Сердце камня. Легенда о СибИрии

– А как это он – посылается? Посылками, что ли?

– Этот камень может путешествовать.

– Да? Он что, с ногами?

– Без рук, без ног, а рисовать умеет. Знаешь такую загадку?

– Знаю. Это мороз.

– Правильно. Вот так же и этот камень: без рук, без ног, а путешествовать умеет.

– А как он это делает?

– Точно сказать не могу. В какое-то время этот камень начинает активизироваться. Ну, вроде бы как оживает. И после этого на Земле происходят великие исторические сдвиги. Понимаешь?

– Мудрёно как-то.

– Погоди. Сейчас кое-что покажу. – Полкан подошёл к синь-горючему камню и прошептал: – Золото не золото, коль не было под молотом.

И после этого Полкан ударил копытом по камню – отколол синевато-красный кусок от боковины. Осколок ярко вспыхнул, меняя окраску, заискрился и чуть слышно зашипел, отлетая под ноги мальчика, испуганно отпрянувшего.

Усмехнувшись, Уволга сказал:

– Он не кусается. Не бойся.

– А чего же он шипит, как змей?

– Нагрелся. Ну, давай его сюда.

Мальчик осторожно подошёл.

– Ого! – удивился, поднимая осколок. – Маленький, да удаленький!

– Тяжёлый, что ли?

– Ага. Тут, поди, целый центнер.

– Неужели?

Уволга знал секреты камня и потому улыбался.

В первые секунды камень был увесистым: мальчик это хорошо запомнил – руки напряглись, но вслед за этим тяжесть камня стала исчезать – синь-горюч камень способен менять не только цвет, но и вес.

– А куда он пропал? – в недоумении воскликнул мальчик, глядя на камень, поднятый над головой. – Он как будто здесь – и нет его как будто…

– И это, скажу я тебе, только начало, – пообещал Могучий Уволга. – Давай сюда осколок. Теперь смотри внимательно.

Через несколько мгновений глаза у парнишки едва на лоб не выползли от изумления.

Старец медленно, без видимых усилий начал разминать осколок камня на своей ладони. Разминал – как тесто, как пластилин.

– А как это так у тебя получается?

– Дело мастера боится, – загадочно ответил старец, продолжая разминать осколок камня. – Ты, Радомирка, может, не поверишь, но было время, когда камни были мягкими.

– Как это так? – Радомирка посмотрел на горы. – А люди? А звери? Как же они ходили по горам, когда камни мягкие?

– А никто тогда и не ходил. Тогда ещё не существовало ни людей, ни зверей.

Несколько мгновений мальчик не моргал, в недоумении уставившись на Уволгу.

– Ни людей, ни зверей? Разве так было когда-то?

– Было. Правда, очень давно. Так давно, что ничего ещё тогда не существовало – ни тверди небесной, ни тверди земной. И не было тогда ещё ни смерти, ни бессмертия. И не было различия между ночью и днём. Кругом царила только пустота, окружённая пустотой, и тьма была сокрыта тьмой.

Обескураженно глядя кругом, Радомирка пытался представить, как могла тут царить только одна пустота. Трудно такое представить. Морщинки поползли по лбу, глаза прищурились.

– Пустота? А что потом?

– Сейчас увидишь.

Могучий Уволга сделал из мягкого камня нечто похожее на пасхальное крашеное яйцо и, положив его на свою широкую ладонь, стал повторять, как повторяют священное заклинание:

– Да будет больше света! Да будет, будет больше света!

3

Серебристая пряжа тумана потянулась по вершине горы – оклубила, окутала Волшебное Яйцо. С неба сорвался ветер – принёс дождинки на лазоревом крыле. Дождинки оказались живой водою, окропившей поверхность мягкого камня.

