Чрез века

Коридоры сменялись один за другим, пути к отступлению были перекрыты, приходилось бежать ниже, вглубь подземелий. Бесчисленное количество поворотов уже было пройдено, Нес перестала считать, она полагала, что им не выбраться, но если и так, она решила, что напоследок заберёт с собой с несколько десятков жизней стражников. Яростно биться, она желала только этого, пока бежала вперёд, вперёд, пробегая то одну дверь, то другую. Ноги несли быстро, из-за поворотов выскакивали стражники. Нес убивала их кровожадно, ведь они мешали следовать за любимым. Ещё один воин возник на горизонте, выпрыгнул из-за двери, перегородил дорогу, а Уолтер, как назло, этого не заметил, убежал за угол; он не догадывался о том, что его возлюбленная в опасности, его почему-то обходила нужда применять оружие. Нес заволновалась, но не из-за стражника, а из-за того, что потеряла любимого из виду. С этим стражником дева расправилась наиболее жестоким путём, не добила до конца, оставила мучиться, изнывать от утекавшей по полу крови. Он был причиной расставания, этот мучитель, и он напоследок должен был поплатиться за свой гнусный поступок.

Бегая от одной двери до другой, пробегая несколько раз по одинаковым коридорам, Нес совсем заплутала, потерялась, где была, а где нет, и только трупы не были теми же. Судьба была не милостива сегодня, она разительно убивала понадеявшихся на удачу мятежников. Рано они возвеличились, зря преждевременно поддались упованием хорошей доброй вылазки. На дороге встречались потерявшиеся, испуганные мужчины, которые сегодня впервые вошли во дворец и которые побывали здесь ни единожды, и все они остервенело искали выход, глаза, выпученные, желали вернуться домой к родным, не погибнуть понапрасну. Раньше им удавалось забрать немало, а сегодня, как они придут сегодня к родителям, как смогут обнять запятнанными руками жён и детей, как посмотрят им в глаза и скажут, чтобы уповали на милость зимы; и при всём этом они всё равно хотели домой, к знакомому очагу. Не так страшен чёрт, когда он не забивает со всех сторон, как добычу, когда не расставляет повсюду капканы. Ты – животное, бесправное, приговорённое к смерти, то ли дело биться на равных, но стража труслива, она расставила ловушки, чтобы забить дух, потому что своими силами не справлялась. «Мерзкие, нечестивые души не знают понятия чести», – отражалось в глазах, встреченных по пути, но Нес было не до того, – бежать и бежать, искать и искать, она не уйдёт, до тех пор, пока Уолтер не уйдёт с ней вместе, и она больше никогда не потеряет его из виду.

Десятки дверей попадались на протяжение ночи, одни, запертые, не поддавались нажиму, другие, открытые, бесполезно вели в маленькие комнатушки с закромами, припрятанными вхожими во дворец. Бесчисленное количество коридоров, плохо освещённые факелами закоулки и кучки стражников, перебивавших бредущих по одиночке людей, всё это здесь было. Нес сговорилась с Уолтером, в случае если их разделят, спасаться и бежать в глубину чащи, в убежище, в одиночку, где была условлена встреча, но девушка не спешила искать выход, она искала любимого. Потеряв счёт времени, и людям, попадавшимся по дороге, которые своими телами устилали коридоры, она не сдавалась, она яро стремилась отыскать любимого. Его могло погубить каждое мгновение, и как же долго пришлось бесцельно бродить, сбившись со счёту сколько дверей пройдено и сколько только предстояло пройти. И вот она, та дверь, главная дверь, уже знакомая по памяти, и там за дубовой гладью находился Уолтер, ему больше негде было быть, он был там, лежал и спал.

Как прекрасно было видеть его не замыленный усталостью взгляд и блаженство его умиротворённых губ, он заслужил отдохнуть после всех бессонных ночей, в которых корпел над планом. План, зачем надо было себя мучать, план не сработал, провалился; товарищи теперь устилали руки Нес, мелкими чёрточками на загорелой коже, вот они, они были прямо здесь, и девушка подняла руки, поднесла к сердцу, бедные товарищи, чья память в конце концов сгинет, ведь больше нет команды, как же мало осталось людей; нет будущих лет и дарованных мальчиков, выросших в мужчин, которые примут на себя ношу, они не придут на погибель, будут умнее, чем они. Но что ей сейчас было до будущего, она жила настоящим, он был жив и спал под руками матери, её руки нежно поглаживали его по щекам, волосам. Трогательная безупречность картинки умиляла, Нес хотела стать частью происходившего, она хотела, чтобы и её лица касались тёплые материнские руки. Мать, безвременно ушедшая, будет петь колыбельную, завывая с вершины неба, а мать, воспитавшая отвагу и любовь, будет из реального мира обволакивать, обнимать. Умиление, нет за пределами мира смысла, нет поблизости ненавистной стражи; семья, семья, которая всегда уходила, когда Нес начинала верить в её существование, была здесь, прямо здесь.

