Цветок на лезвии катаны. Книга 1

Кэтсеро услышал оскорбленный вздох и указал рукой в глубину дома. Туда, где и было ее место. Прислуга нехотя поклонилась мужчинам и резко развернулась, давая возможность обоим полюбоваться на блестящие черные волосы и красивые формы, скрытые под нарядом, который она так долго выбирала. «Вечно он ко мне придирается и ведет себя так, будто мы – чужие», – злилась на ходу девушка, развязывая широкий оби и поджимая красивые губы.

Вновь оказавшись в ненавистной комнате для прислуги, Асами не торопясь сменила красивое кимоно на бесцветную рабочую одежду. В ее груди заклокотала обида, и не успела она взять себя в руки, как уже через пару мгновений обнаружила себя всхлипывающей на полу дурно пахнущей комнаты. «Ненавижу его, ненавижу! Почему все со мной обращаются, как с мусором?!» – Злилась девушка, пряча лицо в ладонях. – «Как же мне все осточертело здесь…»

– Асами-сан, вы в порядке? – Неожиданно услышала служанка тонкий голосок подле себя и тут же отвернулась от нежданной гостьи, пряча слезы. Она не позволит никому видеть себя слабой. – Что-то случилось?

– Это тебя не касается, уходи. Я хочу побыть одна. – Прошептала в стену Асами, узнавая этот голос. – Иди лучше помоги своей безмозглой хозяйке одеться.

Реико слегка нахмурилась и хотела было начать спорить с ней, однако вовремя остановилась, понимая, что не стоит портить ей настроение еще больше. Тем не менее, девочке стало обидно за Юи, которую она начала воспринимать не только госпожой, но и близким другом, а потому в ней начали бороться чувство долга и чувство такта.

– Простите меня за грубость, Асами-сан, но госпожа Асакура не сделала вам ничего плохого. Она живет жизнью, которую ей выбрали родители, от нее ничего не зависело, поэтому злиться на нее за то, что она вышла замуж за господина – глупо. – Чувство долга победило, и Реико, сжав в кулаках дешевую серую ткань рабочего одеяния, принялась защищать ту, что так много для нее сделала.

Старшая служанка медленно поднялась на ноги и повернулась к младшей, пронзая ее ненавистным взглядом. Девочка ощутила, как по спине пробежали мелкие мурашки, а волосы на затылке встали дыбом и поспешила отступить к выходу. Она никогда не встречала столь разъяренных людей.

– Ты лезешь не в свое дело, Реико. Твоя дорогая госпожа – самая обычная избалованная девчонка, и она выбросит тебя из дома, едва ты посмеешь ошибиться. Все они такие, сначала благоволят жалким рабам, а потом выбрасывают. – Асами подошла к девочке, которая была на три головы ниже ее, и толкнула в коридор, освобождая проход. – Так что беги, прислуживай ей, но будь готова к тому, что завтра от тебя могут избавиться, как от ненужной вещи.

Реико обняла себя руками, словно спасаясь от холода, исходящего от обиженной женщины, и посмотрела ей вслед. Она могла поспорить, что по щекам некогда сильной Асами вновь потекли слезы, которые та попыталась скрыть. Впрочем, девочка не нашла в себе силы, чтобы пожалеть ее.

«Каждый получает по заслугам», – напомнила она себе и охнула, вспомнив про Юи, которой надо помочь.

Служанка поспешила в другое крыло дома, шурша босыми ногами по вычищенным до блеска деревянным полам, но добравшись до покоев госпожи обнаружила, что та давно бодрствует и даже ухитрилась самостоятельно надеть двухслойное кимоно из тяжелой ткани.

Такаяма Юи сидела на коленях на полу и расчесывала запутавшиеся волосы перед зеркалом, поэтому когда Реико зашла в комнату и хихикнула над неряшливо завязанным оби, смущенно обернулась и состроила страдальческую гримасу.

– Совсем плохо, да? Я одевалась больше часа, но с животом стало так неудобно, что я сдалась. – Пожаловалась девочке госпожа и привстала с татами, чтобы покрутиться перед ней. – Оно такое красивое, правда?

