Взорванный Донбасс

– Держи серфинг за веревку, я за кедами. Ноги скользят, – покинул пляж.

Соня взяла веревку в руки, стараясь не дать волне утащить серфинг в море, но стоило папе скрыться с глаз, как она удивительно ловко вскочила на доску и, рывком подняв парус, заскользила по волнам по одобрительные хлопки отдыхающих.

– Вот дает девчонка, видно умеет, а папахен валенок, хоть и мачо, – с восхищением сказал Петя, глядя как девушка, широко расставив свои длинные стройные ножки, легко удерживает равновесие на доске.

– Да, уж утерла нос папику, а так посмотришь, шкиля-шкилей, а на самом деле крепкая, – поддержал его восхищение Толик.

* * *

Не успели зрители обсудить такой феномен победы девчонки над серфингом, как его уже унесло далеко в море, и фигурка девушки над водой стала не больше стрекозы на ветке. Потом она и вовсе исчезла. Заинтересованные зрители вскочили на ноги, пытаясь понять, куда пропала девчонка. Только дальнозоркие разглядели, что она барахтается в воде, пытаясь забраться на доску. Подождав немного Петя, сказал приятелю:

– Ты гони к дяде Лехе, пусть организует спасательную лодку, а я поплыву за ней. Похоже, ей там сейчас невесело.

Недолго думая, он кинулся в воду и быстро преодолев широкую илистую мель, поплыл в направлении незадачливой сёрфингистки, отметив, что вода в Азове хоть и грязная, но сравнению с Черным морем, но практически пресная. Приближаясь к терпящему бедствие серфингу, Петя понял, что Соня пытается залезть на доску, но то, что у нее хорошо получилось на мелководье, тут на глубине не получалось ни в какую, да и силы уже были на исходе. Когда до доски оставалось не более пятидесяти метров, девушка увидела, плывущего к ней спасателя и, прекратив свои попытки обуздать серфинг, легла на него поперек и начала беспечно болтать ногами, всем своим видом показывая, что все у нее в порядке, просто решила искупаться.

– Привет, Сонча? Тебе тут не скучно? – весело спросил ее Петя, пристраиваясь рядом.

– Видишь, загораю, и почему это вдруг Сонча? – косо взглянула на него девчонка, не выразив на лице ни благодарности, ни радости от того, что она теперь не одна с этой неуправляемой доской.

– Я вообще-то Петр, разрешите представиться, – церемонно ответил Петя, скрывая тот факт, что догнать серфинг ему было нелегко, – а вот вы, мадмуазель, далеко не Соня, а самая настоящая Сонча. Потому, что Соня никогда бы не рискнула встать на этот неуправляемый снаряд, а девочка Сонча, такая же дерзкая, как ваше южное солнце сделала это, не задумываясь о последствиях.

– Ты, что из России? – ответила на его сентенции девушка.

– Точно, с оттудова, как говорит мой друг Толик! А как ты догадалась? Я же в одних плавках, ни тебе косоворотки, ни сапог, ни гармони, ни бутылки самогона за поясом, ни медведя рядом.

– А чего тут понимать? Я бы в осадок выпала, если бы кто-то из наших так загнул: «рискнула», «дерзкая», «последствия» и «г, г, г, г, г».

– Что не нравится? Мне тут уже ставили на вид, что я шкодно разговариваю, а я просто Шкодин Петр и говорю по-питерски.

– А чего ты сюда припхнулся?

– Да, лексикончик у вас, мадмуазель, еще тот! Но, если припхнулся, означает – «приплыл», отвечаю, спасать мисс Приазовье, терпящую бедствие в водах Азовского океана.

– Припхнулся на Украину. Что москалям Крыма мало?

– Ах вот оно что! Я имею дело с мадмуазель Укропчик! Ну ладно, я тогда поплыл дальше, может быть, там хорошие девчонки тонут. Или все-таки будем спасаться?