И кровь, и товарищи не были важны, безупречность застывшего мгновения было важно, было важно оно, а остальное не важно. «А может это и есть смерть, может мы встретились, потому что умерли», – и Нес восхитилась смертью, – «Если она так прекрасна, то стоило ли переживать, бояться?». Тишина вернулась, спокойствие улиц вошло следом, слегка запоздав. Вдали не разносились ни отзвуки битвы, ни громкие голоса, молившие о пощаде, пол вдруг очистился, трупы исчезли, и руки девушки очистились тоже, они больше не были запятнаны клейкой субстанцией, это было место, где кончался грех и начинался рай. Но когда Нес захотела пойти вперёд, податься навстречу, то не смогла, её прибило тяжестью тела, а в голове пронёсся свист, он звучал и звучал, уши горели от боли, но зажать их и заглушить звуки девушка не смогла. Сон или смерть, иллюзия отступила, в конце коридора раздался шум, а в глазах застыла картина.

«Мама, как ты могла, мама, твой сын умер, ты его погубила», – кричала Нес, но не издавала ни звука. Рукоятка ножа застряла в груди Уолтера под правильным безболезненным углом, нет сомнений, он был мёртв и лежал не в безмятежном сне, а в могиле, воздвигнутой той, кто его родила в потугах. «Это бессмысленно, наваждение, будьте вы прокляты глаза, зачем заставляете видеть невозможное, прекратите, остановитесь», – Нес не двигалась, она забыла, что это значит, как дитя, едва явившееся на свет, не знает, что такое жизнь, так и она была сейчас невинна перед светом. Она рождалась дважды, а вот умерла впервые. Вместе с Уолтером и её частица отошла на тот свет. Покаяние за невысказанные опасения; покаяние за не случившееся путешествие; покаяние за возможность дышать; покаяние застыло на пороге. Зачем бежать, куда бежать, мир погиб, он покорился хаосу, добро сгинуло. Если мать убивает ребёнка, то мир однозначно проклят, ему нет спасения.

В безмолвном отчаянии Нес потерялась, потеряла смысл спасаться, а глаза, как же теперь ей смотреть ему в глаза, без них не наступит следующего дня. Где он запрятал орбиты, почему не поднимает веки, почему не даёт утешения? «Что ты лежишь, почему мёртв, дай мне в последний раз на тебя посмотреть, полюбоваться твоим лицом, окунуться в синие очи, почему ты лежишь?», – Нес кричала, а звуков не продолжало исходить из её рта, она потеряла смелость, отвага исчезла, и страх, первородный страх наполнил душу. И всё понеслось заново, и мир оказался бессовестно гадким, а свет растворился в ночи, и рассвет не наступит, не пробудится птица, не зацветут цветы по весне. Она была жива, но мир умер, и мир, что мёртв, умер вместе с Уолтером, Нес не зачем было здесь оставаться. Нож находился наготове, спрятался за пазухой. Нес придётся научиться заново двигаться, заново наносить смертельный удар, и этот удар придётся по собственному сердцу.

– Нес, Нес, скорее! – руку девушки схватили, и она в раз научилась бегать.

Она не смотрела назад, только вперёд, она забыла глянуть на Уолтера, забыла зачитать молитву. И сейчас, пока её покорно вели, она читала молитву об упокоении. Кто ухватил её руку, кто тянул за собой, она не знала, просто бежала, как бежала бы за любимым, как бежала бы в бой, но сегодня она сбегала, позорно, не сумев умереть в положенный миг. Двери закончились, а вместе с ними ступени, вокруг слышались крики, отчаянно воздымавшиеся над горизонтом. Горизонт, вот, что беспокоило девушку, – почему он розовеет, почему не потух навек? «Так значит ли это, что Уолтер не святой, что его жизнь ничего не стоит?», – и Нес взбрыкнула, не пожелав больше бежать, ей захотелось упасть на землю и, как в детстве, сравняться с землёй; она желала дождаться своей смерти, чтобы о ней забыли, чтобы насекомые сожрали её плоть, брошенную на произвол судьбы.