Прислуга не могла не согласиться. Роскошный наряд из дорогой ткани теплого персикового цвета очень подходил ее бледной коже и темным волосам, отражая здоровый румянец на щеках. Реико двумя осторожными движениями запахнула кимоно и правильно надела оби на хрупкую фигуру, пока девушка стояла неподвижно, придерживая рукой животик.

– Этот цвет идет вам гораздо больше, чем черный. Надеюсь, у вас больше не будет повода носить траур. – Доброжелательно произнесла девочка, чем заслужила широкую улыбку Юи, которая мгновенно подняла ей настроение и заставила забыть о выходке Асами. – Как вы себя чувствуете? Отдохнули хоть чуть-чуть?

Дочь самурая утвердительно кивнула и принялась вновь укладывать непокорные волосы, так некстати закрутившиеся на кончиках. Она задумчиво посмотрела на украшения, лежащие в деревянной шкатулке, и вытащила оттуда скромную и хрупкую заколку в виде белой лилии. Цветок гармонично смотрелся с не по-осеннему светлым нарядом, поэтому Юи заколола им тонкие пряди у лица, убирая их назад. «Лицо у девушки всегда должно быть открыто», – не уставала повторять ее мать с самого детства, делая из волос дочери разнообразные прически.

– Меня по-прежнему мутит, а голова кружится, но я неплохо выспалась и надеюсь просидеть весь ужин, чтобы не обидеть Комацу-сан. – Улыбнулась Такаяма и поклонилась Реико в благодарность, чем вызвала у той приступ смущения. – Ты не видела Кэтсеро? Как он?

– Я встретилась с ним в коридоре перед тем, как пойти к вам, но он был очень занят общением с господином Комацу, и не сказал мне ни слова. – Про ссору с Асами девочка решила умолчать, чтобы не тревожить хорошее настроение Такаямы. – Я думаю, нам лучше поторопиться, потому что это было достаточно давно. Не стоит заставлять их ждать.

Юи согласно кивнула и вышла из комнаты в сопровождении служанки, придерживая полы кимоно, которое волшебным образом исцелило ее усталость. Внезапно даже переживания о правильности поступков мужа отступили, отчего девушка почувствовала себя лучше: она доверила ему свою жизнь и жизнь малыша внутри, и Кэтсеро, была уверена жена, не обманет ее доверия. По крайней мере, ее.

Едва Такаяма ступила на порог гостиной, посреди которой стоял широкий столик, как встретилась взглядом с седовласым гостем, с таким интересом рассматривающим ее. Она вежливо поклонилась и огляделась вокруг, пытаясь найти наследника, однако его и след простыл. В комнате, помимо них двоих, бегали служанки, торопливо раскладывая блюда, а по углам сидели Тэкео и Акихиро, волком смотревшие на гостя, которого никто из них не ожидал. Остальные же члены семьи Асакура отсутствовали, равно как и вся свита Комацу.

– Юи, присаживайся, Асакура-сан очень скоро присоединится к нам. – Радостным голосом пригласил Сэйджи за стол юную девушку, которая с опаской покосилась на младших братьев. Впрочем, те сделали вид, будто ее и нет, и продолжили сверлить взглядом мужчину. – Наконец, спустя долгое время, я имею счастье вновь видеть тебя. Как ты здесь поживаешь?

Такаяма послушно села за стол и ощутила тошноту, поступившую к горлу от ярких запахов вокруг, но стакан воды, внезапно протянутый гостем, лишил ее еще и дара речи. «Отчего он так добр? Неужели это из-за того, что ему удалось о чем-то договориться с Кэтсеро? Или же он просто притворяется?» – Юи больше верила в последнее, однако дрожащей рукой приняла воду и сделала маленький глоток. В этот же миг в ее голове пронеслась мысль, что она не ела почти трое суток, изредка перекусывая пресным рисом или похлебкой, и ребенок, наверняка, был очень голоден, хотя сама мать не могла заставить себя взять в рот даже кусочек рыбы.

