Чрез века

– Ты проснулась? – спросил голос неподалёку.

На девушку глядел мальчик, единственным левым глазом, Нес успела позабыть, что Алан лишился второго. Когда за день лишился всего, немудрено порой забывать самое незначительное. Кто-то перевязал рану мальчишке, и он казался почти что нормальным, таким обычным юношей, которому сейчас впору было бы бегать за девчонками, целоваться по кустам, а он, вместо обыденности, сидел рядом в могиле, что скоро накроет людей, явно потерявших веру в необходимость предпринимать действия большие, чем просто помочиться в угол.

– Да, я проснулась, а ты сидел рядом, охранял мой сон?

– Нет, ты стонала во сне, плакала, я лишь обратил на тебя взор, попытался своим присутствием избавить от внутренних демонов, – ответил Алан и поразил чистотой праведного лица, он не забылся, как все, но потерялся вместе со всеми, – Я не знал разбудить или нет и просто следил, чтобы ты не поранились.

– Ты добрый юноша, спасибо тебе, мой верный друг.

Заспанными глазами девушка едва различала оттенки его лица, да и тусклый свет мешал увидеть сияние безупречной кожи. Лёгкий налёт загара давал ему живое непосредственное выражение, а миндального цвета глаз обрамлял незамысловатую обыденность лица. Но он был бесспорно красив, его душа так светилась, что затмевала все недостатки внешности, и от того укол неблагоразумия его нахождения здесь становился ещё очевидней.

– Не благодари, я просто помог. Каждый бы сделал тоже, что и я.

«Но не сделал», – подумала Нес, но не озвучила, зачем же ему было знать, как усталым людям свойственно многое не замечать, закрывать глаза на нагую неприглядную суть. Замученному человеку лишь бы поспать в своей постели, лишь бы поесть, лишь бы обнять любимых. Незамысловатая трагедия жизни в том, что в поисках комфорта мы забываем то, что делает остальную часть жизни невыносимой, и удовлетворяемся таким неестественно малым, что в пору кричать от безысходности, а люди привычно называют это жизнью.

– Отчего ты плакала во сне? – звонкий, не до конца сломавшийся голос, спрашивал невыносимые вещи.

От чего люди плачут? Они плачут по многим причинам, когда потеряли близкого, когда заболели, когда не видят будущего. Обычно дети плачут, потому что голодны, промокли, ищут маму, потеряли игрушку. Взрослые люди чаще не плачут, уже не привыкли к слезам, их сердца засохли, мало чем такие можно пронять. Но чаще слёзы просто слёзы и, когда они прекращаются, забываешь, почему они возникли. Видения конца света, дурной сон, он в реальности не существовал, но Нес, видевшая всё, как наяву, не способна была донести до Алана причину слёз, он же не видел её кошмара.

– А я и не помню, это же было во сне. Я не запоминаю сны, – Нес улыбнулась, но её рот сковала судорога, и скорее всего на её лице отобразилась гримаса, нежели улыбка.

– Вот и ты улыбнулась, – проговорил Алан в задумчивости.

«И всё же мальчик несомненно гораздо прозорливее, и его видение куда глубже, и была бы его жизнь менее отвратительна, если бы не больной брат, не кричащая мать… Он заслуживает лучшего, хотя…», – мысли Нес на время застопорились, – «… хотя мы все заслуживаем гораздо-гораздо лучшего, но мир не воздаёт по справедливости. Лёгкое касание смрада и плотные объятия удушения, вот где мы очутились, и выход ли сидеть в ожидании смерти под землёй? Кто знает, что там, на поверхности, есть ли разница умереть там или здесь? Там, по крайней мере, простор, чистая непорочная природа, там можно вообразить, что ты свободен, что не могила целый мир для одного тебя».

– Я думал о тебе, – прервал размышления Алан, – Пока ты спала.

– Ты думал обо мне? От чего же обо мне думать? – удивилась Нес.

– Я думал о том, что Густав абсолютно прав. Он говорил от отчаяния, но он ни на миг не усомнился, что поступает верно, вверяя наши жизни тебе.

И вновь морока, непосильная ноша, как же тяжело было сознавать, что ты не вправе выбрать себе жизнь и после смерти того, на кого полагался. Всегда найдутся те, кто не позволит спокойно передохнуть, навесят на плечи груз, пристегнут к гнедой лошади, что понесёт через просторы, не оглянется, чтобы узнать, как ты позади, держишься ли. И она будет нести и нести пока, удовлетворённо, тебя не истреплет, пока ты не упадёшь наземь от бессилия, и даже тогда найдутся те, кто вновь заберёт твоё покалеченное тело, кто не даст зарасти ранам и будет забирать жизнь без остатка в угоду неизвестно кем наложенного долга. Но отчитывать стремление мальчишки Нес не была вправе, она не была его матерью, она, в принципе, никому не была матерью.

