Цветок на лезвии катаны. Книга 1

– Юи, я говорил тебе, что не славлюсь хорошей репутацией. Я жесток, своеволен и верен только себе. Пожалуй, самурай из меня никакой, да? – Кэтсеро печально улыбнулся и сделал шаг вперед, чтобы дотронуться до покрасневшей щеки жены. Та хотела было отстраниться, но, едва почувствовав мягкое касание, еще более нежное, чем ветер, застыла. – Мне не составит труда перерезать глотку крестьянину, вздумавшему перечить мне. Я редко прислушиваюсь к чьим-либо советам, за исключением деда, и уж точно не откажусь от компании женщины во время похода.

Ранящие слова, срывающиеся с губ самурая, причиняли боль, но длинные грубые пальцы, скользящие по ее шее, и мягкие поцелуи в уголки губ заставляли Юи хватать губами воздух и прикрывать глаза, опираясь на косяк. Она уперлась ладонями в грудь Асакуры, однако он и не собирался притягивать ее еще ближе, довольствуясь расстоянием.

– Я могу дать тебе поводы ненавидеть меня гораздо более серьезные, чем спаивание невесток, поверь. – Он ощущал слабые руки, пытающиеся не дать прижать ее к себе, и почувствовал, как внутри что-то неприятно кольнуло.

– Вам так нравится играть со мной? Смотреть, сколько я могу выдержать? – Чуть не плача пролепетала Юи сквозь частое дыхание, пока ее шея горела от поцелуев. – Я прошла через многое, согласившись выйти за вас: предала семью, обрекла на погибель маму, ежедневно выслушиваю грязь в свою сторону, а вы? Говорите, что вы еще хуже, чем я о вас думаю. Разве не достаточно всех страданий, что мне приходится здесь испытывать?

Кэтсеро оторвался от шеи девушки, поднимая голову и смотря в глаза, полные боли. Второй укол в груди подсказал ему, что он перегнул палку, а ладони, теперь отчаянно отталкивающие его, создавали ощущение груза на сердце. Наследник выпустил Такаяму из объятий и сделал шаг назад, чтобы дать ей возможность вдохнуть и успокоиться. Она несколько минут простояла в тишине под виноватым взглядом мужа, а затем, уняв колотящееся сердце и удержав стоящие в глазах слезы, отвернулась к лесу.

– Я уезжаю из этого дома. – Внезапно прервал тишину Асакура, отчего Юи перевела на него шокированный взгляд. – Отныне я должен быть ближе к сёгуну, он требует, чтобы несколько месяцев я жил в его замке. Ты поедешь со мной. Тебя никто там не оскорбит, не причинит вред, никто не заставит страдать. – Самурай поджал губы, испытывая незнакомое чувство вины. Когда подобное случалось в последний раз? Кажется, в тот день, когда казнили его мать. – Я не хочу оставлять тебя здесь без своего присмотра.

Девушка приоткрыла рот, желая что-то спросить, но замолчала, понимая, что не в силах вступать с ним в спор. Выбраться из этой ужасной клетки было ее единственным желанием. Наконец, она сможет спокойно ходить по коридорам и садам, не сжимаясь от взглядов, полных ненависти. «Но уход из этого дома не изменит того, что сделал он. Куда бы ни пришлось уехать, его поступки останутся все такими же мерзкими». – Заверяла себя Юи, сжимаясь у стены.

– Я думаю, что мое мнение ничего не значит для вас. Вы, господин, уже все решили, не так ли? – Тихо прошептала молодая жена, смотря на наследника исподлобья. – Мне остается лишь подчиниться вам, собрать свои вещи и в назначенный день уехать вместе с вами, однако, знайте: я не сопротивляюсь тому, что еду с вами лишь потому, что желаю уйти из этого грязного дома.

