Дневник Джеймса Уоррена: обман страсти и прилив вдохновения

Я зашел в магазин с великим удовольствием. Знаете, вот бывает такое прекрасное ощущение после долгого отсутствия в каком-то месте. Потом приезжаешь и оцениваешь, наблюдаешь за тем, что изменилось. А самое главное, это то, что я безумно любил видеть либо искренность, либо лицемерие людей после возвращения. Кто-то, действительно, меня ждал (но, а если не ждал, то просто порадовался бы моему приезду), а кто-то сделал бы вид, что желал видеть меня. Это важно различать. Люди, которые были бы рады видеть тебя и через сто лет могут улыбаться не так ярко, но после разговора с ними безумное наслаждение и наполнение души, а те, которые не особо уважали твою личность – улыбались бы и желали много хорошего, опекали бы тебя, с громким голосом спрашивали о чем-то новом. Раньше я этого не понимал и думал, что человек настолько счастлив моему приезду, что громко говорит и вечно трогает меня, а сейчас же мне важнее духовная связь и тихий разговор по душам, на самые короткие и банальные темы.

Я прошел к кассе, еще ничего не купив, так как для начала хотел поздороваться с чудесным продавцом:

– Добрый вечер, мистер Либерт, я так рад вас видеть, – и я со всем уважением протянул ему руку. Он был удивлен.

– Джеймс? – спросил он, и я увидел то, как его темные усы немного пошевелились. – Как же ты вырос, прошлым летом казался еще таким юным мальчишкой.

Я посчитал это за добрый комплимент и улыбнулся. Хоть кто-то видел во мне осознанного парня.

– Мы скоро закрываемся, но ты приобретай, тут и твои любимые крекеры до сих пор привозят. – А я, как только увижу вывеску их магазина печенья, так сразу тебя и вспоминаю.

Он прочитал мои мысли, ведь именно ради этого чудесного угощения я и пришел. Попросил отложить мне две пачки, пока я пойду посмотреть что-нибудь из напитков. Радио играло так тихо, настроение было прекрасное, мне так нравилась эта атмосфера. Я долго выбирал себе напиток, но знал, что скоро магазин закроется: в первую очередь думал о том, что за весь день мистер Либерт устал, но, а с другой стороны, думал и о том, что ему обязательно нужно закрыть магазин к определённому времени. Я услышал женский голос, он был так далеко, но вроде бы и близко. Знакомый. Мистер Либерт тоже указал на закрытие магазина, но сделал ей исключение: было еще более интересно. Я отошел от потолка и увидел ее. Элизабет посмотрела на меня, а затем продолжила смеяться с продавцом, она шутила так забавно, я даже был удивлен ее не похожему на другой юмор. Она помахала мне. Но я, конечно, не стал махать, а просто улыбнулся. Оставалось чуть-чуть времени до закрытия, и я прошел к кассе. Точно запомнил, что Элизабет взяла бутылку воды и что-то в темной упаковке. Я не разобрал. Она простилась с мистером Либертом и вышла на улицу, направляясь в сторону дома. Было что-то такое мимолетное. Теперь же я знал, что у нее есть хорошее чувство юмора.

Домой возвращаться было рано, и, поскольку мне не хотелось устраивать быструю прогулку, я решил подождать хорошего знакомого. В итоге, мы вместе направились в сторону жилых кварталов. В процессе пути мистер Либерт вдруг начал неспешный, почти риторический диалог, что заставило меня снова задуматься:

– Знаком с этой милой дамой? – спросил он, смотря в сторону дороги и чуть поправляя свой портфель.

Я коротко ответил:

– Да, она соседка моей тети.

Однако я чувствовал, что этот разговор мне не особо интересен, и старался не вовлекаться в его далекий от моих мыслей поток. Мне было ясно: словно всё вращается вокруг этой женщины. Меня же это начинало отталкивать, будто я видел игру, в которой не хотел участвовать.

Мистер Либерт продолжил, не дожидаясь моей реакции:

– Всегда делаю ей комплименты по поводу внешности. Знаешь, она шутит очень остро – и вот ещё: она часто кормит собак, которые бегают около магазина. Сначала я ругался, ну, эта стая мешает прохожим и отпугивает покупателей. А потом понял: ведь животные чувствуют ее тепло и энергию. У нее какая-то особая доброта. Она искренне заботится о тех, кто слаб, – с лёгким вдохновением добавил он и посмотрел на меня.