– Хорошо, спасибо. Я долгое время не могла привыкнуть к новому дому, но сейчас мне сложно представить себя где-либо еще. У меня здесь даже появились друзья. – Дочь самурая поправила рукава кимоно, чтобы из-под них не выглядывали запястья, и посмотрела на дверь, надеясь, что муж вот-вот вернется. – Природа здесь чудесная, да и Асакура-сан очень добр ко мне, поэтому мне не на что жаловаться.

– Хм, настолько добр, что убил твоего отца? – Вопрос, заданный в лоб, заставил девушку застыть и испуганно поднять глаза на Комацу, однако его лицо продолжало светиться добротой. Тем не менее, где-то в глубине его темных глаз она разглядела любопытство и недоверие. – Я не могу упрекнуть его, так как Акира, как мне известно, пришел в ваш дом и провоцировал твоего мужа. Однако твое поведение меня удивляет, Юи. Ты всегда была очень… чувствительной девочкой и расстраивалась, когда кто-то наносил оскорбления Джуичи. Я хорошо помню это. Как-то раз я, перебрав лишнего с твоим отцом, обозвал твоего брата сопляком, который не умеет держать меч. Помнишь, что сделала ты?

Такаяма поджала губы и опустила глаза в пол, понимая, к чему он ведет. Очень смутно, но она помнила тот вечер и до сих пор могла ощутить боль от пощечины, которую ей дал отец за непозволительную выходку.

– Я перевернула на вас тарелку с едой и крикнула, чтобы вы никогда не обижали моего старшего брата. – Пробормотала Юи и услышала усмешку гостя.

– Да, это был очень смелый поступок маленькой девочки. Я все еще вспоминаю тот случай, когда мне хочется повеселиться. – Седовласый самурай без спроса взял с подноса глиняную чашку и налил себе теплое сакэ, не обращая внимания на цокнувшего языком Акихиро. – Скажи, а своего мужа ты тоже забросала едой? Хотя нет, там должно было быть что-то похуже, ведь я – оскорбил твоего брата, а он – убил его. Не думай, что я упрекаю тебя, но твой отец был моим другом, и когда он приезжал ко мне в последний раз, он сетовал на то, что отдал тебя, свою красавицу, этим… кхм, этой семье. Акира хотел верить в то, что ты ненавидишь человека, убившего Джуичи, но, видимо, он разочаровался перед смертью.

Молодая жена оглянулась на двух братьев, уже громко скрипевших зубами и стыдливо закрыла глаза, понимая, что они внимают каждому слову, и то, что они слышат, им не нравится.

– Я не понимаю, зачем мы об этом говорим. – Прошептала Юи, слыша шаги людей в коридоре, но глаза не открыла. – Вы же приехали сюда, чтобы подружиться с кланом Асакура, разве нет? Так зачем вы мучаете меня этими воспоминаниями?

– Мне не хочется мучить тебя, Юи, но я не могу понять, как ты можешь прятаться за спиной человека, на чьих руках кровь твоих родных? – Холодным тоном ответил Комацу, вставая с татами, чтобы встретить прибывающих. – Если бы не твое желание отгородиться от семьи, что тебя вырастила, Акира был бы жив, а твоя мать не была бы проституткой, пусть даже и при дворе сёгуна.

Девушка прижала ладонь ко рту и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы от того, что все сказанное было правдой. Она слышала, как несколько мужчин зашли в гостиную и знала, что один из них – ее муж. Голос Сэйджи рядом с ней затих, теперь он активно разговаривал с другими гостями, пока Юи осмысляла сказанное, стараясь сдержать рыдания.

– Юи, почему ты плачешь? – Раздался над ее ухом обеспокоенный голос, а подбородка коснулись теплые пальцы. В следующую секунду она увидела перед собой размытое из-за слез лицо Кэтсеро, который хмуро смотрел на жену, пряча ее расстроенное лицо от стоявших позади.

– Можно я пойду к себе, пожалуйста? – Сдавленно пробормотала Такаяма, отворачивая лицо и вытирая капли со щек. Отрицательный ответ заставил ее громко всхлипнуть, но ей было все равно, даже если вся толпа гостей обернется на ее плач. – Я не могу… мне очень плохо, я хочу уйти, отпустите меня, прошу!

