dDDDaaaaatesttest_123

– Отпусти мою женщину, – пробирающим до мурашек низким голосом приказал колдун. – Обещаю быть милосердным, но отпусти ее.

Губы Сойера растянулись в жутковатой ухмылке.

– Как скажешь, – едва слышно ответил он и с силой толкнул меня к краю обрыва.

С визгом я отлетела назад и нелепо взмахнула руками, надеясь за что-нибудь схватиться. За спиной разверзалась пустота. От удара о воду из легких выбило воздух и потемнело в глазах. Тело сковало острым холодом. Мертвое озеро безжалостно потянуло меня на глубину.

Фостен Мейн

Дверь за собой Мария закрыла подчеркнуто тихо, чтобы Фостен не сомневался, как сильно ей хотелось этой дверью хлопнуть. Он остался с холодным ужином, зажженным камином и в уверенности, что не пройдет и часа, как жена вернется. Дажегромко молчать ей было не по нутру.

Недавно Мария сказала, что за глупость не проклинают. Она пришла из другого мира и не понимала очевидную вещь: там, где живет и властвует магия, за глупость и жадность часто умирают. В том числе от проклятий. Однажды Фостен не успеет, и замок будут ждать чьи-нибудь похороны. Безусловно, Рокнест стерпит темные дни, а кладбище над озером мертвых, на котором всегда хоронили слуг, гостеприимно ко всем, но лучше бы избежать лишних жертв.

Фостен во многом уступал супруге и поддавался на манипуляции, а уж манипулировать она умела блестяще, сразу виден опыт, но не в этот раз. Служанка должна уйти. Следует наказать одну горничную, чтобы другие не путали родовой замок Мейнов ни с рынком, ни со здравницей на берегу (как там жена писала в объявлении?)спокойного озера. Хозяин замка сказал бы покойного. Именно покойников озерная глубина видела и поглощала немало.

Он налил в бокал вина и сделал глоток. Вино Вернон подал сладкое и терпкое. Женское.

Через час Мария не пришла. Фостен велел дворецкому принести варейского. Спросил, как там поживает на своей половине дражайшая леди Мейн, оказалось, что тот не в курсе.

– Заглянуть?

– Не надо, – отказался он.

Отец Фостена никогда не давал супруге спуску, а уж характер у Луизы Мейн был поистине ведьмовской: не у каждого хватит сил выдержать и остаться в здравом уме. Однажды родители разделили замок пополам и много лет встречались исключительно на нейтральной территории… Зато теперь мать не желала уходить на тот свет. Видимо, чтобы не сталкиваться с дражайшим супругом. В преисподней, похоже, нейтральных территорий не существовало.

У его жены тоже не существовало ни нейтральных территорий, ни мужской половины, ни женской. Весь замок принадлежал ей. В ванной комнате Фостена появились розовые банки с женскими мыльными пастами и зубной порошок со вкусом какого-то цветка. Сладкого и вонючего. Челюсти сводило! Он по ошибке пару дней назад почистил зубы, до вечера мучился от ощущения, что, как баран, сжевал букет. Самое смешное, ему это нравилось. Не жевать букет, а то, что присутствие Марии ощущалось везде.

Вернон принес варейского вина, сказал, что служанка очнулась. Об этом в кухне рассказала супруга Фрейса, незаменимого разнорабочего, неведомыми магическими тропами пришедшего в замок. Фостен верил, что женщина этого трудолюбивого парня никогда не прикрывает дверь тихо и выразительно.

– Леди Мейн? – спросил колдун у дворецкого.

– Опекает болезную. Передать, что вы о ней спрашивали?

– Не беспокой ее, – отказался Фостен. – Леди Мейн проходит стадии принятия.

– Чего проходит? – наивно уточнил Вернон.

– Понятия не имею, – буркнул он. – Она сама так любит говорить.

Никогда! Все хорошо услышали? Никогда темный маг не пойдет на поводу у женщины, когда вопрос принципиален! Ее горничная должна уехать. Менять решение он не собирается, как и реагировать на молчаливый протест.

– Вы что, поссорились? – уточнил дворецкий, справедливо заработал выразительный взгляд, как бы тонко намекнувший, что не следует лезть в процесс воспитания строптивой супруги, и быстро ретировался.