Волшебное Яйцо, подавая первые признаки жизни, дрогнуло и стало медленно вращаться на шершавой ладошке Могучего Уволги. И в это же самое время Волшебное Яйцо стало разрастаться и в высоту, и в ширину и всё ярче, ярче заиграло всеми красками радуги.

В глазах у Радомирки запестрило, голова закружилась, тоска навалилась, а потом он нежданно-негаданно повеселел.

Он вспомнил Пасху, дом родной, мамку и отца и крёстного, который любил повторять: «Весна идёт, полна чудес, Христос воскрес, Христос воскрес!» Радомирка не очень-то и понимал, а может, и совсем не понимал, что это за праздник такой – Воскресение Христа. Мальчику достаточно было того, что на Пасху люди как-то странно преображались – в лучшую сторону. Люди сами себя вспоминать начинали. За житейской суетой, за мелкими дрязгами, склоками и сварами люди себя забывали, а когда приходил этот сказочный день – Христово Воскресение – происходило чудо из чудес. Люди светлели не только лицами – душа из них просвечивалась: казалось ли так или так на самом деле было? Наверно, всё же было – человек рождается с душою светлой, душой горячей, и только потом угасает душа, охладевает, да и то не у всех, слава Богу.

Ну и, конечно, Радомирка не мог не вспомнить вкусный пасхальный кулич, самый «изюмительный», потому что в нём изюм, излюбленное лакомство парнишки. И вспомнилось яичко Христово – мальчик любил заниматься покраской пасхальных яиц, и занятие это он почитал за художество. И ничего, что иногда он мог разбить – раскокать, как сам он говорил – и два, и три яйца и получал от мамки нагоняй. Он всё равно упрямо учился красить и так и сяк: в луковой шелухе получался золотисто-коричневый цвет, а ежели при помощи свекольного отвара – нежно-розовый цвет. А ежели кисточку взять и акварельные краски – пасхальные яйца становились такими нарядными, такими расфуфыренными – жалко разбивать. Мамка хвалила его за такое художество, только хвалила как-то невразумительно. «Домашний художник, – улыбалась она, – лучше заморской коровы». Это было непонятно, но приятно. Ян Маркович, крёстный, тоже нахваливал. «Рядом с твоими пасхальными яйцами, – говорил он, – яйца Фаберже не стоят ни копейки!» – «А что это за птица такая – Фаберже?» – спросил парнишка и развеселил, расхохотал Славинского.

И мальчик веселился – за компанию с крёстным.

И приятно и весело было на сердце, когда Радомирка утром вставал, а в избе на столе, слово бы накрытом скатертью-самобранкой, на хлебнице, плетённой из тоненьких ивовых прутьев, – крашеные мордочки яиц улыбаются, отражая свет весеннего нежного солнца. А когда Радомирка выходил со двора, обязательно где-нибудь за тихими сараями, за амбарами встречал друзей-приятелей, с которыми можно сразиться пасхальными яйцами: кто кого победит.

И до чего же, помнится, обидно было – обидно до слёз, когда все расписные твои пасхальные яйца рыжеголовый Эрик расколотил одно за другим. Обидно оттого, что этот паразит выточил яйцо из дерева и покрасил в свекольном отваре – всё чин по чину, яйцо как настоящее, а на самом-то деле такой вероломный обман, который ему и на Страшном суде не простится.

Это мамка ему так говорила в избе, утешала, вытирая слёзные реки, текущие по лицу Радомирки. Мамка молодец, она тогда тут же сварила ему штук десять яиц и попросила раскрасить как можно краше. И праздник в душе Радомирки с новой силой воскрес, да и как иначе-то, когда Христос воскрес.

4

Светлое воспоминание о празднике Пасхи промелькнуло приятным и ярким, но коротким видением.

Какое там пасхальное яйцо, когда волшебный камень, стремительно вращаясь, уже не умещался на ладони Могучего Уволги.

Тут не яйцо из-под курочки рябой – тут впору вспоминать арбуз, про который всё тот же крёстный любил шутить: «Для матушки княгини угодны дыни, а для батюшки пуза надо арбуза».

