Цветок на лезвии катаны. Книга 1

Он прижал катану еще сильнее к горлу старого самурая, ощущая, как кожа под давлением лезвия лопнула, а мужчина захрипел от боли. Молодая жена оглянулась на Акиру, по чьей шее тонкой струйкой текла кровь, и, отчаявшись, сжала пальцами катану. Острая боль пронзила ее ладонь, а теплая жидкость мгновенно побежала по руке. Громко выругавшись, наследник вырвал меч из ее руки, неосторожно сделав рану еще глубже и заставив девушку всхлипнуть.

– Видишь, моя дочь верна мне гораздо больше, чем тебе, ублюдок. – Плюнул Такаяма, смотря со спины, как содрогается от боли девушка. На его измученном лице появилась широкая улыбка, в то время как глаза победно загорелись. – Придется избавиться от нее, если хочешь убить меня.

Едва Асакура услышал поставленное перед ним условие, как злость вскипела в нем с новой силой. Обогнув Юи, упавшую на колени от безысходности и прижимающую к себе найденыша, наследник схватил мужчину за горло и приблизился к его лицу:

– Ты настолько горд и эгоистичен, что позволишь ей умереть за тебя?! – Разъяренным тоном почти кричал ему молодой самурай, сжимая руку и не давая ему дышать. – Пусть у моей семьи дурная репутация, пусть я выродок, убивающий людей без разбора, но я бы никогда не поставил под удар ту, что люблю. Так что придется тебе умереть с мыслью, что ты во много раз хуже, чем я.

Не дав Акире вымолвить и слова, Кэтсеро достал из-за пояса кинжал и вонзил его в грудь самураю, чей стон тут же потонул в крови. Пелена гнева не уходила с глаз наследника, который, подумав о девушке, плачущей позади него, ударил ее отца еще раз, но на этот раз в сердце. За вторым ударом последовал третий, а после четвертый, и так до тех пор, пока вместо груди величайшего самурая страны не образовалась сплошная рана, кровь из которой хлестала на одежду Асакуры, его руки и землю. Такаяма бился в агонии несколько минут, пока его враг стоял над ним, провожая ненавистным взглядом.

Хрипы умирающего сопровождались тихими всхлипами и отчаянным мяуканьем. Химэ-чан не понимала, что происходит, но чувствовала боль, исходящую от молодой девушки, которая сидела на земле и еле слышно плакала. Котенок принялся мягкими лапками бить ее по раненой руке, но плач не стихал. Юи затихла лишь тогда, когда на улице воцарилась абсолютная тишина: Акира больше не бился в агонии, Кэтсеро дышал медленно, а цикады затихли, словно испугавшись того, что произошло на их глазах. Она услышала шаги, двигающиеся в ее сторону, и попыталась отползти, но ноги не слушались, поэтому ей не оставалось ничего, кроме как посмотреть в глаза человеку, севшему на землю рядом с ней. На его лице была запекшаяся кровь из раны, темно-синяя юката насквозь пропиталась бурой жидкостью, а руки словно вымыли в крови.

– Я пойму, если ты меня возненавидишь вновь, но знай, что твой отец не был достоин жизни. – Устало произнес наследник, убирая с лица девушки волосы и касаясь ее щеки, оставляя кровавый след.

– Если бы я не вышла из дома, все было бы хорошо. Вы бы не встретились, и папа был бы жив… – Ответила ему Юи голосом, полным боли, отворачиваясь от мужчины. – Это все – моя вина, как и всегда. Мама, папа, я погубила их своей глупостью. И Джуичи. Он умер, а я осталась с вами, забыв о нем. Как я могла все это сделать?..

Асакура цокнул языком и покачал головой, поднимаясь с земли и смотря сверху вниз на сломленную девушку, пока вокруг них собирались жители улицы, озадаченно бормотавшие себе под нос. Звук битвы их, все-таки, разбудил, и почти все высунули свои носы на улицу, чтобы потешить любопытство.