Варейское не пошло. Вернее, сначала пошло не в то горло, потом в принципе пить расхотелось. Жена тоже не шла. К полуночи Фостен улегся в кровать, не потрудившись хотя бы откинуть покрывало, и вдруг поймал себя на неприятном ощущении, что в постели слишком много свободного места…

Наверное, к лучшему, что супруга осталась в женских покоях. С ночными кошмарами темного мага, избавившего от проклятия неаккуратного глупого ребенка, никто не готов справляться. Иногда и он сам.

Фостен прикрыл глаза на минуту, но провалился в магический морок. Он больше не был взрослым темным магом, а превратился в горничную восемнадцати лет и с усердием тер влажной тряпицей каменный подоконник в гостиной хозяйки Марии.

Он напевал под нос простенький мотивчик, этакая глупая песенка, под которую у летних костров танцевали сельские девчонки. В том селе на другом конце королевства остались мать с младшими сестрами, и он искренне радовался, что на прошлой седмице отправил им шесть варьятов.

Себе он тоже немного оставил и запер в дорожный сундук под кроватью. Деньги надо копить, монетку к монетке. Хозяйка Мария называла это «подушкой безопасности». Она вообще говорила много странных слов из другого мира. У Раисы же в селе отложенные деньги называли «заначкой на черный день». Но с тех пор, как девушка приехала в замок колдуна, черных дней никогда не случалось ни у матушки с сестрами, ни у нее. Разве что в замке исчезал свет и становилось холодно, когда хозяин гневался.

Господин Мейн был суровый и строгий, умел припечатать взглядом так, что мурашки бежали и сердце екало. Она его побаивалась. Однако человеком-то черный колдун оказался совсем неплохим, гораздо лучше деревенского служителя светлого лика. Тот выгнал ее из храма, когда Рая чуток прикорнула на проповеди. Задремала всего на секундочку, а он ее выставил! Но кто бы не заснул, если он говорил нудным голосом долго-долго? Все в храме, как замороченные темным ликом двуединого, начинали прятать зевки в кулак.

Внезапно в пустом коридоре прозвучали тихие шаги. Нахмурившись, Фостен в лице девчонки обернулся. Хозяева уехали кататься на коляске. Запрягли волшебную лошадь, которая вовсе не лошадь, а настоящий всамделишный единорог из страшных детских сказок, и уехали. Сердце заколотилось в груди испуганно и заполошно. Слуги в людской говорили, что в замке появился новый призрак и теперь безобразничает. Фостен осенил себя святым кругом светлого лика двуединого и прочитал короткую молитву. По спине побежала капля холодного пота.

– Свят, свят, свят! Уходи, неспокойный! – прошептал он и скрестил тоненькие пальцы. У них в селе скрещенные пальцы – известное средство, отпугивающее злых духов.

Глубокий вздох, и он развернулся. В дверном проеме был виден жидкий солнечный свет, кое-как подползающий из разноцветного узкого оконца в самом конце коридора. Никого не было: ни живого, ни мертвого.

К темному лику уборку! Лучше пересидеть в кухне рядом с Вэллой и дождаться хозяйку. Она такая – ух! – ее даже призраки боятся.

Фостен бросился к двери, быстро перебирая ногами, выскочил из гостиной и врезался в человека. Тот схватил его за руку. Держал крепко, стискивал пальцами запястье до синяков.

– Господин учитель? – пролепетал Фостен испуганным девичьим голосом.

В замке откуда-то взялся учитель из большого богатого особняка бывших хозяев Артиссов. В том доме он нравился Рае. Всегда одетый с иголочки, причесанный на пробор. В руках носил книжку или черный блокнот – сразу видно, что очень умный. А какие у него были глаза! Синие-синие, как летнее небо.

Недавно его выставили из Рокнеста. Он приехал к хозяйке Марии. Рая подозревала, что у той до свадьбы с учителем случился роман. Видимо, очень жаркий. Она тогда передавала записочки! И хозяева страшно между собой поругались: надолго закрылись в покоях на мужской половине, чтобы никто не слышал, и скандалили. До самой ночи не выходили. Она боялась, что господин Мейн жену-то заколдует, но дворецкий сказал, что переживать не надо: пусть ругаются и скандалят. Так семья крепче.

Сейчас учитель выглядел совсем по-другому. Одетый был в черное и пыльное, исхудал и давно не брился. Волосы отросли и торчали в разные стороны. И взгляд! Какой страшный у него сделался взгляд. Страшнее, чем у хозяина Мейна, когда тот сильно гневался.

– И надо тебе было нарисоваться… – процедил нежданный гость сквозь зубы.

