Кино без героев

Фёдор Иванович замолчал и уставился в пол. Тамара, пока он говорил, смотрела на него с холодным вниманием, как на подчинённого, который перед ней отчитывается. Олеся молча покусывала губы. Больше всего ей хотелось сбежать в свою комнату.

– Я вас услышала и поняла, – сказала Тамара. – Но почему вы решили, – голос её стал вкрадчивым, – что моя Олеся как-то причастна к тому, что произошло с вашей супругой?

– Так я ж не дурак! – сосед хлопнул рукой себя по колену. – Два и два сложить могу. Когда с женой всё случилось, ваша дочка рядом стояла. А про неё всякое толкуют. Клава, видать, на неё нашумела, вот она и…

– Я знаю, что про Олесю, как вы выразились, толкуют, – ледяным тоном оборвала его Тамара. – А вы, стало быть, всему верите?

Фёдор Иванович поёрзал на стуле.

– Бабы болтают, – неопределённо пожал он плечами. – Я раньше только слушал да посмеивался. И не поверил бы, если бы однажды сам не увидел…

– Что вы увидели? – спросила Тамара.

Олеся привстала, налила себе из заварочного чайника почти остывший чай и сжала пальцами фарфоровую чашку.

Фёдор Иванович откашлялся и снова уставился в пол.

– Возвращаюсь я как-то домой. Навстречу мне дочка ваша идёт. Вдруг откуда-то псина выскочила, большая, лохматая. Я такой на нашей улице ни у кого не видел. Кажись, приблудная. И псина эта давай на девочку брехать. На лапы передние припадает, зубы скалит, вот-вот кинется. Я схватил с земли палку, отогнать чтобы… А дочка ваша встала так спокойненько – и прямо в глаза зверюге этой посмотрела. Я почему-то остановился. Смотрю: псина заскулила, хвост поджала и стала на бок заваливаться. Вот только прыгала, рычала – и вот уже на земле лежит. Я удивился: что ж с ней такое? А девочка – шмыг мимо меня и убежала. Я к собаке подошёл, наклонился посмотреть, а она и не шелохнётся, язык из пасти вывалился, глаза открытые и как стеклянные. Меня аж дрожь пробрала…

Тамара вопросительно взглянула на дочь.

– Мам, – тихо сказала Олеся, – та собака бешеная была. Я её только отогнать от себя хотела, а она… Я не знала, что так выйдет.

На минуту в столовой повисло молчание. В приоткрытое окно было слышно, как по улице прокатился детский смех, звякнул велосипедный звонок. В кухне зашумела вода, домработница зазвенела посудой.

– И вы решили, – медленно произнесла Тамара, – что моя дочь могла не только собаке, но и вашей жене сделать что-то плохое?

Сосед замахал руками:

– Тамара Викторовна, дорогая, вы поймите, я не знаю, что и думать!

Тамара задумчиво побарабанила пальцами по столу.

– Видите ли, моя Олеся, как вы догадались, – не совсем обычный ребёнок. Я это и не скрываю. Она обладает способностями, которые иногда доставляют и ей, и другим людям… некоторые неудобства.

Тамара замолчала и всмотрелась в лицо мужчины, наблюдая за его реакцией. Олеся напряглась и ещё сильнее стиснула чашку.

– Но это не означает, – продолжила Тамара, – что мою дочь можно обвинять во всех неприятностях, которые происходят вокруг, а тем более бояться или отталкивать её. В конце концов, мы живём в двадцать первом веке, поздно устраивать охоту на ведьм.

Фёдор Иванович мелко закивал, хотя было заметно, что из слов Тамары он мало что понял.

– Я хорошо отношусь к вашей дочке, – сказал он. – Как-никак, соседи. Если она и сделала что с Клавдией, так ведь наверняка не со зла. Жена моя ругаться любит, не спорю. Но это дурь так из неё выходит, а то бы она уже слегла. Я-то с ней сорок годков живу, притерпелся. А девочка, понятное дело, обиделась.