Я молча слушал, и в голове крутилась одна мысль: я хотел сказать что-то более глубокое, потому что чувствовал, что за этими словами скрывается больше, чем кажется.

– Мистер Либерт, – начал я, – я не так хорошо знаю эту женщину, как Вы. Но человека нельзя определить только его доброжелательностью и заботой о внешних проявлениях. Истинная доброта – это скорее внутреннее состояние, а не маска, что она надевает.

Он повернул ко мне главный взгляд, и в его выражении читалась искренность, хотя он, вероятно, и не сразу понял мою сдержанную интонацию.

– А что, по-вашему, делает человека хорошим? – спросил он, слегка приподняв брови.

– Мне кажется, что понятие «хороший человек» – очень условное. Важно не только его поступки, но и внутренний настрой, та очистка души, которую человек сам себе создаёт. В людях мы часто видим не более, чем отражение своих собственных ожиданий. А кто знает, что скрыто в их внутренней библиотеке – долгие сомнения, тайные страхи или мечты?

Он послушал, и чуть улыбнулся:

– То есть, доброта – это скорее вопрос внутреннего баланса?

Я кивнул:

– Можно сказать и так. Всякое добро начинается внутри. Маленький ребенок ради сладости мог бы украсть шоколадку, но это лишь импульс, и не обязательно сделать что-то по-настоящему дурное. Важно, чтобы внутренняя доброта – превысила искушение и озарила поступки. В конце концов, хорошее – это лишь понятие, придуманное нами. На деле, людям важна видимая доброта и тёплое слово, а остальное – внутренние тайны, которые никто не обязан знать. И зачастую, именно за этим скрывается истина: что на самом деле внутри каждого – непостижимо для окружающих.

Мистер Либерт задумался на мгновение, затем улыбнулся чуть шире.

– Интересное размышление, – сказал он, – значит, истинная доброта – это скорее внутреннее состояние, скрытое за фасадом, который мы показываем окружающим. Тогда выходит, что человек может казаться хорошим, а внутри – вовсе нет. Или наоборот.

– Именно, – ответил я. – Люди часто судят по внешним проявлениям, забывая, что за каждым лицом скрыта сложная внутренняя картина. Иногда самые доброжелательные делают порой что-то очень личное и тайное, и никто о том не узнает. А те, кто кажется холодным и бесчувственным, могут хранить внутри чистую душу.

Мистер Либерт склоняет голову, поглядывая вдаль.

– А ведь мы ведь сами зачастую создаем себе образ идеального человека, – заметил он. – Вроде бы стараемся быть хорошими, делать добрые поступки, но внутри всё равно есть те самые тени и сомнения.

– И именно в этом, – продолжил я, – и заключается поиск гармонии. Быть истинно добрым – значит стараться вмещать в себе и свет, и тень, не позволяя теневым аспектам управлять жизнью. А внешность – это всего лишь оболочка, которая может ни о чем не говорить.

Он вздохнул, и я заметил, как у него мелькнула в глазах какая-то глубокая задумчивость.

– А мне кажется, что иногда люди просто боятся быть честными перед собой, – сказал он мягко. – И потому строят вокруг себя маски: одна для дома, другая – для работы, третья – лишь для показухи. То есть, истинная доброта и честность требуют мужества.

– А, может, – продолжил я, – в этом и заключается основная задача человека: научиться быть искренним в своих поступках, несмотря ни на что. Тогда и внутренний мир становится чище, и окружающие начинают по-настоящему доверять.

Мистер Либерт улыбнулся, но я не хотел умничать, потому что сам до конца не мог знать правду этой теории. Относительную истину я мог и доказывать, но это было бы ни к чему. Просто я был немного расстроен тем, что вокруг одного человека может быть столько шума. Мы разошлись с мистером Либертом быстро, он не понял моей мысли, но не был в обиде на меня за столь резкий ответ. Спустя несколько минут я забежал наверх, в свою комнату, чтобы посмотреть какой-нибудь увлекательный фильм, а может быть даже и комедию. Фантастику я не любил, а ужасы не подходили под погодные условия.