В его руках блеснуло что-то острое, а потом в маленькую женскую ладонь, сейчас принадлежащую Фостену, вонзилось жало. Боль была неимоверная, хуже, чем в тот раз, когда на берегу речки Раю укусил шершень. С обидой и недоумением колдун смотрел на обидчика глазами горничной. Боль нарастала, перекрывала дыхание, разносилась по телу с кровяным током. И наступила милосердная темнота…

Фостен проснулся резко и сел на кровати, не сразу осознавая, где находится. Рубашка промокла насквозь, волосы стали влажными. Отголоски чужой боли все еще пульсировали внутри. Тяжело дыша, он растер лицо ладонями, пытаясь вернуть ясность рассудка.

Скверна, которой Сойер Райт наградил горничную, случайно оказавшуюся у него на пути, не подтачивала по капле изнутри, а убивала почти сразу. Пара часов боли, и наступала смерть. Именно поэтому Фостену не пришлось переживать все то, что случилось бы с девчонкой, окажись проклятие коварнее.

– Твою ж мать… – пробормотал Фостен и соскочил с кровати.

Очевидно, что безумец, вооружившись черной магией, явился не для того, чтобы убить служанку. Он пришел за Марией.

В длинном коридоре по дороге к женской половине замка темный маг резко остановился. В тусклом свете с трудом отмирающих ото сна и едва-едва тлеющих ламп переливался каменный пол. Фостен присел и прикоснулся к мерцающей пыльце. Растер между пальцами. В его замке кто-то рассыпал дурманный магический порошок. У стены валялась длинная острая булавка. Стоило ее поднять, как руку от ладони до плеча прострелило фантомной болью, испытанной в видении…

Фостен не помнил, как добрался до покоев жены. Он ворвался в спальню, пахнущую остывшим свечным воском и едва уловимыми духами супруги. Кровать оказалась пуста и аккуратно застелена. Он поднял на уши прислугу, заставил обыскивать комнаты, но уже знал: Марии в Рокнесте нет.

У темного мага никогда ничего не крали – ни один псих по собственному желанию не залезал в его замок. В голову не приходило, что на двери, арки и проходы следует ставить защиту. Зачем? Его именем пугали непослушных детей и грозили преступникам… Сегодня у воплощения зла в королевстве Рейванд похитили самое дорогое: единственную женщину, которую он любил.

– Где этот чертов единорог?! – рявкнул Фостен.

– Хозяин, так это… – Фрейс замялся. – В конюшне. Вычистил, отвел в стойло, накормил. Все как и должно.

Колдун лично днем вплел в гриву лошади магический поводок, чтобы единорог прекратил превращаться в мелкую визгливую собачонку, лающую до звона в ушах и грызущую ножки диванов… Он прикрыл глаза, набрал полную грудь воздуха, медленно выдохнул, а потом громко витиевато выругался бранными словами. На двух языках.

На улице тихо нарождался рассвет. Звезды таяли, небо светлело. От озера начинал подниматься мертвенно холодный туман и постепенно заползать на крепостную стену. Приказав слугам оставаться во дворе, Фостен вошел в конюшню. В дальнем стойле билось магическое существо. Похоже, единорог сразу почувствовал опасность, но в обличье лошади оказался бессильным защитить приветившую его женщину.

Фостен открыл дверцу стойла. Лошадь бешено заржала, глаза горели алым демоническим светом.

– Зеф…

Он запнулся. Придумала же жена имя для единорога! Язык не поворачивался так называть исчадие ада и всей преисподней.

От холки до крупа кобылы прошла судорога. Тварь пыталась превратиться в хищного зверя и кинуться за хозяйкой замка. Или на хозяина, чтобы от злости перегрызть ему глотку.

– Зефира, – чувствуя себя полным идиотом, проговорил он на мертвом магическом языке, – я расплету поводок.

Лошадь затопталась, выпустила из ноздрей струйки дыма, но замерла. Фостен быстро развязал плетеную ленту, отшвырнул ее в угол стойла. Животное дернулось в сторону и в ярости перетекло в истинный облик. Единорог тряхнул головой, словно избавился от тяжелого хомута.

За Фостеном следовал сам, не пытаясь насадить на острый винтовой рог, но, по всей видимости, жаждал. От раздражения едва не цапнул колдуна чуть пониже спины. Тот буквально почувствовал, как щелкнули клыки и поясницу обдало горячим дыханием.

– Уймись, – тихо отсоветовал Фостен ссориться.

Наверняка, когда все закончится, тварь превратится в кошку и мстительно напрудит ему в ботинки.