– Она обвиняла меня в том, чего я не делала, – отчеканила Олеся. – И называла плохими словами. А я просто шла мимо вашего дома. Мне что, в следующий раз через него перепрыгивать?

Взрослые повернули к ней головы. Фёдор Иванович едва скользнул глазами по лицу девочки и поспешил уставиться в пол. Видимо, паркет под ногами казался ему безопаснее прямого взгляда Олеси.

– Я прошу прощения за свою жену, – смущённо проговорил он. И всё-таки решился посмотреть на Олесю: – Я ни в чём тебя не виню. Но если Клавина хворь твоей рукой сделана, пусть твоей рукой и снимется.

Олеся пожала плечами и сказала:

– Ваша жена завтра заговорит.

– Как – завтра? – захлопал глазами Фёдор Иванович. – Уже завтра?

Тамара изумлённо вскинула брови, приложила руку к груди и тихо рассмеялась.

– А вы, смотрю, подустали от своей благоверной, – сквозь смех иронично заметила она.

Олеся сжала губы, чтобы не улыбнуться. Мужчина покраснел, пригладил волосы и поднялся со стула. К чаю он так и не притронулся.

– Ох, отлегло от сердца! – с чувством сказал он. – Сейчас обрадую супругу. Тамара Викторовна, спасибо, что выслушали. Олесенька, не обижайся на мою Клавдию.

– Не буду, – замотала головой Олеся. Её губы подрагивали от сдерживаемого смеха.

Когда сосед ушёл, Тамара встала и закрыла дверь столовой. Олесе разом расхотелось смеяться. Мать медленно подошла к ней, скрестив на груди руки.

– Встань.

Олеся вскочила со стула и выбралась из-за стола. Руки матери разомкнулись, взлетел шёлковый рукав домашнего платья и скользнул прохладой по её лицу. И в тот же миг Олеся почувствовала, как огнём обожгло щёку. Она отшатнулась, из глаз едва не брызнули слёзы. Она втянула голову в плечи, ожидая второй пощёчины, но её не последовало.

– Ты снова вынудила меня метать бисер перед свиньями, – холодно произнесла мать.

– Я не заставляла тебя это делать, – с обидой отозвалась дочь.

Тамара вздохнула.

– Господи, и в кого ты у меня такая?.. Лесик, ты знаешь, как я отношусь к твоим способностям, но другие… Вспомни, как в прошлом году ты сказала соседке, чтобы она куда-то там не ездила. А она поехала и попала в аварию. Потом она звонила мне из больницы и кричала: «Ваша дочь меня сглазила!»

– Мама, но я правда видела… Я же только хотела предупредить…

– Знаю. Но этим ты что-то изменила?

Олеся растерянно промолчала.

– Сколько раз я тебе говорила: следи за своим языком, – жёстко продолжила Тамара. – Думай, кому можно озвучивать свои видения, а кому – нет.

Олеся насмешливо изогнула бровь.

– А как же твои подруги, которые просят «погадать»?

– Они – другое дело, – отрезала мать. – И ты это прекрасно знаешь… И ещё. Следи за своим бурным настроением. Ты хочешь, чтобы я продала этот дом и квартиру в Москве и мы куда-нибудь переехали? В какую-нибудь глушь, где других людей не будет? Ну уж нет, если тебе и придётся менять место жительства, то уже без меня.

– А если не буду за собой следить, то – что? – вскинула голову Олеся, в её голосе послышался вызов. – Опять в лабораторию отправишь?

– Возможно. Могу прямо сейчас позвонить Юрию Борисовичу.

Взгляд Олеси вдруг застыл, будто она прислушалась к чему-то.

– Не получится. Закрыли его лабораторию, – сообщила она. – Неделю назад.