– А почему ты в шляпе плаваешь? – вместо ответа спросила Соня.

Петя, как вышел на берег в панаме, так и поплыл в ней в море, резонно полагая, что в воде загореть можно сильнее, чем на суше. Панаму защитного цвета с большими полями с двумя дырочками на боку он купил в Питере и носил, глубоко надвинув на лоб, чтобы солнце не припекало полосы ожогов на лице, а люди не донимали его вопросами, что на нем начерчено. В воде поля панами намокли и обвисли, еще больше занавесив лицо.

– Это моя купальная шапочка, к тому же, я уже совсем лысый, и не хочется, чтобы лысина обгорала на вашем сумасшедшем солнце.

– Брешет ты все, слишком молодой, чтобы быть лысым, – сердито заявила Соня, давай поплыли к берегу, я уже замерзла.

– Да, уж в любезности вас мадам, не заподозришь, – заметил Петя и, развернув доску носом в берегу, положив на нее парус, предложил:

– Плывем к берегу, будем за края держаться и ногами работать, так сказать, на двух-моторном двигаться. Ты раньше то, каталась на серфинге? – поинтересовался он, когда расстояние между ними и берегом стало сокращаться.

– Нет, а что? – последовал нелюбезный ответ.

– Ну, ты и отчаянная, не каталась, а взобралась и понеслась.

– У нас тут все смелые. Только полезьте, отдачей замучаетесь, – сердито ответила она.

Потом плыли молча, и когда до берега уже оставалось половина пути, от него отошла лодка, на веслах которой сидел Толик и отец Сони. Отец не стал выговаривать дочери за то, что чуть не умер от страха, когда узнал, что ее унесло в море, он не хотел позорить себя и ее перед незнакомыми парнями, и, поравнявшись с серфингом, он только сказал:

– Залезайте в лодку, веревку отдай мне.

Привязав серфинг к корме, он молчком сел на весла, и через пять минут лодка уперлась носом во влажный песок пляжа.

– Вадим, – подал мужчина руку Петру. – Спасибо тебе за дочку.

«Крепкая у папаши хватка, – заметил Петя после обмена рукопожатиями. – Силен мужик, только с серфингом сплоховал».

– Так, спасатели, – продолжил Вадим, – Толик мне уже обстановку доложил. Помогите мне занести серфинг домой.

Доску с парусом несли втроем и сразу за первым рядом домов уперлись в высокий длинный забор, обложенный темной кафельной плиткой, смахивающий на скучную тюремную стену. Это впечатление усиливала бронированная калитка с домофоном и глазком видеонаблюдения.

«Не хило! – подумал Петя, – Серьезно устроились».

За мрачным забором открывался вид на большой серый дом, современной архитектуры в стиле хай-тек, окруженный зеленым газоном с пятнами цветов. Стоило открыться воротам, как к вошедшим с веселым лаем выскочил пес породы Акита Ину. Он был по-настоящему красив: рыжий окрас с белым подпалом, аккуратные острые ушки и умная морда с черными глазами.

– Персик, Персик, – запричитала над ним Соня, склонившись к псу. – Где ты был, почему ты меня не спасал? Перс припрыгивал от радости и норовил лизнуть хозяйку в нос.

Оригинальным было и внутреннее убранство дома, с большим холлом и картинной галереей на первом этаже и тремя спальнями и обширной открытой верандой на этаже втором. Поражало то, что в этой загородной, стоящей на берегу моря вилле, было мало окон, посему в доме на всех этажах было сумрачно и горел свет, а сам дом фасадом бы развернут не в сторону моря, а на лиманы.

– А почему ваш дом развернут на лиманы? – поинтересовался Петя у проводившего экскурсию по вилле Вадима.