Кэтсеро недовольно поджал губы и сделал два шага назад, смотря на девушку сверху-вниз. Прежде кроткая, она стала пытаться учить его тому, как поступать правильно, и это послужило причиной раздражения. Разгоревшаяся внутри злость на Такаяму, через несколько секунд предательски обрушилась и на самого хозяина. «Эта наглая девчонка смеет взывать к совести. Кто она такая, чтобы так дерзко себя вести?!» – Сжимал кулаки молодой самурай.

– Ты права, мнение женщины для меня не важно, ты сделаешь так, как я сказал. – Бесцветным и холодным голосом произнес Асакура, возвращаясь за свой стол и беря в руки бумагу, на которой было нацарапано послание для наследника клана. – Я не собираюсь терпеть твои обиды и капризы, тебе давно пора повзрослеть и видеть мир таким, какой он есть. Жестокий, опасный и отвратительный. Быть может, когда ты начнешь смотреть на людей так же, как я, ты поймешь, отчего я поступаю столь жестко.

Юи отрицательно замотала головой и опустилась на колени, смотря на взошедшее над лесом солнце, дарящее свои теплые лучи испуганной девушке. Краем глаза она заметила, как напряжен и разочарован муж, со злостью смявший в кулаке послание. Набравшись смелости, Такаяма глубоко вдохнула и выпалила с закрытыми глазами:

– Или, может быть, вы взгляните со стороны на свои поступки и поймете, что это не мир и не люди вокруг такие плохие. Все дело в вас. – Девушка услышала, как зашуршало хаори самурая, когда он повернулся к ней. – Я хочу верить в то, что мой господин не так жесток, каким хочет казаться в глазах других. Очень хочу, поверьте. Но моя любовь к вам не настолько слепа, чтобы я мирилась с несправедливостью по отношению к другим.

Кэтсеро резко встал и грубо схватил сидевшую на полу жену под локоть, поднимая ее. Та со страхом открыла глаза и увидела пылающего яростью мужчину, который едва сдерживался, чтобы не ударить Такаяму по раскрасневшейся щеке. Он быстро протащил застывшую Юи по комнате и отпустил ее только у сёдзи, а затем, тяжело дыша, указал ей на дверь.

– Убирайся к себе и не смей выходить из покоев. – Прорычал Асакура, распахивая ширму с такой силой, что стук раздался по всему дому. – Выйдешь оттуда в день отъезда в столицу или когда научишься разговаривать вежливо с тем, кто дает тебе кров и пищу. Шевелись!

Юи вздрогнула от рыка наследника и поспешила выскользнуть в коридор, после чего сёдзи за ней резко захлопнулись. Девушка, побледневшая от испуга, еле поднялась с пола и на дрожащих ногах медленно проследовала туда, куда было велено. Проходя по пустынным коридорам, она невидящим взглядом смотрела вперед, не желая верить, что то лицо, искаженное яростью, и ледяной рычащий голос принадлежали человеку, за которого она недавно вышла замуж.

***

Теплый ночной ветер проносился над онсэном, заставляя покачиваться тонкие веточки кустов и деревьев, росших неподалеку от горячего источника. В воде, закрыв глаза, отдыхал от долгого путешествия в столицу молодой самурай, вслушивающийся в шум листвы. В его голове проносились воспоминания многолетней давности: когда он был ребенком, мало что смыслящим в военном деле, которого ставили на ноги не только члены клана, но и множество учителей, обучающие его грамоте, истории и даже немного политике. Последнее заставило его поморщиться, словно одна мысль об интригах вызывала отвращение. Асакура относился к политикам и их уловкам с презрением, но был слишком умен, чтобы высказываться об этом вслух. Жизнь самурая связана с политикой напрямую, и как бы он не хотел отделить свою службу от нее – это было невозможно.