В лице матери всё замерло. С минуту она молча смотрела на дочь. Потом сжала пальцами её руку чуть выше локтя и отчеканила:

– Тогда так. Если ещё раз на тебя кто-то пожалуется, я посажу тебя под домашний арест до конца лета.

Олеся вспыхнула, вырвалась и бросилась вон из столовой. Мать что-то крикнула ей вслед, но она не обернулась, выскочила из дома и побежала. Опомнилась, только когда улица осталась позади и она оказалась у высоких зарослей, за которыми в вечерних лучах солнца поблёскивала река. Она понуро побрела вдоль берега, не глядя по сторонам, и вскоре вышла на песчаную косу. И остановилась.

Почти у самой воды на старом рассохшемся бревне сидел кто-то чёрный. В чёрной одежде, с чёрным рюкзаком у ног. Смоляные волосы незнакомца были взлохмачены, худая рука с зажатым в ней карандашом порхала над раскрытым альбомом, лежащим на коленях. Вокруг парня в такт появляющимся штрихам словно подрагивали невидимые волны. Острый профиль его белого лица с тёмными насупленными бровями, с носом, из-за горбинки напоминающим клюв, был погружён в рождающийся рисунок. Олеся подумала, что этот человек похож на чёрную взъерошенную птицу. А ещё уловила в нём нечто знакомое. И подошла ближе.

– Привет, – сказала она.

Художник вздрогнул и вынырнул из своего занятия. Тёмно-карие, почти чёрные глаза блеснули и угрюмо скользнули по Олесе.

– Чего тебе?

– Можно посмотреть, как ты рисуешь?

Молодой человек неопределённо пожал плечами. Карандаш снова запорхал над альбомным листом.

Олеся присела на бревно рядом с парнем и несколько минут зачарованно наблюдала, как из белой пустоты вырастают грифельно-чёрные фигуры в причудливых одеждах.

– Красиво у тебя получается, – произнесла она.

Парень вдруг замер, повернулся к ней, и Олеся едва не ахнула, увидев, что правая половина его лица зеленовато-жёлтая от уже сходящего кровоподтёка.

– Извини, тебе лучше уйти, – попросил он. Его голос прозвучал немного смущённо, но твёрдо. – Меня из-за тебя сейчас в речку снесёт. Думаю, ты понимаешь, о чём я.

Олеся послушно поднялась с бревна и отступила в сторону. Она не обиделась – как можно обижаться на того, кто прав?

– Ладно, пока! – взмахнула она на прощанье рукой и неожиданно для самой себя добавила: – Скоро увидимся.

На лице парня мелькнуло удивление. Олеся невольно усмехнулась и, развернувшись, пошла вдоль реки в сторону дома.

Вместе

Дни тянулись долго и уныло, как длинная серая лента поезда, а на вагонах – ни нумерации, ни станции назначения. Алексею казалось, что мнимый горизонт отодвигается от него всё дальше и дальше, и непонятно было, что делать в своей квартире, превратившейся в скучное купе, единственным пассажиром которого был он сам.

Иногда он всё же выбирался из своего «вагона». Если не было дождя, вытаскивал себя в парк на пробежку, бегал до изнеможения, а после долго сидел на траве, глядя на тихую гладь пруда и перебирая смутные мысли. Ничего ясного в голову не приходило, прежняя жизнь рассыпа́лась на глазах, и он не знал, куда себя деть.

Один раз съездил к матери на другой конец города. Ждал неприятных вопросов и заранее внутренне напрягся.

– Вчера встретила твою Викторию в центре, – сказала мама, аккуратно помешивая сахар в чашке с кофе. – Она сделала вид, будто со мной не знакома. Как это понимать?

Они сидели на кухне за столом, друг напротив друга, и Алексею было неловко за тень тревоги в материнских глазах. Обжигаясь, он отпил кофе из своей кружки – кофе мама варила изумительный, крепкий, душистый, со щепоткой соли.

– Вика ушла, – выговорил он.

