dDDDaaaaatesttest_123

Любопытную, но мстительную животину Фостен наказал… Получил в ответ пару испорченных мужских ботинок, сжеванный редкий артефакт и единорога в конюшне, неспособного менять истинное обличье. По этому поводу Зефира была крайне раздражена и подпускала к себе только Фрейса, которого считала личной прислугой.

Новость о моей болезни неведомым образом докатилась до особняка Артиссов. Мать Ивонны страшно переполошилась и предложила немедленно прислать семейного лекаря. Фостен мягко намекнул, что не стоит заставлять ни в чем не повинного эскулапа три дня трястись в карете. Даже мое письмо не убедило леди Артисс, что я в темпе рейвандского вальса иду на поправку. Видимо, она помнила о короткой жизни предыдущих жен колдуна и представляла всевозможные ужасы. Через неделю, когда болезнь совсем отступила, в замок пришло категоричное послание, что в ближайшее время леди планирует лично навестить дочь.

– Пусть приезжает, если ей не сидится в столице, – с легкостью согласился Фостен, спокойно прихлебывая утренний кофе. – У нас чистый горный воздух.

Муж тоже незаметно менялся. Его волосы перестали быть цвета платины, сейчас они скорее напоминали перец с солью. И с каждым днем «перца» в шевелюре становилось больше.

– Еще у нас единорог в конюшне, ледяное озеро и мама в чайнике, – напомнила я и помахала раскрытым письмом перед лицом, намекая на подправленную внешность: – Как ты это себе представляешь?

– Скажете родителям правду, – индифферентно предложил Хэллавин с другой стороны обеденного стола.

– Что меня похитили?

– Что вы чуть не утопли в мертвом озере, – отозвался он и поднял палец, призывая к вниманию: – Я искренне переживал.

– Я помню про сервиз, Хэллавин, – проворчала я, расслышав тонкий намек на недополученный фарфор.

– Безмерно рад, – сухо отозвался он.

– Фостен… – обратилась я к мужу, – может быть, сейчас самое время сказать, что леди Мейн не пережила болезнь?

За столом повисло неприятное молчание. Муж буравил меня пристальным взглядом. Секретарь перестал жевать и одобрил:

– По-моему, неплохая идея.

– Нет, – резковато ответил Фостен нам обоим.

– Думаешь, что рановато объявлять меня покойницей? Его величество найдет тебе леди Мейн номер шесть? – удивилась я резкому отказу. – Если ты поскорбишь от души… Ты же будешь безутешно горевать?

Он с таким раздражением опустил чашку на блюдце, что кофе выплеснулся через край и фарфор испуганно звякнул. Я прикусила язык.

– Мы женаты, Мария, – высказался Фостен.

– Я не забыла, дорогой супруг, – чопорно кивнула ему.

– И это не изменится. – Он отшвырнул на стол салфетку и поднялся. – Напиши леди Артисс, что на следующей седмице мы сами нанесем визит.

– Но я больше не похожа на их дочь, – запротестовала я. – Разница будет очевидна даже тем, кто почти не знал Ивонну.

– Им придется принять реальность, – сухо бросил он. – Я не собираюсь становиться вдовцом при живой супруге.

– Раньше вас это не смущало, – внезапно заметил Хэлл.

– Раньше ты не был таким разговорчивым, – отбрил Фостен.

– Леди Мейн говорит, что в нашем замке свобода слова, – с умным видом парировал секретарь.

– Кажется, что-то такое припоминаю… – пробормотала я, понимая, что еще чуть-чуть, и у нас грянут очередные темные дни. Если так дальше пойдет, закончатся запасы свечей и придется открывать собственный свечной заводик.

Понятия не имею, как муж с полной свободой не высказался бранными словами и не выпустил из ушей пар. Он вышел из столовой, всем своим видом демонстрируя, насколько сердит. Мы с секретарем остались вдвоем. В тишине из живой картины донесся жутковатый смех болотной выпи. Эта чертова птица никогда не появлялась на полотне, но каждый раз хохотом подчеркивала странность ситуации.

– Хозяин прав: глупая идея, – передумал Хэллавин.

– Господин секретарь, вы носите обувь на пару размеров больше? – уточнила я.

– Нет, конечно, – удивился он. – С чего вы так решили?

– Вы так лихо переобуваетесь в полете, что я только диву даюсь.

Мы обменялись красноречивыми взглядами. Закончить завтрак в молчании нам не дали. Тишину мирного замка потревожил короткий звуковой сигнал, означавший, что на пороге появился чужак. От неожиданности я подпрыгнула на стуле и выронила чашку.