– Твой отец готов был пожертвовать тобой, чтобы выжить, Юи. Для него твоя жизнь не стоила ничего, в отличие от меня. – Громко заявил наследник и поднял с земли катану, испачканную кровью жены, и танто, с рукоятки которого падали темные капли. – Возвращайся в дом и перевяжи руку, а я позову врача. Иди же.

Девушка подняла глаза на мужа, строго смотревшего на нее, и на дрожащих ногах встала с грязной земли. Она хотела было повернуть голову, чтобы посмотреть на выпотрошенное тело отца, но не осмелилась, боясь запомнить его таким, и быстрыми маленькими шажками направилась обратно в дом, закрывая ладонью рот, из которого вот-вот готов был вырваться отчаянный крик. Как только Юи пересекла порог дома, она сползла по стене на пол и зажмурилась, удерживая боль внутри. Котенок, спрыгнувший с ее рук, растерянно забродил по деревянным доскам, сохраняя молчание, пока хозяйка вжималась в стену и беззвучно рыдала.

«Этот день, все же, настал», – проносились мысли у нее в голове, пока пальцы царапали пол. – «День, когда я погубила всю семью своей глупостью».

***

В предрассветных сумерках птицы еще только начинали просыпаться и петь свои загадочные песни, когда молодой самурай вернулся домой изможденным. Он воспользовался услугами сэнто в центре города, чтобы отмыться от крови, и сменил свою испорченную юкату на новое темное кимоно и хаори, купленные за один рё у хозяина той же бани, поэтому ни на одежде, ни на коже не осталось ни единой капли крови врага. На левой щеке огнем горела последняя рана, нанесенная Такаямой, которую Одзава постарался обеззаразить дурно пахнущими мазями. Толстый лекарь выразил обеспокоенность состоянием молодой госпожи, которую осматривал несколько часов назад, и передал Кэтсеро маленький сверток с травой, порекомендовав заваривать ее вместо чая и подавать девушке. По его словам, отвар мог облегчить душевные страдания Юи, поэтому наследник нехотя принял сверток, отдавая за услуги старого пройдохи еще три рё.

Асакура устало опустился на мягкий футон, прислоняясь спиной к стене, и посмотрел на лежащую в нескольких сантиметрах жену, спящую спиной к нему с прижатыми к груди коленями. Ее черные волосы разметались по постели, некогда белая юката была покрыта слоем пыли и дорожной грязи, а рука обмотана повязкой, на которой засохли пятна крови из раны. «Забылась сном, даже не удосужившись переодеться», – покачал головой мужчина и положил голову на подушку, закрывая глаза. Сон захватил его в свой плен мгновенно, но он был беспокойным, тяжелым и душным, затаскивая все глубже и не давая шанса вырваться в реальность. Кэтсеро чувствовал, будто на его грудь давило нечто тяжелое, мешая дышать, а мысли путались, не успевая преобразиться во что-то связное.

Наконец, ощущение вязкости и духоты ушло, погружая молодого наследника в пучины памяти. Сквозь туман настоящего, он разглядел перед собой женщину в черном кимоно с длинными волосами, на губах которой играла печальная улыбка. Асакура уже успел забыть ее лицо за столько лет, но сейчас, во сне, он видел его так же четко, как и в день, когда ее казнили в доме. Теперь, будучи мужчиной, он мог оценить, насколько изысканна и мила была она при жизни: медленные и грациозные движения, слегка раскосые глаза и тонкие черты лица. Пожалуй, ее можно было назвать настоящей красавицей.

«Мать». – Едва мужчина об этом подумал, как женщина обратила на него внимание, улыбаясь чуть шире, но не показывая зубы. Встреча показалась Кэтсеро знакомой и он принялся перебирать в памяти все разговоры с ней, пока, наконец, не вспомнил. Они сидели в ее покоях, где был разложен один футон и стояло маленькое дерево в глиняном горшке, точно так же, как и в день накануне казни. Отличие было лишь в том, что во сне мать выглядела более траурно, а глаза были полны грусти, словно она догадывалась о том, что должно было вскоре произойти. По крайней мере, в этом сне.