Кэтсеро чуть приподнялся в онсэне, кладя локти на неровную и испещренную острыми мелкими камушками дорожку, идущую вдоль источника, но глаза не открыл, переходя от мыслей о ненавистной политике к мыслям об убитой матери. «И все это случилось из-за желания отца перехитрить всех, получить власть, предать каждого, кто относился к нему хотя бы с толикой доверия», – с тяжелым сердцем вынес вердикт наследник. Мать же в его памяти осталась абсолютной противоположностью безумного и переполненного яростью и жадностью отца: скромная, тихая и любящая своих сыновей больше, чем саму себя. Она любила детей так сильно, насколько ненавидела их отца, мучившего ее всю жизнь, и просила совсем юных самураев никогда не становится таким, как он, а подходить к жизни более размеренно, чтобы успеть ей насладиться. «Я дала вам жизнь, чтобы вы были счастливы, а не для того, чтобы вы неустанно воевали». – Произнесла однажды женщина, когда прогуливалась с детьми по благоухающему саду и любовалась падающими листьями сакуры. – «Если вы не будете успевать смотреть хотя бы на то, как чудесно опадают лепестки, то зачем вам тогда жить? Пожалуйста, не зарывайте свои невинные души под жесткие доспехи. Не прячьте свое сердце».

Асакура поджал губы, признаваясь самому себе, что ожиданий матери не оправдал ни один из сыновей. Все они, как один, взяли в руки мечи, надели на себя тяжелые доспехи и забыли о том, что вишня, растущая в домашнем саду, может цвести. Когда в последний раз он смотрел на нежно-розовые лепестки, медленно падающие на землю? Кажется, с тех пор прошли многие годы, обагренные в его памяти алой кровью врагов. Пребывая в плену воспоминаний, Кэтсеро не сразу почувствовал на себе чужой взгляд, пробудивший в нем привычное чувство опасности. Он резко открыл глаза и повернул голову, одновременно вспоминая, где оставил свой меч – в спальне.

Над мужчиной возвышался тот, кого он мог с уверенностью назвать врагом, но никогда не говорил этого вслух. Иошито. Он стоял возле онсэна с кривой улыбкой на губах, но безоружный, что тут же приметил острый глаз молодого самурая. Чувство расслабленности покинуло наследника мгновенно, вынуждая напрячься и выпрямиться в горячей воде, а брат спокойно присел на каменную дорожку, опуская босые ступни в источник, отчего Кэтсеро поморщился.

– Не порть воду своими ногами, сначала сходи в офуро. – Бросил Асакура-старший, отворачиваясь от хитрого выражения лица Иошито. – Зачем пришел?

– Хотел выразить свое восхищение твоей хитростью и… подлостью, – ответил младший брат, в голосе которого слышалась злость вперемешку с иронией. – Спаивал наших жен, чтобы детки не появились? Интересный ход. Знаешь, я бы на твоем месте поступил бы так же, признаюсь. Однако предпочел бы убедиться, что об этом никто не узнает, чтобы тебя не линчевали в собственной спальне или же здесь, в онсэне.

Кэтсеро провел языком по внутренней стороне щеки и закатил глаза, выслушивая наставления в очередной раз. Если молодая жена, разбудившая его гнев, и была наказана за дерзость, то заставить замолчать брата было гораздо сложнее. Наследник вздохнул, оставил надежды отдохнуть после поездки и поспешил выбраться из воды. Надев на мокрую кожу темную юкату, мгновенно впитавшую капли воды, Асакура пожал плечами и бросил взгляд на закрытые сёдзи, ведущие в комнату Юи. «Интересно, слушает ли она сейчас наш разговор?» – Успел подумать мужчина, прежде чем обратил свое внимание на Иошито.

– Ждешь извинений? – Устало поинтересовался молодой самурай, возвышаясь над сидевшим мужчиной. – Что ж, их не будет, так как это была необходимость, ты сам понимаешь. Ведь ты поступил бы так же, да?

Иошито приподнял бровь и кинул в воду крупный камень, вызвавший брызги и взбаламутивший спокойную до этого момента воду. Самоуверенность старшего брата выводила из себя слишком быстро.