– Леди Артисс? – пробормотала я, почти уверенная, что мать Ивонны неведомым образом переместилась из столицы. Стоит под дверью и ждет, когда ее гостеприимно примут, а у меня темные волосы, карие глаза и злой единорог в конюшне вместо лошади!

Однако Катарины Артисс в холле не обнаружилось, но Фрейс в компании незнакомого посыльного под чутким руководством Вернона вносил заколоченные ящики.

– Что это? – удивилась я.

– Сервиз доставили, – пояснил дворецкий.

– Уважаемый, – обратилась я к посыльному, – вы его везли через соседнее королевство?

Тот замер передо мной, как кролик перед удавом. Удивительно, как не покрутил возле лица святой знак двуединого бога.

Стало ясно, что ответа от бедняги не дождаться, и я просто оставила его в покое. Сбежал он быстрее, чем успел получить чаевые за разгрузку. Зря Фостен посчитал, что темного мага в королевстве перестали бояться. Еще как боялись! Нажитую за многие годы репутацию просто так не просадишь.

Вскрывали ящики в кухне, расставив их на длинном обеденном столе. Хэллавин, казалось, был готов упасть в обморок от счастья.

– Не чаял уже! Думал, что продался за просто так, – пробормотал он и вдохновенно призвал всех: – Принесите ломик, друзья!

Все взгляды сошлись на Мейсе как на главном завхозе. Тот только развел руками, дескать, такого в замковых закромах не водится.

– Так вот же топорик! – нашелся Хэллавин и указал на висящий на крюке кухонный изящный топорик с красивой полированной ручкой и орнаментом на топорище.

У Тобольда едва не случилась остановка сердца. Он схватил кухонную утварь с крюка и прижал к груди.

– Не позволю! Этим топориком великий Клод Салазар перерубал косточки у курицы!

– Жлоб, – резюмировал секретарь, обиженный тем, что ему никак не дают встретиться с ненаглядным фарфором.

– Я купил его за большие деньги! – возмутился Тобольд. – Не хватало, чтобы ты его поцарапал!

Топорик у него все равно забрали, и наш бессменный шеф охал каждый раз, когда лезвие подлезало под очередную дощечку. Наконец крышки убрали. Все сгрудились вокруг стола. С интересом я раздвинула кучерявые стружки и обнаружила под ними не фарфоровые тарелки брутального черного цвета, а черепки от тарелок. Складывалось впечатление, что несчастные ящики не раз роняли и заместо сервиза в замок колдуна привезли фарфоровое крошево. Ей-богу, мир непуганых смельчаков!

– Ох, – тихо выдохнула Раиса, вместе с остальными наблюдавшая за раскопками из-под кудрявых тонких опилок вожделенной секретарской собственности.

– Единорога на них нет, – проворчала Вэлла и осуждающее поцокала языком.

Не произнося ни слова, Хэллавин разбирал остатки красивого сервиза. Все испытывали страшную неловкость, в смущенном молчании переглядывались и топтались на месте.

В последнем ящике, видимо, пострадавшем меньше всего от варварской доставки, секретарь выкопал под стружками чудом не расколотую чашечку с тонким волнообразным краем. Со странным лицом непробиваемый приспешник, едва отринувший бессмысленную мизантропию, разглядывал вещицу. Он крутил ее в руках так и сяк, и казалось, что сейчас заплачет.

– Хэллавин, – начала я и кашлянула в кулак, стараясь прочистить горло, – давайте закажем другую посуду из другой мастерской. Я непременно свяжусь…

– Леди Мейн, – секретарь поднял на меня темные глаза, в них без преувеличений светились звезды. – У меня есть собственный фарфор! Видите, какая милая чашечка?

– Кхм… – Я замялась. – Согласна, чашка красивая. Очень мужская!

– И блюдечко! – с искренним восторгом объявил Хэлл и вытащил, возможно, единственное уцелевшее блюдце. – Как тебе моя чайная пара, Вернон?

– Нашел чему радоваться, – фыркнул тот, получил от меня чувствительный тычок локтем под ребра и растянул губы в фальшивой улыбке: – Да ты счастливец, друг мой!

– Еще у меня есть чайничек! – едва не взвизгнул секретарь, хотя никогда не говорил фальцетом.

С победоносным видом он выудил чайник и поднял повыше, чтобы все увидели. От чайника немедленно отвалился носик и со звоном бухнулся в стружки.