– Не отвлекайся! – проворчал Могучий Уволга, читающий мысли. – Какие тебе дыни да арбузы? Тут совсем другое, несъедобное…

– А что тут?

– Смотри.

Волшебный камень сделался большим и в то же время лёгким, полувоздушным. Цветом своим он смахивал на грозовую тучу, горящую в лучах заката. И там, в сердцевине этой рукотворной тучи, послышался рокочущий раскат – кажется, гром заворчал, заворочался. То снизу, то сверху на Волшебном Яйце проступали пятнышки пунцовых огоньков, словно брусника, наливаясь соком, поспевала на суровой северной земле, по берегам Енисея и дальше – за горами, за долами. А затем внутри Волшебного Яйца будто действительно гром громыхнул.

Радомирка вздрогнул – молния наружу выскочила, разрывая тонкую розовую скорлупу.

Мальчик напугался, а Могучий Уволга словно только этого и ждал – заторопился, руку просунул в щель, и тут же под рукою будто бы дверь заскрипела, приоткрываясь.

Из «двери» холодком потянуло.

Старец оглянулся:

– Пошли! Скорей!

Насторожившись, парнишка медлил.

– Зачем? Куда это?

– Нас приглашают в вечность. – Старец усмехнулся. – Да ты, я вижу, сдрейфил? Нет? Смотри глазами смелости, так будешь в целости. Пошли, тебе сказано.

Радомирка хотел попятиться, но любопытство оказалось сильнее страха.

– А кто там? Что там? – Он попытался заглянуть вовнутрь Волшебного Яйца.

Старец крепко взял его за руку.

– Давай поторопимся, пока дверь не закрыли. Сюда пускают далеко не каждого.

Сердце мальчика в рёбра ударило – громко, часто, горячо. Он зажмурился и сделал шаг вперёд. И ощутил приятный запах свежести.

Запахло примерно так, как пахнет первоснежьем или первоцветной кипенью черёмухи. И в то же время – тонко и заманчиво повеяло ароматом первозданной травы и первыми листьями, нежными, клейкими.

Глава шестая. Рождение Света

1

Внутри Волшебного Яйца, разросшегося до громадных размеров, сначала царила темнота, пустота, наполненная крапивно-колючим морозцем.

Мальчик стал подрагивать, но не столько от холода, сколько от тревоги. Однако вслед за этим в сердце неожиданно возникла теплота и ощущение блаженства, умиротворённости.

Золотая частица Божественной Силы, Мудрости и Любви, которая отличала его от всех других людей, подсказала мальчику: всё будет хорошо, скоро наступит великий предел и придёт изумительный свет.

Так оно и случилось.

Темнота-пустота зашевелилась и вроде бы стала сжиматься. И где-то там, в далёком далеке, в космических глубинах моргнула золотая искра. Моргнула и погасла. И опять моргнула – и опять погасла. А затем какая-то крохотная точечка во мраке Вселенной забрезжила и загорелась немеркнущим светом.

Радомирка догадался, но всё же спросил:

– Что там такое, Уволга?

– Рождение Света из мира бесконечности. Рождение вселенских миров. Разделение света и тьмы.

– Разделение чёрного и белого? – неожиданно уточнил Радомирка. – Вот это и есть альфа и омега? Начало и конец? Первый и последний? Да? Я ничего не путаю?

Могучий Уволга не удержался от изумления. Уволга забыл, что рядом с ним находится не просто поселковый парнишка, а тот, кто уже приходил в этот мир и познал кое-какие законы его, загадки и тайны.

– Вот это и есть альфа и омега, начало и конец, первый и последний, – пробормотал обескураженный Уволга и вспомнил поговорку «Учёного учить – только портить».