– Кэтсеро, не смотри на меня так. Я делаю это не только ради себя, но и ради вас, моих детей. – С обидой в мягком голосе вымолвила женщина, кладя руку на голову сына, однако тот тут же отстранился. – Упрекаешь меня?

– А если отец узнает о том, что ты задумала? Что, если ты ошиблась, решив рассказать все? – Внезапно для самого себя спросил наследник, слыша свой детский голос. Он оказался в одном из своих воспоминаний и теперь четко следовал его хронологии. – Ты рискуешь своей жизнью.

– Но этот риск оправдан: мы сможем спасти имя нашей семьи, а также жизни твоих братьев. – Возразила мать, поправляя рукава черного траурного кимоно, чтобы спрятать за тканью синяки, привлекавшие внимание ребенка. – Я не хочу, чтобы мои сыновья жили, веря в то, что жестокость и предательство – это благо для них. Никогда ненависть, жадность и злоба не приносили никому счастья, запомни это. Быть может, если я смогу остановить твоего отца, вы получите хороший урок, который пригодится вам в жизни.

«Ты можешь быть спокойна, один урок мы, все-таки, усвоили – никогда не доверять друг другу». – С горечью подумал Асакура, после чего невесело ухмыльнулся, понимая, как наивно звучат речи его матери. Сейчас, после стольких лет, он понимал, каким глупым было ее решение, но обращать время вспять было слишком поздно. Этот день не вернешь, как и ее жизнь.

– Я верю в то, что у нас все получится, Кэтсеро. Я расскажу всю правду о плане Шиджеру тому господину, и он передаст ее сёгуну за несколько часов. – Вздыхала женщина и смотрела на онсэн, от которого вверх поднимался пар. – Однако если что-то пойдет не так, и меня внезапно не станет рядом с вами, я хочу, чтобы вы росли мудрыми мальчиками и не позволяли тьме завладеть вашим сердцем, как сделал это Шиджеру. Пожалуйста, прислушайся ко мне.

Наследник медленно качал головой, не желая говорить даже о возможности того, что мать умрет. Точнее, так делал юный мальчик, в чьем теле оказался взрослый Кэтсеро, которому оставалось только печально ухмыляться. Вопреки ее надеждам и вере в то, что план удастся, она пала жертвой хитрости мужа, отчего на душе у самурая становилось тоскливо.

– Я не такой, как мой отец, и никогда не буду поступать с людьми так же, как он. – Решительно заявил мальчик, упрямо смотря перед собой, пока Асакура внутри него невесело смеялся: «Порой я поступаю даже хуже».

– Ты ошибаешься, Кэтсеро. Ты похож на него гораздо больше, чем ты думаешь, поэтому я и говорю обо всем этом с тобой. – Мать вновь протянула руку вперед и погладила сына по волосам, ласково улыбаясь. – В тебе сидит много злости, которая в будущем может обрушиться на тех, кто тебе дорог. Ты будешь человеком с очень холодным сердцем, но вспыльчивым нравом, а это опасно. Близкие не будут видеть твоей любви, только гнев или холод. Не становись таким человеком, пожалуйста.

«Извини, мне не удалось выполнить твой завет. Как ты и говорила, от моей руки пострадало уже много людей». – Поджал губы наследник и неожиданно услышал сквозь сон тихое всхлипывание. – «Юи…»

– Тебе кажется, что она слаба, не так ли? Что она не подходит для жизни жены самурая? – Поинтересовалась женщина, отвлекаясь от сценария, прописанного памятью Асакуры, который обратил на нее все внимание и широко открыл глаза. – Я видела ее в нашем доме и мне лестно, что ты отдал мою старую спальню своей невесте. Эта девушка очень красива и в ней столько нежности, Кэтсеро. Думаю, она сумела тронуть твое сердце именно благодаря тому, что в ней много тепла и доброты, а тебе этого недостает.