– Чайничка у меня больше нет, – пробормотал Хэллавин и продемонстрировал пухлую сахарницу. – И фарфоровая сахарница! Я буду в ней хранить запонки! Счастье-то какое!

– Двуединый нам помоги, – сама от себя не ожидая, пробормотала я себе под нос.

Сохранившиеся немногочисленные богатства чрезвычайно довольный Хэлл утащил к себе в комнату.

– Выбросите осколки, – распорядилась я. – А то увидит, когда придет в себя, и расстроится.

Неделей позже мы с Фостеном собрались в дом Артиссов. Я редко нервничала и всегда считала себя несгибаемым железным прутом. Никогда не испытывала ровным счетом никакого душевного трепета перед сложными переговорами и не тряслась перед начальством, когда выступала в роли гонца с дурными вестями. Но перед встречей с родителями Ивонны внутри поселилось непроходящее беспокойство и возникало абсурдное чувство, будто мне предстояло сдавать экзамен, а я не выучила ни одной темы. Оставалось импровизировать. Да пребудут со мной красноречие и актерское мастерство!

Раиса, как и положено личной горничной, отправлялась вместе с нами. Слуги уже вынесли через магическую дверь в столичный особняк дорожный сундук с вещами, а девушка замерла, не решаясь переступить порог.

– Не бойся, проходи, – натягивая перчатки, скомандовала я из неухоженной гостиной.

– Помоги мне светлый лик, – выдохнула горничная, осенила себя знаком двуединого и, зажмурившись, сделала шаг.

Открыв глаза, Раиса осмотрелась, пробормотала, дескать, спасибо двуединому, что руки-ноги на месте, и поправила на голове соломенную шляпку с шелковыми лентами. Потом суетливо спрятала седую кудрявую прядь, пятнавшую ярко-рыжую шевелюру.

– Добро пожаловать в столицу Рейванда, – хмыкнула я.

– Здесь даже воздух другой. – Она с удовольствием втянула носом пыльный, затхлый воздух, сморщилась и громко чихнула.

– Да, – с иронией согласилась я. – В Рокнесте пыли поменьше.

– Прости, хозяйка, – смутилась Рая.

Мы миновали густой одичалый сад. К крыше нанятого экипажа уже успели привязать дорожный сундук, и муж дожидался меня в просторном салоне. Карету специально выбирали тяжелую и большую, чтобы у Артиссов создавалось впечатление, будто дорога по просторам Рейванда заняла не один день.

Едва мы тронулись, как вдруг понеслось звонкое заливистое тявканье мелкой собачонки, внезапно переросшее в басовитый лай собаки большой. В дурных предчувствиях я отодвинула занавеску и посмотрела в окно. По мостовой, не отставая от кареты ни на шаг, несся огромный черный дог.

– Единорог? – невозмутимо уточнил Фостен и на мой вопросительный взгляд пояснил: – Когда-то она должна была снова поменять обличье.

Он приказал кучеру остановиться. Едва я открыла дверцу, как Зефира уселась на мостовую, вывалила язык и принялась отбивать дробь длинным хвостом.

– Запрыгивай, – вздохнула я.

Мгновением позже в салон, точно ловкая белка, заскочила мелкая пучеглазая собачка. Она сиганула ровнехонько мне в руки и с восторгом попыталась облизать щеку.

– Надо вернуть ее в замок, – отодвигая внезапно любвеобильную зверушку, поморщилась я.

– Поехали уже, – цыкнул Фостен.

– Давай мне, хозяйка, – осторожно предложила Раиса и зачем-то опасливо покосилась на моего грозного мужа.

Зефира перекочевала к горничной, устроилась на коленях и заегозила. Фостен высказал что-то резкое на том самом необычном языке. Собачонка мигом угомонилась.

По дороге к особняку я приступила к заранее задуманному плану: непременно купить для Артиссов приятных подарков. Так сказать, настроить родственников на позитив! Еще в замке муж отреагировал на мое предложение скептически изогнутой бровью.

– В моем мире с пустыми руками в гости не ходят, – пояснила я.

Сначала мы докатили до какого-то особенного винного погребка за варейским десятилетней выдержки для главы семьи. Второй раз остановились напротив магазинчика с канцелярскими принадлежностями, в витрине которого стоял красивый глобус.

– Сколько брату Ивонны лет? – с большим скептицизмом уточнил Фостен на мое предложение этот самый глобус и прикупить.