– Вид на море соседние дома загораживают, а лиман ничем не закрыт и вечером с веранды мы наблюдаем за закатом солнца. Великолепное, я вам скажу, зрелище! Может быть, и вы полюбуетесь, дело к вечеру. А пока пойдем, посмотрим, что там нам молодая хозяйка большого дома приготовила.

– Не молодая хозяйка, а маленькая, – вышла из кухонной ниши Соня, мрачно насупившись. – Я что-то не пойму, почему мужчины ходят в помещении в головном уборе?

При этих словах она неожиданно подскочила к Петру и стащила с его головы панаму, которую он так и не решался снять.

– А! Я же говорила, что брешет! Нет, у него лысины, а есть рыжие кацапские лохмы! – заскакала Соня по комнате, размахивая над головой еще не высохшей панамкой.

– Соня, ты чего спятила? Как ты гостей встречаешь? – прикрикнул на девчонку отец. – Ребята не обращайте на нее внимания, проходите в холл.

В просторном холле нижнего этажа здания с огромным плазменным телевизором на стене, вокруг низкого стола, заставленного тарелками с бутербродами, стояли глубокие плетеные кресла, с белыми подушками.

– Присаживайтесь, – широким жестом пригласил хозяин.

Петя сразу откликнулся на его приглашение и буквально утонул в мягких подушках кресел, а Толик, в видавшем виды спортивном костюме, долго топтался, не решаясь присесть. В конец концов он с виноватым видом все же сел на краешек кресла, бросая жадные взгляды на тарелку с бутербродами. Однако до них дело дошло не сразу. Вначале выпили вина за счастливое спасение Сони, которая, однако, всеобщей радости не разделяла, а сохраняла мрачное выражение лица. Как ни странно, это ее совсем не портило. Красавицей ее вряд ли можно было назвать, но неправильные черты лица ее были так удачно подогнаны друг к другу, что и улыбаясь, и хмурясь она выглядела весьма привлекательно и наверняка знала об этом. Бутерброды улетели быстро, хотя ребята с опаской брали некоторые из них. Еще бы, гостеприимный хозяин непрерывно угощал, приговаривая:

– Вот этот с осьминогом, а этот с кальмарами, этот с креветками.

Когда была выпита уже вторая бутылка французского вина, Вадим, желая видимо вывести дочь из сумеречного настроения, сказал:

– Соня, что ты все дуешься? Все ведь хорошо закончилось. Ты спасена, теперь давай развлекай гостей.

– Я дуюсь? – вдруг встрепенулась Соня. – Ничуть ни бывало! Сейчас развлеку.

После этих слов она встала перед телевизором и голосом ведущей школьного концерта объявила:

– Выступает Петренко София. Песня. И тут же затянула: Вино, пиво, водочка, плывет по морю лодочка.

Пела она, кривляясь и пританцовывая. Парни недоуменно смотрели на нее, не понимая, шутит она или все это всерьез.

– Соня, ты чего? – перебил ее отец.

– А что не нравится? – округлила глаза девушка. – Тогда спою русскую народную: «Гуляй Россия и плачь Европа, а у меня самая, самая, самая красивая опа!».

Исполняла она этот куплет, повернувшись к зрителям спиной и похлопывая себя по упругим ягодицам.

– Так, все понятно, у нас истерика после пережитого стресса. Идемте парни, я вам лучше картины покажу.

Ребята ушли, а Соня демонстративно уселась смотреть телевизор.

«Странная девчонка. Совсем на Ирину не похожа. Та мила и скромна, а это просто чертенок какой-то. Вредничает, злится, придуривается. Чего ей неймется?», – раздумывал Петя, переходя от одной картины к другой. Как он не старался все забыть, но мысли об Ирине постоянно приходили в голову. Ее образ неотступно преследовал его, заставляя сравнивать ее со всеми попадающимися на пути девчонками. Его мучали эротические сны, где они были вместе, и он стонал от подступившего желания. Однако глубокая мужская обида за то, что не поняла, не поддержала в нужное время, уткнувшись в свои проблемы, останавливала его и не давала возможности набрать номер ее телефона и крикнуть в трубку: «Ириска, я люблю тебя!» Сама она так и не позвонила, а он ждал ее звонка с той самой минуты, как они расстались у метро. Не ждал знаменитых трелей МегаФона только тогда, когда качался на шаланде в море, резонно полагая, что сеть в море не ловится. Все остальное время, сам того не желая, он все время ждал, что вдруг зазвучат аккорды: «тата, тата, тата, тата, тата та», он услышит любимый голос.