– Очень скоро у нее не останется доброты для меня, матушка. – Теперь уже взрослым мужским голосом ответил самурай, потирая переносицу. – Она возненавидит меня, в конце концов.

Женщина в черном кимоно задорно рассмеялась и поправила выбившуюся из низкого хвоста прядь. Ее взгляд вновь устремился вперед, но теперь не на онсэн, а на лучи восходящего солнца, окрашивающие небо в ярко-оранжевый цвет. Подумав несколько минут, она положила руку на сердце и прикрыла глаза.

– О, нет, она простит тебя и даже станет выносливее, сильнее, не потеряв при этом свою теплоту. – Улыбалась мать, создавая у сына впечатление, будто она смотрит в будущее. – Эта девушка будет тебя поддерживать во всем и всегда. У тебя будут грандиозные взлеты и очень болезненные падения на самый низ, мир вокруг тебя будет рушиться и строиться вновь, но одно останется неизменным – она подле тебя. Только не дари ей холод в ответ на искренность и доброту, прошу тебя. Не становись таким, как твой отец.

Асакура едва успел нахмуриться от подобного предсказания, но не смог вымолвить в ответ ни слова: сон начал таять под яркими лучами солнца. Пробуждающееся сознание выталкивало его из глубины сна в реальность, несмотря на нежелание наследника возвращаться. Уже через несколько мгновений Кэтсеро ощутил тяжесть во всем теле, гудевшие от боли руки и горевший шрам, почувствовав который мысленно выругался. Он нехотя разлепил веки, хмурясь от яркого солнца, проникающего сквозь приоткрытые сёдзи, и присел на футоне. Его внимание почти сразу переключилось на девушку, которая лежала рядом и мирно спала, не желая возвращаться в этот мир, как и муж.

– Грандиозные взлеты и болезненные падения, значит, да? – Пробормотал Асакура себе под нос, отчасти надеясь, что увиденное было лишь сном.

Черный котенок, свернувшийся в клубочек, услышав голос самурая, навострил ушки и повернул к нему голову, вопросительно мяукая. Тот в ответ предупредительно шикнул на Химэ, которая, испугавшись, вновь вернулась на свое место и закрыла глаза, а мужчина тяжело вздохнул. Взошедшее над городом солнце говорило о том, что пора было возвращаться в замок сёгуна, чтобы отчитываться о произошедшем ночью.«Не обрадуется он тому, что я убил его вассала. С другой стороны, Такаяма уже ни на что не был годен на службе». – Приняв свою судьбу, Кэтсеро поднялся с пола и подхватил начищенное до блеска оружие, убирая за пояс. По утру ни одна вещь более не напоминала о том, что произошло утром: кровь с катаны и танто была вытерта, одежда, пропитавшаяся кровью, сожжена, а бурые пятна на улице заметены жителями. Все, что могло свидетельствовать о произошедшем – исчезло, за исключением Юи.

Асакура поджал губы, не желая оставлять ее одну, однако понял, что он – последний человек, которого она захочет видеть. Бросив на жену последний взгляд, мужчина вышел из дома и взглянул на ясное небо, не соотносившееся с тем, что творилось на душе. Все стало гораздо сложнее, с тех пор, как ему встретилась девушка, полная теплоты.

***

– Ты хоть понимаешь, какую ошибку ты сотворил?! – В порыве ярости кричал Токугава, одетый в роскошное кимоно, расшитое золотом и серебром. Его лицо стало багровым с того момента, как молодой наследник переступил порог комнаты для аудиенции. – Кем ты себя возомнил, чтобы убивать одного из моих лучших вассалов?

