Гаттара: бастард и раб

– Только дернись. Только попробуй.

В облепившей их тишине шипящий голос был так неуместен, что Джет невольно поморщился, но замер послушно. От мысли, что кислорода все меньше с каждой минутой ожидания, становилось еще и жарко, хотелось пошевелиться, выпрямиться, ощутить, что ты все еще жив в этой клетке. Джет никогда не страдал клаустрофобией, за его воровскую жизнь ему приходилось и скрываться, и прятаться в помещениях и потеснее, но еще никогда мысль о возможном конце не была такой отчетливой. Что лучше: задохнуться или сдаться жрецам? Задохнуться или…

Он почувствовал, как Лорд втискивает свободную от наручника руку куда-то себе под куртку. Медленно вытянул то, что так мешало Джету, тот перевел дух и почти сразу услышал хорошо знакомое басовитое гудение. Кто хоть раз стрелял из страйкера военного образца, тот знает, с каким звуком оружие приходит в боевую готовность из режима сна. Вор задумался – так везет ему сегодня, или все же нет? Если нет – то пусть все закончится скорее и по возможности безболезненно. Если да – то что за странное у Гаттары представление о везении? Но тут их убежище ощутимо качнуло, его водрузили на погрузчик. Теперь было уже поздно поднимать шум.

Закрыв глаза, Джет прислушался к ощущениям. Их тюрьма плыла вперед с неопределяемой скоростью, дышать было трудно, но все же еще возможно. Несколько смущал отчетливый душок его, Джета, обуви, если этот кошмар на подошве можно так назвать. Вор почувствовал даже некоторое злорадство от мысли, что до скрипа отмытый Лорд тоже его чувствует. От самого бастарда пахло весьма прилично. Он наверняка снимает обувь, когда ложится спать. И ноги моет. Неплохая, в сущности, привычка.

А если подумать, нормально бы они смогли сработаться с Лордом, если бы довелось. Судя по всему, он не плохой человек, только немного нервный. Джету не приходилось видеть, чтобы нервные люди жили долго, но у бастарда до сих пор получалось, и темп хороший, может и до старости дожить. И страйкер этот… Хотя, Джет предпочел бы вообще не знать, что этот он у бастарда есть.

Через некоторое время Джет по движению, вызывающему в замкнутом пространстве легкую тошноту, понял, что их погрузили в грузовоз и тот тронулся. Вор собрался облегченно выдохнуть, когда Лорд прошептал:

– Сейчас нужно раскачать этот гроб. Ты понял, раб?.. Его покрыли защитной пеной, но от удара об пол она должна лопнуть. Иначе дверь не открыть.

Но почему бы для начала не выбраться за пределы силового поля и не отъехать подальше? Зачем шуметь прямо посреди кишащей жрецами дворцовой зоны? Все его воровское существо кричало «затаись и пережди!». Бастард уперся в дверь духового шкафа, причем он пользовался рукой с наручником так, будто и не сомневался, что Джет подчинится. «Богатый засранец, возомнил себя центром вселенной. Нас тут, между прочим, двое!» Вор, зашипев от причиняемой лазером боли, отдернул руку обратно.

– Зачем? Зачем прямо сейчас?

– Затем, что я так сказал, раб!

– Отлично. Роняй этот гроб сам, мы с твоей правой рукой в этом не участвуем.

Лорд шумно выдохнул и снизошел до объяснения:

– Все, что вывезут из Резиденции, достанется Храму. Оператор лишь доведет грузовоз до ворот, запрограммирует вакуумную упаковку груза и автопилот до места назначения. Сам он останется здесь, а наши бездыханные тушки отправятся в Храм самостоятельно, усек? Нужно добраться до управления как можно быстрее. Ну, навались…

– А почему он сразу не включил вакуум? Откуда ты знал, что он его не включит раньше, что это безопасно?!

– Да не знал я! – выпалил Лорд. – Не знал, ясно? Я понадеялся, что этот лентяй наплюет на инструкцию, как и произошло. Все они тут р-р-раздолбаи! Удовлетворен? Тогда, может, раз не помогаешь, хоть мешать не будешь?

Джет не был удовлетворен. Но он не собирался думать о том, что уже сейчас они могли погибать в конвульсиях, это бессмысленно и не конструктивно. Прибережет это воспоминание для ночных кошмаров глубокой старости. Хотя – какая старость? Он не доживет. Джет молча упер свободную руку в дверь, примерно на уровне своей головы. Бастард резко выдернул пальцы из-под его ладони. Скованные руки они поставили на приятно прохладную поверхность одновременно. Когда Лорд не дергается и не бежит впереди едва созревающего в его дурной голове плана они действуют, подчиняясь наитию, как сросшиеся близнецы. Джет не сомневался, что план сработает, но был в нем момент, который его смущал.