Глубоко внутри дева понимала, что Алан прекрасно сознаёт значение слов, он слишком умён, чтобы не понимать, он умён почти также, как Уолтер. Да, мальчишка не ставит великие цели или не идёт напролом самолично, но он гораздо больше, в своём возрасте, понимает, чем когда-то понимала Нес. Вот она-то, действительно, по сравнению со Спасителем – неразумное дитя, но то, что она никому больше не позволит сделать, она знала: и это требовать от неё невозможного, что против её природы: для этого решения она набралась опыта, а опыт своего рода тоже ум. Мать, которая предала, Уолтер, который умер, они навязали непозволительно много на её немыслящую голову и спокойно ушли, оба ушли, оба для неё погибли. Долги, она выплатила сполна послушанием, и, если никто здесь не в состояние был дальше сражаться, так и она не станет. Цель для неё была ясна, как день: найти женщину, которая долго считалась потерянной, и уничтожить, а мир и без её помощи догниёт, пусть другие заботятся, а она устала, так сильно устала.

– Но почему ты веришь в меня? – всё же решила поинтересоваться Нес.

– Ты… – Алан оступился, он незадачливо понадеялся, что дева не станет задавать вопросы, – Ты видишься мне человеком, который способен спасти нас, вырвать наружу. Я хочу жить, хочу увидеть мир, хочу многого, но сам я не способен сделать, что можешь сделать ты. У меня есть вера в то, что благодаря тебе мы сможем вырваться отсюда, я всегда знал, что именно ты, в конце концов, укажете путь, а не Уолтер.

Сердце Нес пошатнулось под несправедливым испытанием, подготовленным жизнью. Мальчик предельно откровенно хотел жить, это желание каждому понятно, тому кто познал жизнь, даже с учётом несовершенств, трудно её отпустить. Как глядя ему в глаза было говорить, что слишком поздно, что она слишком устала, что неспособна, если бы и хотела? Что она может, чтобы наладить положение? Да ничего, у неё не было ни идей, ни плана, ничего не было, в пустой голове редко задерживаются здравые выдумки.

– Почему ты так думал?

– Уолтер он совершенство, а ты нет, тебе гораздо проще увидеть то, что не видят другие, – Алан на время замолчал, крепко задумавшись, – Ты понимаешь жизнь в её самых больных проявлениях, в то время как Уолтер всегда стремился достигнуть немыслимого идеала. Ты боишься, ты сомневаешься, и это делает тебя более осторожной, продуманной. Если кому и было суждено помочь миру, то это тебе. Это же очевидно.

Несуразица вызывала зевоту, и Алан перестал казаться умным, умный человек никогда не скажет, что осторожничать хорошо. В руках людей, которые рискуют, есть шанс на победу, и то призрачный, а те, кто вечно, с опаской, наблюдает со стороны, обречены на провал, заранее. Нес слегка покосилась на лицо, лучезарно улыбавшееся, и она поняла, вот зачем людям улыбки, чтобы заставить довериться, расположить к себе. Уолтер всегда улыбался, когда ожидал от Нес выбора, который он бы желал. Она подчинялась ему, его любовь ей была дорога, но так ли ей были дороги люди, которые собрались в убежище? Со многими девушка познакомилась недавно, не более года назад, и могла ли она за любого из них отдать жизнь? За Уолтера – бесспорно, но остальные, а люди, что были там наверху, готова ли она была ради них на жертву? У неё была своя цель, коя не исполнится в случае её гибели, а ставить мир важнее собственных принципов – безобразно. И сон, зачем он ей приснился, неужели с намёком? Это было слишком жестоко требовать от неё непосильных решений.

– Если не ради нас, то так ради памяти Уолтера. Не думаю, что ты сумеешь забыть его напутствия, помоги в последний раз, – наглый голос продолжал настаивать.

Нес усиленно начала бороться против, мысленно крича «Прекрати». «Я не хочу, не хочу, будьте вы все прокляты, моя жизнь не в ваших руках!», – в макушке засвистело, и голова казалось вскоре разорвётся от нестерпимых переполнявших слов, – «Сколько можно, я не могу, умоляю пусть другие спасут, не я, я не смогу, я человек, не спаситель».