Кэтсеро, сжав зубы, смотрел перед собой, не отрывая взгляда от сёгуна, чей гнев мог стоить ему жизни. Позади хозяина стояли телохранители, смотревшие на выходца из клана Асакура с нескрываемой ненавистью: они ожидали победы Такаямы, жаждали этого, и потому теперь были злы.

– Ты – своевольный идиот! У Акиры были важные для меня связи с могущественными кланами из соседних земель, как мне теперь задабривать их? Ты своей неосмотрительностью поставил всю страну на порог войны! – Руки Токугавы дрожали от злости, а сам он едва сдерживал себя, чтобы не лишить жизни своего второго лучшего самурая.

– Я совершил огромную ошибку, Токугава-сама. – Давил свою гордыню наследник, говоря именно то, что хотел услышать хозяин. – Защищая свой дом, я переступил черту, за что приношу извинения и заявляю о готовности лично все исправить. Я отправлюсь к главам этих кланов и постараюсь убедить их сотрудничать с вами.

Сёгун еле слышно зарычал, держа пальцы на рукоятке катаны, но остановился, прикрывая на минуту глаза, чтобы разум вновь стал чистым. Закончив мысленную медитацию, мужчина выдохнул и вновь посмотрел на молодого самурая, чья гордая осанка и упрямый взгляд говорили о том, что он ни на секунду не пожалел об убийстве своего тестя.

– Если ты не исправишь то, что натворил, Асакура, я заставлю тебя совершить сэппуку. – Грозно заявил Токугава, кладя руки на колени. – Чтобы через десять дней ты уже обходил дома Комацу и Нариты! Мне без разницы, что тебе придется сделать, чтобы добиться их расположения, хоть в ноги кланяйся, но я желаю, чтобы они отказались от намерения свергнуть меня и стали моими союзниками. А сейчас убирайся!

Низко поклонившись, молодой мужчина встал с татами и вышел прочь, обдумывая план действий. Вряд ли представители семьи Комацу будут к нему расположены так же хорошо, как и к Акире, чья репутация была безупречной на протяжении долгих лет. «Этот старый пьянчужка склонил всех на свою сторону, используя грязные методы», – напомнил себе Кэтсеро, идя по внутреннему дворику, который утопал в зелени и стрекотании кузнечиков. На ясном небе медленно собирались хмурые облака, угрожая испортить прекрасную летнюю погоду, отчего даже птицы на деревьях замолчали. – «Если мне придется уехать, я не могу оставить Юи одну. Дед сможет за ней присмотреть и не позволит совершить глупости, а Реико поднимет ей настроение, если тот перестарается со строгостью». – Размышлял Асакура, направляясь к воротам замка.

– Так это правда? – Разнесся по двору женский голос, вынудивший самурая остановиться и устало вздохнуть.

Кэтсеро повернулся на голос и увидел в нескольких метрах от себя женщину в богатом, но не столь вычурном, как у Токугавы, кимоно. Ее черные волосы струились по многослойным одеждам, мягким водопадом спускаясь по самых пят, обутых в темно-коричневые деревянные гэта, на которых женщина стояла очень уверенно. Губы Аски были сжаты в сплошную линию, а лоб покрыт морщинами из-за выражения скорби на лице. Женщина на удивление быстро преодолела расстояние между ними и, приблизившись вплотную, отвесила Асакуре звонкую пощечину, привлекая внимание проходящих мимо служанок. Наследник, не ожидавший подобного и потому взбесившийся, попытался было схватить наглую наложницу за горло, но та громко вскрикнула и сделала шаг назад.

– Какого черта ты творишь, совсем разума лишилась? – Воскликнул Кэтсеро и прикоснулся к ране на щеке, которая вновь открылась из-за удара.

– Ты убил его! Презренный и ничтожный ублюдок, да я готова тебе глаза выцарапать за это! – Билась в истерике Аска, источая волны гнева, но не роняя ни одной слезинки. – Да обрушатся на тебя неудачи и болезни, убийца!