На улице уже было темно, а Чарли зашла ко мне в комнату, чтобы пожелать приятного сна. Я чувствовал, что мне не хватало какой-то энергии, поэтому крепко обнял тетушку и поблагодарил за сегодняшний день. Ну и, конечно, немного рассказал о мужчине, которого она знала со своей юности. Как только тетушка вышла, я подошел к шторам, чтобы задвинуть их, но не тут-то было. Снова она. Миссис Киннет. Да, удивительно, но моя комната была похожа на чердак и, поэтому из нее я видел весь обзор на улицу и дома соседей. Так я и заметил поразительную картину. Но…она была не похожа на ту тихую и спокойную гостью, которая сидела за нашим столом, напротив, она танцевала и кружилась. А как мне известно, то девушки крутятся тогда, когда безумно счастливы и влюблены. Мое зрение позволило увидеть ее улыбку. Она целовала телефон, и все время указательным пальцем водила по кругу. То ли это был муж, то ли ее ребенок. И тут я взглянул на часы. Поздно. Поэтому, это мог быть только ее супруг, ну, или отдыхающие подруги. Я знал ее всего лишь два дня, но мне нравилось то, как она сейчас была счастлива. Можно было сделать вывод о том, что кто-то оказывал влиятельное действие на ее поведение. Элизабет не была похожа на тайну, кажется, только на смех, улыбку и очарование. Я на некоторое время тоже стал улыбаться. Но, когда заметил это, непременно задвинул шторы. Я долго стоял на месте и, когда моргал, то видел очертания ее лица.

– Джейми, я…, – и я резко задвинул штору и споткнулся об свою кровать. Боль резко пронеслась по всей ноге, а затем вибрирующими мурашками по телу.

– Джейми, дорогой, ты чего, – Чарли подбежала ко мне и положила руку на спину, пока я скрючился от боли.

– Извини, я напугала тебя, просто хотела принести тебе воды, помню, что тебе часто не хватает воздуха ночью.

Чарли договорила, я поблагодарил ее, и именно в этот момент больше испугался не того, что она зайдет, а того, что она узнает причину моего позднего подъема.

Мне не нужно было этого делать; стоило бы и вовсе завести какое-то знакомство, потому что иначе в мою голову заходили дурные мысли. Перед сном я решил ничего не смотреть, настроение резко поменялось, и я подумал о том, чтобы завтра сходить на берег, развеяться. Ну и к тому же там часто находились подростки. Мне было бы это на руку.

Я пролежал всю ночь: после приезда сюда не могу нормально спать, это было для меня в новинку. В моей голове крутились образы, я точно запомнил глаза нашей гостьи, они отдавали чем-то темным, я не хотел задумываться об этом до конца. Затем вспоминал то, как встретил ее в магазине, ее движение рукой для приветствия и улыбку. Наш маленький диалог за ужином и встреча на утро, где она проходила в темных очках, не обращая на меня внимания. До сих пор думал о том, что она странным образом появилась именно в том магазине, в который предпочел пойти и я. Мои мысли были нацелены на то, что таких случайностей не бывает. Все ведь возможно спланировано судьбой, кто-то точно управляет нашим разумом и посылает определенных людей в любой момент. Либо же я мог, прости пойти по стороне совпадения и подумать о том, что в нашем маленьком городе можно встретиться много раз. А еще, изучая психологию, я мог предположить то, что в моменты, когда ты не хочешь видеть человека и всячески избегаешь его, кто-то посылает тебе его еще раз, потому что знает, что тебе нелегко его отпустить. А бывает и так, что, забыв человека, можно и в одном помещении ни разу не встретить его. Это зависит лишь от самого себя. Зависит от твоих желаний. Но под мой случай не подходило ничего из того, что сказал, поэтому я был склонен к обычному совпадению.

III Глава

Утро. Хотелось скорее встать, потому что были тучи, прохлада и дождь. Я сразу услышал этот звук плача небес. Потом резко встал с кровати и вспомнил о том, что по такому звуку можно встретить не только любимую погоду, но и сильный дождь, который моя тетушка не принимала: так ее цветам становилось хуже, ведь особенный сорт не переносил дождь. Я выбежал, надевая черную футболку, и сразу увидел Чарли, раскрывающую пленку для защиты растений. Я быстро бежал под дождем, чтобы ей помочь. Но еще один гость – ветер, сильно разошелся. Я не стал медлить, а быстро накрыл все цветы огромной пленкой и взял за руку тетушку, чтобы она не успела простудиться. Она смеялась, а я переживал. Но было ощущение того, что я оказался в детстве, когда без забот бегал под дождем и купался в лужах с друзьями.