Задумавшись, Петр вначале даже не понял, что автором, картин, развешенных по стенам просторного холла, был хозяин дома, так не вязались эти полные тонкой поэзии полотна с чайками, морем и ковыльной степью с брутальным видом хозяина. «Ему бы крутые тачки писать или гонки, а он птичек и цветочки рисует. Странная семейка, одна злючка, а это лирик-тяжеловес», – удивлялся молча Петя. Когда осмотр вернисажа закончился, Вадим предложил парням подняться на веранду полюбоваться закатным солнцем.

– А можно я телик посмотрю? Давно не видел. У Лехи нет, – спросил его Толик.

– Да, пожалуйста, а мы с Петром пойдем, полюбуемся закатом, с готовностью ответил Вадим.

Лиман в лучах заходящего солнца выглядел потрясающе. Главной частью закатной картины было солнце, ярко красное ярило, садящееся в ярко алые облака, укрывавшие горизонт.

– Ветер завтра будет, солнце красное и облака, – произнес Вадим, потом помолчав немного неожиданно спросил: – Скажи, зачем это тебе?

– В смысле чего? – удивился такому вопросу Петр.

– В смысле того, что зачем тебе лезть в наши местные разборки?

– Я вас не понимаю. Какие разборки? – искренне удивился Петя.

– Все ты прекрасно понимаешь, – раздраженно заметил Вадим. – Могу спросить яснее: зачем ты сюда приехал, зачем собрался воевать, зачем решил отдать свою молодую жизнь за чужие интересы, о которых не имеешь ни малейшего представления?

– Странные какие-то вещи вы говорите…, – начал было уходить от ответа Петр, удивляясь, откуда известна Вадиму цель его приезда в Донбасс.

– Ничего странного в моих вопросах нет. Я знаю, что Леха промышляет извозом добровольцев в Донбасс. Тут многие об этом знают, но молчат. Народ еще не понимает за кого держаться, и чья возьмет. Если бы были уверены, что новая власть победит, давно бы сдали Леху, что набрать себе очки. Народ местный совершенно безыдейный. Никто из них не работает, а поэтому от любой власти хотят только одного, чтобы их не трогали.

– Да, Алексей Валерьевич говорил, что здесь никто не работает, – решил увести разговор от опасной темы. Я только не пойму, чем живут?

– Это ты Леху так величаешь? Я и не знал, что у этого балабола такое пышное имя и отчество. Я у него рыбу покупаю. Сам ловит, и ему греки дают, он им сети вяжет. Леха зарабатывает на всем, лишь бы не сильно напрягаться и быть вольной птицей. Тут действительно никто не работает ни на заводах, ни у фермеров. Кто рыбачит, кто помидоры растит, кто отдыхающих в сараях держит, а кто, как Леха, зарабатывает всем, чем придется. Они и в Союзе не работали. Власть никогда особо не почитали, ну а теперь совсем в анархию ударились. Но ты меня от темы не уводи, зачем воевать собрался?

– Я приехал в Донецк к деду, родители попросили его проведать, а он меня сюда отправил покупаться и позагорать. Я всего на три дня и назад.

