приходило к нему обрывками: внезапным теплом в груди, когда он слышал её смех из учительской; болезненным сжатием сердца, когда он представлял, что через два месяца она уедет и исчезнет из его жизни навсегда.

Так или иначе, сейчас он старался сосредоточиться на домашке по истории. Валя, съёжившись за своим заваленным учебниками столом, старательно выводил в презентации пункт о «предпосылках реформации». Ему было тяжело – от нескончаемого потока слов крутящегося рядом Марка, от вторжения в его единственное безопасное место. Но он терпел, и в его памяти жила картина: Марк, краснеющий и кричащий на весь класс в его защиту. Валя кивал каждому его слову.

– …и вот, представляешь, – несся поток сознания Марка, – Лютер, конечно, крутой, но ему бы не помешало поработать над пиаром! Нужно туда что-нибудь смешное вставить, чтобы все ахнули! А? Валя, ты слушаешь?

Буквально вчера Марк неожиданно для всех покрасился в синий цвет. Валя все не мог смириться с его новым образом.

– Слушаю. – Отозвался Валя, вставляя в слайд портрет Тетцеля с его индульгенциями. – Пиар.

– Вот именно! – Марк удовлетворённо откинулся назад, чуть не свалив гербарий деда. Он схватил с полки тысячелетний спиннер и начал неловко его крутить. – А ты не бойся делать шрифты покрупнее! Чтобы все прочитали, какой он… ну, в общем, чтобы прочитали! Валя, Валя! А это кто?

– Томас Кромвель.

– А-а… Он на тебя похож!

Валя невольно улыбнулся. Эта улыбка была редкой и неуверенной. Они немного подурачились, подбирая самые нелепые картинки для предстоящего раздела о папской власти.

Через пару минут Марк, глядя на карту звёздного неба над кроватью и все не выпуская из рук этот дурацкий спиннер, сказал спокойным, бытовым тоном:

– Кстати, Ксюша мне вчера отказала. Сказала, что уже договорилась с кем-то на вальс.

Спиннер вылетел у него из руки и упал на кровать. Марк тут же поднял его.

Валя замер. Он ожидал от Марка всего – истерики, злобы, самоуничижения, но не этого отстраненного спокойствия. Он повернулся и уставился на Малинова, пытаясь что-то в нем разглядеть.

– И… – С трудом выдавил Валя. – И что?

– И ничего. – Он пожал плечами. – Я, конечно, надеялся. Но… она же не виновата, что не хочет со мной танцевать. У неё свой вкус… Может, это из-за волос? – он вдруг задумался. – Хотя, стоп, я покрасился вчера, а это было уже после…

Вскоре Марк ушел. Валя ещё долго лежал, глядя в потлок, пытаясь разобраться в клубке новых чувств. Чтобы упорядочить хаос в голове, он достал из-под стола толстый альбом с чертёжной бумагой. Он любил выстраивать фасады несуществующих зданий, придумывать им историю. Валя углубился в работу, выводя тушью стрельчатые окна готического собора. Забылось всё: и Марк, и школа, и Алиса Дмитриевна.

И тут в тишине вдруг зазвонил телефон.

Валя вздрогнул, и линия поползла. Он оставил некрасивую, жирную чирку. Сердце его ёкнуло. Он осторожно взял телефон и удивился:

Ксюша Гутман.

– Ало? – Начал он осторожно.

– Валя… Валя, привет… – Повисла пауза. – Извини, что поздно… Я тут подумала… насчёт вальса…

По спине пробежался холодок. Он понял всё, даже не дослушав. Её тон – нерешительный, жалостливый, слишком тихий.

– …Если ты ещё не с кем не договорился… Может… пойдём вместе? Я буду рада.

Слово «рада» прозвучало такой фальшивой, вымученной добротой, что его чуть не стошнило. Он представил лицо Марка, вспомнил это его неестественное спокойствие. И понял, что не может этого принять. Ни эту жалкую подачку, ни это предательство по отношению к единственному человеку, который за него заступился.

– Нет. – Выдохнул он. Это прозвучало почти грубо.

– Но… почему? – В голосе Ксюши послышалось искреннее недоумение. Она ждала благодарности.

– Просто нет. – Он говорил, глядя на испорченный чертёж. – Не надо. Мне… не надо.

Он бросил трубку, не дослушав. Ему было противно от её жалости, противно от собственной грубости, противно от мысли, что теперь он должен будет смотреть в глаза Марку. Он свернулся калачиком на кровати, зарывшись лицом в подушку, и почувствовал себя соучастником чего-то грязного.

Подумать только – она отказала Марку, потому что была уверена, что он, Валя, согласится. Ведь кроме нее его никто не позовет – в этом был ее величественный подвиг.

Глава 6

На следующей неделе классная вновь подняла тему вальса. На вопрос о собравшихся парах руки подняли Копейкины и Берг с Маляровой. Классная тяжело вздохнула, но сказала, что готовилась к худшему, и вписала имена и фамилии танцующих в важный журнал, в миг придав событию почти юридическую значимость.

Она также объявила, что первая репетиция будет в следующую пятницу, так что у остальных есть еще две недели, чтобы подумать и начать практиковаться вовремя.

Олег и Саша так и не позвали Нину и Катю. А Нина и Катя благополучно забыли про обещание, данное себе в туалете – по большей части из-за вмешательства Колядина. Пока классная говорила, они как раз пилили Женю взглядами, четко намекая, что ждут от него действий. Колядин жестом показал, что все под контролем.