Я был огорчен тем, что моя любимая погода переросла в ураган и духоту, из-за которой я не смог бы посетить берег. Подумывал пробежаться, но так можно было бы быстро заболеть и вовсе забыть о прогулках. Я решил попить чай, чтобы совместить горячее с холодным видом в окне. Птицы в это же время летали стаями, и я замечал эту красивейшую картину, можно было даже сравнить себя с ними: они совершали полет в поисках чего-то нового, искали себя и свой дом. Я слышал шаги тетушки, а затем увидел неприятность: одна птица упала на тропинку к нашему дому. Я побежал на улицу, ведь знал, что такое происшествие – дурной знак. Я хотел попытаться спасти этого маленького путешественника, но был не в силах: он погиб. Я не был брезгливым, поэтому сразу поднял существо и принял решение – нужно было похоронить его за садом, чтобы он не валялся на дороге и не стал предметом лицезрения. Я осмотрел его и через несколько минут пошел за дом, чтобы приступить за дело, крепко держал его в руках, но понял, что без лопаты не смогу разрыть яму. Подошел к дому, позвал Чарли и как я был удивлен, что и здесь я должен был снова увидеться с Элизабет: она брала для работы с садом наш инструмент. Было ужасно некрасиво мучить тело мертвого птенчика, поэтому я аккуратно положил его на простыни и прошел к дому нашей соседки. Еще мешал этот безумный ураган.

Я подошел к двери и заметил в окне то, как Элизабет ходила по залу, но не замечала меня. Видел лишь одно шелковое пижамное платье, с которого слетела одна бретелька. Я не сразу постучал, меня завлекла эта, на первый взгляд, сладкая картина. Но нет, если бы она только увидела меня, то непременно бы подумала о том, что я озабоченный мальчишка или что хуже – маньяк-одиночка. Я постучал. Моя совесть подсказала мне то, что не стоило бы смотреть на взрослую женщину, про которую я слышу уже третий день. На то, что она была замужем, мне было наплевать: ее муж не видит моего взгляда. Несколько секунд и она открыла дверь, хорошо запомнил ее домашний вид: волосы в пучок, но они были немного растрёпаны и пряди висели на лице, а на теле хорошо сидел шелковый халат. Он был крепко завязан, потому что, когда Элизабет услышала звонок, сразу же надела халат.

– Элизабет, добрый день, мне срочно нужна лопата, – она внимательно смотрела на меня, а затем с удивлением на погоду. Я совсем забыл о воспитании в тот момент, но в первую очередь думал о бедной птице, лежавшей под бушующим ураганом.

– Конечно, – и она будто на миг забыла мое имя, – Джеймс. – Но зачем в такую погоду тебе нужна она?

Мне не было дела до ее любопытства. Я смотрел на нее в окне, но мои чувства никак не менялись от этого. Все так же ощущал равнодушие и относился к нашей соседке, как к соседке.

– Птенец отбился от стаи и несколько минут назад упал на нашу тропинку около дома, я хочу похоронить его за садом, сейчас поднимется сильный ветер, я хотел бы скорее вернуться назад, – она изменилась в лице, затем сказала, где находится лопата. Вскоре еще добавила, что она сейчас подойдет к дому. Видимо, желала помочь, но только чем…

Я взял инструмент и побежал к простыням, Элизабет пошла за мной. Я аккуратно положил на руку маленькое существо и направился за дом, а она все шла за мной. Было видно, что в ее теплой кофте, было весьма холодно, но об этом я долго не стал задумываться.

– Давай же я поддержу его, Джеймс, – и она уверенно взяла на руки птицу, представляете, даже не стала капризничать. Я хорошо подумал о ней в тот момент.

Я стал выкапывать яму, слава богу, мое строение тела было в хорошей физической форме, и я смог справиться с таким делом за пару минут. Я копал в одной футболке и замечал, что Элизабет внимательно смотрела на меня, но ничего не говорила. Она здорово замерзла, и это чувствовал даже я.

– Джеймс, ты ведь простудишься, – и она дотронулась до моего плеча, чтобы почувствовать состояние моей кожи. Я посмотрел в ее глаза, но затем продолжил копать: времени разбираться и выдумывать не было. Я молчал, поэтому она отошла от меня дальше.