– Раз, два…

– Лорд!

– Гаттара тебя раздери, ЧТО!? – бастард выкрикнул эти слова, уже не заботясь о том, услышат их или нет.

Джет чуть не оглох, но ответил, потому что это, гахай возьми, важно.

– Сейчас толкать будем, ты это… не подумай, что я лезу к тебе в карман.

– АААААААААА! – заорал Лорд и принялся долбить в злополучную дверь – руками, ногами, всем телом. Замах в тесноте взять было неоткуда, и Джет понял, что чувствуют отварные овощи, когда повариха увесистым пестом растирает их по днищу ступки. Созданного внутри хаоса хватило, чтобы их темница потеряла равновесие и накренилась вперед. А потом соскользнула с чего-то и рухнула набок. Джет зажмурился, ожидая грохота, но они приземлились, насколько это возможно, мягко, раздался лишь приглушенный хлопок. «Оболочка лопнула», – понял вор. Он лежал на боку, зажмурившись, стиснув зубы, и пытался оценить ущерб от падения, пока неугомонный Лорд продолжал выбивать начавшую поддаваться дверь. Вор прикинул, чем бы смог помочь, и пришел к выводу, что не мешать получается у него лучше всего.

Деятельный бастард тем временем распахнул дверь. Волна восхитительного, наполненного кислородом воздуха захлестнула их, Джет судорожно втягивал его в себя, не замечая, что тот сырой и пропитанный смесью испарений. Он еще щурился, пытаясь сморгнуть выступившие от резкого света слезы, а Лорд уже тянул его за руку, вытаскивая в полупустое нутро грузовоза, деловито и собрано, как дохлую добычу.

«Двужильный, Гаттара тебя…»

– Слышишь? Ты слышишь меня? Я отопру дверь, мы накинем петлю оператору на шею и медленно, но с силой потянем на себя, – сыпал указаниями Лорд. – Как удавкой понимаешь? Без рывков, это важно, ты понял?

Джет не понимал. Происходящее с ним давно переступило границы его опыта и даже смутных представлений о возможном, и соображал он с трудом, но его уже волокли к полупрозрачной в своей верхней части дверце, отделяющей грузовое отделение от кабины.

– Подожди! Может, мы его просто отключим? Или пристрели его, у тебя же есть оружие! Душить-то зачем?

– Затем, что он в шлеме, раб! Мы отключать его будем до пришествия Гаттары, он шум поднимет. Заряд мне еще пригодится, а ворота уже рядом.

Джет уже мог различить их сквозь пластик двери и панорамное стекло кабины. Грузовоз успел миновать сад и почти осилил подъездную дорожку, от свободы их отделяло несколько таких же аппаратов, ожидающих своей очереди покинуть Резиденцию и отправиться в Храм. Вот оно, их спасение. У него рука по локоть в ожогах, за последние пару часов он столько натерпелся, что на всю жизнь хватит. Последний рывок и Джет пошлет этого бешеного Лорда куда подальше, к гахаям, к Гаттаре, во Тьму кромешную – все равно, только бы выбраться!..

А Лорд тем временем расколдовал замок и бросил на Джета быстрый взгляд, будто спрашивая «Готов?». Кабина была просторной, оператор, действительно в шлеме, сидел к ним спиной в полушаге от открывающейся вовнутрь двери. Один прыжок. «Готов!»

Они одновременно протиснулись в узкий проем, набросили петлю, и потянули так, как сказал бастард. «Мы же у всех на виду в этой кабине…» – успел подумать Джет и тут же почувствовал – что-то не так. Парень в форме стража не сопротивлялся, он хрипел и странно, почти незаметно подергивался, открыв рот и выкатив глаза из орбит. И тут до вора дошло – они не душат его. Они отрезают ему голову.