– Я с нетерпением жду того дня, когда мы сможем сразиться. – Прошипел он, теряя терпение и вскакивая на ноги. Лицо наследника было в нескольких сантиметрах, а рука так и тянулась за мечом, который не висел на поясе, чтобы отомстить за предательство. – Когда моя катана вонзится в твою грудь, я буду улыбаться, вот увидишь. А девчонка… еще посмотрим, сможет ли она выносить твоего ублюдка.

Кэтсеро прищурился и сморщил нос, но, не желая проливать кровь здесь и сейчас, молча обошел младшего брата, направляясь обратно в дом. Дом, который ненавидел и откуда хотел сбежать с самой юности. Дом, унесший семейный покой и жизнь его матери. Асакура чувствовал обжигающий взгляд, полный ненависти, но продолжал спокойно идти вперед, зная, что сейчас его жизнь ничего не угрожает. По крайней мере до тех пор, пока не настал день битвы за власть в собственной семье.

Оказавшись в доме, мужчина проследовал по коридору до спальни жены, и, приоткрыв ширму, заглянул внутрь темной комнаты, ища взглядом ее хозяйку. Глаза привыкли к темноте не сразу, но, войдя в спальню, Кэтсеро застыл, увидев у постели молодой девушки Реико, бдящую среди ночи над покоем своей госпожи. Прислуга охнула и поспешила низко поклониться наследнику, который смотрел на нее с недоверием.

– Я, кажется, приказал, чтобы никто не входил сюда, а еду оставляли у порога. – Тихий тон самурая подсказал служанке, что он пришел в комнату не для того, чтобы будить хозяйку. – Так что ты здесь делаешь посреди ночи?

– Госпожа чувствует себя не очень хорошо и боялась оставаться одна, поэтому я ослушалась вашего приказа и согласилась побыть с ней до утра. – Виновато пролепетала Реико, боясь смотреть на мужчину, опустившегося у футона Юи. – Простите меня за дерзость, это больше не повторится.

«Не повторится, как же». – С усмешкой подумал Кэтсеро, смотря на бледное лицо девушки и тонкое покрывало, лежащее в стороне. Он протянул руку и дотронулся до лба Такаямы, хмурясь. Ему не понравилась ее неестественная бледность и чересчур теплый лоб, а внутри зародилось беспокойство, подкрепленное словами Иошито о том, что она не сможет родить наследника. – «Сказал это так уверенно, словно сам приложил руку к ее самочувствию».

– Позови врача, пусть осмотрит ее. – Распорядился мужчина, но нахмурился сильнее, видя выражение неловкости на лице девочки, которая не знала, как себя вести. – Что еще?

Реико прикусила нижнюю губу и вздохнула, сжимаясь от подозрительного взгляда господина:

– Лекарь приходил пару часов назад, госпожа попросила позвать его без вашего ведома, простите. – Шептала служанка и оглядывалась по сторонам в поисках чего-то. – Он, как и всегда, сказал, что это обычная слабость и выписал лекарство. Оно было где-то здесь, подождите, пожалуйста.

Кэтсеро наблюдал за тем, как девочка ползает по спальне в поисках лекарства, и продолжал держать ладонь на лбу девушки, внезапно начавшей тяжело дышать. Она заерзала на постели, то накрываясь одеялом, то раскрываясь, а мужчина приказал прислуге шевелиться, пока ей не стало еще хуже. Наконец, спустя еще минуту, Реико поднесла чашу с водой и небольшой сверток господину, который тут же выхватил лекарство из ее рук. Высыпав траву из свертка на ладонь, он добавил несколько грамм в воду и перемешал, дожидаясь, пока вода не впитает в себя всю пользу, а затем поднес чашу к губам Юи, которая медленно приоткрыла глаза. Однако, едва поняв, что ей дают выпить, девушка оттолкнула руку мужа и замотала головой, садясь на футоне и отодвигаясь от Асакуры.

– Нет, только не это, я не буду это пить, не заставляйте меня. – Ослабшим голосом молила Такаяма, вжимаясь в стену и прикрываясь покрывалом, словно щитом. – Мне плохо от этого лекарства, не надо!