– Ты сдурела, не брыкайся, соберись! – крикнул голос спереди, руку Нес вывернули, но ей не было больно, – Я не донесу! Беги сама! Ради него, беги!

«Что за чудные мысли и что за чудные видения?», – думалось Нес, – «Как я могла поверить в их очаровательную иллюзию. Он жив, а значит я бегу не зря, мир не угас, и что за день, и что за предчувствия». Заулыбавшись в бреду, девушка выдернула руку, боль от вывиха пронзила, отрезвила, и она огляделась, и много человек бежало, и отряд не погиб полностью. Бежать, бежать без оглядки, скрыться в лесу, переждать день, а за днём этим придёт день следующий, и мир возродится, перестанет пугать ложью, не наведёт мороку на глаза.

Чем дальше они уйдут, тем скорее наступит встреча, и Нес, как и все вокруг, спасала шкуру, солнце окончательно пробило горизонт, показалось целиком и стало продвигаться наверх, оно не выглядело устрашающим, не несло жары, а лишь даровало свет и тепло. Скрываться в доме сейчас было нельзя, теперь дома не было, стража узнает, из-под земли достанет мятежников, будет выслеживать пока не найдёт, дом исчез, а вместе с ним и могилы родителей, братьев. Стража уже пробралась в город, прочёсывала дома, выведывала о людях, которых не обнаружилось под покровом домашнего очага. Стараясь не думать, какая кара последует родным мятежников, Нес искала пути отступления. Стража не знала про тайные подземелья, они не найдут выжавших и, если посмеют тронуть родных, прочувствуют всю злость отмщения на себе в будущем. Мятежники запрячутся глубоко, будут, как мыши, до поры до времени бродить под землёй, не выходить на свет божий; но чем дольше они не будут видеть свет, тем станут острее мечи; мужи, так просто, не стерпят унижения, но до этого далеко, а пока нужно оплакать погибших, залечить раны; только бы проникнуть, успеть соскользнуть в глубины тоннелей и не показать страже место, где и жизни то толком нет.

Нес, вместе с парочкой мужчин, осторожно перелезла через забор, отделявший город от неизвестной земли, плакучая ива всё также возвышалась на бугорке, а под ней уже собирались остатки отряда. Свет мешал оставаться незамеченными в густой траве. Пригнувшись, упав наземь, Нес и соратники поползли к ближайшему валуну, под которым скрывался один из ходов. Чтобы его поднять нужно было не меньше трёх здоровых мужчин, но силы подводили и всё из-за одной слабой женщины, Нес. Она упёрлась в камень на равных, не позволила себе дать слабину, и камень пошатнулся, открыл проход в земле, и трое скользнули вглубь и завалили проход, чтобы ни одна тварь не проникла. Жалеть о потерянном не стояло, вход всегда можно было восстановить, но вот если стража прознала бы про ходы, то погибель стала бы неминуема. Трое двигались вслепую, на корячках, эта часть лабиринта была слишком низкая, чтобы встать, вскоре им удалось наткнуться на другой, уже бывший, вход. Земля, просыпавшаяся внутрь, оповестила, что короткий путь закрыт, они развернулись назад, остался теперь только один путь, очень длинный путь, и они поползли по нему в своём путешествии.

Глава 4. Да будет свет!

Издали забрезжил свет, его тусклость ослепила после времени в кромешной тьме, тонкими лучиками свет просачивался из-за наспех поставленной двери, видно те, кто добрался первыми, сдерживали проход и собирались похоронить и себя, и мучителей, обрушив стены, если вдруг кто, посторонний, проник бы внутрь. Постучав легонечко, одними пальцами, Нес и двое её сопровождающих замерли в ожидании. Они произнесли пароль сразу же, как некто по ту сторону его спросил, но дверь не спешила открыться, она отодвигалась чересчур медленно, слишком медленно, люди боялись впустить чужаков. Но сразу же, как образовалась дыра, которая могла впустить лишь одного человека, Нес бесстрашно перетекла внутрь, оказавшись со всех сторон охваченная мечами. Добрые друзья глядели с подозрением, но как только увидали подругу быстро опомнились, опустили клинки и тотчас же распахнули дверь полностью, чтобы впустить своих товарищей.