«Надеюсь, Юи не настолько похожа на мать. Не хотелось бы выслушивать проклятия в собственном доме». – Пронеслось в мыслях у мужчины, наблюдающего за сорвавшейся женщиной.

– О боги, а что ты сделал с моей дочерью? Мне сказали, что ты ее ранил. Это правда? Как ты посмел тронуть мою девочку? – Не останавливалась Аска, сжимая в пальцах дорогую ткань красного кимоно, хотя на самом деле предпочла бы сжимать горло высокого самурая, в глазах которого читала ухмылку. – Если ты вредишь ей, то тебя нужно казнить за неисполнение обязанности мужа – оберегать свою жену!

Утомленный громкими криками, Асакура схватил за плечо сходившую с ума тещу и резко встряхнул, чтобы избавить от истерики. Та внезапно замолчала и посмотрела на мужчину со страхом в глазах.

– Послушай, все, что говорят в замке – это ложь. Да, я убил Такаяма Акиру, но защищая себя и твою, между прочим, дочь. – Низким голосом заговорил Кэтсеро, когда убедился, что Аска способна его слушать спокойно. – С Юи все хорошо, она отдыхает дома, а рана – это обычная царапина, в появлении которой она сама виновата. Так что казнить меня могут за многое, но не за неисполнение обязанностей. Твоя дочь в безопасности, угомонись.

Женщина замотала головой и отвела взгляд в сторону, закрывая рот ладонью и прикрывая глаза. Ей сложно было представить, что сейчас творится в душе у дочери, с которой они виделись так давно, но точно знала, что счастливой она не была.

– Я каждую ночь жалею, что согласилась на то, чтобы Акира отдал Юи за тебя замуж, ради нашего благополучия. Где оно, скажи мне? Где наша безопасность и спокойная жизнь? – Бормотала Аска, сползая по стене на пол, не открывая глаза. В ее фантазиях перед ней стояла дочь и смотрела на мать тем же ужасным напуганным взглядом, который видела женщина в ночь, когда ее схватили в доме Асакура. – Мой муж мертв, а я вынуждена проводить ночи, как наложница старого сёгуна, хотя лучше бы умерла.

– Акира сам виновен в том, что погиб, как и ты в том, что оказалась здесь. Это не моя вина. – Заметил наследник, поправляя пояс оби и отходя от Аски. – Если бы вы следовали договору и не пытались нарушить его, выкрадывая дочь, все было бы иначе. Однако одно в нашем уговоре неизменно – я оберегаю Юи, как могу.

– Я не верю в то, что она тебя не ненавидит после убийства ее брата и отца. На ее месте, я бы перерезала тебе горло ночью, а потом убежала бы в лес, навстречу року. – Грустно улыбалась женщина, открывшая глаза. Она наблюдала за птицей, свободно летевшей в небе к своей цели, и не в первый раз пожалела о том, что не может поступить так же.

Кэтсеро стер со щеки капли крови и задумчиво посмотрел на кончики пальцев, загадочно ухмыляясь:

– Не поверишь, но я поступил бы так же.

Бросив последние слова, Асакура слегка поклонился теще, позабавленной сказанным, и направился обратно к воротам замка, дабы продолжить работу и попытаться следовать главному принципу самурая, – служить сёгуну с такой преданностью, чтобы с легкостью умереть за него.

Глава 11

Молодая девушка в светло-розовом кимоно сидела на крыльце, ведущем во двор, и любовалась на солнце в небе, клонившееся к закату. Небесная голубизна постепенно окрашивалась оранжевым и розовым цветами, а теплый ветер охладел, касаясь оголенных ступней Юи. Из соседней комнаты доносились мужские голоса, среди которых было легко различить низкий и чуть хриплый голос мужа, а также строгий тон его деда. Они спорили уже достаточно давно, но жене, как и полагалось, было не дозволено вмешиваться в их дела, а потому ей оставалось лишь покорно сидеть в спальне и любоваться закатом.