Кэтсеро застыл, настороженный ее словами, и хотел было списать все на бред от жара, но нечто внутри подсказало не делать выводы столь быстро.

– Тебе плохо от лекарства? Что ты чувствуешь, после того, как принимаешь его? – Спокойно поинтересовался мужчина, хотя мысли его были мрачны и проносились в голове одна за другой.

Юи, увидевшая Асакуру спустя почти сутки после ссоры, с недоверием посмотрела на чашу в его руках, и ощутила сильное головокружение. Закрыв глаза и глубоко вздохнув, она коснулась затылком стены и постаралась унять дрожь в пальцах, сжимающих одеяло.

– Я чувствую ужасную слабость, тошноту и головокружение, но это не из-за ребенка, поверьте. – Расстроенно пробормотала девушка, надеясь, что кто-нибудь ей поверит. – Мне сложно даже на ногах стоять, это же неправильно, я, конечно, слабая, но не настолько. Мне страшно от того, что происходит.

Кэтсеро бросил взгляд на застывшую Реико, с подозрением смотревшую на настой в руках наследника, и кивнул самому себе, поглаживая по дрожащей руке Такаяму. Самурай чувствовал, что сейчас ее страх был гораздо сильнее, чем когда произошла ссора, и связан он был с опасениями за жизнь ребенка. Наследник поднес к губам чашу и попробовал на вкус лекарство, вызывающее такой ужас у его жены. Горький травяной вкус не удивил его – все настои были одинаковы, – однако появившееся спустя несколько мгновений легкое жжение на языке, заставило Асакуру с отвращением выплюнуть жидкость.

– Выкинь эту траву, сейчас же! – Скомандовал он прислуге и отставил в сторону отравленный настой, после чего повернулся к Юи, чья нижняя губа дрожала из-за того, что опасения подтвердились. – Врач лично оставлял лекарство для тебя? Никто его не передавал?

Девушка покачала головой, слыша, как бегает по спальне Реико, собирая каждую частичку «лечебной травы», чтобы выбросить ее. Кэтсеро прикрыл глаза и потер переносицу, не зная, каких еще сюрпризов ждать от семейного логова. Он привык держать все под контролем, но теперь о контроле можно было забыть. Кто-то осмелился травить его жену в доме, где он скоро должен был стать неоспоримым главой.

– Реико, отныне ты будешь постоянно находиться здесь и проверять любую еду и питье, которое подается Юи. – Отдал распоряжение Асакура, замечая, как захлопала глазами служанка, несколько взволнованная новой работой. – Никто, кроме тебя не должен входить в ее спальню или разговаривать с моей женой, если этот приказ не будет выполняться, то жестокое наказание не заставит себя ждать. Ты поняла?

Такаяма с огорчением посмотрела на девочку, чувствуя, будто обрекает ее на верную погибель, но оспорить слова молодого самурая не могла: не хватало сил, а страх за еще не родившегося малыша был слишком силен. Едва Реико дала клятву четко следовать приказу, Кэтсеро вновь повернулся к Юи, злость на которую еще не ушла совсем, но слабла с каждой минутой, что он смотрел на девушку.

– Несколько дней и мы уедем отсюда, потерпи. – Голос мужчины был по-прежнему холоден, но теплая рука покоилась на ее дрожащих от слабости пальцах. – Сначала я найду того, кто был настолько смел, чтобы травить тебя, убью его, а потом поедем в столицу. Будь спокойна, я приглашу другого врача, и скоро ты почувствуешь себя лучше. Обещаю.

Молодой самурай улыбнулся краешком губ, хотя в глубине души он был преисполнен гнева, но ослабшая девушка не должна была этого видеть. Кэтсеро прижал ее к своей груди и прикрыл глаза, чувствуя жар, исходящий от ее тела, пока в голове проносились страшные мысли:

«Ты права, все дело во мне. К сожалению, твои ожидания не оправдаются. Я жесток настолько, что ты не можешь себе представить, и очень скоро ты станешь свидетельницей моей жестокой расправы над предателями».