Как коршун, он выследил курящих на большой перемене Олега и Сашу.

– Ну что, пацаны, – начал он без предисловий, – слышали? Журнал подписан. Дедлайн горит.

Олег скривился, а Саша нервно затоптался на месте.

– И чё с того? – Бросил Святкин. – Успеем ещё.

– Ладно. – Женя вдруг опустил плечи, изобразив усталую искренность. – А знаете, я скажу вам всё честно, как есть. Но сперва скажите: вы вообще планируете их звать?

– Наверное… – Уклончиво ответил Вахрушин.

– Ну, вот и хорошо. В общем, они очень хотят, чтобы вы их позвали.

– А ты теперь посыльный? – С презрением спросил Святкин. – Или как? Какая тебе вообще разница?

Женя развёл руками:

– Абсолютно никакой. Плевать мне на них, но смотрите, в чём дело. Мне нужно кое-что узнать про Копейкиных, а рассказать могут Нина и Катя. Но они поставили мне условие – сказали сначала сподвигнуть вас на действия.

– А мы что, с тобой друзья? – Олег фыркнул. – Ты? Сподвигнуть нас? Они знают, в каких мы отношениях. Че-то тут не то, Колядин.

Женя нахмурился, почуяв, что «честный» подход проваливается, и заговорил уже твёрже, с лёгкой угрозой в голосе:

– Слушайте, вы серьёзно всё ещё злитесь на меня? Из-за контрольной? Или из-за чего? Из-за гаража? – Он сделал шаг вперёд. – Давайте начистоту. У нас есть общая проблема. Имя которой – Валя Костанак. Зачем нам с вами ссорится? Это вообще невыгодно. Давайте мириться. По-настоящему.

– Да не в этом дело. – Ответил Вахрушин. – Дело в том, что ты – тот еще кадр. Ты в последнее время дофига чудишь. – Вот, даже сейчас, – Саша ткнул пальцем в воздухе в сторону Жени. – Зачем тебе че-то про Копейкиных узнавать? Ты сам знаешь, что Копейкиных лучше вообще не трогать. А ты идешь, как танк. Ты сам упомянул Костанака. Ты же понимаешь, что Копейкины в этой истории на нашей стороне. Они держат его в ежовых рукавицах получше нас. А вся эта твоя беготня за Фросей… – Саша с отвращением помотал головой. – Ну нафига ты их злишь? Ты одну проблему создаёшь, вторую, а потом приходишь и предлагаешь «мир». С тобой, как на пороховой бочке.

Женя не знал, что ответить. Он отступил на шаг. Дерзость его притупилась.

– Я… – Начал он растерянно, тише. – Я же не со зла всё это… Контрольная, гараж… Я просто хотел… – Он замялся, не зная, что говорить, и посмотрел на Олега и Сашу – некогда бывших друзей. – Вы правы. Я чудил. Чудил, потому что… Потому что все вокруг уже всё решили. У Копейкиных – их мир, у вас – ваш. А я… я просто метаюсь туда-сюда…

Святкин и Вахрушин слушали.

– А по поводу Костанака, – продолжил Женя, – понимаете, мне было десять. И мой отец уже тогда сидел…

– Лучше замолчи. – Сказал Святкин.

– Я и не собирался продолжать.

Воцарилась тишина.

– Мы позовем их. – Сказал Вахрушин, переглянувшись со Святкиным. – Но не потому, что ты попросил. А потому, что сами так решили.

Женя лишь кивнул. Он развернулся и пошёл прочь, оставив их одних.

Арина была веселой, задорной девочкой. Она подтрунивала многих и близко общалась с Женей, Сашей и Олегом – была своей девчонкой в мальчишеской компании. На осенних каникулах в пятом классе, когда они пошли гулять на заброшенную стройку на окраине, именно ей в голову пришла идея – позвать Валю Костанака, чтобы было над кем посмеяться. Валя, польщённый и напуганный, поплёлся за ними – он искренне надеялся, что его наконец-то приняли.

Они забрались на груду огромных бетонных плит. Играли в Царя горы. Арина и Женя, как самые азартные, боролись с особым энтузиазмом. Они смеялись, толкались, но это было по-детски невинно.

Женя толкнул Арину в плечо – она поскользнулась – ее носок зацепился за скользкий, поросший мхом край плиты. Потеряв равновесие, она кубарем полетела вниз, в неглубокий овраг, заваленный ржавым железом и бетонными обломками. Раздался короткий, глухой звук, который и Женя, и Олег с Сашей, до сих пор вспоминали ночами. Крика не было. Но Арина просто не встала. Женя помнил, как еще с минуту кричал ей, чтобы она поднималась – смеялся и кидал в нее шишки, думая, что она притворяется.

А когда он спустился, он наконец сообразил, что она мертва. Олег и Саша, не сговариваясь, убежали, когда Женя с криком сообщил эту новость. Колядин остался стоять над ее маленьким телом, наивно тряс ее, все еще надеясь, что она встанет. Невдалеке остался Валя – он стоял, вжавшись в стену оврага, его всего трясло.

Тогда Женя, плача и рыдая, сказал Вале что-то вроде: «ты же видел, что она упала сама». И Валя помнил, как Женя, весь зареванный, чуть ли ползая у него в ногах, умолял его принять эту версию.

«Тебе поверят! Ты же не врешь никогда! А мне… мне не поверят… Меня же также – в тюрьму».