Вскоре все было готово, я аккуратно забрал у Элизабет птенца и опустился вниз, чтобы положить его в яму. Наша соседка опустилась в след за мной и руками помогала с простынями, а затем поправляла мертвое тело: я смотрел на ее лицо и в итоге доверил ей закончить дело. Мы соприкасались руками, но вскоре я их убрал, чтобы не создать неловкой ситуации. Она молчала и в последний момент погладила его по оперению, а потом сказала тихо:

– Тебе предстоит долгий путь, малыш, отправляйся туда, куда ты держал путь, – и она хотела заплакать, но быстро смогла встать и отвернуться от меня. Кажется, не стоило ей идти за мной. У нее была ранимая душа, и сейчас я хорошо это увидел. Она посмотрела мне в глаза и улыбнулась: все-таки слезы она не успела сдержать. Это выглядело так искренне, что я захотел ее обнять, но быстро передумал. Это было бы ни к чему. Я попросил Элизабет вернуться к себе домой, чтобы она смогла согреться, но она отказывалась, говоря о том, что и я могу замёрзнуть, стоя в одной футболке. Когда я смотрел на нее, то видел, что она казалась очень хрупкой на фоне моего окрепшего тела. Дальше я не стал ничего ей говорить, быстро закопал яму и все-таки решил пригласить ее к нам на чай. И я полностью был уверен в ее согласии, ведь иначе не могло быть. Она ответила:

– Спасибо за приглашение, но мне пора возвращаться домой, до свидания, Джеймс, – и она ушла, больше ничего не сказав. Мне стало интересно, какие мысли у нее были во время общего дела, и почему вдруг она отказалась от чашки чая. Может быть, она была занята какими-то другими вопросами или просто не хотела навязываться. Может быть, испытывала неудобство из-за чего-то другого, чего я не смог заметить. В любом случае я скоро все переосмыслил и понял, что ей могло быть просто неинтересно проводить время после такого неприятного события. Ведь она плакала, поэтому и решила прийти в себя дома, в личном пространстве.

Когда она покинула нашу территорию, то я почувствовал безумный холод по рукам и, подойдя к дому, услышал стук своих зубов. Тетушка спала, когда я зашел, это было и неудивительно – погода до ужаса вызывала сонливость. Я аккуратно заварил себе чай, чтобы не создавать шум, а затем поднялся на второй этаж, нужно было согреться: принять теплый душ и укрыться пледом. Заметил еще то, что отец не звонил после того раза. Завтра стоило бы позвонить своему родному человеку и извиниться.

Сразу же проясню. Это могло показаться еще более некрасивым поведением, но иначе я не мог, всегда откладывал какие-то извинения на следующий вечер, день или месяц. Я даже не знаю, как это работает, но меня будто успокаивает мысль о том, что я еще некоторое время могу все обдумать и с полной ответственностью ответить за свой глупейший поступок. И дело даже не в том, что я не люблю своих родных, просто мне кажется, что я еще не готов начать разговор. Возможно, погода не та, или я думаю о другом, а может и вовсе нет настроения. Это лишь мои тараканы в голове.

Прилег на кровать, но шторы в этот раз не задвигал, было всего поровну, немного света, но все же он и присутствовал. Наверное, сейчас вы хорошо поймете меня: возвращаться домой после дождя, а при этом еще после душа ложиться на кровать – самое настоящее удовольствие! А так как я не закрывал окна, то вся моя вода на теле двигалась по рукам и ногам, создавалось впечатление прохлады и легкости. Холодно не было, потому что тепло дома и ветер хорошо сочетались друг с другом. Я начал свои размышления.

Сегодня я и Элизабет соприкасались руками. Я точно знаю, что прикосновения могут создавать эмоциональную и физическую связь между людьми. Физиологический аспект прикосновений, такой как окситоцин – гормон близости и доверия, может способствовать укреплению отношений и повышению уровня доверия. Есть два процесса – отношения между людьми в рабочее время, где нужно пожать руку для приветствия, и отношения между близкими людьми, для которых всегда важен тактильный контакт. Они гуляют, держась за руки, обнимаются, обвивая друг друга крепкой любовью. Но в моей же ситуации все было иначе: между нами была лишь связь, которая сопровождалась общим делом. Нельзя было надумать себе чего-то только из-за взглядов и маленьких прикосновений – это было бы так глупо. А я все так любил это перекручивать у себя в голове и выстраивать интересные пути событий. Я ведь и не могу знать, что она чувствовала в тот момент, но понимал: ничего. С ней рядом можно было чувствовать себя лишь, как брат, или же друг детства, по крайней мере, ее воспитание показывало глубокое уважение к людям, а на сегодняшнем опыте еще и к животным. Она такая приятная, я испытывал к ней безумную симпатию, как к настоящему человеку, оживляющему все вокруг себя. А ее внешность дополняла образ доброты и нежности. Я видел в ее глазах чувство эмпатии, да и я думал, что не будь нашей планеты, Элизабет бы, наверняка, открыла свой мир – мир мизантропов. Там не было бы ссор, обид и ругани, не было бы войн, вечного огня и злости, не было бы и скуки: каждому удивительному человеку было бы по душе чувствовать себя окружённым любовью других людей.