Крови не было совсем. Зеленая мерцающая нить шла сквозь плоть и кости как нож сквозь масло. Джет заставил себя оторваться, поднял глаза на Лорда – и забыл, как дышать. Глаза убийцы были того же цвета, как петля, которая его, Джета, к этому нелюдю приковывала. Холодные и спокойные. А он-то, дурак, расслабился – кружева, шуточки, девочки. Голова в шлеме с деревянным стуком упала на пол. Джета замутило. Бастард просто спихнул тело в сторону Джета и, не дожидаясь, пока тот одной рукой переправит обезглавленный труп на пол, тут же рухнул на освободившееся место и выжал полный газ. От рывка вора занесло, он чудом уцепился свободной рукой за спинку кресла. Тело съехало к боковой двери и осталось лежать там, не похожее на человека, просто кусок мяса в форме, даже крови нет, даже… Джет не мог оторвать глаз от этого бесформенного предмета, судорожно проталкивая воздух в легкие.

Лорд прорывался к воротам так, будто за его спиной разверзалась огненная бездна. Послышались выстрелы. Джет успел увидеть, как они, сбивая все и всех на своем пути, летят к сужающемуся выходу из поля. Он сел на пол, зажмурившись, пытаясь одновременно зафиксировать себя в сошедшей с ума кабине и дать максимальную свободу движений бастарду. В голове крутилось только одно – стук падающей головы и деловитый, уверенный голос Лорда: «Без рывков, это важно, ты понял?» По кругу, снова и снова.

– ЕСТЬ! Прошли, слышишь, ты!..

Вор устало открыл глаза. Первое, что он увидел – кровь. Лужа уже подобралась к краю его рясы и теперь вдумчиво его пропитывала. Лазер прижег срез, но потом, в тряске последних минут, кровь все же нашла возможность покинуть тело и теперь свободно вытекала из… из… Джет подскочил. Он не будет на это смотреть и думать об этом не будет, не до этого сейчас. Он перевел взгляд назад, на грузовое отделение и не сразу осознал, почему видит темное небо. Стягивая дыру-проход, энергетический заслон отхватил у них часть кузова. «Ты хотел неба? Вот тебе небо, Джетти».

* * *

Они мчались на всей скорости, на которую только был способен потерявший обтекаемость грузовоз. И, кажется, немного сверх нее. Изуродованный аппарат часто поворачивал, погони Джет не видел, но не сомневался, что она есть, причем такая, рядом с которой патруль, из-за которого он скинул деньги Мясника – тараканьи бега на ярмарке. Неожиданно бастард бросил управление и встал. Он пинком открыл дверь и вдруг взял Джета за руку, крепко сплетя пальцы. Это еще зачем?!

– Рыночная площадь. Наша остановка, малыш, – как-то странно глядя на него тихо произнес Лорд. Неуправляемый грузовоз летел прямо и готов был на всей скорости врезаться вон туда, в уже мерцавшую в свете факелов витрину пекарни. – На счет три прыгаем. Раз!

Два… Нет, жизнь не летела пестрой лентой перед глазами. Были только мелькающие прилавки, стальные пальцы бастарда и зеленая петля.

Три.

ГЛАВА 4.

«Пламенное Сердце Гаттары, великое и неугасимое,

примет тебя и нет иного исхода. Долгожданный Свет

озарит путь твой. И нет иного исхода.

И отринешь ты память и стремления все, кроме одного.

И перестанешь желать иного, узрев истину».

из молитвенных чтений перед ритуалом посвящения

Они приземлились, проминая тент грузового прицепа, надеясь, что под ним не вилы или камни. Хотя нет, уже ни на что не надеясь. Одновременно с ударом, вышибившим из Джета воздух, он услышал грохот и звон стекла, но их тут же заглушил взрыв. Наверное, вор на время потерял сознание, он не был уверен, но мгновение спустя он открыл глаза и почувствовал, как кряхтя и бранясь, на чем свет стоит, Лорд вытаскивает его из прицепа.

– Скорее, бегом! – Лорд как-то совсем неожиданно хихикнул. – Ковры, ты подумай. Не запчасти, не какая-нибудь камнедробилка – ковры-ы-ы… Нас Гаттара любит, раб, не иначе! С чего бы, правда?

Уже на ходу, Джет произвел ревизию своего тела и с удивлением обнаружил, что все цело. Он жив. Все кости и каждый сантиметр его длинного нескладного тела болели, но ничего не сломано. Он бежал, автоматически подстраиваясь под движения новоявленного хозяина. Голова его была занята одним: как и когда отцепиться от этого психа. Теперь можно. Он вырос здесь, он ляжет на дно, и императорский ублюдок, этот маньяк в шелковой рубашке его не найдет. А Лорд шел вперед, все ускоряя шаг. Петлял, отводя их от главной улицы, стремясь затеряться в густой сети темных переулков. Он шел так уверенно, будто тоже тут вырос. «А может, так оно и есть. Откуда мне знать, как воспитывают пасынков наместника?»