Мама не удивилась.

– Вздыхать не буду, – сказала она. – Ты знаешь, мне эта девушка никогда не нравилась. Какая-то она… искусственная.

– Возможно.

– Алёша, меня настораживает твоё равнодушие.

– Я в порядке.

Мать покачала головой и поднесла чашку к губам, сделала глоток.

– Хорошо, не будем затрагивать эту тему. Ты новую работу ищешь?

– Рассматриваю варианты.

– Может, позвонишь отцу? Остались же у него в Москве связи в ваших научных кругах… Это я с ним больше не общаюсь, но с тобой-то он поговорит. Глядишь, что-то посоветует…

– Не надо, – отрезал сын.

В тот же день и Серёга некстати помянул отца добрым словом.

– …Правильно твоя мама говорит: надо звонить Николаю Александровичу! – кричал он в телефонную трубку. – К нему прислушаются, он солидный профессор, а нам с тобой до его репутации – как до пятого измерения. Глядишь, замолвит слово и за тебя, и за меня.

– Вот сам ему звони, – огрызнулся Алексей. – Заодно порадуешь, что сбылись его прогнозы про лабораторию.

– Э-э, нет. Что ж ты меня сразу на амбразуру бросаешь! Ты-то с ним поговорил бы как сын с отцом. Ну, подумаешь, не сошлись взглядами в физике…

– Смолин, – со звенящим спокойствием в голосе сказал Алексей, – если б мы говорили не по телефону, я бы тебе уже по физиономии съездил.

– Ладно, не злись, – отступил Сергей. – Тебе Юрий Борисович звонил?

– Да. Предложил читать лекции. Я сказал, что подумаю. Сам знаешь: преподавать – не дипломников консультировать.

– Меня он тоже в преподы позвал, – бодро сообщил Смолин. – Я согласился, в сентябре приступаю.

– Поздравляю.

– Конечно, это не то, что хотелось, но лучше, чем ничего. Ты-то что будешь делать?

– Пока не решил. До понедельника подумаю, потом начну суетиться.

– А я уже подсуетился. Мы с Таней встречаться начали, – с обманчивой небрежностью сообщил Сергей, и Алексей понял, что он улыбается. – Ты ж знаешь, она мне давно нравилась, а я всё чего-то тормозил. А тут как представил, что теперь редко будем пересекаться… Бр-р, аж страшно стало. Короче, я ей позвонил… Но я не это хотел сказать. У Тани подружка свободная есть. Аспирантка, комсомолка, красавица. Может, приедешь в воскресенье? Сходили бы куда-нибудь вчетвером…

Алексей шумно вздохнул.

– Извини, Серёга. Мне сегодня не нравятся твои предложения.

Прошла неделя после собрания в кабинете Архипова. Бессильная глухая злость, не отпускавшая Алексея всё это время, почти унялась. Но спокойнее ему от этого не стало. Если бы его просто выставили за порог НИИ, с этим бы он, возможно, уже смирился. Но когда твоё дело грубо и легко перечеркнули… Алексей думал об этом с невесёлой усмешкой: дело оказалось не нужным никому, кроме горстки энтузиастов. И как теперь его продолжить, он не имел представления. А раз так, придётся искать что-то другое. Такое, как у всех бывших однокурсников – стабильное, приносящее деньги на хлеб насущный и вписывающееся в строгие научные рамки. Нормальное, как сказал бы его отец, который к исследованиям Веденского всегда относился со скептической иронией.

Но искать это «нормальное» не пришлось.

В понедельник утром, едва он вернулся из парка с пробежки, как в глубине квартиры разразился мелодией мобильный телефон. Алексей быстро снял кроссовки и прошагал в комнату. Номер на экране мобильника был ему не знаком. Он немного помедлил и ответил на звонок.

– Алексей Захаров? – услышал он женский голос.

Голос был энергичный, с лёгким акцентом.

– Да. Здравствуйте.