– А что мне взамен!? – зло выкрикнула дева, не сдержавшись, на её голос повернулись мужчины, но тупо отвернулись обратно, у них было и своих забот полно.

– Я буду молиться за тебя до конца жизни.

Алан сказал это так, будто несчастная молитва была равноценна потерянной жизни. «Он взаправду не сознаёт, что говорит, или притворяется?», – Нес больше ничего не понимала, вероятность погибнуть замаячила поблизости, она ощутила, что может умереть в каждый миг, и ощущение неизбежного предзнаменования иссушала жажду помочь. Чем дольше она сидела, тем ярче виделась ей смерть, к которой она не была готова, у неё маячили незаконченные дела. Прежде всего удовлетворение собственных желаний она так решила, а дальше как подскажет сердце, пусть мир рухнет до момента, когда она будет готова, но что же поделать.

Что наверху, что здесь – нет разницы умереть от голода и тоски или от острия меча стражи. Замкнутое пространство давило на грудь, сбивало дыхание, сидеть в могиле среди живых мертвецов и лелеять надежду без возможности выйти, одинаково глупо и бесполезно. Враг не заглянет под землю, не додумается икать глубоко, он, предпочтительно, посчитает, что мятежники убежали в лес, и поскачет за ними на лошадях, коих много за забором дворца. Обычному человеку, не приближенному к царскому благоденствию, не дозволено и поглядеть на статное могущественное животное, лошадь. Стены начали двигаться на Нес, она запротестовала, это жара способствовала наплыву видений. И снова явился вопрос, а сколько времени они здесь находятся, и если ничего не изменится, то что ждёт помимо голодной смерти? Разве никто не решится выбраться наружу, оглядеться, увидеть звёзды? Действительно ли люди предпочтут тяжёлую долгую смерть кратковременному риску и быстрому точечному удару в грудь?

Нес поразилась насколько страх способен овладеть человеком, но что говорить, и она не была безупречна, если Алан сказал верно несовершенство – порой сильнее пустых идеалов. И она поднялась, встала и отряхнулась, прошлась немного, размяла ноги, посмотрела по сторонам. Лица товарищей побледнели, обмякли, и не скажешь, что их покрывал толстый слой загара. Осмеянию бы подверг их Уолтер, но его не было, а Нес, кто она такая, чтобы смеяться. Она увидела перспективу остаться, и всё перевернулось в постукивавшей в нерешимости груди. Опасность, она её перестала страшиться, и всего-то понадобилась смерть любимого, чтобы совладать со страхом.

Переступив с ноги на ногу в заклинании хорошей дороги, дева, перешагнув через спящего, направилась чётко к двери, дёрнула ручку. Дверь отварилась, и можно было не гадать, за ней не появился призрак прошлого, ведь за ней всего-то оказалась, как и предвещено, темнота, мгла, что ослепляет куда сильнее яркого света. Её руку схватили, в плече заломила недавняя травма, не успевшая позабыться. Она обернулась, чтобы увидеть того, кто осмелился её задержать, но это оказался всего лишь старый добрый Йозеф, колкий на язык.

– Ты сбрендила!? Переждём пару дней, после пойдём на разведку. И это будешь не ты, ты слишком ценна.

– И в чём же моя ценность? – без лишних волнений уточнила Нес.

– Ты прикидываешь дурой, да!?

«И снова всё повторяется, почему же жизнь так любит проходить по одному и тому же пути, это уже не смешно», – и Нес не смеялась, она наконец обрела решимость сделать что-то без указаний, и если цена будет смерть, так и что в этом дурного. Кому-кому, а уж ей то она рассмеётся в лицо, не имеет она над ней власти, старая кляча поплатится, что отняла семью, ей лучше вовсе не появляться на пути.

– Пусти или я уйду силой, знаешь же, что выдерну руку, и если придётся, то отрублю, но здесь я не останусь. Я птица вольная, могу делать, что вздумается, – и откуда только взялись силы, Нес воспрянула, когда казалось, что не осталось ничего кроме усталости.

Сначала неловкий взгляд, затем руку Нес быстро выпустили, и не пришлось ей вырываться, и как ей стало на миг хорошо, как будто и не было лет подчинения. «Уолтер, ты сумеешь меня простить? Я глубоко виновата, что не следую твоим повелениям, подожди ещё немного, и может тогда я смогу», – Нес стала молиться, застряв на пороге между подземельем и волей. Человека нельзя удержать силой, его можно навести на дорогу, поставить на распутье, убедить словами, но не грубой рукой цепляться в жажде обрести спасение.