– Не хочешь говорить, не говори, но меня послушай. Здесь начинается кровавый замес, мясо полетит по всему Донбассу. Сейчас долбят Славянск, потом по всему региону пойдет. Замутили это все наши олигархи, когда киевские клоуны с днепропетровскими решили у них заводы отжать. Однако они, по глупости своей, власть из рук отпустили, поссорившись с Янеком. Донецкий криминал долго его растил, наверх своего человека протолкнул, легализовался при нем и стал самой уважаемой частью общества. Днепровских победили, всей страной стали управлять, отстегивая своему гаранту по малости. Однако, Янек став президентом, тоже захотел свой кусок масла на свою краюху хлеба. Терпел, пока сыны не подросли, а потом давай своего требовать. Свою банду сколотил, своих людей в силовые структуры поставил. Забыковал и давай оставшуюся госсобственность себе отжимать. Его друзья – олигархи возмутились: «А нам?» и объединившись со своими конкурентами – днепропетровскими замутили Майдан. Янек со своей «семьей» быстро слинял, а донецкие остались. Быстро догадались, что попали – сожрут их днепропетровские и центровики, у которых теперь власть в руках – поживиться-то есть чем. Капитал нашего главного олигарха больше, чем у остальных вместе взятых. Вот и давай народ в Донбассе баламутить, захватывать одну горадминистрацию за другой, своих ребят там сажать. Типа, народ власть в руки взял. В Мариуполе посадили смотрящими двух братьев – бандюков. Создали народные отряды самообороны из своей и нанятой братвы. Мало того, перетерли с русскими бизнес-партнерами и те им командос выслали, во главе с бывшим ГРУшником Стрелецким, чтобы изобразить поддержку России.

– Вы, что хотите сказать, что Стрелецкий с командой пришел в Славянск по приглашению местных олигархов? – не вытерпел и спросил Петя.

– А ты что решил, что идешь воевать в отряде с российских Робин Гудов, которые вдруг собрались и пришли помогать братскому народу? Запомни, только одиночки могут быть добровольцами, а если пришла команда, пускай и из пятидесяти человек, то наверняка по предварительному сговору и при спонсорской поддержке. Я даже знаю это спонсора, мы с ним пересекались по бизнесу, он все спасителя России из себя изображал. Стрелецкий у него отдел безопасности возглавлял. Он человек войны, воевал во всех горячих точках, быстро собрал команду и вперед за русский мир! Не Кремль же выслал его воевать Украину такими малыми силами? Причем заметь, никто их не тронул: ни милиция не СБУ, ни внутренние войска. Такое могло быть только, если делалось по воле хозяина Донбасса, которым был наш олигарх Алиев. Однако, Киев, не будь дурак, буром попер на Донбасс за алиевским добром. Яйцеголовые: Турчинов с Яценюком антитеррористическую операцию объявили, войска послали Славянск воевать, Коломойский Беня раскошелился на добровольческие батальоны. Наверняка ему металлургические заводы Донбасса были обещаны. Вот началось рубилово за большие бабки. Зачем оно тебе?

Вадим говорил это очень эмоционально, было видно, что высказанное не было экспромтом, а это его продуманная и выстроенная позиция.

– Для чего я тебе все это рассказываю? – спросил он Петю. – Просто вижу, хороший парень приехал, по всей видимости, мстить, не понимая, что отомстить можно только одному, ну группе людей, а системе отомстить нельзя, можно только погубить себя.

– Я вам повторяю, что я приехал сюда отдыхать и скоро возвращаюсь назад, но если бы даже приехал мстить, то, безусловно, в одиночку бы под ваши танки бы не бросился. Вы же не будете отрицать, что в Донбассе начинается гражданская война? – ответил Петя.