– Меня зовут Элен. Я личный помощник режиссёра…

Дальше она произнесла такое имя, после которого Алексей недоумённо помолчал. Потому что человек, которого назвала Элен, – знаменитый на весь мир, с другого континента, из другого поколения (да что там, из другого измерения) – этот человек не мог знать о его существовании.

– Полагаю, вам знакомо это имя? – спросила собеседница.

– Да. Я видел его фильмы. Но как… Вы меня разыгрываете? Мы сейчас в радиоэфире?

Женщина тихо рассмеялась.

– О, мне не платят за чувство юмора, я с вами совершенно серьёзна, Алекс. Я могу вас так называть? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Вы готовы меня выслушать?

Алексей сел на диван и потёр переносицу.

– Да, я внимательно вас слушаю.

– Отлично! Мы хотим пригласить вас для участия в одном проекте, – Элен заговорила медленнее и так, чтобы он оценил каждое слово. – Мы – это сам режиссёр и его небольшая команда, частью которой являюсь и я. Для успешной реализации проекта нам нужен такой человек, как вы – молодой перспективный учёный, – при слове «перспективный» Алексей усмехнулся уголком рта, – мыслящий оригинально и креативно. Всё, что нам понадобится от вас – это ваши энергия, целеустремлённость и особенно знания.

– Иными словами, весь я, – не удержался от замечания Алексей. Он уже начал кое о чём догадываться.

Снова вспыхнул и быстро погас мелодичный смех.

– Вы так говорите, – с мягкой иронией сказала Элен, – будто вам предлагают продать душу сами знаете кому. – Она выдержала паузу и продолжила прежним тоном: – Разумеется, ваши время и усилия будут вознаграждены. Вы получите не только деньги, но и уважение выдающегося человека. Полагаю, имена знаменитостей для вас что-то значат…

Алексей встал и заходил по комнате.

– Сумасшествие какое-то… – пробормотал он.

Слова, произнесённые невидимой собеседницей, никак не хотели выстраиваться в его голове в правильном порядке.

– Вы не верите мне, Алекс? – спросила Элен. – Перелёт на частном самолёте из Нью-Йорка в Москву – это слишком сложно и дорого для розыгрыша, вы не находите?

Они немного помолчали.

– Я могу узнать подробности проекта?

– Мой шеф не давал мне полномочия их разглашать. Он расскажет вам всё сам, при личной встрече.

– Вы можете сказать, как он узнал обо мне?

– Повторю свои предыдущие слова: всё – при личной встрече, – отрезала Элен. – Так в котором часу можно прислать за вами автомобиль?

– О, даже так! А вопрос о том, согласен ли я вообще ехать, есть в вашей записной книжке?

– Алексей Николаевич, – в голосе Элен послышались металлические нотки, – насколько нам известно, вы сейчас не в том положении, чтобы отвергать предложения такого рода.

– Подозреваю, вам известно не только это.

– Мне за это платят. Так в котором часу вам будет удобно? Что, если сегодня в двенадцать? Когда прибудете на место встречи, у него как раз закончится ланч.

Алексей глубоко вдохнул и выдохнул.

– Okay, – ответил он. – Я вам поверю. Мой адрес у вас есть?

– Да. Но давайте всё-таки уточним, – голос Элен стал бархатным. Алексей почти увидел, как она улыбается.

– Всё верно, – сказал он, услышав от неё свой адрес.

– В полдень за вами приедут.

– Как я должен выглядеть?

– Галстук будет лишним. Оденьтесь демократично, но со вкусом.

– Хорошо.

– И ещё, – бархат из голоса исчез. – Не сообщайте никому о нашем разговоре. Особенно это относится к журналистам. Мы в России инкогнито.

«Прямо шпионские игры какие-то», – подумал Алексей.

– I understand you1, – ответил он.

Кажется, Элен снова улыбнулась.

– До встречи, Алекс, – попрощалась она и отключилась.