И тут в душе мальчика сработало врождённое чувство такта. Он ощутил растерянность и некую беспомощность седобородого старца, который собрался открыть ему Вселенную, а на поверку получалось так, что открывать-то и нечего: Золотая частица Божественной Мудрости многое подсказывала мальчику.

Заметив смущение Могучего Уволги, мальчик время от времени стал прикидываться непонимающим:

– Полкан! А как это так может быть: начало – и тут же конец? Первый – и тут же последний?

– Погоди. Давай посмотрим, после расскажу.

Крохотная точка во мраке Вселенной разгоралась всё ярче и ярче.

– А это кто там? – спросил Радомирка, совершенно точно зная, что он услышит в ответ.

– Седава! – прошептал Могучий Уволга, крепким пальцем попадая в небеса. – Седава!

– Седая? – вроде как ослышался парнишка. – Кто седая? Звёздочка вот эта?

– Звезда Седава, или Полярная звезда. По-алтайски Алтын Казык – Золотой кол, вокруг которого вращается всё мироздание. Жизнь во Вселенной началась с этой звезды. Это первая звезда Творца Рода и Матери Природы. Её даже сегодня легко найти на небе. Седава горит гораздо ярче всех других. И не просто горит – переливается всеми цветами радуги.

– Ага! – вспомнил мальчик. – Я видел такую звезду над посёлком.

– Молодец. А теперь смотри, что будет дальше.

Из яркой звезды Седавы – будто из нарядного сказочного дворца – в темноту вышли Три Божественных луча.

– Священная троица, можно сказать, – улыбнулся Уволга и начал объяснять: – Первый луч – это луч Силы. Сейчас он пронзит Пустоту, и всё кругом наполнится энергией Света. А луч второй пробудит вселенское Сознание и одарит мир Мудростью. А третий – это луч Любви. Сейчас он заиграет, наполняя Вселенную трепетным дрожанием Материи.

– Дрожанием кого?.. Чего?.. – Мальчик притворно зевнул, изображая скуку. – Я не дрожу, я согрелся. Я теперь тут как дома…

Седобородый старец вздохнул и запечалился. Он прочитал Радомиркины мысли о родной избе, о мамке с папкой, о тёплой русской печке, где так хорошо, так уютно, где пахнет связками лука, старыми пимами, где лежат сухие смолистые лучины, а не эти три каких-то непонятных луча. Лучины тоже светят, хоть и не так, как эти Три Божественных луча, но всё же светят и греют. А какая красота за огородом на берегу в кругу своих сверстников, беззаботно играющих в лапту, в горелки, в прятки. А тут какая-то Седава, какая-то Вселенная какою-то материей дрожит, как листок осиновый.

– Мудрёная наука, да? – Старец погладил мальчика по голове. – Тебе не интересно? Скучно? Смолистые лучины возле русской печки лучше этих трёх лучей. Не так ли?

– Нет, почему? И эти три луча мне интересны. Я люблю смотреть, когда они устраивают танцы.

И опять седобородый старец изумился – глаза увеличились.

– А ты откуда знаешь?

– Уволга, так ты же сам сказал, что я не впервые прихожу в этот мир.

– Ах да, конечно. Как я мог забыть? Ну, давай посмотрим, что они вытворяют, красавцы эти, три богатыря. Где ещё можно такое увидеть?

Три Луча в темноте, в пустоте устроили сказочный танец, напоминающий великий, нескончаемый круговорот жизни в первозданном хаосе бытия. Играя друг с другом, Лучи создавали разноцветное космическое кружево, божественный рисунок Вселенной, настолько прекрасный, что невозможно глаз оторвать от этого необычного зрелища, волшебного миропредставления.

Лучи переплетались, обнимались, жизнью наполняя пустоту и приводя в движение всю Природу. И в конце концов из этих трёх Лучей – из Силы, Любви и Мудрости – родилось Солнце. И не просто Солнце, а Солнце Солнц. И всё пространство – бесконечное пространство мирозданья – наполнилось дыханием Творца. Всё пространство завибрировало бесконечным, тонко пронизывающим звучанием. Это казалось похожим на сонмище колоколов, широко, далеко разносивших свои зазвонистые звучания после ударов невидимого звонаря.