– Да, как это не ужасно звучит, но ты прав. Донбасс запылал. Сейчас во всю грохочет Славянск и все вокруг него, и нет гарантии, что огонь не распространится по всей территории Донбасса. Любому дураку понятно, что разводить костер на ветру на сухой траве нельзя! Однако, наш олигарх университетов не кончал, что там университетов, школу наверняка не закончил. Никаких законов развития природы и общества не знает. Отнять и убить – знает, как бабки прокрутить тоже, а вот что такое классовая ненависть и борьба не догадывается. Он зажег костер на сухой траве народной ненависти, которая не могла не появиться при том уровне эксплуатации, который есть в Донбассе. Ведь простой народ никогда свое советское прошлое не забывал, где все были примерно равны и одинаково бедны. Это их больше устраивало, чем нынешнее положение, когда они с сошкой, а другие с поварёшкой, себе по полной, а рабочим, только чтобы не сдохли. Я ведь тоже бизнесмен и аналогично себя веду. Меня отец и мать – бывшие коммунисты стыдят, а я говорю, что по-другому нельзя, прогорю. Тем более, мне и конкуренты не простят, если я своих работников буду баловать.

Было заметно, что Вадим немало выпил, как это и положено русскому человеку хочет покаяться, или, по крайней мере, выговориться, понимая, что беда подступает к его дому и он сам отчасти в этом виноват.

– Да, с народом у нас промашка вышла. Мы думали, он нам руки должен целовать за то, что ему работу даем, а он только и ждал, чтобы нам красного петуха пустить и народное добро, нажитое в советской стране, вернуть. Стоило этим Майданом власть ослабить, олигархам народу оружие в руки дать, а яйцеголовым начать мирные города обстреливать, как народ в ополчение потянулся, а кто и просто на большую дорогу с обрезом вышел. Вожаки для народного бунта всегда найдутся. Кто раньше слышал про Мозговых, Бетменов, Бесов, а теперь весь инет ими бредит. Еще бы народные атаманы, требующие народовластия, национализации и равноправия. Что уж про Стрелецкого говорить! Все были уверены, что за ним не какой-то малоизвестный шеф, а вся Россия стоит, и она то, своих в беде не бросит.

Когда наши олигархи поняли, что сами свой дом подожгли, тут же кинулись в Киев договариваться, а те давай пожар керосином тушить: Славянск, Мариуполь, Одесса. А народ в ответ референдум в Донбассе устроил и сказал Киеву: «Пошли вы… мы теперь независимые!» И понеслось! Я думал Порошенко придет, войну остановит и все наладится, а он пришел, еще инаугурацию не провел, а уже Славянск стали бомбить с удвоенной силой. Одним словом, беда у нас в Донбассе, и она будет только разрастаться и разрастаться.

– А вы сами за кого? – спросил Петр.

– Я за свою семью, за свой дом и за свой бизнес. Я за мир, так как всему тому, что я люблю, нужен мир.

– А дочка?

– Она за Украину. Им в школе и в универе, сильно мозги запудрили древними украми, русскими оккупантами и европейским происхождением. Кому не хочется считаться великой нацией, прародительницей всей цивилизации? Кому не хочется стать законным, а не географическим европейцем?

– Русским, например, – ответил на этот риторический вопрос Петр.

– Это потому, что вы самодостаточные, а украинцы никак в своей нации не укрепятся, им все подпорки нужны.

– А вы кто по национальности?

– Я родился и вырос в России, но родители этнические украинцы из Чернигова. Уже взрослым переехал сюда, женившись на украинке, здесь основал бизнес, так что теперь и я украинец. Зря ваша пропаганда все твердит, что мы единый народ. Нет этого единства уже давно, и Украина уже состоялась, чтобы кто об этом не говорил. Хромая, бедная склонная к склокам и скандалам, но страна, где большинство не считает себя русскими. Так что знай, без боя они свою Неньку не отдадут, разве что на полное содержание, а оно вам надо?

– Мне Украина не нужна, но и терпеть на своих границах фашистское государство я не хочу. Не мне, так моим детям придется воевать с нацистской Украиной. Вон главарь ваших фашиков – Ярош говорит, что процветание Украины возможно только в условиях, когда не будет России и призывает воевать с нами. Что мы должны в этих условиях делать? Только бить врага на его территории.