Единорога в истинном облике, вызывающем оторопь, в замке видели единицы. Все, кроме взлохмаченного угрюмого Хэллавина, шарахнулись в сторону. Зефира презрительно фыркнула и лязгнула клыками, словно обругала жителей за похищение хозяйки.

Прислонив ладонь к горячему боку создания, Фостен приказал на магическом языке:

– Стань моими глазами.

Единорог сорвался с места, перешел в галоп и прыгнул, словно преодолевал невидимое препятствие. Черное гладкое тело перетекло, меняя форму. В воздух взмыла огромная орлица. Слуги вокруг тихо ахнули.

Перед глазами у Фостена сначала мелькнула крепостная стена, но резко появился мощеный двор и деревянные постройки.

– Черт, – в сердцах повторил он любимое ругательство жены и раскрыл ладони, позволяя себе погрузиться в сознание птицы.

Орлица уже поймала воздушный поток и величественно плыла в небе на сильных крыльях. Остался внизу старый замок, длинным рукавом тянулся мост через глубокую расщелину. Горы замерли в ожидании, когда поднимется солнце и придет время полного пробуждения. Тихо дремало мертвое озеро, покрытое жидкой пеной тумана. Скалистые обрывы с отвесными стенами, вылезающими из воды, сменялись обрывками пологого каменистого берега. Сквозь лесистый массив петляла дорога.

Сначала орлица увидела брошенную повозку с запряженной лошадью, уныло жующей траву. Недалеко отсюда когда-то давно служители светлого лика проводили ритуалы экзорцизма. На алтаре из древнего камня они избавляли одержимых от демонов. Рядом с родовым замком темных Мейнов, в насмешку над ними. В пику. Иногда святошам удавалось спасти несчастных людей, но чаще те с камнем, привязанным к ногам, летели с обрыва на дно мертвого озера. Испокон веков черная вода с радостью поглощала и демонов, и светлые души, и затухающие человеческие жизни.

Птица сделала круг. Сквозь верхушки деревьев показался просвет, а в нем – камень-алтарь с женщиной в белых одеяниях. Возле нее стояли трое. Магическое создание мгновенно узнало хозяйку, хотело ринуться вниз, но люди не причиняли женщине вреда. Пока еще.

– Возвращайся, – мысленно приказал Фостен и сам вернулся в сознание.

Не обращая внимания на то, что слуги опасливо отпрянули подальше, он размял шею до хруста в позвонках, повел напряженными плечами. Внутри жгло от ярости.

Однажды Фостену сказали, что нельзя недооценивать слабых людей. Совет он не принял. Спустя много лет несчастный безумец, казавшийся слабым противником, похитил у него женщину и решил вернуть дух любовницы, давно зацелованной двуединым.

– Принеси узду, – хриплым голосом приказал темный маг Фрейсу.

Сделав круг над замком, орлица спикировала вниз. Она менялась в полете, и на выщербленную старую брусчатку вместо птицы встала вороная кобыла. Высокая, сильная, стремительная.

Накинуть узду было недолго. Фостен легко оказался на гладкой лошадиной спине, сжал коленями бока. Вороная протанцевала и рванула в сторону ворот. Она преодолевала дорогу скачками: входила в пространство и выныривала через три корпуса. Добраться до старой извилистой дороги много времени не заняло.

Рядом с брошенной повозкой обнаружились двое: служитель светлого лика и крепкий парень. Приказывать не пришлось, вороная остановилась сама. Фостен спрыгнул на землю. Кобыла мгновенно сменила личину, превратившись в огромную черную собаку. Тряхнула головой, избавляясь от конской узды. В их мире таких зверей не было: с брылями, мощными лапами и широкой грудной клеткой. Когда зверь басовито лаял, становилось не по себе.

Завидев колдуна, парень без слов рванул в кусты. Заклятие метнулось за ним черной смазанной линией. Раздался треск, громкий мат и вопль боли. Что ж, с переломанными коленями далеко убежать не получится.

Служитель светлого лика оцепенел, трясся и в ужасе следил, как к нему приближается маг с рычащим зверем у ноги. Когда Фостен подошел на расстояние трех шагов, пастор выставил вперед томик с заветом двуединого. Руки дрожали, книга ходила ходуном. Отвернув голову, он зажмурился и завопил тонким голосом:

– Замри, демонская сила! Во имя двуединого!

Фостен остановился. Его всегда смешило, что служители светлого лика носили черные одежды, словно заигрывали с ликом темным.