Уволга, очарованный происходящим, наклонился к Радомирке и прошептал:

– Темнота-пустота родила Солнце – Ра. Та самая тьма-пустота, которая и есть наша Природа-мать. Она окутала своё новорождённое дитя и стала наблюдать, как ослепительным и в тоже время нежным светом жизни заиграл её Мир. Интересно? Не правда ли?

Любой другой мальчишка на месте Радомирки схватился бы за голову и застонал – настолько всё мудрёно, позапутано. А этот мальчик лишь глаза протёр, чтобы лучше видеть создание Вселенной.

– Я помню, – сказал он голосом не мальчика, но мужа, – многое помню из прошлых своих воплощений, но ещё больше забыл.

– Ничего, – успокоил Уволга, – ты парень способный, поймёшь. А иначе не стоит огород городить.

– Да-а! – повеселел Радомирка, глядя в просторы Вселенной. – Тут огород здоровенный…

Старец улыбнулся, довольный тем, что мальчик не теряет присутствия духа в этой необычной обстановке.

– Всё, что мы видим сейчас, Радомирка, всё это можно сравнить с тем, как рождается мысль. Понимаешь? Мысль возникает из «ниоткуда». Рождённая сама собой, мысль желает стать очевидной, явственной, ярко выраженной, с более чётким обликом. И – как следствие этого желания – появляется слово. Ну а дальше – слово за слово – и потекла наша речь, будто реченька. Речь, которая рождает самые разные образы. Вот так и будут рождаться миры Творца.

– Хорошо рождаются они. Красиво. Мне это нравится, Уволга. Мне по душе сияние вот этого Божественного Ра. Это сияние – свет Единого Бога? Правильно я понимаю?

– Абсолютно правильно. Я просто поражён твоею прапрапамятью. Это сияние – да! – свет Единого Бога. Сущего и не сущего одновременно. Великого Брахмы. Творца Вселенной. Это основа основ и опора всего живого. Ра – это божественное имя постоянно у людей на языке, только они это имя не помнят. Можно начать с того, что наша страна Россия – это страна Ра.

– РАсея! Да? Так у нас в посёлке говорят.

– Совершенно верно. А дальше?

– А дальше-то что?

– А дальше много может вспомнить всякий культурный человек. Ты у нас кто? Культурный человек?

– Не знаю, – смутился мальчик.

– Ладно. Спрошу по-другому. Солнце любишь?

– А как же? Кто ж не любит?

– Вот и прекрасно. Культура – это культ + Ра. Или возьмём другое слово – «вера». Ведать Ра. «Рассвет» – свет Ра. Да и в слове Радость тоже Ра.

– И Радомирка – тоже Ра. И радуга…

Они взахлёб наперебой – что старый, что малый – взялись перечислять слова, в которых присутствовал солнечный Ра.

И вдруг Могучий Уволга палец прижал к губам:

– Тихо.

– А что? Что такое?

– Прислушайся. Только внимательно.

Вдали, в холодной гулкой пустоте под куполом Волшебного Яйца и в то же время словно где-то рядом, почти под ухом в тёплой темноте померещились робкие звуки.

А затем всё смелее – всё шире и громче – послышалась Божественная Радость, великая музыка вселенской Любви. Неожиданно от Ра хлынул безудержный свет, весёлыми волнами размывая, растворяя темноту. И легко и стремительно по вселенским просторам стало распространяться и всё собою заполнять изумительное Божественное сияние.

И наступила минута, когда вокруг Ра образовался огромный треугольник золотого свечения с тремя равными сторонами, соединившими Силу, Мудрость и Любовь.