– Нес, пожалуйста, успокойся, подумай, ты нам нужна. Мы в твоих руках, помни об этом, – вступил в разговор Густав, он был наивен и, до крайности, убеждён в спасении, а что до Нес, она просто молилась, только и всего, – Ты что собралась умереть, так ли это? Я не позволю тебе умереть, я предан своим сердцем тебе, и я бы желал видеть, что и в твоём сердце есть немного места и для меня, но я знаю, оно слишком наполнено, что поместить там давнего друга. Пожалуйста, не уходи.

Жалость сначала порабощает, потом заставляет прислушиваться не собственному гласу, а страданию другого лица. Речи про спасение, про вверение жизни и дальше пустота, бестолковая и ненужная. Густав был прав ей нужно успокоиться, примириться с пустотой, но это её внутренняя борьба, никак не зависевшая от посторонних. Если не выйти, кто знает, хватит ли мужества отправиться в давнее путешествие в следующий раз? В глазах друга сквозила тревога, он пожалел, что без спроса запросил от неё многого, но дело было же не в этом, его постоянная поддержка, забота, Нес всегда видела, что он чересчур озадачен её отстранённостью, приверженностью Уолтеру, будто сам желал оказаться на чужом месте. Открыть сердце для человека, который одурманен сильными чувствами, который увидел просвет не в себе и не в более родных людях, для Нес было, словно сломаться и стать совершенно ничтожной. Люди, порой, неосознанно тянутся к недоступному, но им приходится мириться, что тайные помыслы всего лишь уловка; сердце девушки всегда видело Густава не более чем хорошим приятелем, верным товарищем, а не мнимым любовником.

– Я не умру, обещаю, – Нес непослушно пошла вперёд, но приостановилась, она забыла кое-что важное, – Принесу провизию, если получится. И да… постараюсь навестить ваших родных, скажу им, что вы живы. Густав и твою жену не забуду, она же скоро понесёт.

С этими словами Нес пролезла в узкий проход и скрылась от лиц, жаждавших чтобы слова девушки не оказались ложью. Они стали молиться, чтобы она выжила и принесла добрые вести, а вместе с ними еды и воды. Густав же, единственный кто не стал читать молитву со всеми, притих около стены и тихо заплакал. Он не поверил, что его давняя подруга вернётся обратно, его старые молитвы уже исполнились, и навряд ли судьба будет милостива исполнить новое пожелание. Жадность стала расплатой и вырыла могилу собственными руками над головой бедного-бедного Густава, и безразлично ему стало голод ли убьёт его, либо это сделают товарищи, когда разум станет подводить от постоянно сдвигающихся стен подземелья. Крысам и смерть доблестная не полагается, а они были никто иные, как крысы, грязные расхитители помоек. Амбары, вот чем они занимались эти годы, и не одного бравого поступка, а сколько высокопарных речей было сказано, и, если бы не Нес, он бы ни за что не присоединился к отвратительным и грязным существам, что не меняют порядки, а губят существующее равновесие. И Уолтер, он вызывал наибольшее омерзение из всех, он был, как нечистоты, которые выливают после ночи на землю, он источал дурной запах, который притягивал его подругу, как пчелу к цветочному нектару, он одурманил человеческое стремление к простому счастью. И если и была радость посреди темноты, то в смерти искусителя, приспешника ада, а не спасителя равного святому духу.

Глава 5. Да будет вера!

Знакомый коридор пробирал до мурашек, и идея выйти на свет больше не казалась поистине стоящей. Пробираться под ненадёжными сводами, что покосились в беге людей к безопасности, было слабоумно. Куски рассыпанной грязи перекрывали лазейки одну за другой, приходилось сворачиваться, изгибаться, выворачиваться. Убежище угнетало теснотой, а лазейки и вовсе прибивали низко, заставляли ползти. В некоторых местах Нес разгибалась, но ненадолго лишь для того, чтобы снова пригнуться и уместиться в проходе. Сейчас они виделись уже, чем раньше, но раньше не приходилось идти долго, хватало короткого пути до ближайшего выхода, да и раньше не было удушающего безликого сидения под землёй. Укол совести пронзил сердце Нес, и ей стало тоскливо, когда она вспомнила товарищей, которых бросила позади. Она пыталась счесть их неважными, но, отойдя подальше, почуяла, как дороги ей эти люди, все, даже неузнанные, и как дорог ей каждый божий человек, и потому-то она так долго и не могла проявить волю, чтобы отбросить миссию. Страх отступил и дал право немного подумать о возвышенных мотивах, которые руководили Уолтером, а с его мыслями, это стало очень просто.