– А так ты идейный оказывается, а прикидывался. Чем ты лучше Яроша?

– Буквально два месяца назад я не был идейным, но дружки Яроша в Одессе мне хорошо объяснили, что будет с русскими, возьми они верх. В отличие от него, я не собираюсь завоевывать Украину, я собираюсь уничтожать здесь фашистов.

– Так ты в Одессе в замес попал, а я смотрю, что это у тебя лицо в ожогах. Тогда хватит дискутировать, тебя не переубедить, но ты должен отдавать себе отчет, что тебе есть, что терять на этой войне, ты не Толик. Что его – работягу ждет впереди? Пыль и грязь, тяжелая работа, нищая зарплата и пьянство от этой скотской жизни. У тебя же вся жизнь впереди: учишься в Питере, парень симпатичный, язык хорошо подвешен, речь правильная – это прекрасный социальный лифт, как сейчас говорят, а ты его хочешь подставить под шальную пулю или еще хуже под мину или снаряд, который разнесет его вдребезги. Не жалко?

– Если я скажу жалко, я начну колебаться, а этого, когда собираешься делать серьезное дело, допускать нельзя, поэтому я отвечу так. Все у меня получится и победа над фашизмом и социальный лифт, – серьезно ответил на слова хозяина дома Петр.

– Да, не случайно родители дали тебе такое имя. Петр – кремень в переводе с латыни. Сказал, как отрезал. – Покачал головой Вадим, ладно пусть все так и будет, а пока давай зайдем еще в одну комнату, которую я вам не показывал.

В комнате со стеклянными стенами на полу стояли картины, с которых на мир глядело солнце, цветы и сияла радуга.

– Это картины Сони, она не хочет их вешать рядом с моими.

– Я и говорю, что она Сонча, а не Соня, а она не верит, – произнес Петя, разглядывая картины. – Радостные они, совсем не такие хмурые, как она сама.

– Да это что-то на нее нашло, сам не пойму? Веселая она девчонка. Может быть, в тебе врага видит? Хотя в прошлом году мы были у моих родителей на Урале, и она хорошо дружила с русскими ребятами. Ладно, идем вниз, может быть уже отошла.

Похоже, Соня действительно уже отошла, потому, что снизу из холла послышался ее веселый смех, повизгивания и удивленное бурчание Толика:

– Ты чего, сбрендила?

Как выяснилось, в холле шла битва. Толик сидел, вжавшись в кресло, а Соня лупила его подушкой, сверкая глазами и сияя ямочками на щечках, которые необыкновенно ей шли.

– Соня, прекрати. Сколько можно истерить? – вырвал из рук дочери подушку Вадим. – Все ты уже не в море, а на суше, хватит, пора приходить в себя. Веди лучше ребят на пляж, они из-за тебя искупаться путем не смогли.

– Чеканутая какая-то. То сидела тихо, а потом услыхала, что вы идете, вскочила и давай меня подушкой дубасить. Не больно, конечно, но непонятно, чего пристебалась? – заворчал Толик, когда отец с дочерью пошли переодеваться.

– Да, уж, девушка с перчиком, – задумчиво, произнес Петя. – Но рисует хорошо. Солнечные у нее картины.

– Понятно, все они художники чеканутые. Нам наш учитель по рисованию на уроках такие хохмы про них рассказывал! Прикинь, один грузин на клеенках в столовках рисовал, другой, походу испанец, на палочке скакал, а наш земляк художник Куинджи (он в Мариуполе родился) свои картины жег. Нарисует, не понравится – сжигает. Лучше бы городской галерее подарил. Нас из школы и из бурсы тысячу раз туда водили, поглазеть на единственную картину земели. А там, короче, смотреть не на что. Степь она и есть степь, – продемонстрировал свои познания в живописи Толик, почесывая холку сидящему рядом Персу.