Белый, как кипенное полотно, пастор приоткрыл один глаз и испуганно посмотрел на колдуна.

– Во имя…

Он захлебнулся словами, когда Фостен спокойно вытащил из слабых рук томик, с усмешкой присмотрелся к полустертому разомкнутому кольцу двуединого на обложке и отбросил книгу в повозку.

– Где она? – тихо спросил темный маг.

– Кто? – словно теряя голос, прохрипел служитель.

– Моя жена.

Трясущимся указательным пальцем тот ткнул в нужную сторону и вдруг принялся осенять себя божественными кругами. Наворачивал возле физиономии с такой страстью, что рука мелькала.

– Мы ее пробудили! – закаркал он. – Слышишь, колдун? Чистая дева вернулась! Ты опоздал…

– Святой брат, – перебил Фостен.

– Это я, – пролепетал тот.

– Молись. – Он сделал шаг, заставив служителя съежиться, и склонился к его уху. – Молись рьяно обоим ликам, потому что я тебя хорошо запомнил.

Зефира трубно тявкнула. Басовитый громоподобный звук эхом вознесся к макушкам деревьев. Пастор закатил глаза и в глубоком обмороке кулем свалился под ноги темного мага.

В тишине из кустов доносились стоны раненого похитителя. К нему Фостен тоже планировал вернуться. Потом, когда будет в ясном рассудке, чтобы красиво проклясть.

Он кинулся сквозь заросли на почти невидимую тропинку, засыпанную старыми пожухлыми листьями. Из-за деревьев донесся испуганный женский визг, и перед глазами встала кровавая пелена.

Фостен с пригорка увидел психа Райта с Марией. Она стояла в изорванном грязном одеянии, израненная и испуганная. Сойер с силой стискивал ее хрупкие плечи, что-то нервно бормотал в лицо.

Сила бурлила в крови Фостена, набирала мощь, жгла пальцы. Он приказал похитителю отпустить его женщину и, кажется, пообещал быть милосердным. Стереть напрочь сознание – это ведь милосердно, верно? Но с безумной улыбкой Сойер столкнул Марию с обрыва.

– Думаешь, ты всесильный, колдун?! – захохотал он.

Чистая, ничем не сдержанная ярость затопила рассудок. Магия выплеснулась вовне. Сойер все еще смеялся, когда одежда на нем вспыхнула магическим пламенем, уничтожающим и плоть, и любые защитные печати.

Секундой позже Фостен нырнул с обрыва в мертвое озеро. Мария билась на глубине, пыталась бороться с ледяной водой, путалась в одеждах. Теряла силы и последние капли воздуха. Казалось, от ее фигуры разлеталась размытая белая акварель.

Фостен схватил жену за руку и рванул к себе. Не осознавая, что фактически могла потопить их обоих, она продолжала бороться за жизнь: рвалась, старалась от него оттолкнуться. Даже на поверхности, с хрипами глотая воздух, она все еще, как котенок, пыталась забраться повыше.

– Дыши! – рявкнул он. – Я с тобой!

– Господи, Фостен, – задыхаясь, просипела она, – я не умею плавать. Вообще не умею!

Мария смотрела на него испуганными карими глазами женщины из другого мира. Потемневшие волосы облепили голову. На длинных черных ресницах дрожали капли воды. Борясь с мертвым озером, она словно отвоевала у магии частичку прежней себя.

Вокруг клубился туман. Они болтались как поплавки. Жена цеплялась за плечи Фостена.

– Послушай… – вдруг простучала она зубами. – У тебя глаза поменяли цвет. Они теперь карие.

– Неужели? – отозвался он.

По каменистому пологому берегу, басовито лая, металась большая черная собака. Зефира припадала на передние лапы у кромки воды, но войти в мертвое озеро опасалась и недоумевала, почему хозяйка все еще плавает.

– Давай выбираться, – скомандовал Фостен.

Когда ноги достали до илистого дна, он выпустил жену из рук. Всего на мгновение, но Мария за что-то зацепилась и ушла с головой. Фостен мгновенно поднял ее на поверхность.

– Ты обалдел, Фостен Мейн?! – Наконец она пришла в себя и закономерно впала в ярость. – Как можно было проспать похищение жены? У тебя самый крепкий сон в королевстве? Вообще совесть ни за что не мучает?