– А вот там, – заметил мальчик, – что там такое?

– Это престол Единого Творца. Видишь, как сияет он всеми цветами радуги? Это и есть Рай небесный – Ирий. Дом души Бога. Дом Души Мира.

– Ирий, – прошептал Радомирка. – А вот там, смотри, кто там появился?

– Это Херувимы и Серафимы – песнославящие духи Творца.

От большого Солнца Херувимы и Серафимы стали разлетаться в разные стороны и занялись созданием звёзд из солнечного тумана.

Млечный Путь обозначился в темноте, как мировая ось Высшего Духа Единого Бога, как сокровенное из сокровенных.

– Херувимы и Серафимы – это высшие ангелы, – напомнил Могучий Уволга. – Только они не простые, а шестикрылые. Первые двенадцать Херувимов и двенадцать Серафимов отправились к Млечному Пути и создали вокруг него двенадцать созвездий Зодиака – своеобразные космические часы.

– Я люблю эти часы, – сказал Радомирка, – я научился по ним время угадывать.

– Делу время, потехе час! – спохватился Могучий Уволга. – Ты, наверно, притомился от премудрости такой? Если хочешь, давай отдохнём, перемену устроим.

– Зачем? Не надо. Мы же только начали. Я уже многое вспомнил.

– Значит, продолжаем?

– Обязательно. Когда ещё всё это я смогу увидеть.

2

Волшебное Яйцо, разросшееся до невероятных размеров, наполнилась таким ярчайшим светом – глаза слезились. Мальчик поневоле «плакал», слеповал, то и дело рукавом шаркал по щекам, но бесполезно: глаза на мокром месте, всё расплывается.

– Где словом не проймёшь, там слезой прошибёшь! – сказал Могучий Уволга.

– Ты о чём? Я не понял.

– Скоро поймёшь.

Протерев глаза и проморгавшись, Радомирка руки вытянул вперёд и, защищаясь от яркого света, продолжил наблюдение за тем, как рождаются великие творения, уму непостижимые миры.

Неожиданно из тела Солнца родилась планета – и Солнце уменьшилось. А планета – это был Сатурн – ярким шаром отделилась, откатилась от Солнца. И тут же из яркого этого шара вылетел какой-то мелкий тёмный шарик, внезапно разросшийся до размеров огромного чёрного ворона.

«Что такое?! – Радомирка вздрогнул. – Откуда здесь ворон? Зачем?»

А чёрная огромная птица тем временем стала делать своё чёрное дело – широченными крыльями ворон препятствовал распространению Божественного света, нестерпимо слепящего. Сделав огромный круг возле Ра, птица будто бы вспыхнула, рассыпаясь крупными искрами-звёздами – и там, где они рассыпались, стало сиять созвездие Ворона.

А дальше происходило вот что.

Радомирка удивился, когда поймал себя на мимолётном, странном и постыдном чувстве благодарности чёрному ворону.

Старец, прочитавший эту мысль, спокойно сказал:

– Не надо стыдиться. Я тоже ему благодарен.

– Погоди! Как так? – опешил мальчик. – Ты за чёрного ворона, что ли? Ты на его стороне?

Уволга обескураженно покачал головой.

– Ох, как нам не терпится всё и вся разделить на белое и чёрное. Но ведь есть ещё и светотени. Есть оттенки цвета. Есть полутона. Вообще весь мир переплетён из белого и черного, он состоит из минусов и плюсов. И в каждом минусе есть плюс, а в плюсе есть минус. Запомни это. Ты ещё не раз встретишься с этим на своём жизненном пути.

Радомирка вспомнил школу, уроки рисования.

– А нам учитель говорил, что белый цвет считается абсолютным цветом и никаких оттенков не имеет.