Джет окликнул его:

– Отпусти меня, Лорд. Я жив, ты на свободе. Не может тот чип стоить жизни и свободы. Отпусти!

Бастард как не слышал.

Они не шли, а почти бежали, иногда по щиколотку в мусоре и жидкой грязи. Ботинки Джета моментально промокли. Гахай, он убегает из дома до отвала набитого дорогими и качественными шмотками почти его размера – в своих грязных, дырявых ботинках!

Полупрозрачная петелька лазера приятно щекочет кожу, когда рука расслаблена, слегка припекает, если, к примеру, при ходьбе он слегка помахивает рукой. Оставляет глубокие, болезненные ожоги, если дернуть посильнее – это они проходили. Он снова почувствовал то слабое усилие, с которым петля отрезала голову бедолаге в шлеме.

Не то, чтобы Джет совсем не пытался. Должен же он был проявить недовольство, он бастарду не слуга и уж точно не фаворит. Их кратковременное сотрудничество подошло к концу, и теперь самое время…

Бастард зашипел и, не сбавив шага, даже не обернувшись – и действительно, на что там смотреть – вцепился Джету в запястье, прямо поверх наручника. Вор почувствовал горячую нить под его пальцами. Нет, хватит.

– Темноты боишься? – кинул Джет пробный шар, но бастард будто оглох. Сквозь просветы между домами виднелась улица. Толпа, подобно бесконечной огненногривой змее, освещая себе дорогу факелами, валила на Храмовую площадь. То же самое сейчас на всех улицах, кроме крысиных троп, вроде той, по которой они сейчас бежали. В противоположную сторону. Улочки становились все уже, стены выше, а повороты – чаще.

Джет понимал, что паниковать рано, но вроде как уже начал. Он узнал направление, и пугало его даже не оно, а то, откуда бастарду вообще знать эту дорогу, он же с виду приличный парень. Память услужливо напомнила выпученные зенки и раззявленный рот обезглавленного в грузовозе, и Джет почти позволил панике захватить свои мысли. Эту дорогу Джет знал с детства, как свои пять пальцев и больше здесь идти некуда и не к кому. И незачем.

Впервые он оказался там совсем щенком, было ему лет четырнадцать. Сам Мясник тогда был обычным бегунком – курьером, хоть и тогда уже был уродом и садистом. Только столкнулся с проблемой всех начинающих: клиенты оценили товар и начали искать границы дозволенного, а попросту говоря, отказывались платить. Мясник, которого тогда звали по-другому, решив показательно разбираться с зарвавшимся богатеем, взял Джета с собой. Может, хотел посмотреть, как малолетка распустит сопли при виде крови и запросится к мамочке. Может, хотел проверить, стоит ли Джет доверия. А может, просто нуждался в зрителе, уж в чем-чем, а в недостатке некоторого рода артистизма Мяснику не откажешь.

Он вошел в дом клиента один, велев Джету ждать с каром у заднего крыльца. Тогда у него не было прав на вождение, как, впрочем, и теперь, но Ондари он знал достаточно, чтобы не светить угнанным каром, водил осторожно и даже сносно. Через некоторое время Мясник показался в дверях, и труп незадачливого любителя дармового кайфа он тащил на плече. Забросив тело в салон, принялся показывать дальнейшую дорогу, и выглядел возбужденно, почти радостно.

Весь путь Джет думал только об одном – только бы оставил в живых. Невелика потеря: долговязый мальчишка, но Мясник и прежде выказывал к Джету некоторое расположение, не для того же, чтобы просто пустить в расход? Думал о том, как тетка будет ходить всю ночь от окна к окну, в ожидании непутевого племянника, плакать и просить прощения перед его покойными родителями и Гаттарой за то, что не уследила. О том, какая же славная у него тетка, а он, поганец, так ни разу и ни сказал ей…

Уже потом он узнал, что Мясник убил клиента сразу же, как вошел, некрасиво, но быстро. Время же потратил не на пытки, как втайне боялся Джет, а на то, чтобы намалевать кровью на стене объяснительную записку для стражи и тех, кого еще потянет зажать деньги. Но эта новость расползлась по верхнему городу и темным Этажам только к обеду. А с пасмурного утра и до обеда Джет старался не сблевать, твердым голосом отвечал на плоские шуточки Мясника, убедительно симулировал чувство юмора и думал о тетке, гоня прочь мысли о неаппетитных подробностях. Позже молва, как водится, приукрасила будничное, в сущности, событие, но тогда ему казалось, что его аппетит уже ничто не спасет. Потому что под строгим руководством, петляя и прячась от редких утренних патрулей, он сам, своими руками привел кар именно сюда.