– Четырнадцать? – Я посмотрела на Раису, прося подсказки, но та только покачала головой. – Может, пятнадцать…

– В пятнадцать ему вовсе не глобус надо покупать, – хмыкнул Фостен.

– А что тогда? – проворчала я.

Он усмехнулся и кивнул:

– Давайте возьмем вашему брату глобус, леди Мейн.

Когда мы с большим красивым глобусом вернулись в карету, Раиса выглядела так, словно ее прожевали и выплюнули. Рядом на сиденье Зефира вдохновенно грызла соломенную шляпку.

– Было проще отдать, чем объяснить, почему ее нельзя жрать, – пояснила Раиса, но тут же испуганно покосилась на колдуна и быстро поправила: – Нельзя есть! Конечно, я именно так и сказала.

– Не переживай, дитя, – великодушно успокоил ее тот, аккуратно расстегивая пуговицы на пиджаке, чтобы было удобнее сидеть. – Ты называешь вещи своими именами.

Потом я поняла, что леди Артисс осталась обделена подарками, и велела кучеру завернуть в какую-нибудь милую цветочную лавку. Цветы Фостен отправился выбирать лично, потому как горничная со слезами на глазах попросила меня остаться в карете. Прожорливая собачонка уже догрызла ее шляпку, и Рая опасалась, что примется за нее саму.

В карету муж притащил цветочный хаос. В большой корзине вперемешку теснились садовые, оранжерейные и полевые цветы. Из центра цветочного взрыва торчали круглые колючие головки, покрытые паутиной и увенчанные лиловыми соцветиями. Видимо, Фостен указал пальцем во все, что было не прибито к ведрам, а потом для полноты композиции попросил под забором выдрать и запихнуть репейник.

– Не нравится? – деловито поинтересовался он, устроившись на сиденье.

– Очень красиво, – улыбнулась я, чуток отодвигаясь, а то в лицо тыкалась бархатистая головка чего-то похожего на фиолетовую астру, но подозрительно попахивающего ладаном.

– Я рад.

– В первый раз сам покупал цветы? – не удержалась я.

Внезапно Зефира громко чихнула и самопроизвольно превратилась в огромного дога, погребшего под собой испуганно пискнувшую горничную. Секундой позже чихнула еще раз, снова стала мелкой собачкой и, обалдев от резкой смены ипостасей, перестала шевелиться.

– Рая, ты в порядке? – попыталась я выглянуть из-за цветочного безобразия.

– Да, хозяйка, – загробным голосом промычала служанка. – Хорошо, что Зефира не превратилась в лошадь. Я бы не выжила.

– Мы бы тоже, – прокомментировал Фостен с самым непроницаемым видом, буквально кричащим о том, что покупка цветов тещам до хорошего никогда не доводила.

– Как понимаю, про шоколад говорить уже поздно, – пробормотала я на выдохе.

Фостен выразительно кашлянул в воцарившейся тишине. К особняку Артиссов мы приехали без шоколада, с корзиной цветов, помятой горничной и великолепным глобусом, мечтой любого школьника.

Дверь в просторный холл открыл дворецкий. Артиссы встречали нас полным составом: глава семьи, взволнованная мать и хмурый долговязый отрок, застегнутый на все пуговицы. При нашем появлении с лица Катарины Артисс медленно сошла улыбка. Смятенный взгляд перебегал от меня к Фостену, руки нервно мяли носовой платок. Очевидно, она пыталась узнать в незнакомке родную дочь и не понимала, почему ее светловолосая девочка мастью подозрительно напоминала мужа-колдуна.

В гробовой тишине было слышно, как Зефира пытается вырваться из рук горничной.

– Отец, матушка, здравствуйте, – чинно кивнула я, больше не стесняясь называть их родителями, и за каким-то чертом слегка поклонилась.

Для глобуса мой вежливый жест оказался смертельным приговором. Миниатюрный земной шар сорвался с подставки, с грохотом упал на пол и покатился под ноги оцепеневшим Артиссам. Недолго думая, под испуганное оханье горничной Зефира рванула следом. В прыжке превратившись в огромного дога, она толкнула Фостена и бросилась за мячиком с леденящим кровь басовитым гавканьем. Из корзины посыпались цветы.

– Стоять! – грозно скомандовал муж.

От его негромкого приказа по стойке «смирно» встали все. Возможно, и внешний мир. Цветы зависли в воздухе, с них сыпались лепестки. Зефира заскользила по мраморному полу когтистыми лапами, обратилась мелкой собачонкой и уселась на плотненький зад в позе вышколенного домашнего питомца. Глобус докатился до сына Артиссов и остановился, уткнувшись ему в ботинки.