Глава 9

В тот день, когда Асакура Юи впервые стала свидетельницей казни, лил дождь, смывающий с обагренной земли лужи крови, образовавшиеся под тяжелым телом некогда знакомого лекаря. В ее ушах до сих пор стояли его крики, умоляющие о пощаде, клятвы, что он не имеет к яду никакого отношения, и тихое бурление крови в горле, когда молодой самурай вонзил в его грудь катану. Девушка прикрыла ладонью рот и вжалась в стену дома, неспособная отвести взгляд от промокшего под ливнем мужа, чьи глаза пылали яростью. Несмотря на дождь, рядом с наследником стояли остальные мужчины клана, готовые взяться за оружие в любой момент, но общий враг уже пал, не имея ни малейшей возможности спастись. Дедушка, прятавшийся от ливня на крыльце дома рядом с перепуганной Юи, удовлетворенно кивал и слабо улыбался, довольный тем, что внуки выступили, как единая семья против общего врага. Помимо войны, которая совсем недавно унесла множество жизней, только суд над человеком, покусившимся на жизнь кого-либо из членов клана, смог объединить старшего и младших братьев.

Кэтсеро с маской ледяного спокойствия на лице вытер о хаори испачканную в крови катану и спрятал ее обратно в ножны, после чего, убрав мокрые волосы с глаз, направился в сторону дома. Полный почтения, он поклонился деду и поднялся на крыльцо с победной улыбкой. Глава семейства слегка склонил к внуку голову и посмотрел на младших сыновей Шиджеру, которые входить в дом не спешили и следили за тем, как лекарь захлебывается в собственной крови. Казалось, они испытывают удовольствие, смотря, как смерть забирает другого человека.

– Ты поступил правильно, Кэтсеро. – Одобрительным тоном проскрипел дед и улыбнулся. – Предатели должны умирать ужасной смертью, иначе враги не будут тебя бояться. Подождем, пока дождь закончится и сожжем его тело.

Юи ощутила, как холодный ужас сковал ее тело при одной лишь мысли о том, что кого-то будут сжигать прямо во дворе дома, однако не произнесла ни слова. Уже более двух недель она ждала, когда сможет уехать в столицу, но поимка лекаря, его допрос и поиск заказчиков отравления затягивали переезд. Тем не менее, эти две недели помогли ей прийти в себя: после того, как девушка перестала принимать отравляющее ее и ребенка лекарство, силы вновь вернулись к ней, бледность ушла, а головокружение и постоянная тошнота отступили. Теперь она чаще выходила из своей комнаты, чтобы погулять по саду или расслабиться в онсэне, и даже стала с большим аппетитом есть, чем несказанно радовала Реико, присматривающую за ней по приказу молодого самурая.

Он не приходил к ней больше с той ночи, когда обнаружил яд в лекарстве, отчего в груди Юи зародилось беспокойство. Она боялась Кэтсеро, отчасти презирала и не желала более подпускать к себе – настолько сильным оказалось потрясение от известия о том, что он сотворил, – но по-прежнему любила. Каждый раз, когда он уезжал в близлежащую деревню, девушка сидела без сна на пороге дома и ждала, когда раздастся знакомый топот копыт, сообщающий о том, муж, наконец, вернулся. Целый и невредимый. Убедившись, что и конь, и всадник в порядке, бывшая Такаяма убегала обратно в дом, не желая попадаться на глаза наследнику. Сегодня, присутствуя на казни предателя, она впервые за две недели увидела Асакуру так близко, однако радость встречи омрачилась жестоким убийством, которое повлекло за собой, казалось, уже далекое воспоминание о смерти брата.

– Думаю, ждать придется долго: вот-вот нагрянет буря. – Ответил дедушке Кэтсеро и, в очередной раз поклонившись ему, переступил порог дома, даже не бросив взгляд на жену, вжимающуюся в стену.