Позади нее раздалось шуршание, говорившее о том, что в дело решили вмешаться младшие братья, наблюдавшие за сценой со стороны. Асакура-старший поднялся на ноги, чтобы внимательно выслушать донесение Тэкео и Акихиро, и, по его сжавшимся кулакам, Юи поняла, что он разозлился. До нее доносились лишь обрывки фраз, в основном оскорбления, а подняв глаза на Комацу, общающегося в стороне со своими родственниками, она поняла, что разбирательства Кэтсеро его мало волнуют. «На чьей же он стороне? Зачем решил поговорить о моей семье и упрекать меня, если для него важно сотрудничество с Асакура?»

В конце концов, девушка не выдержала шума вокруг и проскользнула мимо мужа, не успевшего схватить ее за руку, в коридор. Однако далеко уйти она не успела: уже на углу грубая рука бесцеремонно обхватила ее талию, останавливая и разворачивая к себе. Черные глаза самурая с подозрением смотрели на жену, еще недавно широко улыбавшуюся.

– Ты должна вернуться туда, ты – член моей семьи, а на этом ужине должны быть все. – Хриплый голос не терпел возражений, но взгляд чуть смягчился, когда губы Такаямы задрожали.

– Зачем он это сделал? Почему он начал меня упрекать? – Принялась вопрошать она, словно не слыша убеждений наследника в том, что она нужна ему там. – Я устала быть везде разменной монетой, мое присутствие не меняет ничего, кроме того, что меня начинают унижать. Я не хочу туда идти…

Кэтсеро вдохнул воздух сквозь сжатые зубы и сурово нахмурился, беря девушку за локоть.

– Ты пойдешь туда, причем немедленно, а в причинах того, зачем Комацу начал совать свой нос в чужое дело, я разберусь позже. – Он принялся тащить ее за собой, но видя, что она упирается, остановился и глубоко вздохнул, чтобы не выйти из себя окончательно. – Юи, ты будешь там со мной, никто не посмеет тебе даже слова сказать, а если и попробуют, я пресеку это. Не заставляй меня вести тебя силой.

– Вы не понимаете! Он сказал, что я ужасная дочь, и что это я виновата во всем, что случилось с папой и мамой. Я не могу просто так вернуться туда и делать вид, будто ничего не слышала, потому что он прав. – Юи захлебнулась слезами и вырвала свою руку из крепкой хватки. – Все говорят одно и то же: что Джуичи и отец бы презирали меня за то, с какой легкостью я забыла о тех, кто меня вырастил, и полюбила того, кто почти уничтожил остатки моей семьи. Возможно, вы и привыкли к оскорблениям в свой адрес, к обвинениям в отсутствии чести, потому что жили среди этого всю жизнь, но я – нет. Я выросла, зная значение слова «верность», и совсем позабыла его здесь. Я не пойду туда, даже если вы меня силком потащите.

Дочь самурая заметила, как скривилось лицо мужчины и почти сразу испытала укол совести. По видимому, высказанное задело Асакуру, но, не успела она извиниться, как он развернулся и направился обратно в гостиную.

– Можешь отправляться к себе и сидеть там, сколько вздумается. Мне жаль, что ты предпочла манипулятора-отца мне, бесчестному выродку. – Бесцветным голосом сказал Кэтсеро, не поворачиваясь и останавливаясь в нескольких шагах от гостиной. – Надо было отказаться от тебя в тот день, чтобы понаблюдать, как Токугава станет следующим человеком, под которого попытается подложить тебя твой высокодуховный и честный отец.

Сказав последнее, наследник скрылся в шумной комнате, а Юи осталась стоять в коридоре одна, прижимая руку к груди. Что-то нестерпимо болело внутри, причем боль, которую причинил ей Комацу Сэйджи своей беседой, не могла сравниться с той, что терзала ее теперь. Ей захотелось побежать за мужем, ворваться в гостиную, полную недоброжелателей, и попросить прощения, однако ноги не двигались. Все, что ей оставалось – это смотреть перед собой и жалеть о словах, сорвавшихся с языка в порыве обиды.