И снова тупик, придётся вывернуть обратно, вернуться к развилке, и как чудовищно долго она ползла, неужели дорога в ту сторону была настолько длинна? Нес казалось, что она потерялась, что идёт по одному и тому же маршруту, хотя знала карту ходов на память; но она совершенно не могла вспомнить, что чертил любимый на украденном листе, позже сожжённом в печи. Сосредотачиваясь на дыхании, ведь воздух добывать стало чрезвычайно трудно, девушка не в состояние была вспомнить. В узком проходе, видно не доделанном, а она и позабыла, Нес уткнулась носом в грязь. Самое дурное, что, когда на корячках продвигаешься вперёд, то не можешь оценить дорогу и не можешь знать понапрасну ли тратишь силы, ведь за очередным поворотом может скрываться тупик.

Голова девушки закружилась, а дыхание спёрло, и чтобы не завалиться, Нес улеглась, перевернулась на спину и судорожно начала вдыхать. Спёртый затхлый воздух кончался, а неуёмные лёгкие девы нуждались в добавке. Сверху посыпалась земля, заползала прямо в ноздри, и, в приступе очередного дыхания, она проскочила в горло. Нес в панике встрепенулась, подскочила, ударившись о верхушку капкана. Она закашлялась и, как можно скорее, заковыляла обратно, предчувствие не подвело, вскоре послышался грохот, позади осталась куча обваленной земли, которая бы похоронила, останься она там чуть дольше. Мокрые ладони и безудержный запал выжить быстро несли через непроходимые неизведанные тропы, которые издёвкой манили в ловушку. Вернувшись вскоре к развилке, Нес осторожно вошла в противоположную часть. «И как я могла забыть, что нужно направо?», – девушка вне себя от ужаса вспомнила схему до мельчайших подробностей, – «Глупая, глупая голова!», – кляла она себя, пока впопыхах поднималась, пока бежала вперёд, теперь вспомнив, куда нужно идти.

Пару шагов и она оказалась на свободе, пришлось постараться, чтобы выбраться на поверхность. В этот раз проход скрывался не под тяжёлым камнем, а под деревянным люком бывшего колодца, но и он был тяжеловат, чтобы, сходу, его отодвинуть. Выглянув предварительно в проделанную щель, Нес убедилась, что поблизости никого, и быстро довершила дело, вылезла, закрыла вход и отбежала на приличное расстояние, чтобы никто не заметил, откуда она вышла, и уже после обнаружила, что на улице день. Солнце стояло в зените, высоко над макушками деревьев и, взглянув наверх, девушка сразу осознала, как соскучилась по природному благоговению, и глаза, которые заломило от яркости с непривычки, не помешали довольствоваться ясной погодой. Впору было смотреть весь день на светило и радоваться, что жизнь не закончилась под землёй, сейчас и умереть было не жаль, когда напоследок увидел могущественное превосходство неведомых земных явлений.

В середине дня люди обычно устраивают передышку, едят взятую из дома еду, обмениваются новостями, и Нес очутилась перед сомнением, что делать дальше: идти, как ни в чём небывало, на работу и собирать урожай, либо же отправиться домой и уже завтрашним утром присоединиться к работягам. Вряд ли её отсутствие осталось незамеченным, но можно было притвориться, что она целый день провела в бреду, в своей постели, если, конечно, её дом уже не обсмотрели, а его скорее всего точно обсмотрели в числе первых, он стоял наиболее близко к дворцу. Тягостные думы выбора пути следования сильно стучали по вискам. Когда дева отправлялась наружу, решение было принято быстро, но совсем не обдуманно. Она в тот момент поддалась примитивным инстинктам, мало представляя, как нужно действовать, месть и слепая ненависть вытащили её наверх, не дав ни одного толкового плана, а Уолтер, в голове, как назло, замолчал, давая ей шанс разобраться самостоятельно.