– Это тебе подарок, – зачем-то пояснила я в звенящей тишине.

Последовала странная пауза. Замершие в полете цветы плюхнулись на пол.

– Эзра, поблагодари сестру, – сцедила леди Артисс.

– Спасибо, сестрица, – послушался отрок.

– Кто это? – Она указала на Зефиру, и та визгливо тявкнула, растопырив внезапно огромные уши.

– Единорог, – призналась я. – Свадебный подарок от мужа.

Тот тихо хмыкнул.

– Очень мило с его стороны, – согласилась хозяйка дома, продемонстрировав просто нечеловеческую выдержку и идеальное воспитание.

Наконец все отмерли. Фостен поприветствовал тестя, а леди Артисс вручил корзинку с цветами. Выразительно посмотрев на цветущий репей, она передала подношение слугам и приказала расставить цветы по вазам. Когда мы двинулись в гостиную, я тихо пробормотала мужу:

– Не отдавай вино. Вряд ли я переживу этот день на трезвую голову.

Прихлебывая черный чай, я ждала, кто первым задаст вопрос, почему дочь перестала походить на собственный портрет. Светская беседа не клеилась. Темы погоды, горного воздуха и красот замка Рокнест закончились с молниеносной скоростью. В возникшей паузе глава семьи сломался. Пронзив меня тяжелым взглядом, он все-таки рубанул:

– Ивонна, что ты с собой сделала?

– Дорогой… – Леди Артисс многозначительно подняла брови. – Наша дочь боролась с тяжелой болезнью!

– Не знаю такой болезни, которая меняет человека до неузнаваемости, – справедливо заметил он.

– Ваша дочь искупалась в озере, – невозмутимо пояснил Фостен и изящно прихлебнул чай.

– Озеро настолько грязное? – буркнул Артисс, намекнув, что я не превратилась из солнечной блондинки в яркую брюнетку, а просто сильно запачкалась.

– Магическое, – ответила я.

– То есть отмыться она не сможет? – вновь обратился отец Ивонны к зятю, проигнорировав мое присутствие.

– Исключено, – согласился тот.

– Ивонна, ты же не умеешь плавать! – охнула леди Артисс.

– Поэтому купались мы вместе, – хмыкнул Фостен.

Через некоторое время мужчины уединились в кабинете, а я поднялась в старую комнату Ивонны. К этому времени Раиса успела разобрать скудный багаж, развесить одежду на плечики и понеслась в людскую здороваться со старыми приятельницами. О своих планах она выпалила, когда мы столкнулись в дверях.

В девичью спальню, где провела первые дни после появления в новом мире, я входила со странным чувством. Не как домой, а, скорее, как в гостиничный номер. Ровным счетом ни одной вещи здесь не принадлежало мне. Все было чужим.

Зефира, обратившись кошкой, сидела на подоконнике возле раскрытого окна и внимательно наблюдала за птицами в саду. Внезапно она сорвалась с места, скакнула вперед и обратилась большой черной вороной. Что характерно, птичий щебет мгновенно затих.

Скинув дорожный пиджак, я остановилась напротив волшебного трюмо. На зеркальном полотне мгновенно начали распускаться нарисованные цветы, как на мониторе компьютера. С ума сойти, но еще два месяца назад я не представляла своей жизни без техники или мобильного телефона! Это все осталось в прошлом. Сейчас было смешно вспоминать, как сильно в первую ночь меня потрясло, что новый мир живет не только по законам физики, но и магии.

Недавно Фостен объяснил, что артефакты слушаются, если им четко отдавать приказы и не пытаться с ними заигрывать. Колдовство подчиняется сильным.

– Покажи портрет, – сурово приказала зеркалу.

Артефакт послушно продемонстрировал портрет… Вместо раздетого Фостена, сексапильно накидывающего на крепкие плечи белую рубашку, появились мы двое. И на этой картине мы вовсе не разговаривали мило за утренним кофе, а вдохновенно предавались разврату на письменном столе. От неожиданности у меня отвисла челюсть.

– Ты у себя? – раздался мелодичный голос леди Артисс.

– Исчезни! – рявкнула я зеркалу.

Вместо парочки возникла ангелоподобная блондинка, в которой я узнала себя до купания в мертвом озере. С самым беспутным видом подняв подол кружевной сорочки, я задирала ногу на пуфик и стягивала белый чулок! На крыльях зеркального столика красовалось изображение Фостена. Он прятал руки в карманах и, по всей видимости, пристально следил за этим самым раздеванием. Мина у мужа была красноречивой, во взгляде горело желание.