Без трёх минут двенадцать Элен снова позвонила.

– Вы готовы? – спросила она. – Отлично. Выходите. Вас ожидает чёрный «ауди». Водителя зовут Майкл. На русском он почти не говорит, но избавьте его от беседы на английском. У него задание – довезти вас до нужного места, а не отвечать на ваши вопросы.

– Приму это к сведению, – сухо отозвался Алексей.

У подъезда, как и было обещано, стоял «ауди», поблёскивая чёрными боками. Выглядел он тяжело, солидно и дорого – во всяком случае, для этого района, где подобные автомобили появлялись так же часто, как летающие тарелки. «Вот так «инкогнито», – усмехнулся про себя Алексей.

Когда он приблизился к машине, стекло со стороны водителя медленно опустилось. Алексей увидел парня примерно своих лет со светло-рыжими волосами и смуглым от загара скуластым лицом.

– Вы – Майкл? – спросил он.

Парень за рулём сверкнул синими глазами и улыбнулся белозубо и так широко, будто знал его много лет и рад долгожданной встрече.

– Yes, yes. Sit down, Alex2, – поторопил он и добавил уже на ломаном русском, с акцентом более сильным, чем у Элен: – Нас ошень ждать.

Алексей, немного поколебавшись, занял место на заднем сиденье. Майкл завёл двигатель, и автомобиль тронулся с места. За окном поплыли старые пятиэтажки и высокие деревья сквера, вскоре сменившиеся пустырями, рядами гаражей и домами с огородами. Алексей подумал, что Майклу пришлось поднапрячься, чтобы изучить незнакомую местность.

Они быстро пересекли центр города и помчались по шоссе на север, в сторону Москвы. Минут через сорок они выехали на МКАД и направились на запад. Майкл ловко лавировал в потоке машин, перестраиваясь с одной полосы на другую. Алексей смотрел в окно и думал, в какую же авантюру его угораздило ввязаться.

Через некоторое время Майкл вырулил на шоссе, и вскоре съехал с него на малоприметную дорогу. Под колёсами зашуршал гравий. Впереди показался коттеджный посёлок, въезд в который перекрывал шлагбаум. Майкл предъявил пропуск неприветливого вида охраннику, и они поехали дальше.

Когда улицы посёлка остались позади, автомобиль свернул на узкую бетонную полосу между деревьями и попал в коридор из живой зелени. Пока ехали сквозь него, разросшиеся ветви почти касались машины, а солнечные лучи едва пробивались сквозь густую листву. Алексею вдруг подумалось о параллельных вселенных и переходах между ними: вот сейчас зелёный коридор закончится и…

Автомобиль вынырнул на широкую поляну и оказался перед воротами кованого железа с причудливым узором. Ворота плавно открылись. Появился охранник в форме и коротко кивнул головой. Майкл въехал на подъездную аллею, припарковал автомобиль под навесом и, повернувшись к своему пассажиру, бодро сообщил:

– We are here!3

Алексей вышел из машины и огляделся. С внешней стороны каменного забора возвышались сосны, источая крепкий смолистый запах. Верхушки их тихо покачивались на ветру, шептались высоко над головой, казалось, цепляясь за неспешно плывущие облака.

В конце уходящей далеко вперёд аллеи, по обеим сторонам обсаженной кустарником, стоял двухэтажный особняк. Здесь, в кольце подмосковного леса, создавалось впечатление, что владелец хотел скрыть его не только от столичной суеты, но и от посторонних глаз.

Майкл поставил автомобиль на сигнализацию и по мощёной дорожке направился к дому. Алексей последовал за ним, на ходу не без любопытства отмечая детали: ухоженный газон, кирпичный гараж, деревянная беседка. Сам особняк был построен в классическом европейском стиле: крыша крыта бежевой черепицей, стены отделаны штукатуркой кремового цвета, фасад украшали белые колонны и чёрные ажурные балконы. Дом выглядел одновременно изящно и основательно.