– Это так, не спорю. Но в данном случае мы имеем дело не с белым цветом, а с белым светом. Ты бы скоро от белого света ослеп, если бы в нём не появились тёмные оттенки. День сменяется ночью, и это нормально. Это хорошо, это прекрасно. Как много песен и стихов посвящено луне и звёздам. Ты слышал, наверно, в посёлке своём?

– Слышал. Как не слышать?

Он вспомнил тёплый дом свой, большое хлебосольное застолье по праздникам – гостеприимный отец приглашал своих друзей-геологов: звенела гитара, играла гармошка, плясуны порой давали такого дробаря, что половицы прогибались, попискивая гвоздями, приподнимавшими круглые шляпки, до серебреца зашарканные обувками.

Воспоминания эти опалили сердце и тоской, и радостью. Земная жизнь, простецкая такая, обыденная, присыпанная пылью, пропахшая полынью за огородом, где Радомирка любил поиграть; будничные хлопоты во дворе и в доме – всё это показалась жизнью драгоценно-золотой и невозвратной.

Это была всего лишь минута слабости – Радомирка не железный, вот и дал слабину.

И старец это понял – мысли прочитал.

– Значит, тоскливо тебе? Заскучал? А ты ведь парень не простой – ты избранник. Ты, наделённый божественной мудростью, и то заскучал на этом уроке. А теперь представь, как заскучают и заснут за партами все те, кому лишь бы девочек подёргать за косички да поскорее покурить на перемене, убежав куда-нибудь за угол школы.

– Я этим баловством не занимаюсь.

– Не в этом дело. Дело в том, что наука, которую ты сейчас постигаешь, наука нелёгкая. Но только освоив эту науку человек может стать человеком. Ты хочешь вернуться домой? Ну, пожалуйста. Давай откроем дверь, и ты уйдёшь на все четыре стороны. Будешь спокойно жить и не тужить. А точнее – будешь жить с закрытыми глазами, как живёт большинство. Ты этого хочешь? Скажи?

– Уволга! Если бы я захотел, так давно бы ушёл, как уходил уже неоднократно с тех уроков, которые казались скучными.

– Ну, если так, – смутился старец, – извини. Я всё забываю, что ты не первый раз живёшь на свете…

– И ты извини, если что…

Странный разговор был между ними, очень странный: время от времени старый и малый говорили на равных.

3

Парадокс, фантастика, но факт: благодаря чёрному ворону, прилетевшему с далёкой новорождённой планеты Сатурн, ослепительно-режущий свет, исходящий от лучезарного Ра, стал восприниматься мягче и нежней. И мальчик наконец-то смог отнять ладони от лица, чтобы смотреть безбоязненно.

– Много света, как ты понял, Радомирка, это не совсем хорошо.

– Да-а-а! Полоснуло, как бритвой!

– Вот-вот. Теперь ты, надеюсь, поймёшь меня правильно. Я не за чёрного ворона, нет. Но если бы наша Вселенная на полнилась одним только светом, она непременно погибла бы. А чтобы этого не произошло, Вселенная стала из бесконечного хаоса рождать различные миры, поровну деля между ними Свет и Тьму. И в результате этого были рождены великие стихии. Какие ты знаешь стихии?

– Все четыре знаю как свои пять пальцев! – заявил Радомирка и тут же засмеялся, осознавая абсурдность сказанного. – Ну, в общем, их четыре. Стихия Огня. Стихия Воздуха. Стихия Воды. Стихия Земли.

– Правильно глаголешь. – Старец уже перестал удивляться познаниям мальчика, но всё ещё никак не мог привыкнуть к тому, что ученик такой «продвинутый». – Именно эти четыре стихии легли в основу всего живого. Стихия Огня – легла в основу мира под названием Славь. Стихия Воздуха – создала мир Прави. Стихия Воды – это мир Нави. Стихия Земли – легла в основу мира под названием Явь. Ну как? Запомнил? Хорошо. А сейчас ты увидишь то, о чём я сказал. Перед тобой предстанут владыки четырёх стихий.