Она его толкнула и попыталась двинуться к берегу сама. Тут же, подняв фонтан брызг, нырнула, вынырнула, громко выругалась на своем иномирном языке. С кружевных изорванных тряпок, облепивших тело, ручьем текла вода.

– Да ради всех святых! – расставив руки и подняв голову к небу, рявкнула она. – Я сегодня выберусь из этого озера?

Внезапно примолкнув, жена схватила Фостена за мокрый рукав.

– Фостен, там что… человек горит?

– Не смотри. – Он быстро развернул Марию к себе лицом и, крепко прижав, положил ладонь на затылок. – Не надо туда смотреть.

11 глава

Леди Мария Мейн

Я помнила печально-меланхоличные картинки из интернета, на которых полуобморочная девица, прильнув к шее лошади, тихо ехала по дороге в лучах восходящего солнца. И длинное платье красиво спадало ярким шлейфом почти до земли. В реальности я не смогла взгромоздиться на Зефиру, и она превратилась в пони. Но я с него съезжала. В общем, дорога обратно оказалась адской. Единственное, что радовало, – рассвет в горах действительно был живописный, как на картинках из интернета.

Слуги встретили нас гробовым молчанием и скорбными минами, словно хозяин привез не живую, а помершую жену.

– Он вернул вас из мертвых? – тихо спросил Вернон, когда, едва держась на ногах, я неловко скатилась с Зефиры.

– И я стала вампиром. Не подставляйте яремную вену, – проворчала в ответ.

– Вы язвите, как и всегда, – заключил он. – Воскрешенные язвить не способны. Поздравляю, вы живы.

– Спасибо, доктор, за точный диагноз, – фыркнула я.

А потом очень долго стояла перед зеркалом и смотрела на темноволосую, темноглазую женщину с юным лицом Ивонны Артисс. Она почти не походила на свой портрет в холле, но до смешного напоминала меня из прошлой жизни. Мертвое озеро точно выбило из тела крупинки прежней владелицы, оставив лишь ее черты. Завораживающее зрелище.

В довесок ледяное озеро наградило меня злосчастной простудой, словно забрав плату за преображение. Болела я с огоньком и задором. Оказалось, что хваленой магией, просто поводив над больным руками, от бронхита не вылечишься. Фостен едва ли не силой среди ночи притащил в замок личного доктора короля, а потом внимательно следил за осмотром и придирался к каждому слову. Он словно боялся, что врач попытается назначить меня в смертники.

– Господин Мейн, могу я попросить вас об услуге? – прохрипела я с постели, внезапно обнаружив потерянный на дне мертвого озера голос.

– Конечно, леди Мейн, – мягко вымолвил он.

– Выйдите, пожалуйста.

– Куда? – с теплой улыбкой уточнил Фостен.

– Вон.

Улыбка погасла, мина у мужа сделалась чрезвычайно недовольная. Подтверждая свои слова, я указала подбородком на двустворчатые двери спальни. Как будто страшно оскорбившись, отправленный в ссылку муж действительно вышел в гостиную. Створку, правда, закрыл неплотно, чтобы лучше слышать.

– Благодарю, леди Мейн, – улыбнулся доктор, когда мы остались одни. – Продолжим?

Пообещав приехать через пару дней, врач оставил батарею высоких флаконов со вспыхивающими в глубине настоек магическими искрами и попрощался. Фостен вернулся часа через полтора, когда я уже нахлебалась жаропонижающего (к слову, жутко горькой дряни) и забылась сном. Он забрался в кровать и, обняв меня рукой, крепко прижал к себе.

– Ты тоже заболеешь, – сипло запротестовала я.

– Нет. – Он поцеловал меня в затылок. – Спи крепко.

О похищении мы почти не говорили. Фостен рассказывал о событиях той ночи скупо, а я не спрашивала, почему Сойер Райт превратился в живой факел, что случилось с его кузеном и фанатичным пастором. Разве что искренне поблагодарила мужа за спасение.

Пока я валялась в кровати и под чутким присмотром Раисы принимала снадобья, в замке установили сигнализацию. Понятно, что Фостен называл ее «защитными заклятиями», но вопили эти заклятия похлеще любой охранной системы. Мороз шел по коже, волосы шевелились и было страшно кашлянуть.

Пару раз Зефира с интересом непуганого магического зверя совала нос к амулетам, и хваленая навороченная защита поднимала на уши весь замок. Все живое в округе, пожалуй, тоже пугалось и впадало в прострацию. Наверное, и мертвое. Думала, поседею, когда на весь замок взвизгнули и сами собой заперлись двери.