Юи глубоко вздохнула и, не желая смотреть на то, как младшие братья продолжают калечить несчастного лекаря, который уже давно не дышал, вошла в дом. Ей казалось, что наследник зашел совсем недавно, однако его и след простыл: все коридоры были пустынны, а тишина нарушалась лишь шумом освежающего дождя и громом приближающейся грозы, шедшей из-за гор. Вернувшись в свою спальню, девушка приоткрыла сёдзи, чтобы насладиться свежим воздухом и звуком капель, бившихся о горячие воды онсэна. Такаяма радовалась, что ее самочувствие стало гораздо лучше, и теперь она могла делать почти все самостоятельно, а потому принялась неторопливо доставать из стенного шкафа вещи и аккуратно складывать их, чтобы перед переездом не тратить на сборы слишком много времени. Она не знала, будет ли ей лучше жить в столице, особенно при дворе сёгуна, но полагала, что хуже, чем в родовом гнезде Асакура уже не будет.

Покончив со всеми делами в комнате, Юи огляделась вокруг и вздохнула, понимая, что занять ей себя больше нечем. Если бы не дождь, ливший стеной, она бы с радостью погуляла в саду, полюбовалась на птиц и, быть может, выпила бы чай вместе с Реико, смотря на горячий источник, однако все возможные занятия были неосуществимы. Немного подумав, девушка, все же, решилась сделать то, на что не хватало смелости в последние две недели: она поправила свое бледно-голубое кимоно, подарок брата на один из дней рождения, расчесала гладкие черные волосы, спускающиеся до середины бедер, и направилась в спальню на другом конце дома. Ее волнение усиливалось с каждым шагом, приближающим Юи к человеку, от которого она не знала чего ожидать. Наконец, остановившись у двери, она опустилась на колени и вежливо постучала, дожидаясь разрешения. Прошло более минуты, прежде чем она услышала утомленный мужской голос, позволяющий войти.

Такаяма нерешительно отодвинула сёдзи и, не поднимая глаз, вползла в комнату. Асакура, до этого читавший длинное письмо, сидя на полу и прислоняясь к стене, удивленно воззрился на жену, столь покорно сидевшую перед ним спустя долгое время. Ее распущенные волосы, тонкие руки и смиренная поза вызвали на его лице слабую улыбку, которую мужчина поспешил спрятать: злость на нее не прошла до конца.

– Ты что-то хотела? На всякий случай предупреждаю: выслушивать твои проповеди о том, как жестоко и подло я убил того лекаря, не собираюсь. – Тон его был холоден, но в голосе слышалось любопытство: «Пришла ко мне сама, да еще и такая послушная? Неспроста это…»

– Нет, мой господин, я пришла не для того, чтобы высказать свое недовольство. – Дрожащим от волнения голосом ответила девушка, стараясь спрятать поглубже страх. – Я хотела… извиниться перед вами.

Кэтсеро заинтриговано приподнял бровь и отложил письмо в сторону, выпрямляясь и направляя все свое внимание на жену. Та низко поклонилась, дотрагиваясь лбом до сложенных на полу ладоней и разводя локти в стороны, и прикрыла глаза, обращаясь внутрь себя, чтобы подыскать правильные слова.

– Я повела себя непозволительно по отношению к вам, бросая в ваш адрес обвинения и оскорбления. Безусловно, вы – будущий хозяин дома, а потому я не имела права осуждать ваши решения. – Тихо произносила она, чувствуя, как приливает к голове кровь, а в ушах слышится громкое сердцебиение. – Вы делаете очень много для моего благополучия, а я отвечала вам ужасной неблагодарностью. Асакура-сан, – Юи выпрямила спину и нерешительно взглянула на мужчину, вставшего со своего места и теперь выжидательно смотревшего на нее сверху-вниз, – по правде говоря, мне очень печально, что из-за нашей ссоры мы больше не видимся. Простите меня за непослушание, я клянусь быть хорошей женой впредь.