Когда-то давно, когда Джет мог украсть разве что собственные мокрые пеленки, не было пустыря, была широкая главная площадь, по выходным пестрящая ярмарками и праздниками. Но все же не такая широкая, как требовалось. Когда с огромных крейсеров повалили беженцы, праздники прекратились, подмостки для танцев и доморощенных комедиантов исчезли, а их место занял широкий и крепкий эшафот для публичных казней. А прочие радости жизни перенесли на площадь перед свежепостроенным Храмом, вдвое больше прежнего. Ведь старая теперь не вмещала всех желающих соединиться разумом и духом с возлюбленными братьями и сестрами во Гаттаре, а невозможность полноценного слияния и привела к росту преступности, как убедительно вещали храмовники. Так еженедельная гатта была перенесена на новое место, попросторнее и почище, старое же очень быстро пришло в запустение. Лавки закрылись, переехали поближе к новому центру люди, те, что имели возможность. В новые корпуса переехал и штаб управления стражей, и суд, и тюрьма… Парни рассказывали, как долго и с упоением громили ненавистные стены, взрывали, били стекла, расстреливали целые обоймы в стены камер, в которых когда-то сидели. Что именно тогда, в первые дни оставшиеся на пустыре жители и усвоили: что бы ни творилось в Крепости, лучше держаться в стороне. А происходило там очень многое. Вот как в тот день.

Джет подвел кар к Крепости, но не к пустому дверному проему, а к выбитому окну у самой земли, между двух высоких каменных башен. Стояли башни ближе не надо, дневной свет в узкий промежуток между вечно влажных стен почти не попадал, и лишнего внимания можно было не опасаться. Они подтащили труп к окну и сбросили вниз, а после Мясник велел и Джету спуститься следом. Он послушался. Им владело странное оцепенение. Даже когда ноги коснулись спины покойника, он не дрогнул, потому что знал: Мясник за ним наблюдает. Понимал, как многое зависит сейчас от того, как именно этот психопат оценит его решимость.

Мясник, подогнал кар к самому окну, сбросил вслед Джету связку проводов, тянущихся от кара, и велел поднять труп на стол.

Ничего в этой сырой, темной комнате кроме этого самого, железного стола без ножек, толстого, в три пальца толщиной и не было. Он торчал из стены, усеянной множеством датчиков и кнопочек, и был похож на беззубую челюсть. Пока Джет возился с клиентом, Мясник, прогрохотав сапогами по коридорам, спустился в подвал Крепости. Снял со стены покрытую грибком защитную панель – она как раз была почти чистой, а там, где ее снова и снова касались руками, даже поблескивала, – подсоединил провода. Стена ожила, замигала тусклыми огоньками, послышалось тихое гудение. Со скрежетом разошлись в стороны невидимые ранее за разводами плесени створки, и стол вместе с лежащим на нем телом медленно втянулся в нишу. Когда покрытые багрово-грязными пятнами босые ноги должника исчезли в проеме, и он закрылся, секунд тридцать было слышно только слабое электрическое потрескивание. А потом стол вернулся на место, совсем не горячий. Горячим не был и тонкий слой пепла с очертаниями человеческого тела, одетый в нижнее белье недальновидного скупердяя, еще полчаса назад нежившегося в своей постели.

– У него вроде зубы были золотые, – протянул Мясник, не сводя глаз с лица Джета. – Глянь.

Еще никогда Джету так не хотелось домой.

Золотых зубов оказалось семь. Мясник отдал Джету самый маленький и сказал, что теперь он имеет право напиться как настоящий мужик. Джет до вечера искал место, где бы у него купили золотой человеческий зуб и понял, что пить-то сильно не с чего. Он отдал деньги Адде и долго слушал, как она причитает, отстирывая с его одежды бурые пятна.

И вот теперь этот хлыщ тащит его туда. И хоть бы раз поворотом ошибся, идет, как по пеленгу! Холеная скотина, за что?!

– Или я тебе приглянулся, а, мой император? – не унимался Джет. Втянуть бастарда перебранку, если не затормозить, то хоть вывести из этого страшного спокойствия. В идеале, протянуть время до начала гатты, а там его палач перестанет быть таким шустрым. И все станет в разы проще. – А может, ты ссышь сидя?