– Не серчайте, – произнёс усталый мужчина, – Доверие потерялось, мы теперь каждого подозреваем в неверности, но только не нашу Нес. Я рад, что ты жива.

Руки мужчины обняли талию Нес, и она благодарна откликнулась. Деву обнял Густав, друг детства и первый, кто вступил в отряд смельчаков, ему не понадобилось выслушивать пламенные речи Уолтера, чтобы проникнуться, он с готовность откликнулся на зов и принялся с упоением строить тоннели. Девушка стала счастливее, увидав приятеля живым.

– И я тебе рада, – искренне проговорила Нес и похлопала Густава по плечу.

– Безумная ночь, не правда ли? – друг усмехнулся, ухмылкой, больше походившей на скомканный крик.

Каждый сегодня потерял возможность вернуться домой, мятежники всегда подозревали, что таков будет исход, такова расплата за преднамеренные деяния, но разве они ожидали, что подобное случится именно этой ночью, ведь план казался таким совершенным. Жена Густава, коя была на сносях, проснётся с утра, не обнаружит любимого рядом, в постели, и всё поймёт. И дочка, которой исполнилось три года, она сразу же отчаянно зарыдает, увидав безутешное лицо матери, дети тонко чувствуют чужую боль.

В дверь постучали снова, таким же скомканным и неуверенным стуком, каким не так давеча стучала Нес, и выжившие снова сгруппировались вокруг двери с мечами, собираясь поприветствовать либо товарища объятием, либо чужака стальным уколом. На сей раз зашёл мальчик, четырнадцатилетний разбойник, Алан, буквально в начале лета выкравший из-под носа стражников курицу и зарезавший её в лесу, рассовавший мясо курицы в дупла деревьев, прикрывшей запах курицы дурно пахнувшей мазью, чтобы отпугнуть насекомых. Его младший брат сильно болел, и он, несмотря на опасность, решился на отчаянный шаг для того, чтобы его братик выпил наваристого бульона. Мальчишку поймали, когда он засовывал последний кусок, и назначали удары кнутом. Несовершеннолетним полагались удары, а не смертная казнь.

От начала и до конца наказания Нес и Уолтер следили за истязаниями, нежная кожа Алана покрывалась разорванной плотью, каратели слегка увлеклись и слишком долго избивали мальчишку. Они очнулись только в тот момент, когда почуяли – мальчик почти не дышит, и скинули его в толпу, прямо под ноги безутешной матери. Она провела по его лицу рукой и ощутила дыхание, а на следующий день Уолтер принёс в их дом целых две курицы, предназначенных для зимы. С тех пор любимый взял под опеку несостоявшегося воришку и по вечерам учил его защищаться, Уолтер раскрыл факты о мятеже, но Алан не испугался, он с гордостью поднял голову и сказал:

– Спасибо, что даровали надежду.

В сегодняшнюю ночь Алан лишился и матери, и брата, и глаза, его лицо покрыл разрез от самого подбородка до вершины лба. Он хмуро прошёл сквозь строй мужчин, но не сказал ни слова, а просто улыбнулся, как всякий юноша улыбается матери, такая теплота покоробила присутствующих, никто не улыбнулся в ответ, и тишина вернулась, и Нес пошатнулась от досады и жалости. «Искалеченные люди, скольких ещё нужно изуродовать или убить, прежде чем род человеческий одумается, перестанет лить невинную кровь? А ведь и по ту сторону, среди чужаков, могли встретиться люди, что ласкают жён, приглаживают детей; а ведь они тоже думают, что делают угодное Богу дело, а на самом деле, какая же чушь! Борьба ради борьбы, да и ради жизни – смерть, какая жизнь может быть забрана ради мира, как война излечит рану, неужели мир не образумится, неужели безумцы так и будут сеять вражду, осознано кликать беду, ссорить единых людей, расставлять сети? И борьба и снова борьба, и снова смерть, и снова борьба, смерть, а жить, когда же жить?», – Нес не выдержала потока мыслей, это не она думала, это Уолтер пробрался в голову, он всегда сомневался, не она, которая только и могла, что слепо следовать за спиной.