Дверь им отворила маленькая пухленькая женщина с восточными чертами лица. Она гостеприимно улыбнулась и посторонилась, пропуская их вперёд. Алексей переступил порог и оказался в холле, где всё – от стен и мраморных колонн до лестницы, ведущей на второй этаж, – сверкало белизной. В солнечном свете, льющемся сквозь высокие окна, блестел паркетный пол, с высокого потолка сияющей тяжестью свисала хрустальная люстра. На мгновение Алексей почувствовал себя мужиком-лапотником, ввалившимся со двора в барский дом.

Где-то наверху хлопнула дверь и послышался быстрый стук каблучков. В холл спустилась молодая женщина лет тридцати – блондинка со стрижкой каре, в белом брючном костюме и шёлковой чёрной блузе под расстёгнутым жакетом.

Женщина коротко кивнула головой Майклу и подошла к Алексею. Высокая, одного роста с ним, стройная, с карими глазами и пухлыми губами, тронутыми красной помадой, она выглядела так, словно готовилась к фотосессии для модного журнала.

Белоснежно улыбаясь, блондинка протянула Алексею руку.

– Рада вас видеть, Алекс. Я Элен. Мы говорили с вами по телефону.

Конечно, он сразу узнал её по голосу – бодрому, с мягким акцентом. Он слегка пожал узкую прохладную кисть.

– Приятно познакомиться.

– Как вы доехали?

– Хорошо. Майкл – отличный водитель.

Она окинула Алексея взглядом и слегка кивнула головой с одобрением: видимо, белая рубашка и тёмно-синие джинсы соответствовали дресс-коду предстоящей беседы.

– Люблю, когда фотография не лжёт, – сказала она.

Алексей от этих слов почему-то смутился. Элен заметила это и её губы изогнулись в улыбке.

– Расслабьтесь, Алекс. Я просто сделала вам комплимент.

Она повернулась к Майклу и что-то быстро сказала ему по-английски. Тот так же быстро что-то ответил ей и удалился. Элен снова посмотрела на Алексея.

– Идёмте, он уже заждался. Закончил свой ланч и ходит из угла в угол от нетерпения. – И добавила без намёка на иронию: – Если бы это было возможно, он отправил бы за вами не автомобиль, а вертолёт.

Они поднялись по лестнице на второй этаж. Здесь, как и на первом, было светло и просторно. Мягкие ковры под ногами, изящная мебель, поблёскивающие позолотой светильники, картины и гобелены на стенах – всё было выдержано в классическом стиле. Алексей машинально поискал глазами фотографии, которые могли бы рассказать о настоящем владельце дома (сомнительно, подумалось ему, чтобы американский режиссёр обзавёлся недвижимостью в Подмосковье), но, если они и имелись, их, видимо, убрали от любопытных посторонних глаз.

Элен остановилась перед одной из дверей и негромко постучалась.

– Входите! – ответил ей хрипловатый мужской голос с акцентом.

Алексей вдруг почувствовал, что ему трудно дышать. Сердце учащённо забилось. «Успокойся», – приказал он себе и сделал глубокий вдох. Элен открыла дверь, и они вошли в небольшую прохладную комнату с антикварной мебелью.

Комната оказалась спальней. Возле кровати с балдахином стоял невысокий мужчина в чёрном костюме и, заложив руки за спину, смотрел в окно. При их появлении он обернулся, и Алексей узнал того, кого только раз видел на фотографии, найденной в Интернете перед встречей. Лет семидесяти пяти, может, немного старше. Седые вьющиеся волосы, крупный нос с горбинкой, тёмные внимательные глаза под густыми бровями на морщинистом подвижном лице. Во всём облике мужчины чувствовалось спокойное достоинство – и без фотографии Алексею было понятно, что этот человек не играет какую-то роль, а является именно тем, кто его сюда пригласил.