Бастард вывернул ему руку за спину и впечатал грудью в каменную стену с такой силой, что Джету показалось, что при ударе у него в легких что-то звякнуло.

– Может, я пять лет служил на Валдаре не для того, чтобы ты меня тут как гахаева щенка разводил, а? Пошел, раб.

Подавление бунта на Валдаре, прикинул Джет. Это сильно. И странно, не слышал он, чтобы отпрыски императорского рода служили в горячих точках. Если бастард не врет, а не похоже, чтобы врал, Джету с ним не потягаться. Такое превосходство не компенсировать длиной конечностей. И поэтому он просто сел на землю. Здесь, под защитой стен, почти смыкающихся где-то там, высоко, среди груд мусора, за бесконечными поворотами, их не скоро найдут. Лорд, хоть опытен и неплохо тренирован, а на себе Джета нести не сможет. Убить своими руками? Ха. Он убил бы его раньше, если б мог.

Бастард несколько метров протащил его по грязи волоком. Пнул пару раз, коротко, но больно, впечатывая в бока ребристые подошвы. Перехватил запястье Джета поудобнее и присел рядом, заглянул в лицо. В тусклом, болезненном свете петли лицо опального Лорда походило на мраморную маску, и Джету вновь стало не по себе от прямого и холодного взгляда прозрачных глаз.

– Значит, вот так, да?

– Ага, – выдавил из себя Джет, облизнул пересохшие губы и понадеялся, что хрипоту его бастард объяснит долгим бегом, а не страхом. Хотя, кого он обманывает. – Валдар, мой император? Круто, очень круто. Ты, ж людей положил больше, чем я прыщей на заднице выдавил, да? Ты свою Софи жрецам на растерзание бросил, так с чего тебе меня жалеть? Не стесняйся, вырезай любимому фавориту свой чип из кишок прямо здесь, пока он там не испачкался.

И тут произошло то, чего Джет никак не ожидал. Лорд рывком поднял его с земли и пока тот соображал, подхватил за подмышки и поволок. И, нужно заметить, с весьма неожиданной скоростью. Джета пробрал нервный хохоток. Все это очень забавно, он бы до икоты ржал, если бы в конце пути не ждала эта проклятая печь. Он начал упираться и скоро бастард плюнул и снова бросил его на дорогу, тут же присев рядом, шипя сквозь зубы ругательства – петля ожгла ощутимо, но Джет продолжал:

– Не-е-е… Ты меня прости, Лорд. Я понимаю, тебе все равно, рабом больше, рабом меньше. И чип тот тебе нужен, это тоже понятно. Убивай меня здесь. Я когда к Гаттаре отходить буду, небо хочу видеть. И глаза твои. Я в них смотреть буду, а после смерти – во сне тебе являться, вот помяни мое слово. Так что прости. А дотащить меня до Крепости, хоть на спине, хоть волоком, даже тебе слабо.

Бастард ссутулился, нервно забарабанил пальцами по запястью вора. В тишине Джет прислушивался к дыханию Лорда, прерывистому и тяжелому, что отметил про себя не без мстительного удовольствия: Джет мало, что тощий, весит достаточно. Затем Лорд затих, и если б не рука, по прежнему прикованная к его запястью, можно бы было представить, что Джет здесь один, он просто пьян, что объясняет и боль в теле, и тошноту, и легкую истеричную обморочность, и то, что он лежит во весь рост в луже. Можно расслабиться, и просто ждать, пока отпустит, вот здесь, не двигаясь, в темноте этой бесконечной ночи. Начался дождь. Они вслушивались в опустившуюся на город и Этажи тишину.

И тут далеким, неверным эхом зазвучали слова молитвы, усиленные динамиками и повторяемые многотысячной толпой. Такие же усилители стоят на Этажах, а к тем, кто не может сам явиться на площадь, по просьбе и совершенно бесплатно жрец придет домой, и отмолит все скопившиеся за неделю грехи. Гаттара милостив.

Бастард обернулся на звук, как на выстрел. И заговорил, все так же глядя в темноту, где за сотнями стен, заборов и крыш над экзальтированной толпой разливалась гатта.

– Будет тебе шанс. Ты жить не хочешь – дурак, простительно. Но я-то хочу, раб, слышишь? Мне есть, что терять!

– Слышу, Лорд, не ори… Чего тебе от меня надо?

– Вставай, нужно добраться до Крепости, там безопасно.

– Не-а, там не безопасно, Лорд. Тебе, может, и да, но…