– Сменись, паразитка! – рыкнула я.

– Прости? Ивонна, ты мне? – опешила в дверях хозяйка дома.

– Нет-нет! – С нервной улыбкой я отчаянно постучала костяшкой пальца по столику, и пошлые картинки сменились портретом Ивонны, по-прежнему стоящим в нашем холле. – У меня тут зеркало… отражать не хочет.

– Может, мне зайти попозже? – Леди Артисс обескураженно указала в сторону двери.

– Не стоит.

– Тогда я подожду тебя в гостиной, – окончательно запуталась она.

– Не стоит уходить, я почти справилась с кризисом! – Я приглашающе махнула рукой и рявкнула в сторону изображения: – Зеркало!

Не помогло. Портрет Ивонны остался с нами. С другой стороны, лучше портрет, чем картинки для взрослых.

Леди Артисс встала рядышком, с улыбкой посмотрела на изображение дочери и вымолвила:

– Ты всегда любила это зеркало, но оно никогда не слушалось.

– Ничего не изменилось, – отозвалась я. – Оно по-прежнему игнорирует приказы.

Катарина повернулась ко мне и ласково погладила по щеке теплой сухой ладонью.

– Ты в порядке, дитя мое?

– Да, – с мягкой улыбкой кивнула я. – В полном порядке.

– Муж хорошо о тебе заботится?

– Куда ж он денется, – фыркнула я. – Мы с Фостеном заключили соглашение о вечной дружбе и заботе.

Она хмыкнула, видимо, не приняв мои слова за чистую монету.

– Выходит, ты счастлива?

– Абсолютно.

– А Ивонна? – тихо спросила леди Артисс, заглядывая мне в глаза. – Она в порядке?

Я почувствовала, как начинаю медленно меняться в лице. Мать Ивонны отошла и присела на краешек кровати, оправила длинную юбку.

– Как давно вы догадались? – справившись с первой оторопью, нашла я в себе силы заговорить. Невозможно импровизировать, когда человек заявляет, что главная моя тайна давно раскрыта.

– О том, что вместо моей дочери в ту ночь проснулась незнакомка? – подсказала леди Артисс. – Довольно быстро. Когда у вас с мужем появятся дети, ты непременно поймешь, что материнское сердце редко обманывается. Вы с Ивонной поменялись местами?

Я сглотнула и вдруг поняла, что не смогу рассказать правду об Ивонне. Язык не повернется объявить матери о смерти родной дочери. Оставалось молча кивнуть.

– Она счастлива там, откуда ты пришла?

– Да, – улыбнулась я, чувствуя, что поперек горла встал ком. – Уверена, Ивонна счастлива. У меня была хорошая жизнь.

– Расскажи мне все. – Она похлопала ладонью по покрывалу, предлагая мне присесть. – Я хочу знать о том, где раньше жила моя дочь…

– Дочь? – удивилась я.

– Неужели ты думаешь, что когда-нибудь перестанешь быть мне дочерью? – Леди Артисс мелко заморгала, стараясь сдержать слезы, и отвернулась. Она быстро промокнула глаза платком и снова вернула на лицо улыбку.

Присев рядом, я крепко ее обняла. Некоторое время мы провели в молчании. Справившись с чувствами, леди отстранилась и предложила:

– Начинай.

– Я не знаю, с чего начать, – растерянно призналась я.

– Что ж… – Она хмыкнула. – Вряд ли тебя зовут Ивонна, так ведь?

Разговор вышел долгим. Казалось, у Катарины не иссякнут вопросы, и остановило ее лишь эффектное появление Зефиры. Большая ворона уселась на подоконник, а на пол спрыгнула гибкая черная кошка, походя выбросив в разные стороны перья. Со странным выражением леди Артисс следила, как те разлетелись по идеально чистому паркету.

– Зефира, ты поросенок, – заругалась я.

Не останавливаясь, кошка перетекла в форму миниатюрной свинки с мелким закрученным рогом, весело встопорщенным на макушке.

– Не в прямом смысле слова, – сухо откомментировала я.

Зефира немедленно превратилась в мелкую пучеглазую собачонку и от собственного звонкого чиха подскочила на месте. Из пасти в воздух внезапно вылетело и закружилось легкое белое перышко, явно принадлежавшее какой-то счастливо сожранной птичке.