«Слишком много мыслей за одну ночь. Что значит сей безумный поток, откуда он берётся, чем порождается?», – тяжесть головы валила с ног, как не валил ни клинок, ни бой в рукопашную, прытко Нес, всегда, избегала быть пойманной, а вот от мыслей сбежать не смогла, как чуден свет, как неожиданно продолжает истязать, прибавлять недоразумений, провокаций. Ей не стояло думать много, следовать за Уолтером – главная цель, но где он, когда придёт, сколько можно заставлять себя ждать? Нечто необыкновенное, неведомое прошлось в груди, в районе стучавшей внутренней массы, но что-то, что не даёт покоя, что наоборот выгрызает изнутри, старается пробраться наружу. Сдавленный, невысказанный крик, который застрял где-то там в подземельях, он ли сейчас вернулся, хочет расплаты? В дверь постучали.

И люди шли, искалеченные борьбой, но живые, пока не понявшие, что навеки застряли внизу, их вело стремление выжить, а иное было неважно, последствия, страшные и отчаянно хватавшие за ноги, пока не настигли; мимолётный прилив радости сменился отчасти отупением, даровавшим полный уход от болезненной сути вещей, отчасти не желанием принимать реальность Кто ходил начеку, кто сидел поодаль и нашёптывал, кто застрял в ступоре, – и все они просто хотели лучшей жизни, а получили урок, который вселял страх, что больше ничего не будет, что всему настал конец. Такой страх недавно и сама Нес ощущала, но не могла припомнить по какой причине. Она проживала мгновения и, как и все, ждала Спасителя в дверях, пристально вглядываясь в неё, заклиная, чтобы благоговейный дух надежды устремился внутрь, напитал непорочной верой. Спаситель, кто если не он, соберёт воедино загнанные взгляды, отразит нападки судьбы, унесёт рассказами в мир будущего. Или мир сказок?

Нес вздохнула и услыхала, как и другие дышат, громко и протяжно, дыхание людей напитывало убежище жаром. Пот струился градом, вниз, но никто не покидал жаркое пристанище, здесь было безопасно. «Свыкнуться, свыкнуться», – они все думали об одном, – «Надо мириться, наращивать удар, копить гнев и злобу, а потом выйти, убить падаль, которая забрала сегодня жизни, а пока надо дышать громко и протяжно, и мириться, мириться». Но почему Спаситель не возвращался, его дыхание было нужно, оно было важно, оно придаст злобы, отнимет сомнения; где же их предводитель, когда он так нужен, где он, когда в рядах волнения, когда они так потеряны? Гнилостный воздух, воздух из катакомб, в которых они себя захоронили, вот она тут, общая могила, вырытая при жизни. Нес очнулась и осмотрелась. Время, прошёл ли целый день, закончился ли он или начался, как понять в вечной бессменной тьме без горизонтов? Свет факелов, тускло светивших, не давали полной ясности. На поверхности могли быть рассвет и закат, день и ночь, а здесь не было смены солнца и луны, ничего не было, и кажется и надежды.

В дверь перестали стучать, в общей сложности около двадцати мужчин и одна жалкая Нес, которая соскребла себя в одну кучку и засела в самом углу, остались в живых. Пятьдесят человек в начале ночи спускалось по склону, и менее половины вернулось. Обречённые на существование люди сидели в тиши, не разговаривали, не смеялись, сломленный дух пропитывал тело, и все ждали непонятной команды к действию, но её не было. Словно заворожённые мужчины шли за Спасителем по указанному пути, и он должен был сломить стражу. Но кто сейчас, загнано, обрёкся на жизнь во тьме, без права выбраться на землю, кто если не они, ждавшие указа по привычке, потерявшие веру. Они чуяли больше оберегать некому, защита пропала. И Нес, почему она молчала, почему не говорила, как есть?

Нес между тем накрыла голову руками, чтобы жалкие думания не пробирались в макушку, эти мысли были слишком умны для её глупой головы, но всё приходили и приходили с нечеловеческой скоростью внутрь, просачивались через пальцы. Не в состояние боле вытерпеть девушка попыталась сбежать от себя, принялась со стороны смотреть, как на её бедную голову обрушивается такое количество информации. И некогда было кричать, некогда было раздумывать. «Так вечер или утро, и где грань между ними, есть ли мерило, что связывает воедино тёмную ночь и светлый день, можно ли и во тьме сознавать, какое время суток, и что есть сутки такое, почему они тянутся иногда быстро, а иногда нарочито медленно?», – и как она не старалась, жуткие бессмысленные вопросы без спроса овладевали мыслями, – «И что есть человек, кто он, как появился? И что есть дома, почему они такие, а не другие? И что есть жизнь, и почему мир маленький, а при взгляде на небо огромный, будто бы бесконечный? И есть ли у земли край, я же там не была, так с чего решила, что мир где-то заканчивается, что есть начало и есть конец? О Боже, отпусти мои грехи, убери порочные мысли», – молила Нес, – «Дай забвение, я не хочу возвращаться в тело, оно грузное и бесполезное, дай мне полетать по миру, чтобы узнать ответы, тогда и вопросы перестанут мучать».