Прежде чем идти в центр города, Нес осмотрелась вокруг и улеглась на траву, ноги благодарно поникли и распластались на прохладной земле. Несмотря на осень погода даровала тепло, и, если бы не жгучее лето, впору было бы радоваться приятной смене сезонов и ловить лучи солнца, пока оно грело и ласково припекало лицо. Закрыв глаза, девушка подивилась, что за дивный мир, и как она могла его видеть в погибели, вражда между людьми – не должна уничтожить нечто поистине прекрасное. Ей стоило бы вспомнить об этом раньше, чем она утвердила приговор целому миру. «Нет, ты не погибнешь, я знаю, ты мир и не такое переживал, ты дождёшься меня, я быстро, просто подожди ещё самую малость, прошу», – Нес вцепилась в траву обеими руками и, зачерпнув её, выдернула с корнями, оставив два пустых следа. На месте пустот на будущий год снова завяжется трава, природа по-своему обновится и оживёт, в то время как многие люди, которые не имеют подобных магических свойств, попросту умрут. Нес заволновалась от мысли о гибели, но глупая жалость не могла никого спасти. Новые жертвы, и только она была во власти что-либо изменить, да и то не в эту осень, как жаль, что не в эту.

Почти уснув, но не поддавшись на уговоры мороки, Нес встала сначала на колени, а после, медленно, в полный рост. Её одежда, волосы, покрытые толстым слоем грязи, однозначно привлекут взгляды зевак. Как же было глупо думать о работе сегодня, надо было скорее бежать домой, но прежде умыться ключевой водой из реки. Мокрый человек не вызовет много подозрений в отличии от грязного, и также было важно избавиться от заметной формы мятежника, но Нес позабыла забрать обычный сарафан снизу, убежав от темноты и давления стен. Она не подумала ни о чём, вот как бывает, когда после долгой поры снова учишься делать первый шаг. Нес совсем позабыла, что команды и приказы боле не существуют. Избавившись от верхней рубахи и приведя свои волосы и лицо в божеский вид перед отражением в прозрачных водах реки, девушка заторопилась назад, домой. Ступив на улицы города, она закоулками пробиралась вглубь, страшась наткнуться на людей или, того хуже, на стражу. Побег в самый зенит был откровенной дуростью, куда легче не быть обнаруженной в полуночных тенях. Предостережения об опасности неосторожных действий только сейчас, посреди залитых солнцем улиц, стали, крадучись, намекать на то, что о них позабыли.

Стараясь прятаться за бочками, извиваться под колёсами телег при дворах, Нес, перебежками, забегала то под одну тень, то под другую. Сердце отчаянно колотилось, и зрение, в вечной настороженности, затмевало полное отсутствие признаков жизни в городе. Девушка не замечала, как тихо и пустынно, ни одна живая душа не объявлялась на горизонте. Во время работы взрослых дети обычно скитаются по улицам, сбиваются в стайки, иногда играют, но сегодня дворы опустели, а в домах едва колыхались занавески, из-за которых люди иногда поглядывали, что делается снаружи. Горожане с замиранием сердца ожидали вторжения стражи, которая последовательно продвигалась по городу, прочёсывая местность третий раз за утро. Полные страхом глаза не вглядывались в снующую по углам точку, им некогда было думать о странной девушке, которая под страхом смерти выбралась сегодня на улицу из тёплого уютного дома. К радости людей, стража хотя бы никого не трогала, если в доме обнаруживалась семья в полном составе. Если же кого-то из мужчин не хватало за бревенчатыми стенами, здесь оставалось только надеяться, что тебя не убьют, и без сплетен все доподлинно понимали, что ночью случилось нечто вопиющие; все сознавали пропавших не следует ждать обратно, нужно думать о себе, думать о том, как бы тебя не прирезали в ходе допроса.

Но Нес не знала обо всём этом и опасалась совсем не того, чего следовало бы бояться. Страх вернулся, но закрыл чутьё, а когда ощущения не подсказывают и зрение не помогает, слепец тот, кто не видит очевидных вещей, а скованный страхом слепец и вовсе абсолютно беззащитен. И девушка продвигалась вперёд, не останавливаясь, пряталась за тенями, но не видела истины, просто шла, как заговорённая, к смерти. Завернув за очередной угол, она не заметила, как в окне быстро задёрнулась занавесь, не заметила и на следующем повороте, как ребёнок, пожелавший выйти наружу, был за мгновение затянут внутрь сильной отцовской рукой, и не обратила внимание, как в дали мелькнули натёртые до блеска латы, зазвенели доспехи. Нес встала посреди улицы, застыла от приближавшейся пытки, её точно будут пытать, ведь голову Уолтера точно отправили на пик, и кого если не её истязать, ведь именно она жила с зачинщиком в одном доме. Страх боли затмил все остальные чувства, а она и не подозревала, как боится ожидавших мук.