– Юи-сама, я принесла вам ужин. Пожалуйста, поешьте. – Из-за медленно приоткрывшихся сёдзи показалась Реико в новом светлом кимоно, которое так нравилось молодой госпоже.

Едва девочка-служанка приехала в столицу, чтобы вновь служить своей госпоже, как обрадованная девушка вручила ей один из своих нарядов в знак признательности за ее верность и дружбу. Юи помнила, как презрительно фыркнул свекр, увидевший подобную сцену из коридора, но забирать подарок обратно не собиралась, продолжая ласково улыбаться прислуге. «Возможно, это единственный человек, на которого я могу положиться по жизни, поэтому мне ничего для нее не жаль», – объяснила Юи в тот вечер свой поступок Кэтсеро, который невольно поморщился из-за едва заметного упрека. Ей не хотелось с ним разговаривать с той самой ночи, когда самурай безжалостно вонзил катану в грудь Такаяма Акиры, но она не смогла промолчать, когда Асакура принялся ругать ее за излишнюю щедрость. Это были едва ли не первые и не последние слова Юи за несколько дней.

Отвлекаясь от своих мыслей, девушка с распущенными волосами обернулась, чтобы улыбнуться Реико, скромно сидящей в углу, и увидела на подносе дымящуюся тарелку с супом, от которого исходил приятный аромат. Ей и хотелось бы отказаться от еды, чтобы продемонстрировать свою обиду сидящим в гостиной родственникам, но, положив ладонь на выросший живот, не туго обтянутый красным оби, Такаяма вздохнула и подозвала к себе девочку вместе с подносом. Аппетитный запах бульона разбудил в молодой жене чувство голода, и она неторопливо взяла с подноса тарелку и ложку, широко улыбаясь.

– Спасибо большое, Реико-чан. Надеюсь, когда-нибудь я смогу приготовить нечто столь же вкусное. – Поблагодарила служанку Юи, пробуя на вкус обжигающий суп. – О, как же у тебя получается так готовить? Невероятно вкусно! Научишь меня?

Девочка смущенно рассмеялась и прикрыла рот рукой, но кивнула, наблюдая за тем, как госпожа наслаждается бульоном, сидя на крыльце. Благодаря горячему супу, Такаяма не ощущала холодного ветра, дующего с востока, однако в комнате постепенно становилось прохладно, что заставило Реико поежиться и обеспокоенно произнести:

– Госпожа, быть может, закроем двери? Осень близится, на улице становится холодно, а вам нельзя болеть.

Девушка согласно кивнула, когда холодный воздух проскользнул под подол кимоно, холодя икры, и вернулась в спальню, слегка прикрывая сёдзи. Закончив с горячим и ароматным супом, она поставила тарелку обратно на поднос и вслушалась в продолжающиеся споры в соседней комнате, однако совершенно не могла разобрать ни слова, лишь понимала, что муж категорически отклоняет каждое предложение деда, чем вызывает раздражение последнего.

– Ты не слышала, случайно, о чем они говорят? – Поинтересовалась у Реико дочь погибшего самурая, поглаживая по мягкой шерстке Химэ, чуть подросшую за прошедшую неделю. Та расслаблено лежала на татами с закрытыми глазами, греясь под лучами заходящего солнца и изредка шевелила ушком или хвостом. – Спорят весь день, быть может, что-то случилось?

– Я не подслушивала, госпожа, простите. Меня пугает Тэцуо-сама, поэтому я не рискую попадаться ему на глаза. Да и Кэтсеро-сама не в лучшем настроении с тех пор, как я приехала. – Чувствуя свою вину, но не понимая в чем она состоит, поделилась девочка, грустно смотря на черную кошку. – Но думаю, что их спор из-за того, что Тэцуо-сама хочет, чтобы молодой господин выслужился перед сёгуном и загладил вину, а Кэтсеро-сама не желает следовать его плану. Это лишь мои догадки, конечно же.