Я понимал, что все взгляды людей крутились вокруг Элизабет и ее прекрасной семьи, ее мужа глубоко уважали, а ее сына называли «чудесным малышом». Это было все очень хорошо, но вот, что и мои мысли были теперь о ней, было не так уже и здорово. Ведь, когда я знакомлюсь с определенными людьми, сразу же узнаю его, а вскоре и смотрю на то, сможет ли общение перерасти в дружбу и любовь. Здесь же было все сложнее: тут как бы даже нельзя было допускать ее в свой круг хороших знакомств, потому что она была старше меня и точно знала, чего хочет, а мой возраст только вступал в момент осознания мира и принятия себя. И хоть малейший промах, ты уже не принадлежишь себе: ты отдался своим мыслям и желаниям. Каждый раз говорил, что не хочу видеть ее снова, что мне до тошноты неприятно слышать ее имя в кругу других людей, но и в эти же каждые разы я каким-то чудесным образом появляюсь рядом с ней…ну или…она рядом со мной. В этот раз, конечно, я могу сделать исключение, но, а вообще я смог бы и справиться один, к чему она решила оказать такой знак помощи. Только лишь показывает свое вечное добро и неравнодушие. Ах, точно, она же Элизабет Киннет, у нее идеальная семья, любящий муж и счастливый ребенок, она же изящность и красота. Наверное, да, да…я соглашусь с этим на девяносто пять процентов, потому что мои пять процентов находятся в прекрасном положении разума, когда я не думаю об этой личности.

Да и ко всему прочему прибавлю: она не нравится мне, я рад только лишь тому, что благодаря ее воспитанию, она дарит моей тетушке и улыбку и, можно сказать, дружбу. Дружбу простых соседей.

Ветер стих, а я, кажется, слышал то, как на кухне происходит какой-то шум, наверное, Чарли хочет приготовить что-то вкусное. Например, ягодный пирог, хотя, может быть, лазанью, нет, нет, запечённую грудку, от которой пахнет настоящей прелестью кулинарии. Я устал отдыхать, поэтому спустился вниз, чтобы немного поразговаривать с тетушкой, а то ходим и молчим, она лишь улыбается, и я в ответ молчу и улыбаюсь, подмигивая глазами.

– Чарли, – я замолчал, потому что увидел то, как солнце медленно заходит за горы. Странно, я пролежал настолько долго, что и не заметил возвращения солнца, поэтому буду наблюдателем его ухода, – ой, что-то я отвлекся, я заходил, ты спала, кажется.

– Да, такая погода была, глаза закрывались сами собой, а куда ты с утра так стремительно убежал? – спросила Чарли.

– Я…я увидел птицу, которая упала замертво к нам на тропинку, и решил помочь ей, но было уже поздно. – Я решил похоронить ее за домом, – и Чарли посмотрела на меня внимательно. Было долгое молчание.

– Какой же ты славный у нас, Джейми, я уверена, что природа сейчас здорово благодарит тебя за такой хороший поступок, – и она обняла меня, а затем попросила присесть.

– Знаешь, сейчас почему-то люди так отстраняются от живых существ, от их природы, потому что считают, что они другие, что они отличаются от нас абсолютно всем.

– Это не так, – я перебил Чарли.

– Да, ты прав, у них тоже где-то внутри есть душа, хоть и нет разума, нет мышления, нет полного сознания. Они действуют так, как говорят инстинкты, но это не показывает то, что они не могут быть добрыми и верными.

Я слушал тетушку и понимал, что считаю точно так же, и это даже не из-за того, что я любил почти весь животный мир. Иногда так сидишь один на улице, где-то в глубине аллеи, дождь только начинается, смотришь по сторонам – никого. Посмотришь вниз – вот и она, собака, которой, конечно, не нужен собеседник, но нужна теплая рука, которая погладит ее почти мокрую шерсть. Это станет для верного животного счастьем. Затем посмотришь вверх – птицы, которые вечно о чем-то разговаривают, наверняка, они возмущены, что я обращал внимание на их веточный дом. Стало так тепло найти именно себя в этом месте.