На лице девушки не отображалось ни единой эмоции, её рот, глаза, лоб, – они застыли, кожа натянулось; никто и не мог бы угадать, что происходило по ту сторону лица без выражения, по ту сторону человека без части души. «И почему мне так плохо, будто у меня вырвали сердце? Почему мне так беспокойно?», – Нес скулила от тревоги и забытья, – «Что произошло ночью, где начался наш поход и где он закончился?». И Нес очутилась в кустах, в ожидании первого знака, тогда Уолтер сидел близко, они почти касались друг друга, а потом она сократила расстояние, его между ними не осталось. Другое воспоминание, они уже немного в отдалении, Уолтер серьёзен, а в уголках его глаз сквозит невидимое постороннему глазу счастье, он спокоен и мечтателен, у него всё хорошо и лучше, чем прежде. «О чём он тогда думал, от чего мог быть беспредельно счастлив?», – думала Нес, – «Почему знаки не повелели ему идти назад, почему убедили, что путь будет чист?». И следующее воспоминание, но для этого пришлось собрать всю волю, а после глянуть на дверь, которую продолжали охранять. Кто за ней притаился, враг или друг, кто зайдёт следующим, похоронены они будут или просто забыты?

– Не придёт, – проговорил голос.

– Мы должны верить, Уолтер всегда приходит, – сказал голос другой.

«Уолтер, мой милый, мой сердечный друг, моя любовь, ты меня слышишь?», – спросила Нес, – «Я же знаю ты находишься в моей голове, потому она так полна, я помню это чувство, когда твои мысли проходят через меня, когда твои эмоции становятся моими, непередаваемое блаженство стать умной на миг, чувство, когда всё понимаешь, и боль, и испуг, и ты становишься мной, а я тобой».

– Не придёт, говорю тебе, – шёпот усилился, стал звучнее, люди вокруг суетливо начали ворочать головами.

– А я тебе говорю придёт, скоро, скоро… – настойчивый голос второго мужчины не сдавался.

– А если всё же нет? – первый голос.

– Успокойся, не поднимай панику, я тебе говорю придёт, – второй голос.

Свист и пар, где они, на конце света ли, и свет ли озаряет их, свист и пар, и маленький отзвук, эхо голосов, что пекутся в недрах ада. Уолтер желал познать и ад, он бы познал и его, если бы не нёс бремя, ответственность и бесконечную вину за смерть, и Нес вспоминала, как делила с ним душу напополам, вспомнила, как яростно могут рвать изнутри стыд и восторг. «Много в нём противоречий, как много», – девушка захмелела от воздуха, а в голове засвистело, и она увидела пар, пар исходивший от разгорячённых от жара земли тел. Ад – он было близко, но почему именно здесь, не иначе грех, грех сопоставимый с первым непослушанием произошёл на земле. И Нес застонала от увиденного, она хотела забыться и она сдавила свой череп, а стон всё шёл и шёл; каждый обратил внимание на то, что подруга не в себе, приблизился, но не подошёл, они не могли помочь терзаемой душе.

– Он придёт, всегда приходил, – Густав подбадривающе похлопал Нес по плечу.

Она почувствовала постукивание. «Вот что это значит, я не выбралась из тела, я ещё в нём, я не могу уйти от себя, нет в этом смысла, я заложница своих рук и ног, головы и груди», – Нес запротестовала исходу и посмотрела с отвращением на руки, испещрённые чёрточками. Среди чёрточек был и тот, кто всегда оберегал, кого она увидела первым второй раз родившись, чьи глаза наполняли желанием жизни. И Нес устало облокотилась на спину, закрыла глаза, на миг уснула, ей даже успел присниться сон, но она его не вспомнила, когда снова открыла глаза. Оглядевшись, она признала друзей, которые посчитав, что подруга успокоилась, занялись прежними делами. Кто-то сидел и нашёптывал, кто-то нервно ходил взад-вперёд, кто-то вглядывался настороженно. Они не имели понятия, они не знали дороги назад, у них не было дороги вперёд, они потерялись.